Одна нога подкосилась, как будто бы он собирался упасть на колени. Другая окаменелым столбом упиралась в ступени крыльца. Опустив голову, У Лун растерянно оглядел непослушные ноги. От внезапно нахлынувшего возбуждения челюсть отвисла, сердце сжалось в болезненной судороге.
– Чего стоишь? – прикрикнул хозяин на застывшего в проходе У Лун`а. – Или уже передумал? Это ты ко мне навязался, не я.
– Я иду, – опомнившись, У Лун сделал шаг. – Я иду.
– Пап, ты кого в дом впускаешь с утра-то пораньше? – Расчесывая косицу, двора объявилась Ци Юн. – Дурных примет не боишься? Мне что ли гнать попрошайку вонючего?
– Я его в работники нанял. За еду уговор, не за деньги.
– Какие работники? – Ци Юн, округлив глаза, повысила голос. – Работников полный лабаз. А с попрошайки в чем толк? Как поросенка его откармливать?
– Ты по пустякам не шуми. – Хозяин насупился. – Ты в делах торговых не смыслишь, а у меня резоны имеются. К тому же он жалкий такой.
– Какие вы добренькие! Сколько убогих на свете, всех во дворе соберете? – Ци Юн притопнула ножкой. – Сил моих нет: попрошайку в работники. Людям на смех. Что люди-то скажут?
– Не попрошайка я. – Краснея, пытался перечить У Лун. – Зачем на людей наговаривать? Говорил вам уже, не попрошайка – из дома ушел на жизнь зарабатывать. У нас из деревни Кленов и Ив все мужики так ушли.
– Плевать, кто ты там. – Всё более распалялась Ци Юн. – Кто тебя спрашивал, гад омерзительный? Не приближайся ко мне. Не подходи!
Не успел У Лун переступить порог лабаза Большого гуся, как мир, чужой и враждебный, вновь изменился. Кровь, недвижно стоявшая в скованных членах, опять начала свой бег. Он действительно слышал ее нарастающий гул. Этот туманный рассвет У Лун запомнил надолго.
Целое утро не иссекал поток покупателей. Хозяин, подкинув У Лун`у пару кунжутных лепешек, направил его на разгрузку риса. Взвалив на плечи первый мешок, У Лун почувствовал легкую дрожь в ступнях. Это от голода. Еще бы поесть пару раз, и силы взрастут как весенние всходы. К губам прилипали крошки кунжутных семян, на потном лице расплывалась довольная мина. Никто не замечал снующего по лабазу У Лун`а, кроме Ци Юн, бросавшей время от времени брезгливые взгляды. Лишь часам к десяти суета у прилавка немного утихла, дав, наконец, перевести дух. У Лун ворочался в обветшалом, красного дерева кресле, то глазея на сутолоку беспокойных людей, то созерцая недвижную безмятежность амбаров. Солнечный свет, отражаясь от зеркала городского рва, разукрашивал стены домов белесыми волнами. Улицу Каменщиков переполняла шумная разноголосица. Где-то у городских ворот раздался резкий винтовочный выстрел. У мелочной лавки безутешно стенала женщина, чей кошелек прихватили ловкие руки карманника. Всё это так походило на сон. Вправду ли я убежал из убогой, терзаемой гневом стихий деревни Кленов и Ив? Неужели и я пристроился в городе?
К полудню проснулась Чжи Юн. С сонным видом она уселась за стол, приняла из рук работника тарелку с рисом, позевывая, принялась за еду. Она даже не смыла ночной макияж: на лице следы белил и помады, вокруг глаз темно-синие тени. Розовая ночная сорочка приоткрывала белые полные бедра. Не смея смотреть на нее, У Лун ушел в еду с головой. Вместе с двумя другими работниками он сидел за отдельным маленьким столиком. Слуга и хозяева врозь. Этот принцип У Лун уже уяснил.
Наполняя рисом еще одну плошку, он почувствовал на себе взгляд Ци Юн. – Пап, четвертая! Ты глянь на работничка, жрет как кабан. – Рука с черпаком сама замерла в воздухе. – А что, нельзя? – Обернулся У Лун. – Если нельзя, я не буду. – Все рассмеялись. У Лун`у стало не по себе.
– Ты как, наелся? – спросил У Лун`а хозяин. – Если наелся, заканчивай. В лабазе рис не бесплатный.
– Больше не буду. – У Лун покраснел. – И так уже три тарелки.
– Ешь, давай. – Чжи Юн пополам перегнулась от смеха. – Ну этих скряг. Ешь, сколько можешь. В чем смысл голодным ходить?
– Ты знаешь, сколько он съест? – не унималась Ци Юн. – Это же бык какой-то. Бадью ему дай, тем же макаром сожрет.
– Я наелся, наелся, – глухо пробормотал У Лун. Его лицо из красного становилось зеленым. Брякнув о стол пустой плошкой, он вышел во двор. Злость под влиянием съеденной пищи быстро сменилась довольством. Медленно ковыряя в зубах, У Лун огляделся вокруг. Солнце внезапно укрылось за темною тучей. Небосвод помрачнел, наливаясь холодным свинцовым оттенком. В воздухе ощущалась предгрозовая влага. Разглядывая девичье белье, всё еще сохнувшее на шнуре, вдыхая аромат свежего риса, струящийся из раскрытых дверей амбара, У Лун вспоминал свою прежнюю жизнь. Разве не в эти места он стремился из вечного мрака? Белоснежные горы зерна, красивые раскрепощенные женщины, железные дороги и паровые суда, фабрики и шумные торжища – вот воплощение упований каждого жителя нищей деревни Кленов и Ив. Именно так У Лун представлял себе рай.