陶淵明 (365 – 427)
《閒情賦》(並序)
初,張衡作《定情賦》,蔡邕作《靜情賦》,檢逸辭而宗澹泊,始則蕩以思慮,而終歸閒正。將以抑流宕之邪心,諒有助於諷諫。綴文之士,奕代繼作,並因觸類。廣其辭義。餘園閭多暇,復染翰為之。雖文妙不足。庶不謬作者之意乎?
夫何瑰逸之令姿,獨曠世以秀羣;表傾城之豔色,期有德於傳聞。佩鳴玉以比潔,齊幽蘭以爭芬;淡柔情於俗內,負雅志於高雲。悲晨曦之易夕,感人生之長勤。同一盡於百年,何歡寡而愁殷!褰朱幃而正坐,泛清瑟以自欣。送纖指之餘好,攘皓袖之繽紛。瞬美目以流眄,含言笑而不分。
曲調將半,景落西軒。悲商叩林,白雲依山。仰睇天路,俯促鳴弦。神儀嫵媚,舉止詳妍。激清音以感餘,願接膝以交言。欲自往以結誓,懼冒禮之為諐,待鳳鳥以致辭,恐他人之我先。意惶惑而靡寧,魂須臾而九遷。
願在衣而為領,承華首之餘芳;悲羅襟之宵離,怨秋夜之未央。願在裳而為帶,束窈窕之纖身;嗟温涼之異氣,或脱故而服新。願在發而為澤,刷玄鬢於頹肩;悲佳人之屢沐,從白水以枯煎。願在眉而為黛,隨瞻視以閒揚;悲脂粉之尚鮮,或取毀於華妝。願在莞而為席,安弱體於三秋;悲文茵之代御,方經年而見求。願在絲而為履,附素足以周旋;悲行止之有節,空委棄於牀前。願在晝而為影,常依形而西東;悲高樹之多蔭,慨有時而不同。願在夜而為燭,照玉容於兩楹;悲扶桑之舒光,奄滅景而藏明。願在竹而為扇,含悽飆於柔握;悲白露之晨零,顧襟袖以緬邈。願在木而為桐,作膝上之鳴琴;悲樂極以哀來,終推我而輟音。
考所願而必違,徒契契以苦心。擁勞情而罔訴,步容與於南林。棲木蘭之遺露,翳青松之餘陰。儻行行之有覿,交欣懼於中襟。竟寂寞而無見,獨悁想以空尋。
斂輕裾以復路,瞻夕陽而流嘆。步徙倚以忘趣,色慘慘而矜顏。葉燮燮以去條,氣悽悽而就寒。日負影以偕沒,月媚景於雲端。鳥悽聲以孤歸,獸索偶而不還。悼當年之晚暮,恨茲歲之慾殫。思宵夢以從之,神飄颻而不安。若憑舟之失棹,譬緣崖而無攀。
於時畢昴盈軒,北風悽悽。恫恫不寐,眾念徘徊。起攝帶以伺晨,繁霜粲於素階。雞斂翅而未鳴,笛流遠以清哀。始妙密以閒和,終寥亮而藏摧。意夫人之在茲,託行雲以送懷。行雲逝而無語,時奄冉而就過。徒勤思以自悲,終阻山而帶河。迎清風以祛累,寄弱志於歸波。尤《蔓草》之為會,誦《邵南》之餘歌。坦萬慮以存誠,憩遙情於八遐。
ТАО ЮАНЬ-МИН (365 – 427)
НАПРАСНЫЕ ЖЕЛАНИЯ
Сначала Чжан Хэн сложил об «Успокоенье чувств» поэму, затем – Цай Юн «О чувствах безмолвных», оба избегали цветистых предложений, главным считали в желаниях скромность. Поначалу в смятенье от мыслей своих бывали, в конце же к сдержанным чувствам вертались, чтоб подавить дурных мыслей скитанье, чтобы помочь тем, кто страсть обиняком порицает. Мужи́, что собирают сочиненья времён прошедших, поколенье за поколеньем, продолжали сочинять, к тому же ещё и усиливать блеск сочинений, и слова́ многочисленны их и справедливы. У меня, в сельском моём саду, досуга много, и я, кисть в тушь обмакнув, сочинил подобное тоже. Хоть получилось у меня и не так, как у тех, красиво, надеюсь, всё же, что в мыслях своих я не ошибся.
О, сколь необычен-прекрасен облик её, одна́ она, не имеющая в мире равных, собою толпу украшает; ясно видна её прелесть – той, что способна разрушить города и царства, уповаю на то, что будет известна в веках и её добродетель. Только звенящие подвески из яшмы, могут сравниться с её белизной, только укрывшаяся от людей орхидея, может соперничать с ней ароматом; привносит она слабые, нежные чувства в этот грубый мир, несёт высокие устремленья, к облачным высям возносит их.
Но горько мне, что лучи рассветные солнца вечер сменяет скоро, досадую, что человек в своей жизни должен трудиться долго. И за всю эту сотню годов, как ма́ло радости, и как мно́го печали!
А красавица та, подняв алый полог, чинно усевшись, провела рукою по струнам звонкого ци́ня, чтобы порадоваться само́й. Подарив и мне удовольствие своими нежными тонкими пальчиками, и откинув бесчисленные складки белоснежных рукавов. На мгновенье лишь бросит она взгляд прекрасных глаз, затаив улыбку и слова́, которые мне не подарит. Но сыграла мелодии лишь половину, а уж темнеет окно на запад. Кланяется роще скорбная мелодия шан, льнут к горам белые облака. То посмотрит она вверх, на небеса, то вниз, на поющие струны, опустит свой взгляд. Облик, манеры – соблазнительны, очаровательны, поднимется-встанет – всё в ней прекрасно. Звонкими, чистыми звуками чувства во мне вызывает, желал бы сесть с ней друг против друга, коленями соприкоснувшись, чтобы с нею поговорить. Хотел бы и сам к ней подойти, чтобы клятву свою принести, да боюсь, будет это поступком неприличным. Хотел бы феникса попросить, чтоб передал ей мои слова, да боюсь, что другой уж опередил меня. Мысли – в растерянности, в смущении, и нет им покоя, душа за миг, за мгновение девять раз переходит от одного к другому.
Хотел бы на платье её быть воротничком, чтоб от её цветущей головки аромат перешёл на меня; но горюю, что расстаётся она по ночам со своим шёлковым платьем, и досадую, что осенняя ночь всё никак не кончается. Хотел бы на юбке её быть пояском, опоясывать прелестный стан её тонкий, но, увы, у тепла и холода неодинаков дух – снимет она старую юбку и наденет новую. Я хотел бы помадою быть в волосах её иссиня-чёрных, что спадают на узкие плечи, но вздыхаю от того, что красавица моется часто, и от белой воды я бы исчез. Хотел бы для бровей её чёрною краскою быть, чтобы вслед взгляду её свободно носиться, но горько мне, что румяна-белила хороши лишь пока они свежи, боюсь, что со временем разрушат они цветущий облик красавицы той. Хотел бы я стать камышом для циновки, чтоб покоить нежное тело её, когда на дворе третье время года настанет – осень, но скорблю, что подстилка из шкуры тигровой заменит её, и только когда пройдёт год, лишь тогда она станет циновку искать ту вновь. Хотел бы тесёмкою быть в обувке её, чтобы белую ножку её обвивать, но скорблю, что ходьбе и покою есть своё время, и снимет она их и бросит их перед своею постелью. Хотел бы днём быть её тенью, но ходит она то на восток, то на запад, скорблю, что высокое дерево отбрасывает много тени, и вздыхаю о том, что какое-то время мы будем не вместе. Хотел бы я ночью быть для неё свечою, озарять её яшмовый лик в тихой опочивальне, но скорблю от того, что фуса́на луч лишь пробьётся, и свечу, ненужную больше, она погасит. Хотел бы бамбуком быть для веера её, чтобы в нём таить ветер прохладный, и быть в нежной ручке её, но скорблю от того, что белые росы на заре застынут едва, она уже смотрит на длинное платье с длинными рукавами, и веер отбросит далеко от себя. Хотел бы я деревом быть, уту́ном, чтоб на коленях её ци́нем певучим лежать, но скорблю от того, что музыка замирает, когда приходит печаль, и оттолкнёт она меня тогда, и музыки звуки перестанут звучать.
Обдумал я то, что желал бы, и понял, что непременно сорвутся мои желанья, лишь заставят сердце страдать понапрасну. Остаётся лишь муки терпеть от желаний своих – некому мне поведать о них – да идти беззаботно бродить в южной роще. Искать приюта под магнолией в остатках росы, иль под зелёной сосной тень свою укрыть. Если б, гуляя-бродя, увидел красавицу ту, то радость и страх переплелись бы в моей душе. Но уныло-печально вокруг, и никого не видать, и одиноко, в думах печальных, напрасно её мне искать.
Подберу полы лёгкого платья, да вернусь на дорогу, взгляну на вечернее солнце, и протяжно вздохну. Шагая, бродил я блуждал, и забыл о том, что радость мне доставляло, вид печальный-расстроенный у меня, и сожаление на лице. Листья, одно за другим, ветки свои покидают, воздух прохладен-прохладен – к холодам время идёт. Солнце бросает тени на землю, перед тем как на нет сойти, у кромки облаков луны пленителен вид. Птица, горюя, кричит – одна возвращается в рощу, зверь ищет пары себе, а без неё не уходит. Скорблю о том, что го́да наступают вечерние сумерки, досадую, что и этот год закончится скоро. Мечтаю, чтобы и ночью, во сне, идти бы за красавицей тою – душа словно по ветру несётся, никак не успокоится: словно, на лодке плывя, потерял я весло, или, словно на скалу взбираясь, за что уцепиться, не знаю.
И вот, созвездья Би и Ма́о заполнили уже окно, ветер северный заунывно-пронзительно свищет. В муках душевных, не могу я заснуть, мысли толпами в голове моей бродят. Встану, оденусь, подпоясав ремнём одежду, жду рассвета, иней густой сверкает на белых ступенях. Петух крылья сложил, не кричит, голос флейты, чистый и грустный, издалека донёсся: сначала звучал тихо-спокойно, чтоб выразить мягкость и утончённость, а под конец – чисто и звонко, и спрятался, наконец, замолкнув.
Мечтаю, чтоб красавица та оказалась бы здесь, прошу проплывающие облака́ желанья мои е́й передать. Но плывущие облака́ уплывают, в ответ ничего не сказав мне, да и время уже торопливо-поспешно уходит. Напрасно лишь мучаюсь мыслями своими, сам себя горевать заставляю, ведь красавица та – за горами, что нас разделяют, шагает, вдоль Реки́ ступает. Ветру свежему иду навстречу, чтоб разогнал он мои душевные муки, слабую волю свою посылаю волне, что бежит обратно. Порицаю тех, о ком поётся в песне «Сорные тра́вы», пою нараспев песню «К югу от Ша́о». Спрячу в себе десять тысяч мыслей своих, чтоб осталась одна – честная, дам отдохнуть чувствам своим на далёких восьми просторах земных.
Перевёл с китайского Владимир Самошин.
Уту́н – дерево, из которого изготавливали некоторые музыкальные инструменты, в частности, цинь.
Фуса́н – зд. иносказательно о солнце.
Созвездья Би и Мао – появляются на небосклоне осенью.
«Сорные тра́вы», «К югу от Ша́о» – стихи из «Книги Песен» (XI – V вв. до н.э.)