陶渊明 (365 – 427)
归去来兮辞 (并序)
余家贫, 耕植不足以自给. 幼稚盈室, 生生所资, 未见其术. 亲故多劝余为长吏, 脱然有怀, 求之靡途. 会有四方之事, 诸侯以惠爱为德, 家叔以余贫苦, 遂见用于小邑. 于时风波未静,心惮远役,彭泽去家百里,公田之利,足以为酒,故便求之. 及少日,眷然有归欤之情.何则?质性自然,非矫厉所得,饥冻虽切,违己交病.尝从人事,皆口腹自役.于是怅然慷慨,深愧平生之志.犹望一稔,当敛裳宵逝.寻程狶氏妹丧于武昌,情在骏奔,自免去职.仲秋至冬,在宫八十余日.因事顺心,命篇曰 «归去来兮».乙巳岁十一月也.
归去来兮，田园将芜胡不归！既目以心为形役，奚惆怅而独悲？悟已往之不谏，知来者之可追。实迷途其未远，觉今是而昨非。舟遥遥以轻飏，风飘飘而吹衣。问征夫以前路，恨晨光之熹微。
乃瞻衡宇，载欣载奔。僮仆欢迎，稚子候门。三径就荒，松菊犹存。携幼入室，有酒盈樽。引壶觞以自酌，眄庭柯以怡颜。倚南窗以寄傲，审容膝之易安。园日涉以成趣，门虽设而常关。策扶老以流憩，时矫首而遐观。云无心以出岫，鸟倦飞而知还。景翳翳以将入，抚孤松而盘桓。
归去来兮，请息交以绝遊。世与我而相违，复驾言兮焉求？悦亲戚之情话，乐琴书以消忧。农人告余以春及，将有事于西畴。或命巾车，或棹孤舟。既窈窕以寻壑，亦崎岖而经邱。木欣欣以向荣，泉涓涓而始流。善万物之得时，感吾生之行休。
已矣乎！寓形宇内复几时！曷不委心任去留？胡为乎遑遑欲何之？富贵非吾愿，帝乡不可期。怀良辰以孤往，或植杖而耘耔。登东皋以舒啸，临清流而赋诗。聊乘化以归尽，乐天天命复奚疑！
ТАО ЮАНЬМИН (365 – 427)
ВОЗВРАЩАЮСЬ К СЕБЕ ДОМОЙ
Семья моя бедна, и не хватает того, что вырастили на своей земле, чтобы трудами рук своих кормиться. Детьми наполнен дом, но нет в достатке зерна обычного, поэтому живём, едва-едва сводя концы с концами, и что поделать тут – ума не приложу. Родные и друзья увещевали меня не раз на службу поступить. Сначала им внимал я равнодушно, но тут вдруг и в моей душе такие мысли стали возникать. Стремиться стал я должность получить, но как добиться этого – не ведал. Как раз в то время я повсюду ездил с делами разными в столицу и окрест. Правитель округа благоволил ко мне, мня это добродетелью своею. И дядя по отцу, который видел всю бедность и страдания мои, меня ему представил с тою целью, чтоб назначенье я на службу получил в какой-нибудь уезд, хотя бы малый. В стране в то время было неспокойно, и я боялся ехать далеко. Но тот уезд, в который был назначен, лежал от дома моего вблизи, дохода с тех полей, что были мне даны, вполне хватало, чтоб иметь вино, – вот почему за должность эту с такой охотою-то я и ухватился. Но, получив её, я вскоре снова с любовью стал о доме вспоминать. А почему? Да по природе, естественность люблю и не стеснённость, и не хочу держаться через силу за должность, что доход мне приносила. Пускай, жестоки холод и нужда, но, если к делу не лежит душа, оно одни мученья вызывает. А я, когда чиновником служил, то делал это лишь ради желудка, сам самого себя к работе принуждая. Поэтому почувствовал сейчас я и угрызенья совести, и стыд за то, что к этому всю жизнь свою стремился. И я решил: дождавшись урожая, собрать свои нехитрые пожитки, и даже ночью поспешить домой. Так я решил. Но младшая сестра моя внезапно умерла в Учане, и я сейчас же поскакал туда, уйдя в отставку много-много раньше: от осени до первых холодов дней восемьдесят прослужил, не больше, и, следуя душевному порыву, я сочинил поэму «Возвращаюсь!». А было это в год и-сы (405 - В.С.), в одиннадцатом месяце, зимою.
Да, возвращаюсь я! Ведь там мои поля уже, наверное, позаросли травою – так почему бы мне не возвратиться? Ведь, если чувствую, что служба в тягость мне, что для меня она – тяжёлая повинность, то надо ль в одиночестве грустить, и сожалеть о том, что уезжаю? Да, прошлое нам не дано менять, но будущее можно ведь догнать! По ложному пути недалеко зашёл я, и понял, что я прав сегодня, и что совсем неправ я был вчера. И вот уже, покачиваясь, лодка плывёт, едва воды касаясь, и свежий ветер, раздувая парус, полы моей одежды развевает. У путника спрошу, куда мне дальше плыть, и пожалею, что рассвет сегодня тусклый.
Когда ж завижу дом я свой родной, к нему на радостях я побегу бегом! И вот уже слуга меня встречает, и дети малые в воротах ожидают. Тропинки, что когда-то протоптал я, уже успели зарасти бурьяном, а старая сосна и хризантема – всё те же, и не знают они тлена. Взяв за руки детей, войду в свой дом, наполню чару, коли есть вино – возьму из чайника и сам себе налью, чтоб радость обрести – на сад взгляну, и, прислонившись к южному окну, окрестности окину гордым взглядом: пусть я в убогой хижине живу – мудрец и в бедности находит радость! Я каждый день хожу гулять по саду – мне это доставляет наслажденье, и хоть ворота есть в моей усадьбе, но на засов они закрыты неизменно. И, опираясь при ходьбе на посох, я в праздности брожу и там, и сям, а то, поднявши голову высоко, свой взор подолгу устремляю вдаль. Там облака, не связаны ничем, плывут над горными грядами, и птица утомлённая летит в гнездо своё – она-то это знает. Блеск солнечного дня вот-вот померкнет, светило спрячется за гребнями горы, а я хочу ещё чуть-чуть помедлить – обняв сосну, стою до сей поры. Да, возвратился я. Позвольте мне теперь прервать все дружеские связи: ведь с миром мы расходимся во взглядах – так есть ли смысл вновь запрягать коней? Достаточно мне искренних бесед, которые веду с людьми родными, а чтобы разогнать свою тоску – читаю книги и бренчу на цине. Селянин скажет мне, что скоро уж весна, что скоро уж идти на западное поле, а я – то заложу повозку, то – плыву на вёслах в одинокой лодке. Иной же раз я забреду далёко, чтоб тихую долину разыскать, и мне тогда приходится порою и горы, и холмы пересекать. Кругом – деревья разрослись там буйно, и бьёт родник – струится тонкой струйкой. Завидую всей этой тьме вещей за то, что уловили своё время; вздыхаю горько о судьбе своей, о том, что скоро, скоро на покой мне.
Увы, увы! Как долго плоть моя в пристанище своём способна укрываться? И почему, желаньям вопреки, не мне решать: уйти, иль оставаться? Зачем тогда, в тревоге день и ночь, искать чего-то вновь, и вновь, и вновь? А я богатства и почёта – не ищу, и к небожителям я попаду едва ли. Я только в одиночестве хочу бродить повсюду на рассвете раннем, иль посохом бамбуковым своим траву выпалывать, окучивать ростки. Иль вот: поднявшись на восточный холм, насвистывать себе непринуждённо, а нет – тогда на берегу реки вслух распевать любимые стихи. И, следуя законам превращенья, исчерпать жизнь до самого предела, довольным быть и тем, что ты имеешь, тогда возникнут ли в душе сомненья?!
Перевёл с китайского Владимир Самошин.
