Любимые стихи

[daisul]

За невлюбленными людьми
Любовь идет, как привиденье.
И перед призраком любви
Попытка бить на снисхожденье -
Какое заблужденье!
Любви прозрачная рука
Однажды так сжимает сердце,
Что розовеют облака
И слышно пенье в каждой дверце.

За невлюбленными людьми
Любовь идет, как привиденье.
Сражаться с призраком любви,
Брать от любви освобожденье -
Какое заблужденье!
Все поезда, все корабли
Летят в одном семейном круге.
Они - сообщники любви,
Ее покорнейшие слуги.

Дрожь всех дождей,
Пыль всех дорог,
Соль всех морей,
Боль всех разлук -
Вот ее кольца,
Кольца прозрачных рук,
Крыльев прозрачных свет и звук.

За невлюбленными людьми
Любовь идет, как привиденье.
В словах любви, в слезах любви
Сквозит улыбка возрожденья,
Улыбка возрожденья...
И даже легче, может быть,
С такой улыбкой негасимой
Быть нелюбимой, но любить,
Чем не любить, но быть любимой.

Дрожь всех дождей,
Пыль всех дорог,
Соль всех морей,
Боль всех разлук -
Вот ее кольца,
Кольца прозрачных рук,
Крыльев прозрачных свет и звук.


*****

Офелия плывет
в дремучих травах сизых,
и ангелы на ней
стрекозами дрожат
и зеркальца над ней
серебряные держат,
чтоб видела она,
как милосердна жизнь,

как все-таки нежна,
и внемлет нашим просьбам,
и не бросает нас,
когда бросают все,
и терпеливо ждет,
останемся ли живы,
и справедлива к нам,
оставшимся в живых.

А память — воздух, свет,
эфир воспламененный,
вселенский шелкопряд,
соткавший сам себя.

А камень бирюза —
лишь кости голубые,
всего лишь косточки
умерших от любви.

Юнна Мориц

[aromaiink]

Бо Цзюй-и
Я   СШИЛ СЕБЕ ТЕПЛЫЙ ХАЛАТ

白居易《新制布裘》
桂布白似雪，吴绵软于云。
布重绵且厚，为裘有余温。
朝拥坐至暮，夜覆眠达晨。
谁知严冬月，支体暖如春。
中夕忽有念，抚裘起逡巡。
丈夫贵兼济，岂独善一身。
安得万里裘，盖裹周四垠？
稳暖皆如我，天下无寒人。

[aromaiink]

落花

纷，纷，纷，纷，纷，纷，...
惟落花委地无言兮，化作泥尘;
寂，寂，寂，寂，寂，寂，...
何春光长逝不归兮，永绝消息。
忆春风之日暝，芬菲菲以争妍；
既乘荣以发秀，倏节易而时迁。
春残，览落红之辞枝兮，伤花事其阑珊；
已矣!春秋其代序以递嬗兮，俯念迟暮。

荣枯不须臾，盛衰有常数；
人生之浮华若朝露兮，泉壤兴衰；
朱华易消歇，青春不再来。
 

[aromaiink]

Лу Ю
В НАЧАЛЕ  ОСЕНИ НАПИСАЛ СТИШКИ НА РИФМУ:
 «СТАРИК У ОКНА  ДОЖИВАЕТ  ПОСЛЕДНИЕ ДНИ.
К СТАРЫМ  ДЕРЕВЬЯМ  ОСЕНЬ ЯВИЛАСЬ ВДРУГ»

Всяк о  себе  думает в наши дни.
По этой причине  столько несчастий вокруг.
Тот, кто  не делит мир на  «я» и «они»,
Тот в этом мире мой друг.


Ван Вэй
ПРОВОЖАЮ  ЦЮ ВЭЯ,  КОТОРЫЙ,
ПРОВАЛИВШИСЬ НА  ЭКЗАМЕНАХ,
ВОЗВРАЩАЕТСЯ К СЕБЕ ЦЗЯНДУН

[daisul]

Я странствую сквозь Млечный Путь,
Души моей огонь горит во тьме Вселенной,
В галактиках свой след я оставляю
И посыпаю звездной пылью ночь.
Плыву я сквозь бушующее море -
Пространства, времени и звездной пыли,
Свободный, я по Космосу кружу,
В уме моем - ничто.

И вспыхиваю я огнем в ночи,
Лучами света небо освещая,
Сияньем белым омываю я пределы
Туманности великой, бесконечной,
И первозданную я ощущаю силу,
И слышу гармоничные напевы,
Стремясь душой к далекому светилу
И уплывая от него обратно
К вместилищу своей души.

О, эти Света дивные пространства!
Проходит он сквозь мир людей обычный,
Его поя нектаром совершенства.
И открывается мне План великий,
Который направляет руку
Судьбы и, небеса возжегши,
Смысл придает движению Земли
и цель на ней людскому пребыванью.

Феликс Блисс, Турия.

[yeguofu]

На окраинах, там, за заборами,
За крестами у цинковых звезд,
За семью-семьюстами запорами
И не только за тяжестью верст,

А за всею землею неполотой,
За салютом ее журавлей,
За Россией, как будто не политой
Ни слезами, ни кровью моей.

Там, где впрямь у дороги непройденной
На ветру моя юность дрожит,
Где-то близко холодная Родина
За Финляндским вокзалом лежит,

И смотрю я в пространства окрестные
Напряженно, до боли уже,
Словно эти весы неизвестные
У кого-то не только в душе.

Вот иду я, парадные светятся,
За оградой кусты шелестят,
Во дворе Петропавловской крепости
Тихо белые ночи сидят.

Развивается бледное облако,
Над мостами плывут корабли,
Ни гудка, ни свистка и ни окрика
До последнего края земли.

Иосиф Бродский

[Fu Manchu]

Stop all the clocks, cut off the telephone,
Prevent the dog from barking with a juicy bone,
Silence the pianos and with muffled drum
Bring out the coffin, let the mourners come.

Let aeroplanes circle moaning overhead
Scribbling on the sky the message He Is Dead,
Put crepe bows round the white necks of the public doves,
Let the traffic policemen wear black cotton gloves.

He was my North, my South, my East and West,
My working week and my Sunday rest,
My noon, my midnight, my talk, my song;
I thought that love would last for ever: I was wrong.

The stars are not wanted now: put out every one;
Pack up the moon and dismantle the sun;
Pour away the ocean and sweep up the wood.
For nothing now can ever come to any good.

***

Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.

Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
Начертит в небесах "Он мертв" над головой,
И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
Регулировщики - в перчатках черных пусть.

Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.

Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.

W. H. Auden (пер. И. Бродского)

[Fu Manchu]

Людей стало много-много,
Надо было спасаться.
Собрал сухарей я в дорогу,
И посох взял, опираться.
— Когда вернешься? — спросила мама.
— Когда людей станет мало.

Олег Григорьев

[всемогущая]

И. Бродский


Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

[daisul]

Люди Осени.
эпилог

Мальчик Том читает старый затёртый том
Про деревню, заключенную подо льдом
Про охотников, про ведьму, про сон и крик
Про богиню, про пожары и январи
Про тюрьму, где в каждом зале по сто ножей
Про чудовище в гараже.

Том читает, морщит лоб, потирает нос
Про ответ, что ищет парень на свой вопрос,
Про пирата, что пират, но и вроде бог
Про механика, часы и игру с судьбой
Про загадки, про заклятья и циркачей
Всё в таком ключе.

Он вздыхает, убирает рассказы в шкаф
Вот сошло бы, только не было бы душка
Этой патоки вот, сахара в серебре
Этой вялой демагогии кружевной
Этой старенькой дидактики, боже мой,
ох и бред.

С каждой буквой всё слащавей и всё грустней.
Ну, второй дисней.

Том идёт, его встречает реальный мир
С фонарями, тротуарами и людьми
Стайкой офисов и краскою на стекле
Институтом с перспективами в двадцать лет
Кандидатской диссертацией в тридцать лет
Крупной фирмой и доходами в сорок лет

Во дворе, где Том живёт, всё всегда кипит
Под качелей - тролль, в разломанной ванне - кит
На машине - гоблин, джинн - молчалив и сед
Они машут, если Том открывает дверь.
Он не видит, те смеются - ну что ж теперь
Вот такой сосед.

****


Самая важная памятка

всегда побеждает волк, которого ты кормишь

И от нас, чем мы старше, реже будут требовать крупных жертв
Ни измен, что по сердцу режут, ни прыжков из вулканных жерл,
Не заставят уйти из дома, поменять весь привычный быт,
Ни войны, ни глухого грома, ни тягучей дурной судьбы.

Нет, всё будет гораздо проще, без кошмаров и мыльных драм,
Будут тихими дни и ночи, будут сны без огня и драк
И закат в одеяньи алом будет спать на твоих плечах...

...Но готовься сражаться в малом - в самых крохотных мелочах.

Не влюбляйся в пустые вещи и не слушай чужую тьму,
Помни - часто ты сам тюремщик, что бросает себя в тюрьму,
Даже если не мысли - сажа, даже если не стон, а крик
Никогда не считай неважным то, что греет тебя внутри.

Знаешь, это сложней гораздо, путь нехожен, забыт, колюч
Каждый в сердце лелеет сказку, эта сказка - твой главный ключ
И неважно, что там с сюжетом, кто в ней дышит и кто живёт.
Просто помни, что только это может двигать тебя вперёд.

Будь спокойным, как пух и лучик, никогда не борись с людьми
Ты - часть мира: коль станешь лучше, значит этим меняешь мир
Мир велик и неодинаков, он маяк, но и он - свеча.
Если ты ожидаешь знака

Вот он, знак:

начинай

сейчас.

отсюда

[Ciwei]

По ту сторону облаков..

- Какие же пушистые сегодня облака-то!
Вот только далеко они – им не подняться к Раю...
Смотрите, самолёт из них выходит, как из ваты.
Эх, жаль – не стал я лётчиком, как дед мечтал, летая...

- А я не стал писателем... - А я не стал судьёю...
- А мне не быть актрисою – красивою, как мама...
- Ты называешь мамою? Она с тобой такое...!
- Я с ней всё время рядышком, и злости нет ни грамма.

- А я свою не «трогаю»...Забыла всё – и чЁрт с ней!
- О нет! Моя - всё кается... бедняжка, плачет в храме.
Причины были, видимо...Отец заставил – чёрствый...
Мне б плоть хоть на минуточку, чтоб лишь прижаться к маме.

- А я «хожу» за братиком – малыш такой забавный,
Весь конопатый, рыженький – Антошка «тили-тили»…
И всё ему прощается... Сейчас он в доме - главный...
Какой велосипед ему недавно подарили!

- А у моих родителей детей уже не будет...
Теперь вместо меня у них красивая собака...
А чем я хуже? Странные они, наверно, люди...
Но видел я, как папа мой однажды ночью плакал...

- Смотрите, у нас новенький – ревёт, как все - вначале...
Ну что ты? Тише, миленький, не принятый землёю...
- Забудешь... Успокоишься... - Меня на части рвали!
Ах, больно-то как, Господи! - Мы все прошли такое.

Нас всех когда-то предали, зарыв Любовь в могилу,
За то, что мы – не вовремя... случайно... да не в строчку...
Неужто на земле для нас местечка б не хватило?
Глотка водицы, солнышка, да хлебушка кусочка?

[Ciwei]

Птица ль стучится в чужое окно?
В жизни немало коллизий…
Можно лишь только устало вздохнуть:
от нас ничего не зависит…
В ярко горящих огнях казино;
Мерзнет старушка у храма;
И доживает свой век вдалеке
ставшая старенькой мама…
Жмутся дворняги ко входу в метро,
Ну, мы за них не в ответе…
И у ларьков матерятся легко
чьи-то подросшие дети…
Вечная серая вымерзлость лиц,
Хрупкая кажущесть судеб…
Можно привычно мимо пройти -
никто ни за что не осудит.
Время стекает с залатанных крыш
и ненаписанных писем…
Где-то в детдоме плачет малыш.
От нас ничего не зависит???

[всемогущая]

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей

Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.

Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,

Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия
Ни тени зависти, ни умысла худого

Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,

Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,

Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит

И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье, -
Младенческая грация души

Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

[всемогущая]

Николай Майоров (1919 – 1942) 

АВГУСТ 

Я полюбил весомые слова,
просторный август, бабочку на раме
и сон в саду, где падает трава
к моим ногам неровными рядами. 
Лежать в траве желтеющей у вишен,
у низких яблонь, где-то у воды,
смотреть в листву прозрачную
и слышать,
как рядом глухо падают плоды.
Не потому ль, что тени не хватало,
казалось мне, вселенная мала?
Движения замедленны и вялы,
во рту иссохло. Губы как зола.
Куда девать сгорающее тело?
Ближайший омут светел и глубок.
Пока трава на солнце не сгорела,
войти в него всем телом до предела
и ощутить подошвами песок!
И в первый раз почувствовать так близко
прохладное спасительное дно —
вот так, храня стремление одно,
вползают в землю щупальцами корни,
питая щедро алчные плоды
(а жизнь идёт!),— всё глубже и упорней
стремление пробиться до воды,
до тех границ соседнего оврага,
где в изобилье, с запахами вин,
как древний сок, живительная влага
ключами бьёт из почвенных глубин.
Полдневный зной под яблонями тает
на сизых листьях тёплой лебеды.
И слышу я, как мир произрастает
из первозданной матери — воды.



А еще вот это , но это уже совершенно иной стиль

Мне требуется операция на мозге!
Я становлюсь отвратительной, становлюсь скользкой,
Не могу говорить то что думаю, любить в прыжке над обрывом,
Нужно быть ухоженной, легкой, игривой,
Акрилово-гелевой, как мои ногти,
Они рвут, колготки , они меня портят-
Портят мне душу, вонзаясь – вонзаясь,
С наружи «шарман» – но я плачу слезами,
Плачу в шкафу от рывков литосферы-
В моей груди не осталось веры,
Не осталось ресурса для жертвы «во имя»
Я стала тенью – сменила имя .
Улыбаюсь улыбкой пластмассовой куклы
Рано быть умной и поздно быть глупой, 
Быть состоявшейся и состоятельной,
Даже .........самостоятельно,
Посылать всех на ... мягко и нежно-
Вскройте меня - Я мечтаю стать прежней:
Хочу думать и говорить одновременно,
Хочу, чтобы кровь текла в моих венах,
Хочу собаку,
Хочу папу,
Детка брось каку,
Детка, дай лапу,
Где мое детство!
Я хочу быть ребенком !!!
Запишите синхрон – кончилась пленка…
 Сола Монова, 2006

[elvira_live]

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
 Очертанья столицы во мгле.
 Сочинил же какой-то бездельник,
 Что бывает любовь на земле.

 И от лености или от скуки
 Все поверили, так и живут:
 Ждут свиданий, бояться разлуки
 И любовные песни поют.

 Но иным открывается тайна,
 И почиет на них тишина…
 Я на это наткнулась случайно
 И с тех пор все как будто больна.
часы настольные

КРЕСТ

 Так долго лгала мне за картою карта,
 Что я уж не мог опьяняться вином.
 Холодные звезды тревожного марта
 Бледнели одна за другой за окном.

 В холодном безумье, в тревожном азарте
 Я чувствовал, будто игра эта — сон.
 «Весь банк,— закричал,— покрываю я в карте!»
 И карта убита, и я побежден.

 Я вышел на воздух. Рассветные тени
 Бродили так нежно по нежным снегам.
 Не помню я сам, как я пал на колени,
 Мой крест золотой прижимая к губам.

 «Стать вольным и чистым, как звездное небо,
 Твой посох принять, о Сестра Нищета,
 Бродить по дорогам, выпрашивать хлеба,
 Людей заклиная святыней креста!»

 Мгновенье... и в зале веселой и шумной
 Все стихли и встали испуганно с мест,
 Когда я вошел, воспаленный, безумный,
 И молча на карту поставил мой крест.

[Ham]

Уж осени конец,
Но верит в будущие дни
Зелёный мандарин.

[Укенг]

И скучно и грустно, и некому руку подать
   В минуту душевной невзгоды...
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
   А годы проходят - все лучшие годы!

Любить... но кого же?.. на время - не стоит труда,
   А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? - там прошлого нет и следа:
   И радость, и муки, и всё там ничтожно...

Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг
   Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг -
   Такая пустая и глупая шутка...

[всемогущая]

А можно, я буду хорошей и нежной-
Без грубых движений, без резких батманов,
Смеяться над вечным всё реже и реже,
Не думать о свинге и марихуане…

Смотреть на детей в странных комбинезонах,
С тележкой бродить в супермаркете долго, 
Любить равномерно четыре сезона,
Постель расстилать не по принципу долга.

А можно, я вычищу память как сумку,
Где множество мусора там за подкладкой,
И прошлые комиксы – чьи-то рисунки
Безжалостно вырву из общей тетрадки.

А можно, я снова, как будто впервые, 
Сто раз ошибусь, зарекусь…мне же часто
Так хочется верить, что люди живые, 
А не из пластмассы, а не из пластмассы…

[daisul]

 

I am more well than I seem to be
My balance stands on the ledge of eternity
Caught by the wind
Begged to dance
And leap

My heart beats with strength to the point of aching
And I listen closely to the silent wings that flutter by

The breeze of promise on my skin
The chance of life on my lips
Completely unknowing any words in any language-
Only peace, within the racket of uncertainty

Chains
Rusted, fallen
No longer binding ideas to their definitions

Clouded beyond where the spirit stands
Who knows
And floats upon the visible breathe of the sun

The morning

Our cages weep to have been forgotten
Crumbling into vintage piles of miraculous rubble
Mist spraying bits of joy into the air
Like particles of ecstatic remembering

Graciously Free
Terrifically Open
Unstoppably Present

With a refusal to forsake the moment’s destiny
She Speaks

She breathes in deeply
With harmonious sighing
And embraces the startling clarity

Of knowing nothing

Of feeling everything

And moving with her body
The flow of ancient rhythm calls her to a place of healing
She jumps
And let’s the world turn beneath her concrete feet

She finds that trust is a delicate garment
Hung about her carefully
And patiently
Sewn of wishes whispered on the wind

With Faith
She floats ashore
And finds no need for fancy footwork
in new lands of yellow brick
And golden honey

She thinks such similar thoughts
And lands amongst the peonies

Too bright to shine quietly
Too full of love to sing.


by Rachael Ehrlund

[всемогущая]

Ты не бойся - я уйду неслышно.
Ты не станешь от меня усталым.
Взяв мобильник с туфлями подмышку,
Выйду из подъезда и растаю.

Люди существуют параллельно,
Людям не нужны пересеченья.
Ты не бойся - я уйду мгновенно.
Дважды не войду в твое теченье.

Я не буду по телам скитаться
От раската реплики финальной.
Ты не бойся. Мне ведь не пятнадцать-
Ухожу я профессионально!!!

[всемогущая]

Сгорая в осеннем пожаре,
Под шорох опавшей листвы
К друг другу прижавшись лежали,
Лист клена и листик айвы...

Один был пунцовым от страсти,
Другой же дрожал и желтел,
И каждый шуршал:"Не пропасть бы",
И трепет их маленьких тел

Терялся в осеннем пейзаже
Среди городской суеты,
Ах,как они были отважны,
Упавшие в грязь с высоты.

[daisul]

Восхождение: Эвтанатос

Императору бояться не пристало ни огня, ни молний, ни досужих слухов. Император не страшится горькой стали, ни болезней, ни проделок древних духов. Он пройдет по океану, как по саду, сапогом касаясь гребня темной пены...
Император не боится ни засады, ни любви, ни расставаний, ни измены. Он в руках державу, словно мячик, вертит, ветер дует - одобряя ли, ругая?

Но запомни, сын - бояться стоит смерти. У таких как мы, она совсем другая.

Позабудь про косы, кости, злые лики - пусть народ боится, в это я не верю. Если ты - потомок древних и великих, то она придёт к тебе в обличье зверя. За тобой следит с порога, с колыбели, ждет ошибок, страха, тьмы - чего угодно, за окном скользит бесшумно тенью белой, и смеётся - век от века, год от года. Для неё пусты, нелепы все законы, маски смерти - сын, запомни, - просто игры. Говорят, мой дед скрывался от дракона, я - клянусь! - её видал в обличье тигра. Если встретишь ты её - начни охоту, бей первее, будь сильнее, злее, звонче...

Как же зябко в замке в это время года...Не забудь, мой юный принц.
Спокойной ночи.

***
На опушке всё сильнее запах леса, птичьи стаи чертят небо вереницей. И когда тебе четыре - мир чудесен, август тянется, печёт, щекочет Шицу. Юный Шицу убежал из душной детской, прямо в лето из дворцового чертога. Осторожно - не увидел бы дворецкий! - принц бежит в волшебный бор, к лесным порогам.
А в лесу - огромный мир, нездешний, дикий, смех дриад - не заблудиться бы спросонок, на тропинке - цепь следов, цветные блики...

...И еще - в капкан попавшийся лисёнок.

Что поделать - убежать ли, кликнуть стражу - подскажите, старый бор, сухие листья? Пленник смотрит неподвижно и бесстрашно, и глаза его - чужие, как не лисьи.

Иногда хватает мига для решенья, иногда и сотня слов не стоит дела.

...Лис рванулся в омут чащи серой тенью - слишком быстро, будто лапа не болела.

***
Май стучится во дворец, сухой и жаркий, бросить всё, тайком из дома - и купаться! Облака сплетают путь в тугие арки, мир безбашенный, когда тебе тринадцать. Прыгнуть свечкой, осветить на солнце брызги, догрести до мыса, как могучий воин...

Чёртов камень оказался слишком близко, и смыкается вода над головою.

Тьма уходит вместе с холодом и кашлем - вроде выплыл? быть не может, как же странно. Вроде кто-то спас, но...нет, не помнит дальше.

...Лисий след уносит вместе с океаном.

***
На войне неважно - шут ли, император, бой кипит непримиримо, неустанно. Шицу знает - кровь за кровь и брат за брата, ясным соколом разит его катана. Враг испуган и растерян - стало легче, воин Шицу наступает и смеется.

Но вдали его заметил арбалетчик: лишь секунда, всё закончится, прервется. Воин Шицу не боится зла и ночи, отсидеться бы, не лезть бы на рожон, но...

...Что случилось - до сих пор не знают точно, но стрелок упал, как будто поражённый.

Неприятели играют отступленье, войско Шицу нагоняет - дерзко, звонко...

В суматохе не заметить серой тени, не увидеть неподвижного лисёнка.

***
От далёкого востока до границы, от глухих лесов до ягоды последней, да пребудет вечно Император Шицу, да восславится родившийся наследник! Император судит строго, правит мудро, сколько песен спето, сколь еще не спели!...

У дворцового порога, ранним утром, Ши с наследником сидит у колыбели. До чего похож - улыбкой и глазами, только мамины черты, и нос прямее. Ши поёт - от звуков мир как будто замер, песня тянется, ползёт лукавым змеем. Слышишь, песня где-то близко, очень близко, льётся, манит, оплетает руки Шицу...

Император не боится василисков, и чудовищ под кроватью - не боится. Он весь шар земной увидит, как под лупой, он могучий и великий - как с картины...
А еще, сынок - бояться смерти глупо. Бойся страха - он единственный противник.

Кликнуть слуг, тихонько натянуть ботинки, напевать под нос глупейшую из песен.
Оглянувшись, Ши шагает по тропинке. Сорок ли тебе, четыре - мир чудесен.

Кто бы знал, как на душе легко и просто, если ты не возвращаешься обратно.
Лис сидит и ждёт его на перекрестке. Ши смеётся, и кивает, словно брату.

С.Лачинов

[всемогущая]

Есть люди с особо чувствительной кожей –
их лучше не трогать. Они не похожи
на всех остальных. Они носят перчатки,
скрывая на коже следы-отпечатки
лилового цвета от чьих-нибудь пальцев,
бесцеремонных в иной ситуации.
Они опасаются солнца в зените.
Обычно, надев толстый вязаный свитер,
выходят из дома по лунной дорожке
пройтись; и не любят, когда понарошку,
когда просто так, не всерьез, не надолго.
Болезненно чувствуют взгляды-иголки
и крошево слов. Они прячут обиду
в глубины глубин, но по внешнему виду
спокойны они, как застывшая глина,
лишь губы поджаты и паузы длинны.
Они уязвимы, они интересны;
и будьте чутки и внимательны, если
вы их приручили: они не похожи
на всех остальных – они чувствуют кожей.

[yeguofu]

ИОСИФ БРОДСКИЙ
 
Испанская танцовщица
 
Умолкает птица.

 Наступает вечер.
 Раскрывает веер
 испанская танцовщица.
 
Звучат удары
 луны из бубна,
 и глухо, дробно
 вторят гитары.
 
И черный туфель
 на гладь паркета
 ступает; это
 как ветер в профиль.
 
О, женский танец!
 Рассказ светила
 о том, что было,
 чего не станет.
 
О - слепок боли
 в груди и взрыва
 в мозгу, доколе
 сознанье живо.
 
В нем - скорбь пространства
 о точке в оном,
 себя напрасно
 считавшем фоном.
 
В нем - все: угрозы,
 надежда, гибель.
 Стремленье розы
 вернуться в стебель.
 
В его накале
 в любой детали
 месть вертикали
 горизонтали.
 
В нем - пыткой взгляда
 сквозь туч рванину
 зигзаг разряда
 казнит равнину.
 
Он - кровь из раны:
 побег из тела
 в пейзаж без рамы.
 Давно хотела!
 
Там - больше места!
 Знай, сталь кинжала,
 кому невеста
 принадлежала.
 
О, этот танец!
 В пространстве сжатый
 протуберанец
 вне солнца взятый!
 
Оборок пена;
 ее круженье
 одновременно
 ее крушенье.
 
В нем сполох платья
 в своем полете
 свободней плоти,
 и чужд объятья.
 
В нем чувство брезжит,
 что мирозданье
 ткань не удержит
 от разрастанья.
 
О, этот сполох
 шелков! по сути
 спуск бедер голых
 на парашюте.
 Зане не тщится,
 чтоб был потушен
 он, танцовщица.
 Подобно душам,
 
так рвется пламя,
 сгубив лучину,
 в воздушной яме,
 топча причину,
 
виденье Рая,
 факт тяготенья,
 чтоб - расширяя
 свои владенья -
 
престол небесный
 одеть в багрянец.
 Так сросся с бездной
 испанский танец.

[всемогущая]

я с тобой уйду из зоопарка,
пусть талдычят в спину чушь без меры..
будет лето. будет очень жарко.
мы уйдём из запертых вольеров.

мы уйдём.. и сторож не заметит
двух теней у выхода.. куда?
это мы узнаем на рассвете.
это мы узнаем, не беда.

это неизбежный выход к знанью,
выход за привычную графу:
потеряем мы обед по расписанью,
больше нам никто не крикнет «фу!»

пусть на клетку праздный взгляд бросая,
думают, что я совсем ничей..
я ведь твой. и ты моя, родная,
без каких-то пафосных речей.

мы уйдём, и морды лицемерные
с завистью посмотрят нам вослед.
мы уйдём. и будем счастливы, наверное.
мы уйдём туда, где наш рассвет.

над вольерами дрожит фонарь неярко..
и угрюм ноябрь как палач.
мы с тобой уйдём из зоопарка.
летом. в ночь. пожалуйста,
не плачь.