Райко стоял, согнувшись, все прочие пребывали коленопреклоненными, пока господин Левый министр не изволили отбыть. Если бы сейчас в конце линии замаячила повозка господина канцлера Хорикава или господина кампаку - Райко бы не смог даже удивиться.
Чему он удивлялся - так это отвращению, которое сотрясало и сжимало его внутренности, в то время как лицо оставалось неподвижным.
Он не мог понять, почему так. Почему вместо почтения - тошнота? Ведь ничего недозволенного не произошло, а противно так, как будто съел дохлую мышь.
Ну, наверное, вот так чувствует себя лиса, сожравшая эту самую мышь.
Распрямившись, Райко увидел Цуну, выглядывавшего из-за стражников. И понял, что не ему одному тошно, вот только простодушный Цуна так и не научился держать лицо.
И тут в его сознание всем весом ввалилась мысль, которая уже долго скреблась под дверью разума - по меньшей мере, с той минуты, как он увидел третью жертву ночных кровопийц.
- Цуна!
- Слушаюсь! - мальчик подбежал.
- Сбегай к Тидори, - сказал Райко, понизив голос. - Скажи - завтра вечером пусть приходит. Пусть приводит всех своих подружек, всех, кто будет свободен.
Цуна поклонился и умчался. Райко вздохнул и пошел обратно, с тоской думая о том, что делать ему с еще двумя высокими гостями.
Сэймэй в этот раз двигался с легким шорохом, видимо, из вежливости.
- Почему вы... посоветовали мне согласиться?
- Господину левому министру было очень нужно узнать, как причинить вред они. Это знание ему могло потребоваться и не для злого.
Господин Такаакира также поспешил отбыть, спросив напоследок:
- Вы будете охранять эту тварь надежно? Всеми силами?
- Как только возможно. А получив нужные сведения, мы немедля его убьем.
Потому что обещали, но этого лучше не объяснять.
- Вам уже известно, кто его сообщник?
- Увы, он не может произнести имя. Но обещал указать место.
- Что ж, ищите. И в самом деле, какая важность городской страже, кто умышляет против порядка.
Райко снова согнулся в долгом поклоне, говоря себе, что не солгал - нельзя же невнятные выкрики безъязыкого считать именем... Скорее уж кличкой. "Монах-пропойца" - кто бы это мог быть? И кого об этом спрашивать? Райко вернулся во внутренний двор, где господин тюнагон неспешно беседовал с Сэймэем.
- Этого, - показал он стражникам на полудемона, - в сухой колодец. И плотно прикройте крышкой. Стеречь как Три Священных Реликвии .
Ощущение неудобства, колючей ветки за воротом, не отставляло Райко ни по дороге во дворец господина Канэиэ, ни за трапезой. Он кланялся, что-то говорил - как сквозь толщу воды это было, будто и не с ним. За последние дни мир вывернулся мехом внутрь и показал ему свою изнанку, о которой человеку лучше не знать. Вспомнилось прочитанное где-то: "Если бы люди способны были видеть демонов, наполняющих все четыре стихии, они сошли бы с ума от ужаса".
Да еще и клонило в сон - Райко не сомкнул глаз со вчерашнего вечера, а теперь пришлось еще и наесться, и напиться - хотя выпил и съел он в меру, памятуя, что вечером предстоит возить по улицам убийцу.
Помогало присутствие Сэймэя - по сути дела весь поток красноречия господина тюнагона гадатель принял на себя. Райко пришлось туго лишь тогда, когда тюнагон начал расспрашивать о том, чего Сэймэй видеть не мог: о ночной стычке.
Надо сказать, господин тюнагон сегодня был совсем не похож на себя позавчерашнего, громыхавшего так, что хоть беги на тутовое поле . Распустив завязки верхнего платья, как в кругу своих, улыбаясь и приказывая слугам подливать, господин Канэиэ расспрашивал Райко с таким внимательным участием, словно был его старым другом и покровителем. Чванился он не в пример меньше, чем господин Правый Министр, и на небожителя тоже не старался походить, в отличие от своего старшего брата. Он был человек - позавчера гневный и... да, напуганный. Сегодня... пожалуй, все еще напуганный, но уже обнадеженный. И было в нем некоторое трудноуловимое очарование. Его старшим братом нельзя было не любоваться - даже сквозь глухое отвращение, от которого Райко не мог отделаться. Господин Канэмити выглядел, одевался, двигался как совершенный в своем роде человек. Господин Канэиэ выглядел, одевался и двигался как человек, которого совершенство не интересует. Они были похожи - и все же различны. Левым Министром можно было только восхищаться. Господин Канэиэ же чем дальше, тем больше нравился Райко, и начальник стражи ничего не мог с этим поделать. Приходилось постоянно напоминать себе, что этого человека, который так удивительно умеет раскрыть тебе свои объятия и расположить к себе твою душу, очень многие ненавидят смертной ненавистью. Это было удивительно, но от того не переставало быть истиной.
Вспомнился вдруг господин Хиромаса, его глуховатый голос: "Если бы вы оказали знаки внимания даме Кагэро..." А вот ее муж, такой располагающий к себе человек, и совершенно, совершенно невозможно принять этот совет... А ведь она, наверное, тоже ненавидит господина Канэиэ.
- Просто удивительно, - сказал господин Канэиэ, - что такой замечательный молодой человек, как вы, все еще в шестом ранге и не имеет доступа во дворец. Вы достойны поста офицера дворцовой стражи. Вы первый стрелок из лука во всей столице - а между тем, должности получают менее даровитые отпрыски знатных родов. И что же они делают там, в страже? Целыми днями только сплетничают. Соперничают за право сопровождать государеву повозку на праздниках - но по той ли причине, что государь может подвергнуться опасности? Нет, чтобы покрасоваться в парчовых нарядах. Ах, если бы от меня это зависело, господин Минамото - вы непременно получили бы повышение, но от меня сейчас не зависит ничего. Кто я? Тюнагон в Государевом совете. Мои братья и дядя отстранили меня от всяких важных дел, а ведь мы одной крови, мы дети господина Кудзё, который приходился господину кампаку братом. Моего старшего брата вы сегодня видели, господин Минамото - как он вам понравился?
И что отвечать на такой вопрос?
- Он показался мне человеком целеустремленным.
- Я не ошибся в вас, господин Минамото - вы еще и очень умны. Действительно, брат мой - целеустремленный человек. Однако если сравнить его с нашим старшим братом, господином канцлером - он еще младенец. Что же может такой, как я, против двух таких, как они? Господин Сэймэй, - тюнагон сделал плавный жест в сторону второго гостя, - предсказал моему сыну блестящее будущее, и что? Едва поползли слухи, как мой дом тут же подвергся опасности...
- Вам следовало быть осторожней, - сказал Сэймэй.
Видимо, знатные особы привыкли, что этот гадальщик разговаривает с ними так запросто. Господин Канэиэ только молча опустил голову и развел ладонями, признавая правоту Сэймэя.
- Я ошибся, не послушав вас. Можно ли поправить дело?
- Можно ли разлитую на землю воду собрать опять в сосуд? - Сэймэй пожал плечами.
- Какая жалость, - плечи господина тюнагона поникли, и Райко ощутил глубокое сострадание к этому человеку.
- Однако есть еще вода в других сосудах, и если обращаться с ними осторожнее, то можно и воду сберечь, - невозмутимо продолжал Сэймэй. - Один из сосудов треснул, из него протекает - но мы еще можем заделать трещину.
Господин Тюнагон ударил бронзовым прутом по жаровне, привлекая внимание слуг.
- Оставьте нас все, - громко велел он.
Райко даже подивиться не успел, как быстро выполнен был приказ. Господин тюнагон повернулся к Сэймэю.
- Разве будущее, предсказанное моему сыну, может измениться?
- Будущее вырастает из настоящего, - ответил Сэймэй. - Я сказал, что сын оправдает ваши надежды. Но я не знаю, будет ли он, например, счастлив в жизни или нет.
- Да кто же счастлив в жизни...- пожал плечами тюнагон.- Вы, я, мои братья, господин Минамото? Да даже демоны и бесы - и те вон как страдают...
- Скажу проще: вам хотелось бы, чтоб он, достигнув тех высот, о которых вы мечтаете, жил долго и умер своей смертью?
- Да, - решительно кивнул тюнагон.
- Ну тогда еще не поздно поправить дело. Кто из ваших слуг мог знать, куда направлялись убитые девушки? Кто мог давать им поручения или отпускать их домой?
- Старшая над служанками... Она дочь моего отца от наложницы, на пять лет старше меня. Но, - решительно покачал головой тюнагон, - я в это не верю. Родственные связи, конечно, не крепость, сами знаете, а зависть разъедает любой металл, но между нами всегда все было хорошо и, признаться, иначе я давно бы убрал ее куда подальше, потому что все всегда делается в последнюю минуту и никто не замолкает... сто раз я грозился разогнать этот птичник - но они знают, что я как разгневаюсь, так и успокоюсь.
- Она состоит в сношениях с дамой Кагэро?
Господин Канэиэ заметно помрачнел. Он не любил, когда ему напоминали о даме Кагэро. Рассчитывая на поддержку Фудзивара-но Томоясу, он в свое время взял в жены его дочь - но из этого брака ничего не вышло, так к чему ворошить былое?
- Нет, я взял ее в дом раньше, когда ко мне переехала первая жена. До того мне не нужно было столько прислужниц. Всю женскую работу делали жены и дочери моих слуг, ими управлял старший конюший. Поначалу моя госпожа северных покоев, как водится, жила у родителей, но когда она забеременела, гадательница сказала, что это будет мальчик, и я хотел, чтобы он родился в моем доме. Это было в пятый год Тэнряку. Тогда я и взял госпожу Токико начальницей над служанками.
- Стало быть, она в вашем доме самое малое пятнадцать лет.
- Да. И успела меня изрядно утомить. Но жена любит ее и доверяет ей - а потому я не хотел ничего менять.
- И все эти пятнадцать лет...
Райко был не то чтобы потрясен до глубины души, но все же удивился - совсем не походил господин Канэиэ на человека, который будет пятнадцать лет терпеть в доме беспорядок.
Однако ему тут же пришло в голову соображение, которое многое могло объяснить: болтливая смотрительница, с одной стороны, конечно, сущее бедствие, а с другой – господину Канэиэ не приходится теряться в догадках, раздумывая, что происходит в северных покоях. Ему все на хвосте принесут, хочет он или нет.
- Мне будет позволено поговорить с этой женщиной? - спросил он.
- Я непременно устрою это, - сказал господин Канэиэ. - Сейчас? Или дело подождет до завтра?
- Сейчас, если вас это не затруднит, - почтительно, но твердо сказал Райко.
- Это потребует некоторого времени, - сообщил господин Канэиэ. - Я выказываю госпоже первой супруге всё уважение, которого она заслуживает, и не приказываю служанкам через её голову.
- Не извольте беспокоиться о нас, мы подождем, - сказал Райко. По правде говоря, ему давно уже хотелось облегчиться.
Тюнагон ударил колотушкой - звук даже в корнях зубов отозвался – подозвал вошедшего слугу. Неужели скажет на словах? Нет, вот несут письменные принадлежности.
- То, что вам нужно, - шепнул Сэймэй, - в передней справа, за ширмой.
Райко попросил у хозяина прощения за то, что ненадолго покидает его, благодарно кивнул Сэймэю и вышел в переднюю, где и в самом деле за ширмой стоял выдвижной ящик, наполненный золой и песком.
Все бы хорошо, но этот ящик опять напомнил об утренней девушке. Монах-пропойца... Что-то в памяти отзывалось на эти слова, но глухо и невнятно - как человек из-под завала в доме, разрушенном землетрясением.
Послать завтра людей на рынок собирать слухи, подумал он. И расспросить Тидори - плясуньи бывают и в знатных домах, и в купеческих; где-то кто-то что-то знает. Он задвинул ящик, поправил платье, вышел - а слуга уже ожидал его с влажным благоуханным полотенцем для вытирания рук.
Райко вернулся к тюнагону аккурат в ту самую минуту, когда ему на лаковой крышке шкатулки принесли письмо от супруги. Господин Канэиэ развернул, пробежал глазами.
- Драгоценная моя супруга сообщает, что вы сможете поговорить с Токико через занавеску в одном из срединных покоев. Этого достаточно?
- Вполне, - сказал Райко. - Моя благодарность не знает пределов.
- Пустяки. Это вы помогаете мне выпутаться из крайне неприятной истории. Ведь опасно иметь в доме человека, который так желает мне зла, что готов вредить моему ребенку через моих людей.
Разглядеть госпожу Токико было бы трудно даже если бы она не прикрывалась веером. Во-первых, занавесь из полос ткани была довольно плотной, во-вторых, то, что все-таки мелькало сквозь щели в занавеси и не прикрывалось веером - было густо набелено. Голос госпожи Токико также оказался неприятным - деланным. От природы густой, низкий – такой не в моде при дворе, и потому его обладательница нарочито старалась пищать. Женщина умная и тонкого вкуса непременно поступила бы иначе – даже низкому голосу можно придать очарование. Плясунья Тидори это умела, дочь господина Кудзё – нет.
И пользы от беседы вышло немного. Получалось, что в покоях госпожи первой супруги воистину царил птичник, и все знали все обо всех, и ни одно движение не оставалось незамеченным - а потом подробности уплывали на кухню и в хозяйство конюшего... Проще было назвать единственного человека, который мог не знать о перемещениях служанок - господина тюнагона Канэиэ.
Райко, у которого чириканье госпожи Токико уже отдавалось болью за ушами, обрадовался, увидев, что за сёдзи начало темнеть, а слуги внесли свет. То, что предстояло ему сейчас, было отвратительно - но просто и понятно.
Господин Канэиэ хотел выделить Райко и Сэймэю четверых человек в охрану, но Райко вежливо отказался - Садмицу, Суэтакэ и Кинтоки пришли проводить его.
- Так это и есть молодцы, ночью зарубившие одного демона и взявшие живьем второго? - господин тюнагон улыбнулся с крыльца. - Хороши! И кто же из вас отрубил главному демону руку?
Цуна, согласно отданному ранее распоряжению, находился в доме Сэймэя - охранял трофей.
- Его здесь нет, он эту руку стережет.
- Какая жалость... Эй! - Канэиэ поманил рукой слугу. - Принеси короб с охотничьим платьем. Я желаю каждому пожаловать парчовую куртку.
Трое воинов поклонились до земли. Чести созерцать столь высокую особу до сих пор не удостаивался ни один из них.
- Хотя куртки на тебя у меня, пожалуй, не найдется, - господин Канэиэ с сомнением покачал головой, глядя на подобную валуну спинищу Кинтоки. - Эй, сыщите-ка мне штуку шелка для этого великана. Встаньте, храбрецы.
Воины выпрямились, и господин Канэиэ, оглядев их всех еще раз, опять остановил теплый взгляд на Кинтоки. Их головы находились вровень, хотя господин тюнагон стоял на второй ступени крыльца.
- Ты, наверное, хороший борец, - вельможа откровенно любовался воином. - Как тебя зовут?
- Саката Кинтаро, господин, - Кинтоки склонил голову.
- Саката... что это за фамилия? Где растят таких здоровенных? Я бы пошел туда и набрал пучок добрых корешков, чтобы вырастить из них воинов вроде тебя, себе в охрану.
Ноздри Кинтоки сузились, кончик носа побелел. Он не любил говорить о своей семье. Райко бы на его месте тоже не любил. Но господин тюнагон ждал ответа, и Кинтоки сказал:
- Мой отец - Саката Курандо. Когда-то он служил офицером придворной стражи. Его изгнали - за то, что женился без позволения…
…Даму Яэгири, с которой он связался, тоже изгнали - и в горах Асигара по дороге в родные места Курандо они попались в руки разбойникам. Тут вся история для Саката Курандо закончилась - он пал от стрелы и остался лежать непогребенным, а его молодую жену разбойники увели с собой. Четыре месяца спустя ей удалось бежать и, собрав кости мужа, вернуться в окрестности столицы, где были у нее какие-то родственники. А еще пять месяцев спустя она родила мальчика, и всем говорила, что это сын Курандо.
- Отец мой умер, его разбойники убили, когда я не родился еще. Так что, господин, в моем родном краю таких, как я, больше нет.
- Жаль мне твоего отца, - сказал господин Канэиэ. - Но странно все же: если бы такой человек служил во дворце двадцать лет назад - я бы его приметил...
По счастью, тут принесли короб с одеждами и другой, с шелком, и господин Канэиэ лично отобрал три куртки, которые воины с почтением приняли, а Кинтоки оделил штукой шелка-сырца весенних цветов.
- Нам нужно спешить, - сказал вдруг Сэймэй неподобающе громким голосом. - Я чувствую ветер с неблагоприятной стороны.
- Разве не дело прорицателя упредить стихию? – улыбнулся господин тюнагон.
- Да, - резко сказал Сэймэй,- Знающий человек проведет корабль к берегу и в шторм, если с ним будет удача, но если он попытается противостоять стихии прямо, он пойдет ко дну, а с ним все кто рядом.
Когда Кинтоки упомянул отца, Райко показалось, что что-то сдвинулось в сером, вязком облаке из сакэ и усталости как будто треснул лед под ногой, и льдинки над темной водой сложились в ясные знаки - 酒呑, пить сакэ, и 童, "дитя" – или "послушник". Рыжий волос в пальчиках мертвой девушки, огромный след, подплывший замерзшей кровью... Пить сакэ, дитя и... ребенок? Сютэндодзи. Пьяный монах.
В сером тумане гримасничал ночной тать, разевал черную пасть и болтал в ней обрубком языка - пьяный-пьяный-пьяный...
Райко тряхнул головой, отгоняя наваждение.
- Не смею вас задерживать, - господин тюнагон не забывал, что Райко здесь, нарочно или нет, ради него, и его спасает от неприятностей.
- Спешите, - сказал Сэймэй, - садясь в повозку. - Я отстану от вас.
Без знающего человека соваться незнамо во что не хотелось - но знающий человек должен и понимать, что советует. Они пустили коней вскачь. В столице так ездить не полагалось, но кто спросит с начальника городской стражи?
В ворота управы стучать не пришлось - они уже были распахнуты настежь. Над улицей летел дребезжащий звон - кто-то колотил в медный брус, подвешенный во дворе, чтобы поднимать всех в случае пожара или беспорядков.
- В чем дело? - Райко спешился и бегом бросился к человеку, бившему в брус.
Увидев Райко, тот кулем осел на землю. Это был Хираи, и даже на расстоянии трех шагов начальник стражи ловил запах рвоты.
- Господин! - простонал Хираи. - Мне нет прощения! Преступник убит. Мы отравлены.
- Что тут случилось?
- Господин! Я не знаю, никто не знает. На всех будто помрачение нашло или даже хуже... в голове муть, шагу не сделаешь, чтобы не вывернуло - и страшно, будто в ад живым провалился...
- Господин! - Урабэ подошел, держа что-то в руках. Коробка. Круглая большая лаковая коробка с изображением глициний на крышке. Выстлана изнутри бумагой. Райко понюхал - из коробки все еще пахло едой. Каким-то маринадом.
- Хираи! - он затряс подчиненного за шиворот, тыча коробку ему под нос. - Хираи, что вы ели? Откуда это взялось?
Разбегающиеся глаза стражника на миг сосредоточились.
- Так... вы прислали, господин. От вашего имени, из дома господина Канэиэ. Приех... - тут его скрутило в приступе рвоты, Райко еле успел убрать коробку. - Простите, господин: запах. Приехала женщина в повозке. С гербами и всё как надо… Привезла еды и немного вина. От вас, говорит... Ну, мы поели – с утра-то ведь ни воробьиной слезинки во рту… А как чуть стемнело, всех и скрутило.
- Как интересно, - возникший ниоткуда Сэймэй отобрал у Райко коробку, тоже понюхал. - Настойка жемчужноцвета... Редкий цветок, растет в горах далеко на севере. Там его пользуют обычно при родах или когда лечат раны… Не пожалели, однако - добавили в еду и в питье. Господин Хираи, вы один в сознании?
- Все остальные, кто без памяти лежат, кто встать не может.
- Вы понимаете, господин Минамото, что произошло? Вы их напугали прошлой ночью, наших демонов, крепко напугали. И они решили, что городской страже колдовства мало, будут драться. И сделали так, чтобы драться никто не мог.
- Они... не хотели убивать?
- Не хотели. Вот это и есть самое интересное. Может быть, понимали, что если увальней из городской стражи заменят самураями из северных провинций, то им же самим хуже будет. А может... - Сэймэй задумался о чем-то.
- Цуна! - спохватился Райко.
- Скачите к моему дому, - согласился Сэймэй. - Скачите во весь опор, здесь уже ничего не исправить. Господин Хираи, когда прибудет моя повозка - отошлите ее домой.
- А как же... - не выдержал Садамицу.
- Я буду там быстрее вас, - и Сэймэй с несказанной прытью разбежался, вскочил, почти не помогая себе руками, на ограду управы и, промчавшись по ней до конца, перепрыгнул оттуда на ограду соседнего здания.
- Видали? - ахнул Кинтоки.
- Видали, - сказал Садамицу. - Вчера ночью.
- На коней! - рявкнул Райко, и Кинтоки подставил ему руки.
Топот даже в ушах не отдавался, остался за спиной. "Я буду там быстрее вас"... неужели Сэймэй тоже демон? Но он не боится солнца и о богине говорил едва ли не с ненавистью...
Потом, он непременно получит все ответы - но потом! Сначала - Цуна и рука демона!
На подъезде к усадьбе Сэймэя Райко понял, что они не то опоздали, не то опередили врага - а не то шум стоял бы на весь переулок.
Но вот Сэймэя они не опередили, это точно.
Колдун стоял, ожидая их, в воротах.
- Ваш юный воин жив, - сказал он первым делом, едва Райко спешился. - А рука исчезла.
