Переправил всю первую, отчасти уже и вторую главу. Для сравнения в мировом масштабе привожу из начала кусок параллельно с английским, пережившим уже два издания переводом (Howard Goldblatt):
На закате гружённый углём товарняк, содрогнувшись, застыл возле старой товарной платформы. У Лун в забытьи полусна почувствовал дрожь и отдачу вагонов, раскатистый лязг, тихий шорох просевшего под обессиленным телом угля. Он вскарабкался выше по угольной куче. Резкий свет электрических ламп заставил зажмурить глаза. Возле путей суетливой толпой мельтешили какие-то люди. Облако пара, сливаясь с вечерними сумерками, укрывало неясные – то неподвижные, то зыбко колышущиеся – очертания станции.
SUNDOWN. A FREIGHT TRAIN FROM THE NORTH COMES to a rocking halt at the old depot. A young man, jolted awake, feels the train shudder to a screeching stop; lumps of coal shift noisily under him as he squints into the blinding depot lights; people are run¬ning up and down the platform, which is blurred by steam and the settling darkness; there are shadows all around, some stilled, others restive.
Пора выбираться. Стряхнув с одеяла слой угольной пыли, У Лун перебросил потрепанный вьюк через борт и, перегнувшись, спрыгнул на насыпь. Тело, лишенное сил, показалось ему невесомым, как связка соломы. Нетвердо ступив на холодную землю чужбины, У Лун и представить не мог, где именно он оказался. Ветер, повеявший гарью с равнины, принес и ночную прохладу. Дрожа от озноба, У Лун приподнял грязный сверток с земли, оглядев напоследок проделанный путь. Рельсы тянулись на север, в бескрайнюю темную даль, туда, где мерцающий глаз светофора менял беспрестанно свой цвет с голубого на красный. Под станционным навесом послышались гулкие стуки – с юга к платформе спешил уже новый состав. Рельсы, составы. Хоть он и трясся в вагоне два дня и две ночи, все эти новые вещи будили в душе лишь отчуждение и безразличие.
Time to jump. Five Dragons grabs his bedroll, dusts it off, and carefully tosses it to the roadbed, then leans over and jumps, effortlessly as a bundle of straw, landing feet first and uncertain on alien territory, not knowing where he is. Cold winds from nearby fields carry the smell of lampblack. He shivers as he picks up his bedroll and takes one last look at the tracks, stretching far into the murky distance, where a signal light changes from red to green. A rumbling noise pounds off the depot ceiling above and the tracks below; another train is approaching, this one from the south. He ponders trains and rail¬road tracks; even after two days and nights of being tossed around atop a lumpy coal car, he feels oddly detached from the whole experience.
Продравшись сквозь хаос людей и поклажи, У Лун потащился к скоплению ветхих домишек. Днями копившийся голод достиг своего апогея. Казалось, пустая утроба вот-вот захлебнется потоками собственной крови. Три дня, и ни крошки во рту. У Лун на ходу ковырялся в своем узелке. Пальцы наткнулись на мелкие твердые шарики. Извлекая один за другим, У Лун отправлял зерна в рот, разгрызая их с резким рассыпчатым хрустом. Это был рис, неочищенный рис его родины – селения Кленов и Ив. Доедая последнюю горсть, У Лун не спеша вошел в северный пригород.
After threading his way through a maze of cargo and passengers. Five Dragons heads for town. He has gone three days without food, until his intestines seem to be oozing blood. Taking a small handful of hard ker¬nels out of his bedroll, he tosses them into his mouth one at a time. They crunch between his teeth. It is rice. Coarse, raw rice from his home in Maple-Poplar Village. The last few kernels disappear into his mouth as he enters town from the north.
Недавно был дождь: в расщелинах каменной мостовой мерцали скопленья серебряных капель. Тусклый свет редких, вдруг разом вспыхнувших уличных фонарей вырвал из тьмы очертанья домов и деревьев. Северный пригород – бедный и грязный район. Воздух насыщен неописуемой смесью зловонья людских нечистот со смрадом гниющих объедков. На улицах редко увидишь прохожих. Мертвую тишь нарушает лишь рокот фабричных машин. У Лун подошел к перекрестку. Под фонарным столбом, изогнувшись, лежал человек. У Лун подобрался поближе. Лет сорока мужичок крепко спал, запрокинув башку на холщевый мешок. Чем здесь не место для отдыха? У Лун утомился настолько, что не мог уже дальше идти. Присев, опираясь спиною на стену, У Лун оглядел мужика. Свет фонаря, освещая лицо незнакомца, придавал ему странный синюшный оттенок.
Runnels of water in the cobblestone street from a recent rain glisten like quicksilver. Streetlamps snap on, imme¬diately carving out silhouettes of an occasional home or tree; the air in the squalid northern district, home to the city's poor, stinks of excrement and decay. Apart from the hum of spinning wheels in nearby textile milts, the de¬serted streets are silent as death. Five Dragons stops at an intersection, near a middle-aged man sleeping under a streetlamp, his head pillowed on a gunnysack. To Five Dragons, who is dead on his feet, it seems as good a place to rest as any, so he sits down at the base of a wall. The other man steeps on, his face absorbing the pale blue cast of the streetlamp.
– Э, ты проснись. Так замерзнуть недолго.
Hey you, wake up! Five Dragons says. You'll get a cold that way.
Спящий не шелохнулся. Наверное, сильно устал. Каждый из тех, кто оставил родные места, словно собака, пытается спать, где придется. И лица их тоже собачьи: вялые, сонные, с плохо скрываемой злобой. У Лун отвернувшись, уставился на облепившие стену цветастые гроздья рекламы. Мыло, сигары, пилюли … На каждом плакате «наигранным жестом ровняла прическу» всё та же девица с кровавой царапиной крашенных губ. Между девиц умещались листки объявлений, большею частью приватных целителей «немочи ив и цветов». У Лун невольно осклабился. Город. Дикая смесь всевозможных нелепых вещей. Сюда словно мухи слетаются люди, чтоб наплодить сонм опарышей в этом зловонном гнезде. Город. Никто не похвалит его, но когда-нибудь все переедут сюда. Темное небо укутала низкая мгла. В ней У Лун распознал баснословный, клубившийся даже ночами над городом дым. У Лун был наслышан о смоге. Бывало, в селение Кленов и Ив возвращались из города люди. Они говорили, весь город – одна дымовая труба.
The sleeping man doesn't stir. Dead tired, Five Dragons assumes. Travelers from home are like stray dogs; they sleep when they're tired, wherever they are, and their expressions—lethargic and groggy at times, ferocious at others—are more doglike than human. Five Dragons turns and looks at the gaudy painted advertisements on the wall behind him: soap, cigarettes, and a variety of herbal tonics in the hands of pouty, pretty young women with lips the color of blood. Tucked in among the sexy women are the names and addresses of VD clinics. Five Dragons grins. This is the city: chaotic and filled with weird things that draw people like flies, to lay their mag¬goty eggs and move on. Everyone damns the city, but sooner or later they come anyhow. In the dying light Five Dragons sees the legendary city smoke rising into the air, confirming his image of what a city is: one gigantic smoke-stack, just as Maple-Poplar villagers had told him.
