Всем интересующимся современной китайской литературой и не только!

[yeguofu]

yeguofu, Вы случайно не знаете, переводилось ли что-нибудь из тайваньской литературы на русский язык? Может быть, какие-то короткие рассказы в специализированных востоковедческих альманахах?

RR, насчет тайваньской литературы, к сожалению, я не помощник. Никогда ею не занимался и за изданиями переводов, тем более на русский, не следил. Жаль, конечно, но нельзя объять необъятное.

Вот по сингапурской литературе выходил у нас один сборник в 1980-х годах. А тайваньских авторов у нас могли не издавать и по политическим соображениям.

[yeguofu]

46-летнему Су Туну присуждена вчера Азиатская литературная премия Man за роман «Берег и река» (河岸).http://www.chinadaily.com.cn/cndy/2009-11/17/content_8982881.htm 
Члены жюри охарактеризовали это произведение как «плутовской роман, полный очарования». http://www.guardian.co.uk/books/2009/nov/17/man-asian-literary-prize-chinese

В названии романа противопоставляются два мира, два различных типа людей – политически благонадежных, кто живет на твердой земле, и неблагонадежных, живущих на лодках, изгнанников.

«Я не уверен, что «Берег и река» поможет иностранным читателям узнать больше о Китае, - сказал Су Тун в одном из интервью. – Это лишь роман о судьбе народа, жившего в полное абсурда время. Народ должен иметь смелость взглянуть в глаза собственной истории, какой бы она ни была – славной или постыдной, красивой или серенькой. Роман, в конечном счете, не заменяет собой историческую правду, поэтому неверных толкований я не боюсь». 

Действие в романе происходит в небольшом городке на востоке Китая. Бзяв с собой подростка-сына, бывший глава городка Ку Вэньсюань уходит в предпринятое им самим «изгнание», а бывшая жена и все остальные жители осуждают его и выражают сомнения в том, что он на самом деле сын своей матери-революционерки.

Эта ставшая легендой молодая женщина погибает, когда тайно переправляет оружие коммунистам. Ее ребенка бросают в реку, но гигантский карп доставляет его одному старому рыбаку. Спустя годы этот рыбак опознает Ку в детском доме по родинке на ягодице в форме рыбы. По иронии судьбы такая же родинка есть почти у каждого жителя городка.

Описание главного героя становится у Су Туна сюрреалистическим, когда искупление начинает принимать у него крайние формы – от самокастрации до самоубийства. В конце романа там, где отец бросился в реку, сын Ку находит рыбу с надгробным камнем с могилы его матери.

Повествование ведется от лица сына Ку Вэньсюаня. Его непростые отношения с отцом придают роману напряженнность, а его метания между лодкой и берегом воссоздают картину жизни в абсурдный период китайской истории.

Родина родителей Су Туна – небольшой островок на Янцзы. Сам писатель родился у реки в Сучжоу и всегда мечтал написать роман, связанный с рекой. «Я очень чувствителен к слову «река», - признался он в сентябре в своем выступлении в Пекинском университете. -  Иногда я вздрагиваю, когда слышу его, словно какой-то огонь загорается в сердце».

«Отличительная черта этого романа в том, что я обращаюсь к конкретному историческому периоду», - говорит Су Тун.

Страстным читателем Су стал в девять лет, когда заболел нефритом и оказался прикованным к постели. Поначалу он читал газеты, которыми были обклеены стены и потолок, потом принялся за запрещенную иностранную литературу, которую его старшая сестра брала у друзей и находила на мусорных свалках.

Он часто сравнивает свои воспоминания со шкатулкой с украшениями, в которой лежит пуля. По рассказам его матери, она схватила трехлетнего сына, спавшего недалеко от двери, в которую попала пуля, и перенесла в другую комнату. Позже Су узнал, что в период хаоса, приведшего к «Культурной революции», толпа вооруженных людей захватила башню за рекой и стала вести оттуда беспорядочный огонь.

«Это стало моим первым воспоминанием об обществе и жизни, воспоминанием, по которому можно судить о моем будущем в литературе», - говорит писатель.

«Мне не хочется писать романы, в основе которых лежит насилие, - утверждает Су Тун, когда его спрашивают о теме насилия в его творчестве. Он добавляет, что и сам часто задается этим вопросом, но считает, что все зависит от того, как относиться к наследию насилия прошлых времен. «При попытке передать запах крови и стали, характерный для того времени, этого не избежать».

[yeguofu]

По сообщению China Publishing Today приобретены права на издание на английском, французском, итальянском и голландском языках опубликованного в этом году в Китае романа Чжан Лин  (张翎) «Золотая гора» (金山).  [旧金山 – старое китайское название Сан-Франциско, которое впоследствии было перенесено в виде 金山 на всю Северную Америку. - yeguofu ] http://www.bruce-humes.com/?p=1504

В романе рассказывается о жизни пяти поколений - с 1860-х годов до наших дней - семьи китайских эмигрантов, уехавшей в Канаду на строительство Канадской Тихоокеанской железной дороги, о том, как формировалась сегодняшняя китайская диаспора в Канаде.

Непрофессиональный писатель и исследователь истории канадских хуацяо, Чжан Лин эмигрировала в Канаду в 1986 году. Начала писать в середине 1990-х годов, автор четырех романов и трех сборников рассказов.

В Китае роман номинирован на первую Литературную премию для китайцев, живущих за рубежом (Overseas Chinese Literary Award) и претендует на получение следующей премии имени Мао Дуня.
http://www.penguin.ca/static/pages/todayat/index.html

[yeguofu]

Топ 30 литературных бестселлеров в Китае в октябре 2009 года  http://www.bruce-humes.com/?p=1527

По количеству названий безусловно лидируют Стефани Мейер с четырьмя «вампирскими» романами и Го Цзинмин с 3 названиями.

На первом месте «офисный» роман Ли Кэ (李可) «Карьера Ду Лала» (杜拉拉升职), а его продолжение – «Прекрасные годы как вода» (华年似水) – на девятом. «Офисную» литературу представляет также роман «Затаиться в офисе» (潜伏在办公室) Лу Ци (陆琪) (20 место).

На третьем – новый роман известного автора «гуаньчань сяошо» Ван Юэвэня (王跃文)  «Суматоха» (苍黄).

В первой десятке (4 место) роман Чжан Айлин (张爱玲) «Маленький союз» (小团圆), написанная еще в 1976 году история любви традиционно воспитанной китайской девушки и женатого национального предателя.

В окружении американских вампиров и фэнтэзи Го Цзинмина не сдает позиций  «Волчий тотем» Цзян Жуна, занимающий 7 место.

Любовные романы представлены произведениями Су Сяолань (苏小懒) (10 и 30) и Ван Сяоли (王小立)(12).

Остается в бестселлерах роман Ди Ань (笛安) «Си Цзюэ» (西决) (15 место).

«Царь Гэсэр» (格萨尔王) А Лая (阿来) и «Тленный град» (废都) Цзя Пинва (贾平凹) занимают соответственно 18 и 25 позиции.

В списке шесть новых имен. Отметим второе место Чэнь Чэня (陈晨) с романом «Фауст» (浮世德), рассказом о жизни молодых людей в городе.

Во второй и третьей десятке - «Любовь в Лицзяне» (丽江之恋) Дянь Канму (点炕木), «Темное дело» (黑道风云) Кун Эргоу (孔二狗), «Шелест ветра» (风声) Май Цзя (麦家), «Перебиться в Шанхае» (当我们混在上海) Е Чаня (叶阐) и «Звездная высь» (星空) автора под псевдонимом «Джимми» (幾米).

Еще одно новое имя – редкость в списке бестселлеров КНР, тайваньский автор Чжан Дэфэнь (张德芬) с романом «Встреча со своим неведомым «я» (遇见未知的自己)(17 место).

[yeguofu]

Со многими высказываниями в интервью немецкого синолога Вольфганга Кубина, небезызвестного яростного критика современной китайской литературы, трудно согласиться, а некоторые из них весьма спорны.

Уяснить суть его радикальных взглядов с проскальзывающими нотками менторства и превосходства стоит хотя бы для того, что они, как представляется, характерны для сугубо рационального подхода многих интеллектуалов на Западе, которые ориентируются в первую очередь на ценности западной «демократии», уже доказавшей свою несостоятельность. С этой целью интервью приводится полностью.

Имена и термины на китайском даны переводчиком.
http://www.booksmag.fr/magazine/a/wolfgang-kubin-le-romancier-chinois-type-est-un-inculte.html


Вольфганг Кубин (Wolfgang Kubin) (р. 1945), немецкий синолог, переводчик, автор, считается одним из самых влиятельных специалистов по Китаю. Профессор факультета синологии Боннского университета, также преподает китайскую литературу и искусство в Центре восточноазиатских исследований Берлинского свободного университета. Среди китаистов известен как переводчик китайских эссе нового времени и китайской поэзии. Его самой известной работой можно назвать сборник переводов прозы и эссе Лу Синя в шести томах. Авторитетной работой считается его «История китайской литературы 20 века». Пишет стихи. Несмотря на неоднократную открытую критику Китая, получил в 2007 году самую высокую премию, присуждаемую в Китае за поэтическое творчество.  http://zh.wikipedia.org/wiki/%E6%B2%83%E7%88%BE%E5%A4%AB%E5%B2%A1%C2%B7%E9%A1%A7%E5%BD%AC .

[yeguofu]

Интервью Вольфганга Кубина

На последнюю Франкфуртскую книжную ярмарку Китай был приглашен в качестве почетного гостя. Однако, в 2006 году в одном из интервью немецкому радио вы сказали, что современная литература никуда не годится, и это наделало немало шума. Какие у вас претензии к современным писателям?

Прежде всего необходимо уточнить, что моя критика относилась лишь к роману, к которому свелась – увы! – по большей части современная китайская литература. Речь никогда не шла о поэзии или театре. В стране все же насчитывается с десяток поэтов, которые, вне сомнения, одни из лучших в мире. Но их совсем не видно. В глазах читателей, издателей и историков литературы они не существуют. Что касается романа, он, да, присутствует и в немалом количестве на международной сцене, однако, качества он дрянного. Этого мнения придерживается немало моих коллег. Китайские коллеги высказываются, в приватном порядке, еще более радикально. Большинство из них считает, что романист современного типа совершенно бескультурен: у него нет никакой литературной культуры, он не владеет языком, не говорит ни слова по-английски и не имеет даже малейших знаний об иностранной литературе. Они считают, что во всем мире китайские писатели выглядят как «тубаоцзы» (土包子) - так называют в Китае мигрантов, приехавших из деревни в большие города, у которых трудности с адаптацией, «деревенщина».

Не является ли это некоторым преувеличением?

Эту критику следует рассматривать в некоторой исторической перспективе. Состояние китайской литературы не всегда было таким плачевным, но с самой богатой национальной традицией грубо обошлись коммунисты. Китайская литература ХХ века делится на два отличных друг от друга периода: до и после 1949 года. В критике «современных» литераторов оппозиция слышит отзвуки «новой» литературы республиканского периода между 1912 и 1949 годом; какой бы эфемерной она ни была, она может гордиться писателями международного масштаба, такими, как Лу Синь. Эта литература больше внимания уделяла личности, а не государству, поощряла критику общества, утверждала свою независимость по отношению к режиму и поэтому была современной в самом прямом смысле слова. Писатели республиканской эры владели иностранными языками. Что позволило им выработать новый, исключительно изящный язык, который сегодня называют «современным» китайским языком. Начиная с 1949 года и до конца 1970-х годов коммунистический режим вынудил писателей отказаться от того, чтобы писать таким образом: китайский язык был уничтожен, точно так же, как был уничтожен немецкий язык в период с 1933 по 1945 год. Но большинство писателей были согласны с этим! Многие интеллектуалы той эпохи желали отменить все эти новшества и вернуться к  традиционной жизни общинами. Это стало одной из причин, почему большинство из них поддержало эту революцию. Живущий в Гонконге поэт Бэй Дао (北岛) часто повторяет, что на самом деле авторы из материкового Китая так и не сумели избавиться от маоистского мышления. Как и немцам, китайским писателям придется вновь учить свой язык.

Другими словами, установление Китайской Народной Республики убило современную литературу в зародыше?

Да. Но начиная с конца 1970-х годов мы видели, как разворачивается дискуссия о социализме и демократии. И 1980-е годы засвидетельствовали возрождение литературы. В это время появляются очень качественные произведения, особенно произведения Ван Мэна (王蒙),  автора «Бабочки» (蝴蝶), в которых встречается весьма изощренная и очень интересная  критика китайского социализма.

Не избиение ли «пекинской весны» в 1989 году стало предвестником конца весны литературной?

Настоящий поворот произошел, скорее, в 1992 году: первый раз «современная» китайская литература была убита революцией 1949 года, а второй раз – в 1992-м. во время знаменитой поездки Дэн Сяопина по особым экономическим зонам на юге страны весной того года идея рынка окончательно возобладала над чисто коммунистической идеологической твердолобостью; Дэн Сяопин официально провозглашает, что обогащаться – дело хорошее и что быть бедным стыдно. Общественная и политическая обстановка подверглись настоящему потрясению: мы стали свидетелями полной переоценки ценностей. До этого времени богатство не имело значения для китайского интеллигента. Главным был культурный рост. Начиная с 1992 года большинство писателей, в том числе, наиболее талантливые, оставили литературу, чтобы открыть свое дело. Другие принялись писать книги, отвечающие спросу рынка, чтобы продать их. С 1949 года авторы писали, чтобы получить от режима преимущества и привилегии, чтобы им пожаловали университетскую кафедру, например. Начиная с 1992 года литература стала чистым бизнесом. Некоторые прекрасные поэты того времени от безнадежности и разочарования даже бросили писать. Потому что трудно создать качественный текст в обществе, где правят лишь деньги. 

[yeguofu]

Интервью Вольфганга Кубина (продолжение)

Получается, по-вашему, среди современных китайских литераторов нет ни одного великого писателя?

Красноречивым оказался список авторов, приглашенных на Франкфуртскую ярмарку: из двадцати пяти писателей, входивших в состав официальной делегации, лишь троих-четырех можно было со здравым суждением отнести к «серьезным» литераторам: это Чэнь Жань (陈染),  поднимающая вопросы о личности женщины; Лю Чжэньюнь (刘震云) с его изящным юмором; Те Нин (铁凝), произведения которой о положении женщин представляют интерес, но которая, насколько мне известно, отошла от дел и больше не пишет; и, наконец, Ван Мэн, о котором мы уже упоминали. Все остальные – это авторы,  которые пишут весьма небогатым языком и служат не литературе, а своим личным интересам.

Как вы объясните при этом тот отклик, который встречает сегодня китайская литература?

Спору нет, продажи книг этих писателей исключительно успешны и не только в самом Китае, но и на Западе (в Германии, Франции, США). Очевидно, что моя критика опирается на литературные критерии качества в моем представлении. У меня, как и у моих коллег специалистов, элитное представление о литературе, которое основная масса читателей не разделяет. Для них чтение – это развлечение. Им нужен криминал, секс и увлекательные истории, насыщенные и наполненные действием: этакие «саги» вроде произведений Цзинь Юна (金庸) из Гонконга, который переиначивает старинные приключенческие истории. Французских или немецких авторов, которые пишут в таком жанре, относят к категории развлекательного чтива для тех, кто не хочет особенно задумываться. Почему должен быть иной подход к какому-нибудь современному китайскому писателю?

Но ведь сегодня китайский роман все же не сводится к одним авантюрным приключениям?

Нет, но во всех книгах вновь применяются приемы традиционного повествования, характерных для XVIII или XIX века, для владения которыми не требуется большого мастерства, потому что рассказчик сливается с автором в своем всеведении. У современных писателей нет ни средств, ни культуры, необходимы для создания действительно современных романов, то есть романов постмодернистских. Тот же известный Мо Янь, несмотря на многообещающие первые произведения, все же выбрал что полегче и пишет романы в традиционной манере, беспощадно используя для отражения своей критики общества старый прием аллегории. Этакий Джонатан Свифт два века спустя! Или возьмите «Волчий тотем», этот невероятный всемирный бестселлер Цзян Жуна: это же китайская версия Джека Лондона, только похуже! Впрочем, и сам Цзян Жун признает это влияние. Современные китайские авторы не вносят абсолютно ничего нового: они отстали. Лично я устал от этого скверного пережевывания старых шедевров. А идеи с фашистской коннотацией, которыми пропитан «Волчий тотем»! Западные редакторы вырезали немало пассажей из оригинальной версии. Переводчик на немецкий – один из моих бывших студентов: издательство потребовало от него подчистить текст. То же самое сделал в США переводчик Говард Гольдблатт.

Вы сами - переводчик. Часто ли случается подобное вмешательство в текст?

В произведениях современной китайской литературы полно бессвязных мест: некоторые пассажи просто вообще никуда не годятся. Поэтому западные издательства требуют от нас, переводчиков, привносить немного строгости в произведение в целом. Современные авторы не владеют тем, о чем пишут. Они выдают на-гора много и быстро, чтобы откликнуться на запросы рынка. В ущерб качеству и поиску «верного слова». В этом и состоит суть вопроса: в первую очередь их занимает не язык. Они не вступают в схватку со словом, они слова используют, просто и незатейливо. Литература для них не имеет ценности как таковая: именно поэтому они довольствуются тем, что выбирают первый попавшийся стиль в сегодняшнем вкусе, каким выражаются на улице и в средствах массовой информации; это упрощенный китайский, повторяющийся, неправильный. А ведь одной и единственной заботой настоящего писателя должны быть не деньги, а язык, который он использует. Если ему на это наплевать, то кого еще это будет волновать?

[yeguofu]

Интервью Вольфганга Кубина (окончание)

Уличный язык – отличительная черта одного очень молодого и успешного китайского писателя Хань Ханя (韩寒), автора романа «Тройная дверь» (三重门 - первый и самый успешный роман Хань Ханя. – Прим. перев.). Что вы думаете об этом новичке?

Он использует элементарный язык сегодняшней молодежи и рассказывает о своих радостях и переживаниях. Это та же «ниша», которую использует другой очень юный автор, Го Цзинмин, настоящая звезда для подростков. Их книги построены по образу целого поколения, самолюбующегося и эгоцентричного – поколения единственного ребенка с двумя родителями и четырьмя бабушками и дедушками на него одного. Такое самолюбование и эготизм можно найти и у более серьезных писателей, таких как Чэнь Жань, героини которой проводят время, смотря на себя в зеркало. С тем исключением, что Чэнь Жань использует это самолюбование, чтобы привнести оригинальный и критичный взгляд на современную китайскую женщину.

Не имеет ли успех Хань Ханя или Юй Хуа, чей роман «Братья» получил восторженный прием во Франции, отношения к тому, как они показывают жизнь сегодняшнего поколения?

Можно подумать, что читатели ничего не знают о том, что такое сегодняшний Китай, и нуждаются в том, чтобы им об этом рассказывали посредственные писатели! У меня такое впечатление, что мало кто из западных читателей интересуется китайской литературой из-за любви к текстам: для них эти книги – социологический материал. Однако никогда не стоило сводить литературу к простому отражению действительности. Великий писатель, если он хочет создать вневременное произведение, должен уметь абстрагироваться от духа времени. Когда все эти писатели умрут, вместе с ними умрет и написанное ими.

Но нельзя же говорить об эфемерном свидетельстве по отношению к роману «Братья», в котором прослеживается полувековая история страны и который несет критический заряд, благодаря чему он и получил благожелательные отзывы французских критиков?

Не согласен. Где в этом романе действительная критика режима? Юй Хуа остается политически весьма корректным. Этого недостаточно! К тому же ни автор, ни его издательство не имели неприятностей со стороны режима. Еще ни один современный писатель не осмелился затронуть действительно политические темы, такие как Тибет или проблему коммунизма.

Давление режима, несомненно, кое в чем ощущается…

На это ссылается большинство китайских авторов, утверждающих, что именно политическое давление не дает им написать ничего доброго. Однако в странах восточной Европы и ГДР были замечательные писатели и до 1989 года. Эти писатели просто-напросто публиковались за границей, как это выбрали для себя китайские поэты, тот же Бэй Дао, не говоря об остальных. Писатели из континентального Китая могли издаваться в Гонконге, Макао или в тех же США, но они этого не сделали. Они предпочли промолчать, остаться политически правильными, чтобы и дальше пользоваться финансовыми преимуществами и привилегиями, которые в косвенной форме предоставляет государство. Мне надоело слушать, что одну только власть можно винить за упадок литературы с 1949 года. Отчасти это верно, но в основном своей посредственностью китайская литература обязана безответственности самих авторов. Уровень китайской литературы не станет выше до тех пор, пока писатели не осмелятся задать себе вопрос: какой должна быть позиция китайского писателя перед лицом всего мира? Сегодня же ни у кого не хватает смелости выступить с честной критикой Китая.

Перевод И.Егорова

[yeguofu]

Отношение к молодым китайским авторам меняется. Об этом свидетельствуют и следующие наблюдения одного из переводчиков современной китайской литературы ( http://paper-republic.org/cindycarter/chinese-writers-with-attitude-born-in-1982/ )

Должна признаться: я часто отвергала (а бывало, и «отшивала») поколение китайских писателей, родившихся в 1980-х. среди них было столько вундеркиндов, детей, которые начали публиковаться незадолго до своего совершеннолетия. Какой-то не годам развившийся талант был, конечно, виден, однако со второй или третьей книжкой ты вынужден задаваться вопросом:  а ведь эти тинэйджеры, видать, достаточно испытали в жизни, если они могут писать о ней?

Теперь этот вопрос я больше не задаю. Эти дети стали взрослыми. Им теперь по 25-29, к жизни они относятся не так, как их предшественники, они пишут в блогах, и, несомненно, пишут кое-что стоящее.

Я уже некоторое время слежу за писателями из поколения «пост-80-х» и вот, наконец, вижу вещи, которые меня потрясают.

Вот небольшие высказывания двух авторов, которые оба родились в 1982 году. Чжан Юэжань пишет с 14 лет; Хань Хань опубликовал свой первый роман, когда ему было 17. Оба теперь в числе наиболее популярных в Китае писателей.

Хань Хань (в ответ на вопрос о том, как он относится к тому, что он «человек умственного труда, известный в обществе, «общественный интеллигент»:

«Когда тебя считают «общественным интеллигентом», это во многом напоминает общественный туалет. Туда может зайти любой и бесплатно помочиться, и не нужно убирать за собой. Попробуй потребуй с них 50 центов за туалетную бумагу, так они начнут ныть по этому поводу и стучать тебе в стенку. Но в городе должны быть общественные туалеты, иначе народ будет справлять свои надобности прямо на улице. Иногда с этой ролью доходит до смешного, но если каждый городской житель, даже те, у кого есть собственные туалеты, будет заходить в общественный, то тогда…возможно, для этого общества еще не все потеряно».

Чжан Юэжань в одном из ее последних рассказов:

«Я сразу поняла, что Линь – родственная душа. Встретив его, я поняла, что необязательно, чтобы две «родственные души» нравились друг другу. Я даже не была уверена, что он нужен мне, как друг, но должна признаться, что у нас много общего. Линь оказался старше, чем я предполагала, ему, по меньшей мере, сорок, мелкорослый и довольно тощий. Но не было впечатления, что он таким и родился: скорее, его низвела до таких размеров полная разочарований жизнь».

[yeguofu]

Чжан Юэжань в одном из ее последних рассказов:

«Я сразу поняла, что Линь – родственная душа. Встретив его, я поняла, что необязательно, чтобы две «родственные души» нравились друг другу. Я даже не была уверена, что он нужен мне, как друг, но должна признаться, что у нас много общего. Линь оказался старше, чем я предполагала, ему, по меньшей мере, сорок, мелкорослый и довольно тощий. Но не было впечатления, что он таким и родился: скорее, его низвела до таких размеров полная разочарований жизнь».

Рассказ Чжан Юэжань Gone Astray по-английски http://www.szhkbiennale.org/en/index.php/dashawan_beach_facility/2009/12/1706

[yeguofu]

Одной из 10 выдающихся книг 2009 года назван вышедший в самом его конце новый роман Мо Яня «Лягушка» (蛙). Роман посвящен чувствительной для Китая теме планирования рождаемости.



По словам Мо Яня, он выстроил «лабораторию человеческого характера», в которой помещает своих персонажей в крайние обстоятельства, чтобы определить суть человечности. Прототипом главной героини стала тетушка Мо Яня, деревенская акушерка, которая помогла родиться как самому писателю, так и тысячам других детей, а потом была вынуждена проводить в жизнь политику государства. http://www.chinadaily.com.cn/china/09tentopnews/2009-12/29/content_9240884.htm

Планирование семьи в Китае - тема, которую писатели долго не осмеливались затрагивать.

Мо Янь считает, что писатель не должен отворачиваться от того, что происходит в обществе, и уходить от серьезных проблем. По его словам, писатель имеет право раскрывать в своих произведениях все, что есть в реальной жизни, и только читателям судить, прав он или нет.


Мо Янь на презентации романа "Лягушка" в Шанхае

Роман, над которым он работал 10 лет и трижды переделывал, написан в эпистолярном стиле и состоит из четырех писем и пьесы [в 9 актах. - yeguofu], причем в последней части Тетушка изливает свою душу. Она выходит замуж за местного художника, который мастерит глиняные фигурки, и в его руках находит спасение от преследующих ее всю жизнь переживаний за погибших при абортах детей.

Название «Лягушка», по мнению Мо Яня, символизирует жизнь и ее приумножение, потому что лягушки способны быстро размножаться.  Другая коннотация названия – то, что по-китайски «лягушка» («ва») звучит так же, как и имя богини Нюйва из китайской мифологии, создательницы человечества.

В «Лягушке» нет вычурных выражений, и это составляет разительный контраст по сравнению с прежними произведениями писателя. Наоборот, он делает упор на использовании простого языка, чтобы отразить страдания и душевную боль многих китайцев.
http://life.globaltimes.cn/art/2010-01/495882.html

[yeguofu]

Еще одной книгой, привлекшей внимание читателей и критиков в 2009 году, стал роман Лю Чжэньюня (刘震云) «Слово дорогого стоит» (一句顶一万句). Роман превозносят как возвращение к истинной сути современной китайской литературы.



После оглушительного успеха фильмов, снятых по романам «Мобильный телефон» (手机) и «Меня зовут Лю Юэцзинь» (我叫刘跃进), это еще одно доказательство того, что талант писателя позволяет ему создавать не только произведения, по которым снимают кассовые фильмы, но и книги, поражающие своими литературными достоинствами.

Роман повествует о двух попытках главного героя найти собеседника, в которых он странствует по деревням провинции Хэнань.

По словам литературного критика Бай Е (白烨), роман можно назвать «энциклопедией китайского языка».
http://www.chinadaily.com.cn/life/2009-12/29/content_9241245.htm

[yeguofu]

Имя А Чэна (阿城) (1949, настоящее имя – Чжун Ачэн, 钟阿城) стало известным в Китае и за его пределами в 1984 году после появления его знаменитой повести «Король шахмат» (棋王). Он автор еще двух повестей – «Король деревьев» (树王), «Король детей» (孩子王) и шести рассказов. Китайская критика считала творчество писателя частью «литературы поиска корней» (寻根文学).



Уже в 13 лет он читал Цао Сюэциня, Ло Гуаньчжуна, Ши Найаня, Толстого, Бальзака, Достоевского, Гюго и других китайских и иностранных авторов. Не закончив среднюю школу, окунулся в «культурную революцию», работал в сельских коммунах Шаньси, Внутренней Монголии и Юньнани. После возвращения из деревни работал в организациях, связанных с книготорговлей и искусством. В 1979 году вышла книга «Эстетика кино». А Чэн писал ее вместе с отцом, известным кинокритиком Чжун Дяньфэем (钟惦棐), старым коммунистом, который работал одно время в отделе пропаганды ЦК КПК, был причислен к «правым», а в 1978 году снова получил место в Академии общественных наук.

В 1990-х годах А Чэн обратился к жанру эссе и вел авторскую колонку в литературном журнале «Шоухо» (收获). В последнее время он писал киносценарии, жил некоторое время в США, где его работа не была связана с литературой. http://www.douban.com/group/duoduo/

Ниже приводится интервью еженедельнику «Восточный обозреватель» (瞭望东方周刊), в котором А Чэн рассказывает о том, как непросто китайским писателям жить на доходы от литературной деятельности, высказывает свое отношение к коммерциализации культуры. Интервью представляется интересным и тем, что дает некоторое представление об отношении к писателям и об отношении писателей друг к другу.

[yeguofu]

А Чэн: Человек без статуса (интервью дается с сокращениями) http://www.danwei.org/art/ah_cheng_on_making_a_living_as.php

А Чэн выглядит старше Бэй Дао (北岛), хотя они ровесники. Волосы пострижены короче, чем у Чэнь Даньцина (陈丹青, см http://english.cri.cn/4406/2007/09/18/[email protected] - Прим. перев.), и уже седые. В последние годы он научился никому не доверять и ни с кем не сотрудничать, и его не интересует, что происходит в мире современной китайской литературы. Он ездит туда-сюда на небольшой машине, чтобы «получить работу».

«Платят гораздо лучше, чем за сценарии», таинственно говорит он, но раскрыть суть этих «работ» отказывается.

У тех, кто встречался и разговаривал с А Чэном, остается одинаковое впечатление: человек это очень упрямый. Говорят, из всех китайских писателей он лучше всех играет в го, но сам утверждает, что совсем не разбирается в этой игре. Во время интервью создавалось впечатление, что он специально вступает в перепалку с интервьюером, куря одну за другой сигареты «дацянь мэнь» (大前门).



Вопрос: Вы написали сценарий к фильму «Мастер го» (吴清源). Вам нравится го?
Ответ: Г-н У Цинъюань попросил меня написать сценарий, но на самом деле я даже не умею играть в эту игру.

Вопрос: Многие терпеть не могут писать сценарии. Как этим занимаетесь вы с такой личностью, как у вас?
Ответ: Я живу небогато. Сценарии пишут целые толпы авторов; они лишь выступают не под своими именами. Они просто обожают обретенное ими оперение. У меня же оперения нет – я как общипанная курица.

Коммерческие вещи писать очень трудно. Это как корова — все когда-то видели корову, так что если даже совсем немного будет не так, всякий может раскритиковать тебя. Искусство – это призрак: никто его никогда не видел, откуда вам знать, что я на самом деле думаю? Призраков рисовать легко. Коров - нет.

Вопрос: Вы еще пишете художественные произведения?
Ответ: Да, но не издаю. Писать и издавать – вещи разные. Нет такого правила, что ты обязан предъявлять кому-то то, что написал, так что я пишу для собственного удовольствия. Издам я что-то позже или нет, будет зависеть от того, появятся ли в системе какие-то улучшения.

Вопрос: А эссе вы пишете?
Ответ: Вообще-то нет. Со времени, когда я вел колонку в «Шоухо», уже минуло десять лет, и они убрали все щекотливые места. «Здравый смысл и общедоступные сведения» (常识与通识) [сборник этих колонок] вышел в издательстве «Цзоцзя», и они вырезали там некоторые моменты, которые, по моему мнению, очень важны. На самом деле, если хотят, пусть делают эти купюры, но они должны, по крайней мере, ставить пробелы, чтобы обозначить, сколько иероглифов удалено в каждом случае, а не представлять все так, словно я изначально все так и написал.

Теперь, раз это для меня лишь развлечение, я просто их не издаю. Почему, спрашивается, у Цзя Пинва ставят пробелы, а я не могу этого добиться?

Вопрос: Значит, теперь большую часть своего времени вы тратите на написание сценариев?
Ответ: Написание сценариев – лишь часть выполняемой мною работы. Мне нужно зарабатывать на жизнь — я не могу быть морально выше этого.

Вопрос: Вы как-то сказали, что писатели - попрошайки. Зачем такие крайности?
Ответ: Я сказал, что писатели – нищие; я не говорил «попрошайки». «Нищий» (乞丐) – слово официальное; это не то же самое, что «попрошайка» (要饭的).

Вопрос: Книги некоторых авторов, таких как Цзя Пинва, расходятся тиражом более 100,000 экземпляров. На это можно жить.
Ответ: Сколько можно заработать с тиража 100,000 экземпляров? Разве можно это сравнить с тем, сколько он зарабатывает, продавая каллиграфические надписи? Если ты не автор бестселлеров, ты - нищий.

Вопрос: Можно зарабатывать больше на живописи. Вы по-прежнему пишете?
Ответ: Нет. Для того, чтобы писать, нужно пространство; нельзя просто взять и написать что-то, если вдруг захочется. Живописцами обычно становятся люди из действительно богатых семей.

Вопрос: Когда вы были в США, приходилось ли вам зарабатывать на жизнь?
Ответ: Конечно. Думаете, я там банки грабил? Я в Штатах сменил немало работ, но в основном красил дома. Красить – работа бездумная. И зачем мне обязательно работа с нагрузкой для ума?

Вопрос: Какие книги вы сейчас читаете?
Ответ: Больше всего меня интересуют первоисточники, материалы об обществе из первых рук. Литературу делают не из литературы. В противном случае это была бы идиотская литература. При межродственном скрещивании всегда получаются идиоты.

Читаю местные новости в газетах. Рассказы о жизни людей помогают мыслительному процессу.

Вопрос: Каким образом?
Ответ: Мы обычно проживаем свою жизнь в определенных рамках. А читая о чем-то из первых рук, видишь другую сторону жизни, которую никто видеть не приходилось, и обнаруживаешь множество связей, о которых никогда и не задумывался.

Вопрос: Каким же может быть подходящее определение вашего теперешнего статуса?
Ответ: Человек без статуса — брать интервью у такого вам, вероятно, еще не приходилось. Живу лишь ненамного лучше, чем те самые группы неимущих.

Вопрос: Если вы полагаете, что у современных китайцев существуют определенные проблемы с выражением своего мнения и мышлением, значит, эти проблемы отсутствовали в «байхуа» Движения 4 мая?
Ответ: Сегодня менталитет у людей является результатом воли к власти, в то время как период 4 мая – результат свободного выбора. Как произведения Му Синя, например: будете вы их читать или нет – любой выбор проблемы не составляет. А вот язык власти может создать проблемы в вашей жизни, если вы откажетесь принять его.

Вопрос: Как писатель и интеллектуал, как вы себе представляете вторжение в высокую культуру культуры коммерческой?
Ответ: Во-первых, я уже просил не называть меня писателем. Называя меня писателем, вы называете меня нищим.

Коммерция – это основа производства и жизни. Без коммерческой культуры не будет и высокой культуры. В самой коммерции нет ничего предосудительного; мера состоит в том, высокого или низкого качества коммерческий продукт. Голливудские фильмы – это коммерческий продукт высочайшего качества. Наши коммерческие фильмы - дерьмо, и качество у них такое же, и и никакие они не коммерческие. Они как низкокачественные подделки – как зубная паста, которая не работает, когда чистишь зубы. Вот в чем суть проблемы.

Сейчас мы лишь пытаемся исключить низкокачественные подделки, с настоящей коммерцией мы еще, по сути, дела не имели. О вопросах коммерческих мы сможем говорить лишь в обществе, в котором в полной мере будет развита финансовая и кредитная системы.

Думаете американские нищие все на одно лицо? Да там полно людей с двумя докторскими степенями, они просто утратили кредит доверия и оторваны от коммерции.

Вопрос: Чему, по вашему мнению, в настоящий момент стоит в первую очередь поучиться Китаю у Запада? 
Ответ: Нам следует переместить фокус нашего «перенимательства» на страны второго мира, такие как Япония. Там с познавательными структурами все устроено прочти идеально. Если поедете в Японию, то увидите обычных людей, читающих в общественных местах, книги в руках у каждого. Обратите внимание на их возраст: если они начали читать с молодых лет, сколько книг они, должно быть, уже прочитали?

Перевод И.Егорова

[yeguofu]

Эх, сплоховал Су Тун, написав реалистический роман, да еще с политической окраской. Держался бы, как и прежде, в стороне от политики, создавал бы дальше «экзотические, а порой эротические лабиринты слов» со ставшей привычной для Запада «расшитой тонкими узорами вуалью между персонажами и читателем», и не получал бы критических оплеух новоиспеченных модернистов, хороших учеников неважных учителей.

В рецензии на новый роман Су Туна «Берег и река»  (The Boat to Redemption) знаменитого писателя критикует Ли Июнь (李翊雲), пишущая по-английски китаянка, которая 14 лет назад перебралась в США. Свой первый сборник рассказов «Тысяча лет благих молитвословий» (A Thousand Years of Good Prayers) она опубликовала в 2005 году, получив несколько премий для начинающих авторов, а в начале 2009 вышел ее роман  «Бродяги» (The Vagrants) http://www.amazon.com/Vagrants-Novel-Yiyun-Li/dp/1400063132 . Преподает в университете штата Калифорния.

http://www.guardian.co.uk/books/2010/jan/09/boat-redemption-su-tong-review

Су Тун, получивший за этот роман в прошлом году Азиатскую литературную премию, был самым значительным из авангардистов, которые доминировали в литературе Китая с середины 1980-х и в 1990-х годах. В отличие от предыдущего поколения писателей соцреализма, активных участников политической пропаганды, и представителей «литературы шрамов» и «поисков корней», чьи произведения оставались в границах реализма (оба течения появились вскоре после «культурной революции»), писатели «литературы авангарда», похоже, старались игнорировать литературные традиции и ценности; создание новых, вызывающих стилей письма и экспериментирование с языком были для них важнее, чем содержание произведений.

Су Туна можно назвать самым выдающимся стилистом этого направления. Несмотря на широкий диапазон тем – тут и стремящийся к власти наследник придуманной империи, и юный студент колледжа, который живет со стариком вместе с его тремя остальными женами (действие происходит в первой половине 20 века), и императрица танской династии У Цзэтянь, и подросток, чья юность проходит в коммунистическом Китае – его проза, завораживающая, захватывающая, иногда обманчивая, может превращаться в расшитую тонкими узорами вуаль между персонажами и читателем. Он не предлагает пробираться через хитросплетения и тайны человеческих душ, скорее это экскурсия по экзотическому, а порой эротическому лабиринту из слов.

Действие романа «Берег и река», который автор считает на сегодня самым значительным своим произведением, происходит во время «культурной революции». Ку Вэньсюэ, якобы оставшийся сиротой после мученической смерти матери – легендарной революционерки, был всемогущим партийным функционером, пока родимое пятно на заду не посеяло сомнений в его происхождении. Он впадает в немилость после того, как раскрываются его внебрачные похождения, кастрирует себя и начинает новую жизнь среди живущих, как и он, на лодках, изгнанников, взяв с собой сына-подростка Дунляна.

Повествование ведется от лица Дунляна, который рассказывает, как проходило его взросление на воде. Дунлян, прозванный жителями городка «Пустышкой» (空屁), не ощущает себя своим ни среди лодочных жителей, ни среди живущих на земле, и уверенность, что теперь у него есть к чему прибиться в этой проходящей на плаву жизни, возникает у него лишь с появлением среди обитателей лодок сироты Хуэйсянь.

Он влюбляется в Хуэйсянь, и начинается длящееся целое десятилетие безнадежное увлечение этой девушкой, которая, как и он, живет, не имея корней, между берегом и лодкой. В конце концов, оказывается, что судьба больше благоволит Хуэйсянь, и она находит место на берегу, а Дунлян возвращается на лодку, чтобы стать свидетелем того, как его отец исчезает в водах реки вместе с мемориальной плитой с могилы своей мученицы-матери.

Главным достоинством романа является решение Су Туна отказаться от своего конька – стилизации прозы и остановиться на рассказе немудреной истории привычным языком. Несмотря на существующую среди молодого поколения тенденцию забыть о «культурной революции», как о чем-то давно прошедшем, это недавнее прошлое с его жестокостью и абсурдом, по-прежнему живет в памяти народа.

Су Тун проявляется в своих лучших традициях, когда ему удается отразить трагическое и комическое того времени с помощью крайне политизированного языка: когда из-за родимого пятна на заднице Ку Вэньсюэ перестают считать сыном мученицы, весь городок лихорадочно осматривает зады друг друга в туалетах общественных бань, а Дунлян, наш тайный и чувствительный рассказчик, докладывает: «Я затянул покрепче пояс и повысил бдительность», и в этой фразе обыгрываются два лозунга маоистской эпохи.

Главное место в романе занимают диалоги, наполненные политическими клише того времени. Особенно берет за душу один – трагический и абсурдный – в самом конце романа, когда рассказчик, задумавший украсть мемориальную плиту с могилы мученицы, долго спорит с городским идиотом, который уже не одно десятилетие считает себя настоящим сыном мученицы.

Тем не менее, усилия Су Туна объединить некую политическую выдумку с более реалистичным повествованием, терпят крах из-за того, что у него не получается заглянуть глубоко в душу своих персонажей. Если в предыдущих произведениях главные герои служили опорой в лабиринте его прозы, то в этом романе они вырываются из своей рабской зависимости, но не получают свободы, чтобы стать реальными и цельными характерами. В романе неоправданно много насилия и других сцен, в том числе долгих споров и скандалов, которые в целом привносят в повествование элементы надуманного напряжения и мелодрамы. К тому же в уста рассказчика вкладываются пространные размышления о его прозвище - Пустышка, и автор нередко опирается на это, когда теряется нить повествования или пропадает его напряжение.

Роман построен неуклюже: создается впечатление, что две новеллы – одна об отце и сыне, а другая о сироте Хуэйсянь – объединены случайно, в результате чего вместо важной части жизни рассказчика на лодке с отцом появляется хронологический отчет о местонахождении Хуэйсянь. Сцена, когда отец с сыном воссоединяются над могильной плитой мученицы, могла бы быть очень трогательной, однако концовка надумана в духе далеко не самого лучшего озарения, и когда 26-летний рассказчик разражается воплями и рыданиями, словно ему 15 лет, как в начале романа, это тут же повергает в смущение.

В конце остается впечатление, что, несмотря на немаленький объем романа, у автора много чего сокращено: негодяи остаются негодяями, а чтобы вытянуть повествование, когда его напряжение спадает, он, как и следовало ожидать, прибегает к вымыслу. Ничего нового привычный язык романа и его сюжет не открыли, хотя, наверное, справедливости ради нужно отметить, что некоторые из этих вопросов решены при переводе. При переводе можно сделать привычное непривычным и наоборот, но в оригинале это свойство, к сожалению, отсутствует.

Перевод И.Егорова

[yeguofu]

Одним из авторов, которые могут прийтись по вкусу западному читателю, называют гонконгского писателя Джона Чэня (John Chan, 陳冠中), автора романа-дистопии  под названием «Эпоха расцвета. Китай. 2013 год» (The Fat Years,《盛世——中國，2013年》).



Роман повествует о Китае будущего, о новой эре материального процветания китайцев, которая начнется в 2013 году. Но и в обеспеченном будущем не все в порядке, и главный герой, тайваньский писатель, живущий в Пекине, обнаруживает, что из жизни каждого куда-то пропал целый месяц (когда происходили массовые беспорядки и бесчинства). Он просто исчез, и все. И писатель начинает докапываться, что же на самом деле произошло.

«Эпоха расцвета», которая опубликована в конце 2009 года в Гонконге и вскоре должна выйти на Тайване, якобы напоминает роман Оруэлла «1984», живо обсуждается в блогах на материке и расходится подпольно. http://publishingperspectives.com/?p=10221

Джон Чэнь (р. 1952) родился в Шанхае, вырос в Гонконге, шесть лет прожил в Тайбэе, сейчас живет в Пекине. Учился в Гонконгском и Бостонском университетах, изучал социологию, политологию и журналистику. http://zh.wikipedia.org/wiki/%E9%99%B3%E5%86%A0%E4%B8%AD

Видеопрезентация книги на китайском 开卷八分钟2009年11月20日:陈冠中《盛世:中国,2013年》

[yeguofu]

Издательство Penguin объявило недавно о своих планах переводить от пяти до восьми книг современных китайских авторов в год.

Первым будет переведен роман Ван Сяофана  (王晓方) «Записки госслужащего» (The Civil Servant's Notebook). [Видимо, имеется в виду «Управляющий пекинского офиса» (驻京办主任) (2007). См. http://polusharie.com/index.php?topic=50304.200 . - yeguofu]. Это один из самых популярных в Китае авторов политической прозы, известной как «литература о чиновниках» («гуаньчан сяошо», 官场小说)). В романе описывается тайный круг жуликоватого провинциального правительства, рассказывается о политике, коррупции и интригах в грязной гонке за кресло мэра. http://www.newsweek.com/id/228844

[yeguofu]

Директор литературного агентства Peony (Гонконг) Марыся Юшчакевич (Marysia Juszczakiewicz) считает, что «некоторым китайским авторам, вне зависимости от популярности в Китае, необходим посредник, чтобы донести свою мысль до западного издателя».

Агентство имеет офисы в Гонконге и Пекине и за короткий срок с момента своего образования в ноябре 2009 года сумело привлечь немало клиентов начиная с таких литературных светил, как Су Тун, и кончая автогонщиком и идолом молодежи Хань Ханем.

По мнению Юшчакевич, китайцы пишут очень по-личному, от первого лица и не дают психоанализа персонажей. В этом, полагает она, Китай и Запад расходятся. Главное – найти нужного переводчика, который сможет правильно подать произведение.

«Мне кажется, - добавляет она, - издатели ищут таких китайских писателей, которые подражали бы тому, как пишут на Западе, а найти таких авторов очень непросто».
http://publishingperspectives.com/?p=10221

[Андрей Бронников]

Чем занимается агенство? Каковы его функции? Русскоязычных там замечают?

[yeguofu]

Чем занимается агенство? Каковы его функции? Русскоязычных там замечают?

Как и любое другое литературное агентство, Peony занимается продажей прав на перевод и публикацию литературных произведений, выступая в качестве посредника между автором и издателем. Данное агентство специализируется на продаже прав и представлении китайских авторов на Западе, а также западных авторов в Китае.

Русскоязычными авторами они тоже интересуются, но, конечно, в первую очередь, авторами бестселлеров и писателями с именем. Иначе книгу не продашь: коммерция-с.

[yeguofu]

В статье под названием «Безмолвная литература» перчатку, брошенную Вольфгангом Кубиным, поднимает главный редактор журнала «Жэньминь вэньсюэ» Ли Цзинцзэ.



«Несвоевременные мысли» известного литературного критика позволяют получить представление о том, как относятся к современной китайской литературе сами китайцы, и об их теперешнем самосознании.

Безмолвная литература [url=http://english.caing.com/2010-01-10/100107027.html]http://english.caing.com/2010-01-10/100107027.html[/url] 

Может ли китайская литература найти свое собственное выражение в мире, где литературные стандарты установлены другими?

Если кто-то приедет сегодня в Китай и попробует что-то найти о литературе в газетах или в интернете, то наверняка подумает, что китайская литература корчится в предсмертных муках.     

В начале 2009 года вызов бросил долго проживший в Китае немецкий синолог Вольфганг Кубин. «Что касается [китайского] романа, - заявил он одному французскому журналу, - он, да, присутствует и в немалом количестве на международной сцене, однако, качества он дрянного. Этого мнения придерживается немало моих коллег. Китайские коллеги высказываются, в приватном порядке, еще более радикально. Большинство из них считает, что [китайский] романист современного типа совершенно бескультурен: у него нет никакой литературной культуры, он не владеет языком, не говорит ни слова по-английски и не имеет даже малейших знаний об иностранной литературе. Они считают, что во всем мире китайские писатели выглядят как «тубаоцзы» (土包子) - так называют в Китае мигрантов, приехавших из деревни в большие города, у которых трудности с адаптацией, «деревенщина».

После того, как начальный шок от нападок Кубина прошел, в китайских СМИ и академических кругах их проглотили с поразительной невозмутимостью. Словно чуть ли не испытали удовольствие от этой порки немецким хлыстом.     

Литература в Китае - категория нравственная. Слово «упадок» не так часто используется для описания чьего-то нравственного опыта, но нередко прилагается к китайскому роману. Для ни в чем не повинных и чистых людей, которые любят литературу, это печальное состояние дел является симптомом упадка окружающего их мира. 

Могу сказать, что те, кто выступает с наиболее резкой, наиболее пессимистической критикой современной китайской литературы, на самом деле, очень мало знают о предмете своей критики. Обычно это общие, глобальные суждения, и далеко не всегда они подкреплены чем-то прочитанным. Тем не менее, должен согласиться, что их мнения отражают некое глубокое и сильное чувство.

Чтобы понять, о чем речь, мы должны осознать жизненный опыт последних поколений китайцев, для которых при их становлении литература выступала, наверное, единственной духовной сферой, символизировавшей страсти и мечтания.  За последние три десятилетия слова «литература» и «идеалы», а также «литература» и «молодость» стали синонимами. Какой бы непростой ни стала связь между литературой и жизнью сегодня, для этих поколений китайцев литература действительно была источником жизненного опыта, далекого от повседневной действительности.

Однако именно через эти несколько поколений люди поняли, что в этом мире есть нечто более важное. И они  с головой окунулись в мир материалистический, что, конечно, вполне можно понять. Но проблема в том, что литература – их первая любовь, и то, что произошло в дальнейшем, даже не сравнимо с жизнью в браке, в духовном смысле слова. Стоит лишь поставить рядом чувство первой любви и чувства, которые испытывают к нынешнему мужу или жене, и станет понятно, почему этих людей так раздражают сегодняшние писатели. Они стали объектом изливаемого на них глубокого разочарования, ощущения предательства, жалости к себе и необъяснимой ярости по причине того, что они очевидно – да как они только посмели? – не сумели сохранить этот священный идеал. Основная причина упадка окружающего мира, наконец, найдена.

[yeguofu]

Статья Ли Цзинцзэ «Безмолвная литература» (продолжение)

Большинство тех, кто составляет элиту сегодняшнего китайского общества, в молодости были людьми образованными. Именно в литературе эта молодежь, получившая обычное обязательное образование, почерпнула надежду на свободу и благодаря литературе пришла к пониманию смысла жизни. Возможно, они уже давно не брали в руки книгу и внимательно не читали, но слово «литература» стало для них таким же раздражителем, как красная тряпка для быка.

Все это слилось в лихорадочную ненависть к литературе. То, с какой силой эта ненависть выражается, соответствует лишь глубине разочарования каждого.

Говорят, со стороны виднее; может, один г-н Кубин понимает, что происходит. Китайцы говорят о своей литературе с такой неистовостью, словно на нее возложено бремя всего мира, и она должна выносить такую ярость и злобу.

В Китае литература никогда не была чисто литературой. Вот почему в подобных обсуждениях ссылки на литературу, основанные на чтении, кажутся такими робкими, жалкими и оправдательными. Взывая к другой стороне выделить время и прочитать сегодняшние произведения, мы знаем, что все это тщетно. Споры возникают не просто на основе чтения; другая сторона таит в себе всеобъемлющий гнев, который не утолит ни одно литературное произведение. Эти люди словно стоят в пустыне и сокрушаются о запустении мира. Нужно понять, что их печаль метафизична, она не основана на опыте.
 
На фоне этого любое суждение о современной китайской литературе обречено на ошибочность. В 2009 году группа специалистов и ученых собралась в Шэньчжэне, чтобы выбрать лучшие китайские книги за этот год. В итоге не было выбрано ни одно новое, оригинальное произведение авторов с материкового Китая. Было очевидно, что таким образом судьи выражают свое недовольство состоянием китайской литературы. 

На самом деле, опираясь на знание профессионального опыта и интересов этих господ, я считаю, что они просто не читали ни одной из новых книг, вышедших в Китае в 2009 году. Тем не менее, это их недовольство не помешало им выразить свои восторги по поводу «Маленького союза» (小团圆), бестселлера этого года. Этот роман написала в 1976 году Чжан Айлин (张爱玲) (более известная на Западе как Эйлин Чжан. По ее произведению «Вожделение, предостережение» (色，戒) режиссер Ан Ли (李安) поставил в 2007 году отмеченный премиями фильм). Действие в романе «Маленький союз» происходит у Чжан в Шанхае во время японской оккупации 1930-40-х годов и отчасти основано на ее действительно имевшем место увлечении человеком, который сотрудничал с японцами.

Хотя эта книга, дешевая пародия на ее более ранние произведения, представляет собой смесь невыносимой софистики и произвольного самообмана, критики проявили невероятную терпимость. Согласуется с недовольством этих экспертов оригинальными произведениями с материка и предпочтение, выказанное даже более посредственным поделкам гонконгских и тайваньских авторов. Создается впечатление, что из-за глубокого собственного разочарования люди теряют желание оценивать сегодняшнюю литературу.

[yeguofu]

Статья Ли Цзинцзэ «Безмолвная литература» (окончание)

Следует сказать пару слов и об интернет-литературе в Китае. Не так давно один китайский портал под названием Shanda Entertainment, специализировавшийся на играх он-лайн, объявил об учреждении литературной компании. Романы он-лайн присутствуют с 1990-х годов, однако эта попытка сделать на них бизнес знаменует собой новую литературную революцию, когда написанное тысячами рядовых жителей Сети того и гляди нарушит монополию элитных писателей. Например, «Призрак задувает фонарь» (鬼吹灯), дебют никого не известного автора, с момента его первого появления в сети четыре года назад прочли уже миллионы.

Таким образом, сумели сработать вместе сила денег и нацеленность демагогов на культуру: демагогия в Китае -неплохой бизнес. В результате многие искренне считают, что китайским и даже зарубежным литературным традициям скоро придет конец; король умер, да здравствует народ.

Говоря об этом, я пытаюсь показать, в какой сложной обстановке и в каком непростом окружении живут китайские литераторы и каким нужно обладать терпением и уверенностью, чтобы продолжать свою работу. 

Во всяком случае, китайский читатель, обладающий нормальным литературным вкусом, вероятно, заметил в 2009 году некоторые впечатляющие произведения, и среди них - «Слово дорогого стоит» Лю Чжэньюня и «Лягушку» Мо Яня. Литература, про которую забыли в спорах о ее судьбе, продолжает свой рост, а писатели ищут пути переосмысления и отражения самосознания китайцев.

В конце 2009 года вехой для китайской литературы стал специальный выпуск журнала «Народная литература», посвященный новым авторам-хуацяо, писателям, которые уехали за границу, но по-прежнему участвуют в литературной жизни страны. Это Чжан Лин, Янь Гэлин, Чэнь Хэ, Чжан Хуэйвэнь и Чэнь Цянь.

Условия жизни китайцев прошли переоценку и были воссозданы заново, когда сами авторы в ходе глобализации прочувствовали на себе, как живет диаспора, переселившись в другие страны. Наметки новой литературы, обозначенные в последнем столетии Юй Дафу (郁达夫) и несколькими другими писателями, стали теперь мощными тенденциями.

Почти вся критика китайской литературы построена на основательном доводе, что писатели не обращаются к действительности и бегут от нее, когда необходимо срочно облегчить нашу невероятную обеспокоенность и избавить нас от нее.

Но, возможно, наши чрезмерные переживания в упрощении действительности, в том, что мы разложили ее на целый ряд насущны проблем. Как утверждает социолог Сунь Липин (孙立平), в нас преобладает сила инерции, и при этом  легко вызывают беспокойство насущные проблемы, в то время как к проблемам долговременным мы остаемся глухи . В этом смысле анализ и понимание духовной жизни китайца, которые дает Лю Чжэньюнь, и то, как формулирует грех и покаяние относительно планирования семьи Мо Янь, представляют собой глубокий срез действительности и имеют непреходящую духовную ценность.

Вероятно, мы живем иллюзиями; мы перенесли в наше мышление немало западных представлений, и хотя говорим на современном китайском языке, нам еще только предстоит обрести язык нашего истинного бытия. Китайцы жадны до всех новых средств общения. На душу населения мы произносим, наверное, больше всех слов в мире. За этим нашим безбрежным и бесконечным гулом может скрываться всеобъемлющее молчание: может, мы совсем не то, кем себя считаем, и за всеми этими звуками таится душа китайца, одинокая и бессловесная.

Перевод И.Егорова

[Ivan M.]

Статья Ли Цзинцзэ «Безмолвная литература» (окончание)
Перевод И.Егорова

Уважаемый "yeguofu"!
Потрясён вашей "подборкой" в литературном направлении! Спасибо огромное за такое количество очень качественного и полезного материала.
Сам давно хотел заняться чтением "чего-то современного" на языке оригинала, но из всего объёма выходящего на рынок буквально каждый месяц лично мне очень сложно выделить что-то достойное. Теперь вооружённый практически до зубов этой информацией смело пойду в книжный магазин знакомиться с современной китайской литературой! Спасибо.

[yeguofu]

Уважаемый "yeguofu"!
Потрясён вашей "подборкой" в литературном направлении! Спасибо огромное за такое количество очень качественного и полезного материала.
Сам давно хотел заняться чтением "чего-то современного" на языке оригинала, но из всего объёма выходящего на рынок буквально каждый месяц лично мне очень сложно выделить что-то достойное. Теперь вооружённый практически до зубов этой информацией смело пойду в книжный магазин знакомиться с современной китайской литературой! Спасибо.

Спасибо за добрые слова, Ivan M. Пишите, если найдете что-то достойное внимания.