Глава XV
Джип, подъехав к крыльцу главного корпуса санатория, остановился. Японский солдат, стоявший у дверей, быстро подбежал к машине и открыл заднюю дверь, давая возможность выйти из неё путнику. Фан Цзе мягко ступил на землю и сразу же направился ко входу, бросив по-японски в сторону солдата-швейцара: «Там у чемодана немного оторвалась ручка, пожалуйста, поаккуратней! И, по-жа-луй-ста, найдите мастера, чтобы починить её».
На крыльцо выскочил дежурный офицер, бодро отдал честь, представился и произнёс: «Господин поручик! Генерал ждёт Вас у себя в кабинете через час. А пока швейцар проводит Вас в номер и покажет всё что нужно. Размещайтесь и отдыхайте. Номер для Вас подготовлен, адъютант генерала прибудет за Вами ровно через час!» - как молотком по металлической крыше отстучал фразы встречающий офицер.
- Хорошо, спасибо! – буркнул себе под нос Фан Цзе и обходя дежурного, вошёл в помещение санатория...
...
- Разрешите войти, Ваше Превосходительство! – предварительно постучав и отворив входную дверь, проговорил адьютант генерала Такиэ и, ступив один шаг в гостиную, выпалил: «Поручик Фан Цзе ждёт у дверей номера».
- Да, пусть войдёт, – сразу приободрившись и приняв гостеприимный вид: растянув рот в чуть заметной улыбке, промолвил генерал. Он сидел рядом с маленьким чайным столиком в глубоком кожаном кресле, так что голова едва возвышалась над спинкой.
Фан Цзе зашёл, вытянулся в струнку и отрапортовал: «Господин генерал! Поручик Фан Цзе прибыл в Ваше распоряжение».
- Проходите, поручик, - ответил Такиэ, тяжело поднявшись и направляясь навстречу гостю. Они поздоровались за руки, по-японски слегка поклонившись друг другу и переплетя в пожатии четыре руки, и генерал кивком головы указал офицеру на кресло, стоящее напротив своего, приглашая прибывшего сесть.
- Как добрались? – спросил генерал, проваливаясь всем телом в своё любимое сиденье.
- Отлично, спасибо! - чётко парировал Фан Цзе, также усаживаясь в мягкое, пухлое кресло. «Что может быть прекрасней родных мест? Правда, я плохо помню их, но детские воспоминания расшевелили сердце – особенно очаровал цветущий багульник. Это чудо какое-то!» - добавил он.
- Да, в это время здесь изумительная красота, природа играет на струнах человеческой инь* словно наложница на сэ**, аккомпанируя предвечному пению Нефритового императора, - сладко изрёк генерал, жеманно закатив вверх глаза, как будто вспомнил далёкое полузабытое отрочество в родительском доме. Затем снова оживился, моргнув ресницами словно отгоняя лирические реминисценции, и невозмутимо продолжил: «Хорошо, давайте перейдём к делу, поручик!»...
Номура Такиэ был из богатого японского рода, естественно, как и большинство последовательных японцев веровал в традиционную религию своей страны – дзен-буддизм, однако, долгие годы воинских скитаний, а большую часть доблестной боевой биографии он провёл в Китае, одарили обилием разносторонних знаний о жизни, быте и обычаях покорённого народа. Поэтому он в совершенстве владел китайским языком и изрядно разбирался в тонкостях китайских традиционных верований. В эти секунды он вдруг ярко представил одну из легенд о Нефритовом (Яшмовом) небесном императоре (Юйхуан Дади) – высшем божестве даосской религии, неожиданно увидел будто на яву, как в глубокой древности один из китайских правителей и его супруга молятся о даровании им наследника. После долгих и бесплодных молитв жена дивным образом увидела во сне Лао-цзы – основоположника даосизма, сидящего с младенцем в руках верхом на огненно-золотом драконе. Вскоре она разрешилась долгожданным сыном, который с юных лет проявлял сострадательность к бедным, был великодушен и добродетелен к людям. Став через несколько лет императором, он спустя считанные годы, уступил престол одному из своих министров, а сам начал вести уединённый образ жизни, лечил травами больных и словом убогих, раздумывая о путях к бессмертию. Таким образом, этот юноша стал одним из самых значимых верховных существ даосского пантеона – Нефритовым императором, стоящим во главе рая и ада.
По значению и известности Лао-цзы, пожалуй, второй после Конфуция великий философ Китая. В «Исторических записках» Сыма Цяня (II век до нашей эры) он считается жителем Чу – одного из воюющих между собой княжеств эпохи «Сражающихся царств» (771-221 гг. до нашей эры). Настоящее его имя – Ли Эр, прозвище – Дань. Сыма Цянь пишет, что служил он архивариусом при чжоусском дворе и тогда же встречался с Кун-цзы (Конфуцием). Суть всего учения Лао-цзы изложена в небольшом трактате «Книга пути и добродетели» («Даодэцзин»). Стержневой субстанцией даосизма является «дао» - путь, который понимается как всеобщий закон природы, как первооснова всей жизни на Земле, источник всех явлений материального и духовного существования. «Дао» включает в себя обобщённое представление о законах развития мира и всё, что есть на Земле произрастает из «дао», чтобы потом, совершив кругооборот вновь в него вернуться. «Дао» не только первопричина, но и конечная цель – завершение бытия. Прочувствовать «дао» невозможно, нельзя услышать, увидеть, ощутить, понять его. Никто не создал «дао», но всё зародилось от него и к нему же возвращается. Однако всё, что происходит от «дао» проявляется через «дэ» - добродетель, поэтому, если «дао» - всеобщая сущность мира, то «дэ» - её обнаружение в реальности. Задача человека – всё-таки познать «дао», встав на путь «природности», «гармонии мира» - слиянии человека с природой. Социальная несправедливость рассматривается даосами как как нарушение гармонии, поэтому отшельничество, принятое у них за норму – есть самобытный протест против этой несправедливости. Схимники-даосы во все времена уединялись на лоне природы и старались слиться с ней для достижения «гармонии мира»...
- Я пригласил Вас сюда для выполнения одного крайне ответственного задания. Вы, вероятно, осведомлены о том, что императором... я имею ввиду императора Японии, а не Пу И, - оговорился Такиэ, гортанно «нн»-ыкнув по восточно-азиатскому обыкновению при упоминании маньчжурского ставленника японцев.
- Так вот, императором Японии совместно с Генеральным штабом нашей армии и штабом Квантунской группировки принято решение о масштабной подготовке к отражению нападения русских на Маньчжу- Диго и Японию. Откуда у нас создалось такое мнение, что русские обязательно нападут на нас? Давайте я подробно введу Вас в обстоятельства дела, изложив свои аргументы – стремительно отвечая на заданный самим собою вопрос, проговорил генерал, не позволив вставить ни одного звука замершему в кресле Фан Цзе...
- Общая военно-политическая обстановка такова: как Вы знаете, Фан Цзе, Красная Армия практически вышла к границам СССР и теперь осталось лишь несколько месяцев, чтобы покончить с Гитлером. Какие дальнейшие планы у Советов, как Вы думаете, поручик?
Фан Цзе до этого внимательно слушавший генерала, невольно подался назад как будто мощный поток воздуха попытался сбить с ног странника, идущего по голой степи – вопрос Такиэ застал его врасплох, он пока не готов был ответить, настраивался внимать и наряду с этим старательно наблюдал за мимикой коменданта гарнизона, пытаясь понять: что же представлял из себя генерал? Однако, буквально, через доли секунды опомнился и ляпнул невпопад: «Думаю, что дальше они ввяжутся в войну с союзниками».
- Да, Вы что, поручик! – выкрикивая и скривив губы в саркастической ухмылке, выдал Такиэ, - это же самоубийство. Во-первых, Сталин за три года войны с германцами понёс слишком много потерь – ему не потянуть второй полнокровной битвы, а во-вторых, не зря же они в сорок третьем году собирались в Тегеране, я имею ввиду Сталина, Черчилля и Рузвельта. Они ж там не сказку «Тысяча и одна ночь» выносили на обсуждение, поехав в такое опасное путешествие. По данным нашей разведки эта троица обсуждала дальнейшие планы ведения войны, в том числе, боевые действия против нас (генерал ошибается, решение о совместных действиях против Японии было принято главами государств антигитлеровской коалиции на Ялтинской конференции в 1945 году – авт.).
- Фан Цзе, Вы умеете играть в китайские шахматы «сянци»? - вкрадчиво задал вопрос Такиэ.
- Да, конечно, - мгновенно соврал метис, хотя не очень хорошо знал правила «сянци» и сам ни разу не играл, но видел как играют другие. Затем враз пришёл в норму и поправился: «Чуть-чуть, совсем плохо!».
«Что-то я сегодня какой-то рассеянный, не готов к серьёзному разговору, наверное, не отошёл ещё от утренних впечатлений. Надо немедленно сосредоточиться и не отвлекаться на посторонние раздумья», - подумал про себя офицер.
Генерал, как показалось, не обратил внимание на ответ Фан Цзе и продолжил:
- Так вот в «сянци», а они, кстати, отличаются от индийских (международных – авт.) шахмат не только названием, формой и количеством фигур, но и стратегией игры, есть такая фигура как «генерал-полководец», соответствующий индийскому «ферзю» и защищённый двумя «телохранителями». Простор для деятельности полководца на поле брани – поле «сянци» достаточно широк, однако, тактически ограничен наличием боевых единиц – их в китайских шахматах гораздо меньше, чем в индийских, ну, всего лишь пять солдат, слон, колесница и пушка. Попробуйте такими силами развернуть полномасштабные и эффективные боевые действия, а, Фан Цзе! – как бы вскольз обращаясь к своему визитёру, осведомился генерал.
Поручик попытался ответить, слегка приоткрыв рот, но генерал не дал ему такой возможности.
- Китайцы придумали эту игру давно, её современный вариант был создан во времена династии Северная Сун (960-1127 гг.) и с тех пор ни стратегия, ни тактика игры не поменялась. Я к чему об этом Вам рассказываю, Фан Цзе? Стратегия такова, что заманив доверчивого противника в сети и дав ему поиграть на своём поле, полководец неожиданно наносит сокрушающий удар в спину, мобилизовав весь оставшийся потенциал на разгром врага. Не знаю, умеет ли Сталин играть в «сянци», но действует он в настоящий момент именно так. Поэтому нам, как людям, знающим правила этой игры, надо быть готовыми к ударам Советов, а то, что они будут непременно нанесены убеждены и мой император, и Генштаб, и я лично. Я воевал с русскими семь лет назад на Халхин-Голе. Они отважные воины, немного безрассудные, хвастливые и не жалеющие своих бойцов, но стойкости им не занимать, когда дело касается последнего рубежа или защиты своих идеалов. Интересно, что маршал Жуков, который теперь у них командует фронтами, на Халхин-Голе был моим прямым противником. Тогда Жуков, надо признаться, здорово потрепал нас, правда, потеряв при этом огромное количество воинов, но кто их считает во время войны? Может только американцы? Те не сунутся беспечно, как русские, в мясорубку, пока не просчитают все предполагаемые плюсы и минусы от операции.
- Наша беда в том... сейчас я Вам, поручик, выдам страшную тайну, правда, о которой знают все наши высшие военначальники: Япония слишком распылила свои силы, ведя бои на нескольких направлениях, начиная от Бирмы, островов Микронезии и заканчивая Китаем. Хотя в Китае мы и ведём боевые операции ни шатко, ни валко, но вынуждены держать огромные силы, сковывающие наши действия на других фронтах. Чан Кай-ши не особенно старается воевать с нами, Мао Цзе-дун сидит себе в горах. Мы с ним, вообще, дружим, - насмешливо проронил Такиэ.
- Он связан с нами негласными обязательствами: мы его не трогаем, не ведём боевых действий против горстки его оставшейся армии, более того, позволяем ему не только торговать всем, чем ни попадя, включая наркотики, дабы содержать войско, но и разрешаем выходить малыми силами за пределы советской зоны в Яньнани, конечно же, не с целью воткнуть нам меч сзади. Поэтому с его стороны ожидать чего-то серьёзного пока не представляется возможным...
- Ну, а теперь непосредственно приступим к Вашему заданию, Фан Цзе...
* инь – тёмная (женская) половина двуграммы в даосской «инь-ян»
** сэ - китайская лютня – двадцатипятиструнный щипковый инструмент
