Минамото-но Хиромаса обладал – таково было всеобщее мнение – безупречным вкусом не только к священной музыке - но и ко всему остальному. В небольшой комнатке, отведенной ему во дворце Дзёнэйдэн, все было устроено так, чтобы радовать глаз - и слух, если хозяину приходила охота поиграть на бива или на флейте.
Прозвище "Господин осени" подходило пожилому чиновнику как нельзя лучше – и не только потому, что в его ведомстве находились Осенние Палаты. Смолоду Хиромаса, как говорят, был невзрачен – нежной округлости недоставало лицу, тонкости – чертам, мягкости и длины волосам. Если бы не остроумие да не божественная игра на флейте – пожалуй, ничем не мог бы он пленить сердце красавицы. Однако, будучи из тех мужчин, кого лета только красят, в свои пятьдесят он стал более видным кавалером, нежели многие юноши – не говоря уж о ровесниках, чьи миловидные лица с годами расплылись, округлые щеки обвисли, а длинные волосы изрядно поредели. Хиромасу же луны и дни только шлифовали, как бронзовую статую, делая черты лица определеннее, резче. Лицо Хиромаса брил гладко, не отпуская бородки или усов на китайский лад – но при этом пудрой не пользовался и бровей не чернил – и оттого не казался ни моложе, ни старше своих пятидесяти лет. Виски его плотно прихватил иней, а брови только слегка тронул – но глаза, большие и внимательные, не подернулись дымкой воспоминаний об ушедших годах, и, как говорили, не одна дама, завидев блеск в этих глазах, оставляла ночью сёдзи в своей комнате приоткрытыми. Ах, разве алые листья клёна красотой уступят цветущей вишне?
Руки бывшего начальника Левой Стражи выдавали хорошее знакомство с мечом и луком, а под складками просторного сокутай угадывалась фигура стройная, как и у самого Райко. Однако двигался господин Хиромаса так изящно и легко, как Райко никогда не удавалось двигаться в придворных одеждах. В другое время Райко смутился бы этим сравнением, теперь же смущаться не стал – не до того. В глазах еще стояли разметанные в пыли шелка убитой девицы, в ушах звенели презрительные слова, что бросал ему господин тюнагон Фудзивара Канэиэ, из дома которого были обе убитые прислужницы. Не занимает господин тюнагон главных постов при дворе – но изволит быть родом из северных Фудзивара, сводным братом императрицы-матери государя Рэйдзэй, членом Великого Государева Совета - а потому начальник городской стражи, чиновник в шестом ранге, должен в его присутствии сидеть, склонившись, головы не поднимая - даже если бы на его совести не было двух нераскрытых убийств. Потому что при дворе и кошки изволят состоять в пятом ранге.
Однако вскоре горечь не то чтобы смылась, но как-то поутихла, потому что хранитель покоев велел подать сладкого сакэ и к нему – рисовых пирожков с острой начинкой. Райко не знал, отчего господин Минамото – случайно, по его словам, - услышав гневные речи тюнагона, проникся сочувствием к такой мелкой птахе, как он – однако был рад, как говорится, и за паутинку ухватиться.
Говорили поначалу о пустяках, Хиромаса расспрашивал о делах в северных провинциях, о здоровье отца и братьев – но видно было, что только ради приличия. И лишь после того, как обсудили всех предков Райко, вплоть до сиятельной особы Шестого принца , Хиромаса соизволил перейти к делу.
- Положение ваше, надо признать, весьма скверное, и даже не потому что подозревать приходится чуть ли не демона, а потому, что за всем этим чувствуется рука человека, сидящего высоко, - тут один слуга внес на лаковом подносе закуску и сакэ, а другой - котацу с пылающими углями. Господин Хиромаса примолк, ожидая, пока оба, исполнив свою службу, выйдут из покоев. Райко приметил, что по правую руку от них - веранда, выходящая в сад, а по левую - освещенные комнаты, так что если бы кто-то начал подкрадываться, чтобы разговор послушать - тень его непременно упала бы на сёдзи. А господин Хиромаса улыбнулся, увидев, что Райко это приметил.
- А в таких случаях, - продолжал господин Хиромаса, - будет ли найден преступник, нет ли - а вы всяко наживете могущественного врага. Если не отыщете демона - будет против вас враждовать господин Канэиэ. Если отыщете - кто знает, чью злобу возбудите... Бедственное ваше положение возбудило в моем сердце жалость.
- Моя ничтожная признательность не может быть выражена никакими словами, - глубоко поклонился Райко.
- А вы выпейте сакэ - язык-то понемногу и развяжется, слова отыщутся… - подавая пример, Хиромаса первым взял в руки чашку из китайского фарфора - голубого, хэнаньской работы. Райко теперь неловко было отказываться, хотя он собирался. Юноша взял чашку, согрел руки, пригубил.
- А доводилось ли вам когда сталкиваться с духами и нечистью, господин Хиромаса? - Райко посмотрел в опустевшую чашечку.
- Нет, не доводилось. Хотя россказней слыхал немало. Горожане, простой народ, под каждым кустом готовы видеть кицунэ, а в каждой луже - каппу. Ночные грабители, бывает, раскрашивают лица и выдают себя за они, чем нагоняют страху на людей. А впрочем, их нравы вам известны лучше моего. Да и кугэ суеверны не меньше простолюдинов. Не иначе как до вас дошли слухи о том, что свою бива я выиграл в состязании у демона, что тревожил людей возле ворот Расёмон?
Райко, улыбнувшись, кивнул. Сакэ согрело ему руки и внутренности в этот холодный и полный горестей день.
- Он не был демоном, - вздохнул Хиромаса. - Просто грабителем. Но на бива и впрямь играл искусно.
Господин Хиромаса вдруг задумался, сдвинув брови. Райко показалось, что он смотрит куда-то сквозь мир вещей, словно бы видит незримое для других.
- Да, так вот что вам стоит сделать, - медленно проговорил Хиромаса, возвращая взгляд к лицу собеседника. – Подите-ка вы к Абэ-но Сэймэю.
Абэ-но Сэймэй! Кто в Столице мира и покоя не знает этого имени? Дама Суэ, вспомнив дни своей молодости (ах, и ее сердце билось чаще при звуках флейты Хиромасы!), рассказала бы со всеми подробностями, как молодого и чуть ли не безродного (отец-то из Абэ, да мать, поговаривали - кицунэ, лиса-оборотень!) колдуна-гадальщика привел во дворец молодой Минамото, в то время капитан Правой Стражи Дворца. Тёмная там история была, тёмная и странная, один человек пошел в ссылку на остров Кюсю, иные получили чины в отдаленных провинциях - подробностей и не узнать теперь, известно лишь только, что царственная тётка Хиромасы, супруга сокрывшегося государя Мураками, очень благоволила после ему и Сэймэю. И когда именно её сын занял престол под именем государя Рэйдзэй, благоволение это усилилось. Однако Хиромаса почетное назначение в Осенние Покои принял, а вот Сэймэй со всей вежливостью предложение стать главой палаты гадальщиков отклонил - и продолжал себе жить уединенно на улице Цутимикадо в окружении слуг-сикигами , которым давал он имена разнообразных насекомых.
- Премного благодарю за совет, - Райко согнулся в поклоне.
- Совет дан от всей души, - Хиромаса разлил сакэ. - Когда-то я был так же молод, как вы... Стремился служить государю изо всех своих сил и накликал на себя вражду могущественного человека. Если бы не Сэймэй... Его сила, видите ли, не в онмё-до . Вернее будет сказать, не только в онмё-до. Гадателей при дворе достаточно - но Сэймэй наделен необычайно острым умом и, что ещё важнее, сведущ не только в делах горних, но и в делах человеческих. Если бы Сэймэй хотел, он стал бы не то что главой ведомства предсказаний и пророчеств, а и канцлером... Однако он не хочет.
А не потому ли, подумал Райко, пренебрегает властью Сэймэй, что может заполучить её столько, сколько ему нужно, в любой день и час? И не потому ли сам господин Хиромаса не участвует ни в каких интригах двора, предаваясь музыке? Возможно, флейта дает ему больше власти, чем может когда-либо заполучить господин Санэёри ?
- Господин Канэиэ изволит беспокоиться не напрасно, - Хиромаса опростал чарку и снова наполнил. Райко под его взглядом пришлось пить. Острая начинка скрипнула на зубах, вспыхнула на языке. - У него недавно родился сын, и он отправил посыльного к Сэймэю - погадать о судьбе мальчика. Духи открыли, что дитя оправдает все отцовские надежды. Видимо, надежды эти простираются далеко.
- А господин Канэиэ... со многими поделился своей радостью?
- Вы же знаете, как это бывает, - усмехнулся Хиромаса. - Большой дом, где много слуг - как пчелиный улей. Можно ли сделать так, чтобы он не гудел?
- Если бы господин тюнагон послал к гадальщику письмо, в котором попросил его доверить волю богов бумаге, а с письмом отправил неграмотного слугу - ничего бы не случилось... или мы бы точно знали, где лодка подтекает.
- Так или иначе, он этого не сделал. Кроме того, Сэймэй не всегда беседует с духами вполголоса. Иногда они заявляют о себе... весьма решительно. Я видел.
Господин Хиромаса налил в чашечки остатки сакэ, отставил пустой сосуд.
- У вас в руках один конец нити. Второй же держит кто-то, находящийся совсем близко от нас. То, что я вам скажу сейчас, не должно покинуть ваших уст.
- Они запечатаны, как Могила Полководца , - пообещал Райко, придвинув голову к голове Хиромасы.
- Могила Полководца издает громы в преддверии смуты, - усмехнулся Господин Осени, а потом почти бесшумно сказал:
- Государь Рэйдзэй изволит высказывать высочайшее желание об отречении.
- Как? – изумился Райко. – Ведь Лик Дракона изволил сокрыться всего год назад ! Еще и одежд не переменили!
- И тем не менее, высочайшее здоровье не так хорошо, как думалось нам поначалу. Увы, в пыли этого мира темнеет даже яшмовое тело Государя. И надо сказать, что не каждый, кто близок к Хризантемовому престолу, крепко удерживает яшму верности. Есть и те, кто желал бы скорейшего отречения Государя.
- Что же это за люди?
- Нехорошо говорить, что помутились воды реки Мимосусо , - Хиромаса приподнял брови и посмотрел в чашку с некоторым удивлением, как будто воды реки помутились прямо там.
Райко отшатнулся, не решаясь произнести вслух имя принца Тамэхира. Или Морихира? Что Хризантемовый трон, опора государства – давно уже игрушка вельмож, он понял вскоре по прибытии в столицу и вступлении в должность. Понял, но отказывался верить своим глазам, ушам и разуму. Ибо если Государь – не отец страны, но всего лишь кукла, которую можно посадить на престол – а можно и сменить другой, более удобной, если так - то ради чего тогда жить и ради чего умирать воину?
- Неужели господа Фудзивара позволят кому-то решать, кто будет следующим? - спросил он горько.
- Господа Фудзивара столь многочисленны, а интересы их столь разнообразны, что нет на свете вопроса, по которому у всех Фудзивара может сложиться одно мнение. Ибо семья Фудзивара велика, даже если вести речь только о Северной ветви, а пост канцлера - один. Господин Санэёри не молод, за его плечами полный круг лет , и неизвестно, что случится раньше - отречение юного государя Рэйдзэй или смена верховного канцлера.
- Простите мне мое невежество, - опустил голову Райко, - но кто мог бы претендовать на пост в этом случае?
- Первые, кто приходит в голову - господа Мороудзи и Моротада, братья господина канцлера. За ними следует господин Канэмити, его племянник и сводный брат государя Рэйдзэй, а также его брата, принца Морихира, который, несомненно, станет следующим государем в случае отречения. Их всех я бы спокойно сбросил со счетов, потому что, пока дела идут так, как они идут, этим троим достаточно просто сидеть и ничего не делать.
- Но дела уже не идут так, как они шли! – свистящим шепотом возразил Райко.
- Да. То, что происходит, во вред названным господам Фудзивара – не говоря уж об их младшем родиче, господине Канэиэ… Человек или нечеловек, стоящий за этими убийствами, скорее всего, ненавидит северных Фудзивара. Впрочем, это нам ничего не даст – их ненавидят слишком многие. Однако очень может быть, что я ошибаюсь, и разговоры об отречении государя - простое совпадение во времени с этими смертями. Ничего более. У господина Канэиэ хватает врагов. Например, будь я родственником его второй супруги, я бы на него затаил сильную обиду…
- Я невежествен в придворных делах, - Райко склонил голову. – Ваша помощь просто неоценима, но едва ли я смогу прибегать к ней каждый день.
Господин Хиромаса помолчал, потом внезапно спросил, не понижая голоса:
- У вас есть веер, господин Ёримицу?
- В такой холод? – удивился Райко.
- Веер нужен не только в жару. Он человеку, хоть сколько-нибудь утонченному, совершенно необходим в любую погоду. На веере можно изящным образом подать письмо или цветок, или еще какую-нибудь мелочь подобного же рода. Веером можно укрыть лицо, которое выдает чувства, не приличествующие моменту… Или напротив - не способно показать приличествующих моменту чувств… На веере можно написать послание… кстати, что за веер показывала вам та юная прислужница?
- О… - Райко уже и думать забыл о девочке. – Там были какие-то стихи… Что-то про имя птицы на ветке, припорошенной снегом. Меня попросили их закончить – но мысли были заняты другим, и…
- Понимаю, - медленно кивнул господин Хиромаса. – И вы, стало быть, так и сказали ей – вам-де недосуг, вы не можете закончить песню?
- Признаться неловко, но что-то в этом духе я и сказал, - усмехнулся Райко.
- Ах, какая оплошность! – господин Хиромаса даже щелкнул языком. – А ведь отец вашей матушки изволит быть прославленным поэтом. Неужели от нее вы не получили должного наставления в искусстве песни?
- Если бы дела мои обстояли немного иначе – я бы с охотой принял участие в забаве, но…
- Ни слова более, друг мой. Вы сегодня серьезно испортили свою репутацию. Сколько ваш почтенный батюшка отдал за вашу должность?
Райко опустил глаза. Когда же придет конец этим унижениям?
- Восемь тысяч кан серебра, - прошептал он.
- Полно, господин Ёримицу. Не вам нужно стыдиться – а тем, кто требует при назначении на должность удобрения для своей пазухи. Однако восемь тысяч кан – стоимость хорошей усадьбы. А вы делаете все, чтобы эта жертва отца была напрасной.
- Я стараюсь как могу, - почти сквозь зубы ответил Райко.
- Но вы не понимаете, где нужно усердствовать. Господин Ёримицу, я все больше укрепляюсь во мнении, что вам нужна женщина.
Юноша поднял глаза в изумлении.
- Я разумею не плясунью, которую зовут для увеселения глаз и плоти, - продолжал все так же спокойно Хиромаса. – Но даму благородную, утонченную и зрелую, состоящую в свите государыни и способную наставить вас во всех тонкостях придворной жизни. Если бы… ну, скажем, сострадание к даме Кагэро сподвигло вас на то, чтобы послать ей письмо-другое, а там, глядишь, между вами завязалась бы дружба, вы бы рассеяли ее одинокую печаль, а она бы придала вам лоска – так из двух бед сложилась бы выгода.
Дама Кагэро! Супруга тюнагона Канэиэ! Райко смотрел на Господина Осени во все глаза – и отказывался им верить.
А впрочем, подумал он вдруг – почему бы нет? Это столица, здесь не то, что на севере. Разве сам он не видел каждое утро уходящих задворками красавчиков с волосами, распущенными после ночи любви? Отчего он уже год живет в столице дикарем, и когда нужна женщина – призывает певичку Тидори? Почему не приударит за одной из знатных красавиц – да хотя бы за одной из тех, что как бы ненароком катаются в своих экипажах мимо, когда он на поле упражняется в стрельбе? Или за той же дамой Кагэро – что дурного в том, чтобы скрасить ее одиночество, если муж ею пренебрегает?
- Я в высшей степени благодарен вам за столь ценный совет, - сказал он.
- Ах, советы – весьма дешевый товар, - господин Хиромаса сделал веером небрежный жест. – Их может давать любой, у кого есть язык. Если вам и в самом деле будет от них хоть какая-то польза – загляните ко мне в гости, расскажите об этом.
И господин Хиромаса потянулся к стойке с бива, давая понять, что разговор окончен.