ГЛАВА XXXIII
Заурядность, вылепленная из песка зыбких интересов и наполненная эфирными парами угодливой моды, не может жить долго. Облекаемая красивыми словесами в радужную оболочку мыльного пузыря, порой, выраженная бесталанной фантазией в камне архитектурных сооружений, умирает сама либо уничтожается своими создателями, но только лишь для того, чтобы освободить место такой же бездарности. Быстро умирая и столь же часто рождаясь, она оставляет трупный яд, отравляющий корни целых народов, лишая нации самобытности. Продвигая к власти своих отпрысков - сиюминутных конъюнктурщиков - расшатывает основы власти, сметая с лица земли кажущиеся могучими целые государства и, отдавая на съедение безликой рутине часы и годы нашей жизни, губит надежды, убивает мечты. Лишь изредка красочный и вместе с тем унылый в своём однообразии пейзаж нарушается появлением таланта, который, ломая привычный уклад, вызывает неприятие большей части окружающего общества. Постепенно толпа привыкает к пришельцу, некоторое время рукоплещет ему и, затем вновь устав от однообразия, начинает жаждать перемен.
Все, что выходит за рамки обыденности, вызывает восхищение, а порой и удивление. Глубина таланта и глубина веков находятся в одной плоскости - мерой и того, и другого является время. Материальным воплощением и доказательством этой истины можно считать китайскую архитектуру. Причудливые силуэты крыш старинных пагод, золочёные фигурки драконов, преобладание красного цвета и необычные ароматы вызывают благоговение и трепет даже у непосвященных. Примерно такие чувства ощутили офицеры ФСБ Лебедев и Денисов при виде главного храма Цугольского Дацана.
Цугольский Дацан по праву считается священной жемчужиной Забайкалья, в первую очередь, являясь одним из духовных центров буддизма этого сурового края. Ещё в 1801 году безызвестным ламой здесь была поставлена юрта–дуган, а само строительство дацана началось в 1831 году. Место было выбрано учёными ламами по всем буддийским канонам застройки. Первоначально было построено, как следует из «Записок забайкальского миссионера» А. Малкова, написанных в 1865 году: «Дугун, молитвенный дом, - здание в длину сажень 13, в ширину до 17, искусно сплетенное из прутьев тальника, оштукатуренное и потому на вид кажущееся совершенно каменным». Лишь спустя почти десять лет был возведён каменный храм, который стоит до сего дня. В 1869 году здесь начали изучать тибетскую медицину. В период своего расцвета в 1916 году дацан насчитывал 1200 лам. В годы советской власти он был закрыт и передан военному гарнизону, но даже в то время, когда помещения использовались под военные артиллерийские склады, храм не потерял своего величия. Лишь в восьмидесятых годах двадцатого века начались восстановительные работы и дацан вновь обрёл жизнь.
Служебная машина сотрудников ФСБ остановилась в одном из переулков, прилегающих к дацану. Все трое, включая водителя, дождавшись когда осядет дорожная пыль вышли из автомобиля, с наслаждением разминая затёкшие ноги. Водитель, закурив сигарету, остался возле машины, а его пассажиры не спеша и аккуратно ступая, чтобы не поднимать дорожную пыль чёрными туфлями, двинулись к дацану. Их внимание привлекла немногочисленная толпа, окружавшая один из домиков в ряду точно таких же строений. Судя по пахнущему свежей древесиной брусу, дома были построены совсем недавно и служили жилищем для обитателей монастыря. Между тем, от ожидавших приёма у целителя людей отделился человек бурятской национальности и направился навстречу гостям, прежде отдав некоторые распоряжения своему помощнику. Несмотря на полуденный зной, на плечах мужчины болталась распахнутая телогрейка. Обут он был в стоптанные кирзовые сапоги. По уверенной манере держаться можно было догадаться, что бурят не относится к рядовым насельникам дацана. Очевидно было и то, что к священнослужителям он также не имел ни малейшего отношения.
Остановившись перед гостями, мужчина вместо приветствия произнёс: «Наконец–то, с самой ночи вас жду», - и, замявшись, так и не решился первым подать руку. Тогда это сделал Денисов, сгладив тем самым неловкость создавшейся ситуации. Мужчина жестом руки пригласил офицеров проследовать за ним и двинулся в сторону домика, который он только что оставил. Было похоже, что неизвестный знает с кем имеет дело и цель визита гостей ему тоже известна. Дальнейшие события показали правильность этой догадки.
Двигаясь на полшага впереди, Бадма – таким именем он представился чуть позже – продолжил беседу: «Товарищи, ждать вам не придётся. Жун уже готов принять вас». За те несколько десятков метров, что сослуживцы прошли в сопровождении бурята- насельника, он успел поведать им краткую историю создания монастыря. Грамотная и образная речь добровольного гида резко контрастировала с его неопрятным внешним видом.
- Вероятно, Вы будете первым? - обратился он к Денисову и, не дожидаясь ответа, повернулся к Лебедеву и произнёс: - Тогда Вам придётся подождать в другом месте. Там можно будет перекусить и немного отдохнуть.
- А что это долго? – уточнил Денисов.
- Это смотря для чего Вы приехали. Бывает и по часу принимает, - уклончиво ответил Бадма и проследовал дальше. Толпа неохотно, но безмолвно расступилась. Владимир Александрович осторожно потрогал свежеокрашенные перила и, убедившись, что они высохли, уверенно поднялся на крыльцо.
Оказавшись в маленькой комнате, Денисов увидел пожилого монаха, сидевшего за обычным столом на старом венском стуле. За спиной врачевателя стоял молодой помощник и сосредоточенно перебирал чётки. Чисто побеленные стены, казалось, ещё не успели высохнуть и в воздухе ещё держался стойкий запах масляной краски. Обстановка была более чем скромной - кроме стола и двух стульев в комнате стоял только жесткий топчан и огромный старый сундук возле входных дверей. Не теряя времени даром, монах на китайском языке предложил Денисову раздеться до пояса. Молодой помощник тут же продублировал его слова по-русски, и Владимир Александрович понял, что тому отведена роль переводчика. После первой же фразы полковник ФСБ, свободно владеющий китайским языком, понял, что познания переводчика далеки от совершенства, но по вполне понятным причинам не подал виду. Осмотрев кожные покровы и гортань, врачеватель вновь предложил офицеру присесть. Затем тщательно посчитав пульс, вдруг замер на несколько мгновений. Владимир Александрович удивленно продолжал смотреть на врачевателя, ожидая дальнейших действий, пока, наконец, не понял, что тот обоняет его запахи. От этой мысли Денисову стало неловко, и он постарался убедить себя, что перед ним врач и стыдиться тут нечего. Пока Владимир Александрович обдумывал ситуацию, монах, очнувшись, начал что-то писать на листке бумаги. После чего передал написанное помощнику и к удивлению полковника немедленно выпроводил того за дверь.
Монах Жун был не только мудрым и исполненным глубокими знаниями человеком, но ещё и отличным психологом. Для того, чтобы задать провокационный вопрос, он выбрал тот самый неподходящий момент, когда офицер ФСБ сидел перед ним полураздетый, что давало врачевателю некоторое психологическое превосходство. Чтобы усилить эффект, монах попросил Денисова встать и задал неожиданный вопрос, выразив его в утвердительной форме:
- Вы ведь не лечиться сюда приехали?
Владимир Александрович, застигнутый врасплох, замешкался, но тут же оценив положение, вместо ответа начал не торопясь одеваться. Затем, уже не скрывая своего владения китайским языком, ответил:
- А вы не лечить.
- Разумеется, нет, - хладнокровно парировал монах и продолжил: - Тибетская медицина подразумевает, что лечение - это длительный процесс. Я здесь задержусь ненадолго, поэтому могу лишь проводить диагностику сложных случаев. Лечение будут осуществлять обитатели дацана.
Жун снял очки и, задумавшись, покрутил их в руках, затем вновь надел и, глядя поверх стёкол прямо в глаза собеседнику, произнёс:
- О вашей болезни печени Вы и так знаете. Более того, довольно успешно её пролечили. Что ещё… ещё у Вас «холодный» артрит, а в остальном полный порядок. Но…Вы ведь хотели услышать ответы на другие вопросы?
Владимир Александрович, чтобы перехватить инициативу в разговоре, пропустил последнюю фразу собеседника мимо ушей и спросил первое, что пришло в голову:
-А что такое «холодный» артрит?
- Тратить наше драгоценное время на изучение медицинских терминов было бы слишком расточительно, - с этими словами врачеватель придвинул к себе ещё один чистый лист бумаги и, приготовившись писать, продолжил: - Традиционная медицина предложила бы Вам болеутоляющее снадобье или мази, способствующие рассасыванию солей в суставах, я, вернее, Вы сами с помощью моих порошков и плана лечения, излечите тот сбой в организме, который привел к отложению солей, и они исчезнут сами собой.
Монах принялся быстро писать расписание приёма порошков. Денисов, внимательно наблюдая за действиями собеседника, вдруг спросил, придав вопросу полушутливую интонацию:
- Значит всё-таки правда, что вы обладаете даром предвидения?
Врачеватель, бросив на полковника серьёзный взгляд, промолвил:
- Почему вы так решили?
- Вы же как–то определили, что я владею китайским языком?
- Для этого не надо было обладать особенными качествами, лишь чуточку внимательности, - всё так же серьёзно проговорил монах и, продолжив писать, добавил – Мои некоторые просьбы Вы начинали выполнять ещё до того, как переводчик завершит фразу.
- Переводчик у вас никудышный, - смешавшись, буркнул в ответ Денисов: - Если бы я не знал китайский язык, то и вовсе бы не понял, чего Вы от меня хотите.
Негласное соперничество собеседников продолжалось, и если полковник стремился к первенству умышленно, чтобы держать нить разговора в своих руках, то у Жуна это получалось само собой в силу более глубокого жизненного опыта и мудрости, а не потому что он стремился перехватить инициативу.
Врачеватель аккуратно положил ручку на стол и с горькой усмешкой произнёс.
- Это не дар, а тяжкая ноша и, увидев недоверчивый взгляд собеседника, продолжил: - Мне ещё ни разу не удавалось спасти кого-либо, предотвратив беду своим знанием. Это понятно – для того, чтобы изменить карму человека, Будде нет необходимости использовать мои способности, он и так всесилен. Это дано для чего-то иного. Боюсь, что и на этот раз я не смогу ничего сделать.
Жун, задумавшись, стоит ли продолжать эту тему умолк, а Денисов, воспользовавшись паузой, спросил:
- Но ведь, если Вы точно знаете о предстоящих событиях, можно ведь предупредить человека?
- Предупредить можно, но человек, даже изменив планы, всё равно приходит к предначертанному. Сказанное мною слово, каким бы оно ни было веским, как и у любого другого, всегда предваряемо мыслью. Но как отличить данное свыше Буддой от результата работы мозга? Вот уже несколько месяцев меня мучает мысль, что брат, которого я разыскиваю много лет, трагически погибнет. Эта тревога не оставляет меня ни на минуту. Я так надеюсь, что это всего лишь страх потерять близкого человека, но не предвидение данное свыше. Можно ли назвать такое даром? Вряд ли…
- Как зовут вашего брата? – позволил себе прервать собеседника Денисов.
- Фан Сюэ, - промолвил монах с тревогой глядя на собеседника. Для полковника это не было неожиданностью, так как он знал полное имя врачевателя и вполне допускал такую возможность, однако удаче порадовался, но монах этого не заметил, благо, что Денисов умел прятать эмоции в таких случаях. Владимир Александрович долго не решался ответить, но, наконец, сдержанно откашлявшись, произнёс:
- Вы действительно обладаете сверхъестественной способностью… не ошиблись и на этот раз. Фан Сюэ погиб.
Глубокая вера и самообладание позволили врачевателю мужественно принять это известие. Понимая, что монах ждёт подробностей, полковник первым нарушил молчание и поведал без излишних подробностей обстоятельства гибели Фан Сюэ. После очередной паузы Жун вновь начал говорить. Так много монах, пожалуй, ни разу не говорил в своей жизни. Возможно, его многословие было результатом надежды, что человек, сидящий перед ним, в ответ на откровенность поведает еще что-нибудь о погибшем брате.
- Моя мама ушла из жизни, когда мне исполнилось пять лет, - печально начал свой рассказ врачеватель: - Кроме неё, у меня больше никого не было, и я оказался на улице. Подобрал меня, погибающего от голода и холода, монах и взял с собой в монастырь. Он стал моим первым учителем. Перед смертью мама оставила мне письмо, которое я прочитал, как только обучился грамоте. Благодаря этому посланию, я не остался человеком без роду и племени. Мой отец Фан Цзе был знаком с мамой всего несколько дней, и результатом этой короткой и яркой любви стал я. Папа познакомился с мамой в минуты душевного кризиса, и именно она помогла ему выжить.
Став свидетелем страшных преступлений печально известного отряда № 731, отец был готов сделать все, чтобы прекратить эти преступные деяния японской военщины. Тогда мама, работавшая в канцелярии штаба Квантунской армии, решила ему помочь. Она, почти не таясь, похитила копию очень важного документа, и её брат - мой дядя – должен был скрытно передать этот документ отцу так, чтобы тот не догадался о его происхождении. С этой задачей он справился, но не сумел сделать другое - передать письмо от мамы, где было указано место встречи, так как она была вынуждена бежать. Отец был хорошим разведчиком. Он быстро обнаружил слежку и, решив, что его преследует японская контрразведка, сумел обмануть наблюдателя. Увы, это оказалось роковой ошибкой - дядя не сумел его догнать.
Неожиданно умолкнув, Жун внимательно посмотрел на входную дверь, которая тотчас же отворилась, и в комнату вошёл переводчик, держа в руках объемистый бумажный свёрток. Монах жестом указал, чтобы тот положил его на сундук, и вслух произнес: «Извинитесь перед страждущими и объявите, что я на сегодня приём закончил. Попросите, монаха Цырена, чтобы он взял на себя этот труд».
Помощник молча кивнул головой и тут же исчез за дверями, а врачеватель, обращаясь уже к собеседнику, извиняющимся тоном пояснил:
- После такого известия я не смогу исполнять своё послушание должным образом. Полковник, приняв максимально сочувствующий вид, осторожно спросил:
- А как Вы узнали о существовании брата?
- На этот раз обошлось без высших сил, - задумчиво ответил монах.
Денисов и Жун сами не заметили, как их разговор превратился в дружескую беседу. Если полковник ФСБ в любом контакте с посторонним лицом часто стремился к этому для того, чтобы расположить к себе собеседника, то для монаха это было более чем неестественно. Жун вновь взял ручку, но так и не начав писать, продолжил:
- Я знал, что в момент встречи с мамой отец был женат и всегда надеялся на то, что в той семье у него есть ребёнок. Везде, где бы я ни был, в первую очередь, интересовался родом Фан, но, увы, долгое время безуспешно. Однажды мне повезло, если это слово применимо в данном случае. Один из моих пациентов принёс старую газету, в которой сообщалось о необычной смерти от чумы некоего Фан Цзе, и я тут понял, что это мой отец. Моё сожаление и горечь утраты были безмерными, однако в этой же статье упоминалось о сыне Фан Цзе – Фан Сюэ. Поиски продолжились. К сожалению, мои возможности были невелики, и надежда таяла с каждым годом. В конце концов, Будда сжалился надо мной. Шесть месяцев назад он велел мне немедленно отправиться в русский город Читу, если я хочу застать брата в живых. Увы, я опоздал, - при этих словах голос Жуна дрогнул и он умолк. Владимир Александрович, оставив главную новость напоследок, но желая при этом хоть как–то утешить врачевателя, произнёс:
- Я потреблю всё своё влияние к тому, чтобы преступник был пойман и наказан. Услышав последнюю фразу, монах перестал писать, снял очки и задумался, как будто принимал очень важное решение, а затем, произнёс:
- Преступников Вы не поймаете, да и ни к чему это. Они лишь орудие в руках Большого Тарбагана. Гибель брата - закономерный итог в нашем роду почти для каждого, вернее, я первый со времён Чингиз-хана, кто этого может избежать… - далее монах поведал легенду о Тарбагане в подробностях, которые ранее не были известны Денисову. Умолкнув, врачеватель поднял исполненные тоски глаза и, встретив недоверчивый взгляд полковника, продолжил: - Ваш скептицизм не имеет под собой никаких оснований. По закону Тарбагана, существует любой род, не зависимо от того сохранилось ли фамильное предание, потеряно ли оно в веках или не было озвучено нашим предкам вовсе. Обратитесь к христианской Библии – ведь это Вам ближе и понятнее – и Вы поймете, что Христос также принял мученическую гибель за весь человеческий род. Во всяком случае, в православной его части. У Вас, у христиан, одно предание на всех, впрочем, существовавшее на в самом деле, как и легенда о Тарбагане. Обратитесь к семейным архивам и историям. Наверняка Вы сможете обнаружить закономерную связь между бедами Вашего рода и предваряющими их деяниями Ваших предков.
Владимир Александрович не был готов к обсуждению такой серьёзной темы и поэтому, не решившись выразить ни согласия, ни противоречия, попытался сменить тему разговора, задав главный, как ему казалось ещё час назад, вопрос:
- Как Вы думаете, зачем Фан Сюэ приехал в Россию?
Нисколько не задумываясь, как будто ответ был давно готов, Жун произнес:
- Вы наверняка знаете, что наш отец был наполовину русский - его мама была родом из Омска. Брат был уверен, что по отцу родственников в Китае у него нет, поэтому решил попытаться разыскать по материнской линии, то есть в России. Рано или поздно каждый нормальный человек обращается к своим корням, ищет потерянных братьев, сестёр, и если их уже нет в живых, старается узнать как можно больше. Уверен, что это единственная причина его пребывания в России.
Версия (а для полковника услышанное оставалось всего лишь версией) была правдоподобная. Это объясняло наличие адресов и номеров телефонов справочных бюро крупных городов Сибири, обнаруженных в записной книжке Фан Сюэ. Однако, не это сейчас волновало Денисова. В глубине души он уже уверился, что Фан Сюэ приехал в Россию без каких либо враждебных помыслов.
Собеседники молчали. Разговор был исчерпан, и оснований для продолжения встречи не осталось. Денисов вдруг ощутил душевный дискомфорт и разочарование. Владимир Александрович надеялся, что в ходе беседы с таким исполненным глубоких знаний человеком он сможет получить ответы на многие вопросы, в первую очередь философского значения, и которые помогут ему вновь обрести внутреннее равновесие. Спросить о своёй будущей судьбе показалось Денисову неуместным. Всё-таки перед ним сидела не карточная гадалка с сомнительным авторитетом, а – даже если не брать в расчёт сверхъестественные способности - человек, умудрённый глубоким жизненным опытом. После неловкой паузы стало понятно, что беседу необходимо завершать, и полковник, наконец, промолвил: «Для Вас хорошая новость, - и, чтобы не испытывать терпение собеседника тут же продолжил: - У Вашего брата Фан Сюэ остался малолетний сын. Зовут его, как Вашего отца - Фан Цзе. Он сирота, и теперь находится в одном из приютов Харбина. Уверен, Вам не составит труда найти его».
Так уж сложилась судьба Жуна, что такое радостное известие он получил впервые в жизни. Врачеватель поначалу даже не знал, как отреагировать. Монашеский образ жизни приучил его всегда скрывать свои чувства, вот и сейчас лицо его осталось непроницаемым, но душа возликовала, что не могло не отразиться в глазах Жуна. Как будто яркий свет вспыхнул внутри и вырвался наружу безмерной радостью. Едва справившись с волнением, монах вдруг произнес на первый взгляд неуместные и странные слова:
- Это всё наше честолюбие. В молодости оно заставляет нас совершать значимые ошибки, направляя по ложному жизненному пути. В зрелости не оставляет нас, оборачиваясь мучительным осознанием того, что высоты в юности казавшиеся так близко недостижимы вовсе. Потеря душевного равновесия усугубляется самым большим заблуждением, что жизнь измеряется количеством прожитых от рождения лет. Жизнь - это то, что осталось преодолеть до того рубежа, который большинство называет смертью, а раз так, то кто из нас старше, знает лишь Будда.
Владимир Александрович, почти ничего не поняв из сказанного, хотел что-то спросить, но монах поднялся, и это означало, что встреча завершена. Денисов смог осмыслить эти слова и понять, что они адресованы именно ему только по дороге обратно в Читу, а пока он, как будто повинуясь чужой воле, вместо прощания произнёс:
- Если хотите, то завтра тело Вашего брата будет доставлено сюда для погребения не позже полудня. Для этого необходимо будет уладить некоторые формальности и подписать бумаги.
Выражая признательность и согласие кивком головы, монах также завершил разговор фразой, не имеющей ни малейшего отношения к прощанию:
- Передайте Вашему приятелю, что его организм не требует лечения, но, если злоупотребления горячительными напитками не прекратятся, то его ждёт большая беда, и это будет не болезнь.
Смеркалось. Солнце, проваливаясь за горизонт бескрайней степи, ещё освещало пологие вершины сопок, а ночная прохлада уже струилась по тёмным распадкам, постепенно заполняя поселок и вынуждая дневной жар отступить наверх в пределы дневного светила.
