陶淵明 (365 – 427)
《閒情賦》（並序）
初，張衡作《定情賦》，蔡邕作《靜情賦》，檢逸辭而宗澹泊，始則蕩以思慮，而終歸閒正。將以抑流宕之邪心，諒有助於諷諫。綴文之士，奕代繼作，並因觸類。廣其辭義。餘園閭多暇，復染翰為之。雖文妙不足。庶不謬作者之意乎？
夫何瑰逸之令姿，獨曠世以秀羣；表傾城之豔色，期有德於傳聞。佩鳴玉以比潔，齊幽蘭以爭芬；淡柔情於俗內，負雅志於高雲。悲晨曦之易夕，感人生之長勤。同一盡於百年，何歡寡而愁殷！褰朱幃而正坐，泛清瑟以自欣。送纖指之餘好，攘皓袖之繽紛。瞬美目以流眄，含言笑而不分。
曲調將半，景落西軒。悲商叩林，白雲依山。仰睇天路，俯促鳴弦。神儀嫵媚，舉止詳妍。激清音以感餘，願接膝以交言。欲自往以結誓，懼冒禮之為諐，待鳳鳥以致辭，恐他人之我先。意惶惑而靡寧，魂須臾而九遷。
願在衣而為領，承華首之餘芳；悲羅襟之宵離，怨秋夜之未央。願在裳而為帶，束窈窕之纖身；嗟温涼之異氣，或脱故而服新。願在發而為澤，刷玄鬢於頹肩；悲佳人之屢沐，從白水以枯煎。願在眉而為黛，隨瞻視以閒揚；悲脂粉之尚鮮，或取毀於華妝。願在莞而為席，安弱體於三秋；悲文茵之代御，方經年而見求。願在絲而為履，附素足以周旋；悲行止之有節，空委棄於牀前。願在晝而為影，常依形而西東；悲高樹之多蔭，慨有時而不同。願在夜而為燭，照玉容於兩楹；悲扶桑之舒光，奄滅景而藏明。願在竹而為扇，含悽飆於柔握；悲白露之晨零，顧襟袖以緬邈。願在木而為桐，作膝上之鳴琴；悲樂極以哀來，終推我而輟音。
考所願而必違，徒契契以苦心。擁勞情而罔訴，步容與於南林。棲木蘭之遺露，翳青松之餘陰。儻行行之有覿，交欣懼於中襟。竟寂寞而無見，獨悁想以空尋。
斂輕裾以復路，瞻夕陽而流嘆。步徙倚以忘趣，色慘慘而矜顏。葉燮燮以去條，氣悽悽而就寒。日負影以偕沒，月媚景於雲端。鳥悽聲以孤歸，獸索偶而不還。悼當年之晚暮，恨茲歲之慾殫。思宵夢以從之，神飄颻而不安。若憑舟之失棹，譬緣崖而無攀。
於時畢昴盈軒，北風悽悽。恫恫不寐，眾念徘徊。起攝帶以伺晨，繁霜粲於素階。雞斂翅而未鳴，笛流遠以清哀。始妙密以閒和，終寥亮而藏摧。意夫人之在茲，託行雲以送懷。行雲逝而無語，時奄冉而就過。徒勤思以自悲，終阻山而帶河。迎清風以祛累，寄弱志於歸波。尤《蔓草》之為會，誦《邵南》之餘歌。坦萬慮以存誠，憩遙情於八遐。
ТАО ЮАНЬ-МИН (365 – 427)
НАПРАСНЫЕ ЖЕЛАНИЯ
Сначала Чжан Хэн сложил об «Успокоенье чувств» поэму, затем – Цай Юн «О чувствах безмолвных», оба избегали цветистых предложений, главным считали в желаниях скромность. Поначалу в смятенье от мыслей своих бывали, в конце же к сдержанным чувствам вертались, чтоб подавить дурных мыслей скитанье, чтобы помочь тем, кто страсть обиняком порицает. Мужи́, что собирают сочиненья времён прошедших, поколенье за поколеньем, продолжали сочинять, к тому же ещё и усиливать блеск сочинений, и слова́ многочисленны их и справедливы. У меня, в сельском моём саду, досуга много, и я, кисть в тушь обмакнув, сочинил подобное тоже. Хоть получилось у меня и не так, как у тех, красиво, надеюсь, всё же, что в мыслях своих я не ошибся.
О, сколь необычен-прекрасен облик её, одна́ она, не имеющая в мире равных, собою толпу украшает; ясно видна её прелесть – той, что способна разрушить города и царства, уповаю на то, что будет известна в веках и её добродетель. Только звенящие подвески из яшмы, могут сравниться с её белизной, только укрывшаяся от людей орхидея, может соперничать с ней ароматом; привносит она слабые, нежные чувства в этот грубый мир, несёт высокие устремленья, к облачным высям возносит их.
Но горько мне, что лучи рассветные солнца вечер сменяет скоро, досадую, что человек в своей жизни должен трудиться долго. И за всю эту сотню годов, как ма́ло радости, и как мно́го печали!
А красавица та, подняв алый полог, чинно усевшись, провела рукою по струнам звонкого ци́ня, чтобы порадоваться само́й. Подарив и мне удовольствие своими нежными тонкими пальчиками, и откинув бесчисленные складки белоснежных рукавов. На мгновенье лишь бросит она взгляд прекрасных глаз, затаив улыбку и слова́, которые мне не подарит. Но сыграла мелодии лишь половину, а уж темнеет окно на запад. Кланяется роще скорбная мелодия шан, льнут к горам белые облака. То посмотрит она вверх, на небеса, то вниз, на поющие струны, опустит свой взгляд. Облик, манеры – соблазнительны, очаровательны, поднимется-встанет – всё в ней прекрасно. Звонкими, чистыми звуками чувства во мне вызывает, желал бы сесть с ней друг против друга, коленями соприкоснувшись, чтобы с нею поговорить. Хотел бы и сам к ней подойти, чтобы клятву свою принести, да боюсь, будет это поступком неприличным. Хотел бы феникса попросить, чтоб передал ей мои слова, да боюсь, что другой уж опередил меня. Мысли – в растерянности, в смущении, и нет им покоя, душа за миг, за мгновение девять раз переходит от одного к другому.
Хотел бы на платье её быть воротничком, чтоб от её цветущей головки аромат перешёл на меня; но горюю, что расстаётся она по ночам со своим шёлковым платьем, и досадую, что осенняя ночь всё никак не кончается. Хотел бы на юбке её быть пояском, опоясывать прелестный стан её тонкий, но, увы, у тепла и холода неодинаков дух – снимет она старую юбку и наденет новую. Я хотел бы помадою быть в волосах её иссиня-чёрных, что спадают на узкие плечи, но вздыхаю от того, что красавица моется часто, и от белой воды я бы исчез. Хотел бы для бровей её чёрною краскою быть, чтобы вслед взгляду её свободно носиться, но горько мне, что румяна-белила хороши лишь пока они свежи, боюсь, что со временем разрушат они цветущий облик красавицы той. Хотел бы я стать камышом для циновки, чтоб покоить нежное тело её, когда на дворе третье время года настанет – осень, но скорблю, что подстилка из шкуры тигровой заменит её, и только когда пройдёт год, лишь тогда она станет циновку искать ту вновь. Хотел бы тесёмкою быть в обувке её, чтобы белую ножку её обвивать, но скорблю, что ходьбе и покою есть своё время, и снимет она их и бросит их перед своею постелью. Хотел бы днём быть её тенью, но ходит она то на восток, то на запад, скорблю, что высокое дерево отбрасывает много тени, и вздыхаю о том, что какое-то время мы будем не вместе. Хотел бы я ночью быть для неё свечою, озарять её яшмовый лик в тихой опочивальне, но скорблю от того, что фуса́на луч лишь пробьётся, и свечу, ненужную больше, она погасит. Хотел бы бамбуком быть для веера её, чтобы в нём таить ветер прохладный, и быть в нежной ручке её, но скорблю от того, что белые росы на заре застынут едва, она уже смотрит на длинное платье с длинными рукавами, и веер отбросит далеко от себя. Хотел бы я деревом быть, уту́ном, чтоб на коленях её ци́нем певучим лежать, но скорблю от того, что музыка замирает, когда приходит печаль, и оттолкнёт она меня тогда, и музыки звуки перестанут звучать.
Обдумал я то, что желал бы, и понял, что непременно сорвутся мои желанья, лишь заставят сердце страдать понапрасну. Остаётся лишь муки терпеть от желаний своих – некому мне поведать о них – да идти беззаботно бродить в южной роще. Искать приюта под магнолией в остатках росы, иль под зелёной сосной тень свою укрыть. Если б, гуляя-бродя, увидел красавицу ту, то радость и страх переплелись бы в моей душе. Но уныло-печально вокруг, и никого не видать, и одиноко, в думах печальных, напрасно её мне искать.
Подберу полы лёгкого платья, да вернусь на дорогу, взгляну на вечернее солнце, и протяжно вздохну. Шагая, бродил я блуждал, и забыл о том, что радость мне доставляло, вид печальный-расстроенный у меня, и сожаление на лице. Листья, одно за другим, ветки свои покидают, воздух прохладен-прохладен – к холодам время идёт. Солнце бросает тени на землю, перед тем как на нет сойти, у кромки облаков луны пленителен вид. Птица, горюя, кричит – одна возвращается в рощу, зверь ищет пары себе, а без неё не уходит. Скорблю о том, что го́да наступают вечерние сумерки, досадую, что и этот год закончится скоро. Мечтаю, чтобы и ночью, во сне, идти бы за красавицей тою – душа словно по ветру несётся, никак не успокоится: словно, на лодке плывя, потерял я весло, или, словно на скалу взбираясь, за что уцепиться, не знаю.
И вот, созвездья Би и Ма́о заполнили уже окно, ветер северный заунывно-пронзительно свищет. В муках душевных, не могу я заснуть, мысли толпами в голове моей бродят. Встану, оденусь, подпоясав ремнём одежду, жду рассвета, иней густой сверкает на белых ступенях. Петух крылья сложил, не кричит, голос флейты, чистый и грустный, издалека донёсся: сначала звучал тихо-спокойно, чтоб выразить мягкость и утончённость, а под конец – чисто и звонко, и спрятался, наконец, замолкнув.
Мечтаю, чтоб красавица та оказалась бы здесь, прошу проплывающие облака́ желанья мои е́й передать. Но плывущие облака́ уплывают, в ответ ничего не сказав мне, да и время уже торопливо-поспешно уходит. Напрасно лишь мучаюсь мыслями своими, сам себя горевать заставляю, ведь красавица та – за горами, что нас разделяют, шагает, вдоль Реки́ ступает. Ветру свежему иду навстречу, чтоб разогнал он мои душевные муки, слабую волю свою посылаю волне, что бежит обратно. Порицаю тех, о ком поётся в песне «Сорные тра́вы», пою нараспев песню «К югу от Ша́о». Спрячу в себе десять тысяч мыслей своих, чтоб осталась одна – честная, дам отдохнуть чувствам своим на далёких восьми просторах земных.
Перевёл с китайского Владимир Самошин.
Уту́н – дерево, из которого изготавливали некоторые музыкальные инструменты, в частности, цинь.
Фуса́н – зд. иносказательно о солнце.
Созвездья Би и Мао – появляются на небосклоне осенью.
«Сорные тра́вы», «К югу от Ша́о» – стихи из «Книги Песен» (XI – V вв. до н.э.)
