Выдержки из воспоминаний Маркизова, где есть ответы на все ваши вопросы.
Родился я 20 августа (н.ст.) 1917 года в г.Хабаровске. В возрасте около одного года мои родители эмигрировали в Маньчжурию, где на восточной линии КВЖД стал работать , на лесной концессии, мой отец. Затем семья переехала в г.Харбин и до 28-летнего возраста я прожил в Харбине и Шанхае, где учился в русских гимназиях и высших учебных заведениях, а затем работал. Последние полтора года до моего ареста СМЕРШем я работал подрядчиком строительных работ в Харбине, приняв дело от отца и дяди, которые оставили себе торговлю углем и дровами. Я же стал подрядчиком во втором поколении, пройдя перед этим своего рода стажировку в Шанхае в крупной английской пароходной компании "Моллерс лимитед" и в русской подрядной конторе Когана. Я работал прорабом: у Моллера - малярных на ремонте пароходов, у Когана - общестроительных.
Приехав в Шанхай в 1949 году, я, в отличие от Харбина, имел доступ к информации различных политических направлений. В результате переоценки взглядов я в 1941 году обратился в консульский отдел посольства СССР в Токио с просьбой о советском гражданстве(в Шанхае консульство не работало, так как СССР не признавал марионеточное правительство Китая, возглавлявшееся японским ставленником Ван Цинвеем в Нанкине). Это мне "напомнили" когда я в 1944 году вернулся в Харбин и подал документы на регистрацию в качестве подрядчика строительных работ. Мне было очень быстро отказано, несмотря на то, что я имел два диплома - инженера путей сообщения и инженера-строителя, полученные в Харбинском политехническом институте и на политехническом факультете Северо-Маньчжурского университета Маньчжу-ди-го (тоже в Харбине).
На неофициальное обращение в инстанции через Союз подрядчиков при Бюро по делам российских эмигрантов(то есть в БРЭМе у него был волчий билет! голицын), устно ответили так: - Он никогда не получит у нас лицензию работать подрядчиком, потому что он коммунист, хотя и имеет паспорт эмигранта.
На вопрос: "Что посоветуете сделать?" - был дан ответ: - Пусть снова подает заявление, но мы положим его "под сукно" и не дадим ходатайству хода, иначе ему снова откажут. А пока не отказано, он имеет право работать подрядчиком. Это будет стоить (и была названа достаточно крупная сумма, которую чиновник получил и я смог работать).
4 октября 1945 года меня арестовали. Следователь СМЕРШа Приморского военного округа задал мне один вопрос: "Расскажите вашу биографию". Я подробно, ничего не скрывая, рассказал, он подробно записал, включая и то, что в 1941 году я обращался в консульский отдел посольства СССР в Токио, а в августе 1945 года в генеральное консульство СССР в Харбине с ходатайством о советском гражданстве.
В конце октября нас под конвоем в товарных вагонах отправили из Харбина в Уссурийск, а в декабре из Уссурийска повезли в таких же вагонах в город Тавду Свердловской области, в "Востураллаг". В Тавду наш этап прибыл в рождественский сочельник 6 января 1946 года. Мы считались не заключенными, а следственными. Для нас освободили лагерный пункт в лесном поселке Тигень, чтобы мы не разлагали честных, но временно оступившихся советских граждан, и могли работать только на "общих работах", то есть на лесоповале. Мастерами были неполитические преступники. Конечно, было известно, что использование следственных на принудительных работах в "Востураллаге" противоречило нормам международного права.
Люди были истощены в результате систематического недоедания и продолжительного этапа в товарных вагонах. Через месяц кое-кто ослабел настолько, что не мог самостоятельно передвигаться, а некоторые скончались от истощения и физических перегрузок на рубке леса. Через три месяца в Тигень приехал начальник санчасти "Востураллага". Я в это время лежал в примитивном лазарете, под который оборудовали часть здания конторы лагпункта, и слышал, как врач обвиняла начальника лагпункта Борисова в том, что он довел контингент до жуткого состояния. Своей властью она добилась перевода всего состава из Тигени в Азанку, где самым тяжелым видом работ была шпалорезка. Но эта работа оказалась нашему контингенту под силу и такой катастрофы, как в Тигени, в Азанке не было.
"Просвет" наступил, когда в конце 1946 года из Свердловска приехала в Тавду и Азанку следственная группа, по результатам работы которой Особое совещание при МГБ СССР распределило кому 10, кому 15, 20, 25 лет заключения в ИТЛ. Основной статьей обвинения была 58-я пункт 4, который формулируется примерно так: оказание помощи тем остаткам международной буржуазии, которая еще борется против Советского государства! А у кого были еще и другие статьи, те получали более 10 лет. Причем прямого обвинения в шпионаже, диверсии, терроре не было - применялась дополнительная статья УК о подготовке к таким преступлениям. !!!
Тут наступил, как я только что сказал, "просвет": нас стали брать на работу в аппарат лагеря и производства, в первую очередь тех, у кого небольшой срок, то есть 10 лет. Я был назначен старшим инженером отдела капитального строительства "Востураллага". Это был май 1947 года.
Сбылся прогноз моего харбинского знакомого. Весной 1948 года меня по спецнаряду ГУЛАГа отправили в "Каргопольлаг", в п.Ерцево Архангельской области, где я более трех лет работал прорабом. Но так как я, в числе других харбинцев, был причислен к особо опасным государственным преступникам, то в мае 1951 года был этапирован в Воркуту, в "Речлаг". Там последние три года и несколько месяцев заключения я работал в производственно-техническом отделе на строительстве шахты N30 (потом она стала называться шахтой "Центральная" объединения "Воркутауголь"). В конце 1954 года я был условно-досрочно освобожден за несколько месяцев до окончания срока, а в 1957 году реабилитирован за отсутствием состава преступления.
