Железнодорожный поселок начал обрастать частными домами со своими улицами. Так вдоль железной дороги с запада на восток протянулся Южный поселок. Дома здесь были добротными деревянными, окрашенными в светлые тона со ставнями, с большими дворами и внутренними постройками. Крайним западным строением была усадьба Георгия Яковлевича Мелихова – деда академика Г.В. Мелихова (см. «Маньчжурия далекая и близкая», Москва, Наука, 1991 г.). Рядом – дом Музычука, машиниста КВЖД, и усадьба Григория Ивановича Санникова, крупного подрядчика, отца Виктора Санникова. Поперек Южного поселка шел переулок Широкий, где был базар с китайскими лавками зеленщиков, фруктовыми, мясными и с прочей снедью, перемежавшихся харчевнями. Здесь всегда было шумно от криков зазывал и гудевшей толпы покупателей. Позже на углу был открыт магазин «Чурин», а за ним шли дома Мармонтова, железнодорожного подрядчика, Вейсмана, служившего в охране КВЖД.
Напротив переезда через железнодорожное полотно стоял красиво оформленный мануфактурный магазин Синимо, аптека Гриневич, далее торговое предприятие Хусаина Халетовича Мансурова с племянниками, торговавшее свежим мясом. В торговой лавке Евдокима Деомидовича Каргина, волжского купца первой гильдии, можно было купить все, что угодно, а напоследок выпить стопку водки и закусить свежей колбаской, изготовленной колбасником Петром Давидовичем Берзиным.
Если пройти еще, там была сапожная мастерская Бобылева, и дальше кожевенные, обувные изделия и меха Дмитрия Андреевича Шахова, тоже купца, имевшего ранее свои пароходы на Волге. Между ними втиснулась китайская лавчонка со всякой мелочью и называли ее «Васька-жулик», но сам хозяин доказывал, что «Васька не жулик, Васька хороший человек». Далее шли дома Хлебниковых, Омельчука, машиниста КВЖД, и позже построившиеся дома Шиловых и Дурновцевых. Вдоль фасадов домов Южного поселка, отделенных тротуаром, протекала неглубокая речушка, заросшая кое-где кустами тальника, весело журчавшая по камушкам. Через нее от каждых ворот были перекинуты переходные мостики на шоссе, идущее вдоль железнодорожного полотна.
Все это придавало поселку чрезвычайную живописность. Если посмотреть на это со стороны, чем не русское поселение с его древним укладом. Такие купцы, как Каргин, Шахов, носили окладистые русские бороды.
Остальные поселки были менее колоритны. За церковью на западном склоне сопки была расположена Теребиловка, когда-то она имела второе название – Грабиловка. Вдоль шли две улицы: одна основная, вторая – верхний ряд. Здесь жили Сапегины, Храмцовы, Белокрыловы, Сазановы, Козловы, Захаровы, Лалыши и другие.
Когда-то там был пивоваренный завод Павла Давидовича Винка. Пивовар он был знатный. Переехав в 1929 году в Харбин, он там продолжал пивоварение. Семья была у него большая, четверо детей. Все они получили образование и уехали в Австралию. В то время в Харбине учились в университете бухэдинские студенты: Юра Вейсман, Толя Белов, Олег Гриневич, Женя Мелихов (дядя академика), Юра Берзин. Вся компания в праздничные дни шла поздравлять Павла Давидовича с праздником. Он спрашивал: «Ребята, пива выпьете?» Все скромно молчали. Тогда он отправлял кого-нибудь из своих девчат с ведром в пивоваренный цех.
В числе старожилов Бухэду следует упомянуть моего отца Петра Давидовича Берзина. Он имел в Теребиловке колбасное и кондитерское производство и в своем магазинчике торговал вкусными вещами. Помадки, тянучки, зефир, пирожные привлекали сюда детвору с родителями со всего Бухэду. В первый день Рождества и Пасхи вечером, как правило, вся молодежь собиралась у Берзиных. Ко всей студенческой компании примыкал и Жорик Каргин, который учился в ХСМЛ и чувствовал себя на равных правах с нами.
По другую сторону сопки на восточном склоне в Этапной пади располагался поселок, состоящий из одной улицы. Он был удален от центра и труднодоступен. Там жили Вольские, Битюковы, Лагуновы, Баранниковы и другие. Одна из дочерей Лагуновых Таня училась с нами в гимназии, а позднее в Харбине. В доме Лагуновых нам всегда «был готов и стол, и дом». Мой старший брат Эдик запрягал в сани пару лошадей, и мы ездили на блины, на танцы ко всем по очереди.
Нареченский поселок был русский и самый молодой. Находился он против выходного семафора из Бухэду в Харбин. Границей его была река Ял. В нем было несколько улиц. Жили там Клеверовы, Гусевы, Квасовы, Щелчковы, Елгины, Смелиховы, Ушаковы, Рассыпновы и другие. Дома были у всех деревянные, рубленные, с огородами и палисадниками.
В 1932 году японцы оккупировали Маньчжурию. В 1935 году советские граждане, служащие КВЖД, уехали в СССР, в том числе и многие бухэдинцы, и почти все мужское население попало в ГУЛАГ. С оставшимися русскими японцы пытались заигрывать. По воскресеньям из Бухэду в Барим ходил поезд отдыха. Как часто, я затрудняюсь сказать, – мне тогда было лет двенадцать. Однажды ездил и я, наверное, потому, что мой папа имел поручение. Ему предложили жарить шашлыки. Он заказал металлические шомпола, жаровню, древесный уголь, купил мясо телятины и различные специи. В Бариме на пляже у реки он жарил шашлыки, рядом стоял ящик с пивом для всех желающих, и все пользовались этими благами. Поезд состоял из нескольких пассажирских вагонов. Чтобы не занимать станционные пути, поезд уходил в Чжалантунь. Желающие могли уехать купаться туда, там и река была пошире, поглубже и песочек помельче. Часов в 5-6 вечера поезд отправлялся назад.
Долго эти шомпола и жаровня хранились у нас дома. На третий или четвертый день свадьбы старший брат Давик устроил молодежную пирушку и всю эту оснастку использовал по назначению.
Все русское население Бухэду продолжало придерживаться старых обычаев. По воскресеньям ходили в церковь, на Пасху пекли куличи, делали сырную пасху, красили яйца, молодые венчались в церкви. Некоторые помнили старинные приметы, например, когда молодые венчались в церкви, невесте в туфель клали серебряную монету. Моей маме положили серебряный рубль, посвященный трехсотлетию дома Романовых. Я его храню. Когда у меня появился первый зуб, в Бухэду гостил мой дед Сергей Георгиевич Клестов, он дал маме монету с Юань-Шикаем. Она тоже у меня хранится, мама нацарапала на ней надпись: «Юры». Наверное, эти монеты положили начало моему увлечению нумизматикой и сбору большой коллекции. А зуб у меня сейчас остался один…
В 1954 году был клич на освоение целины. Большинство молодежи в Бухэду записалось и выехало на Родину, а вместе с ними их родители и деды.
Почти все попали в Омскую область, но многие осели в Челябинске. Часть же уехали «за речку», то есть в Австралию, Бразилию и т.д.
Годы идут в вечность… Я же помню то место, где я родился и вырос, где в горах Большого Хингана проходит линия КВЖД-КЧЖД, и стоит среди цветущих зеленых сопок моя маленькая станция со звучным названием Бухэду.