5-я минутаДа и кто такие, по-твоему, шпионы: священники, святые, мученики? Это неисчислимое множество тщеславных болванов, предателей –да, и предателей тоже, - развратников, садистов и пьяниц, людей, играющих в индейцев и ковбоев, чтобы хоть как-то расцветить свою тусклую жизнь.
Джон Ле Карре “Шпион, пришедший с холода”
Сергей Гагарин стал иностранным шпионом в результате следующего происшествия:
Он сидел в своём любимом кафе-баре на 1-м этаже гостиницы “Гавань”, где, в отличие от «моего» кафетерия, продавали очень хороший коньяк. Кстати, и по другим критериям гагаринский любимый бар являл собой зеркальную противоположность "моему". Символично, что и стены в этом кафе были зеркальными, а в «моем» – что-то вроде морёного дерева. У меня «гагаринский» бар вызывал чувство неуютности и бесприютности, но, тем не менее, я не мог отказать ему в своеобразии интерьера и контингента и изредка заходил туда за парой штучно продаваемых шоколадных конфет с ликёром и чашкой хорошего кофе.
Сергей выпил около пол-бутылки коньяка, а это была как раз та доза, после которой у него появлялось особенно много интересных мыслей о дзен-буддизме, даосских сексуальных практиках и неоспоримых перимуществах учения Шри Ауробиндо Гхоша над учением Ошо Бхагаван Шри Раджниша.
В это время в кафетерии возник огромный и не совсем трезвый азиат, несколько похожий на актера Боло Йена (Сергей впоследствии утверждал, разумеется, неофициально, что это и был сам Боло Йен, который на самом деле – офицер высокого ранга одной очень влиятельной спецслужбы, а актерствует лишь для прикрытия). Азиат не мог говорить по-русски, но нуждался в том, чтобы его поняли. Сергей Гагарин в то время не владел иностранными языками, но ему нравилось всё, что связано с Азией, поэтому они стали вместе пить коньяк и обсуждать текущие события из жизни друг друга.
Сначала СГ объяснил азиату, что он с давних пор интересуется историей, культурой, социально-экономическим положением Азии, её местом в современном меняющемся мире, и подробно рассказал о причинах возникновения у него интереса к этому загадочному континенту. Для этого он несколько раз повторил слово “Брюс Ли”. Поскольку в исполнении Сергея это имя звучало как «Бр
юсли» (с ударением на первом слоге), азиат не сразу осознал всю глубину гагаринского интереса к «желтому континенту». Тогда СГ повторил это слово много раз, как бы намекая, что Азия в его жизни – не какое-то случайное увлечение, а вполне продуманный и по-взрослому осознанный выбор. Азиат, наконец, всё это понял и, радостно заорав «А-а-а, Бр
юс Л
и !!!», вдруг излил на немного растерявшегося Сергея столько восторга, обрушил на него такой водопад крепчайших рукопожатий, похлопываний по плечу и дружеских апперкотов, что СГ испугался, что он невольно ввёл своего собеседника в заблуждение, заставив его поверить, что именно он – Сергей Гагарин и является знаменитым Брюсом Ли. Он тут же приступил к восстановлению истины и вновь много раз повторил священное имя, на этот раз сопровождая его всевозможными отрицательными жестами и даже как бы отталкивая от себя. «Боло Йен» некоторое время продолжал по инерции сильно хлопать Сергея по спине, но, постепенно осмысливая характер гагаринской жестикуляции, вдруг сразу расстроился, притих и как бы даже о чём-то задумался. Это показалось Гагарину опасным, и он поспешил утешить своего нового друга и убедить его, что всё не так уж плохо, что он ещё наверняка где-нибудь познакомится и с подлинным Брюсом Ли, что может быть даже они когда-нибудь втроём вот так же соберутся и от души посмеются над этим мелким недоразумением, и вот тут-то Серж и напомнит «Боло Йену», как тот чуть было сдуру не расстроился из-за какой-то ерунды, и они будут хохотать, жать друг другу руки и наносить дружеские апперкоты, а Брюс Ли – так тот, наверное, и вовсе живот надорвёт от смеха. Для этого СГ опять много раз произнёс слово “Брюсли”, на этот раз сопровождая его жестами и мимикой, выражающими крутизну, уверенность и высокую степень кайфа. Если принять во внимание, что классический жест с поднятым кверху большим пальцем даже не был им употреблён ввиду его невыразительности на фоне остальной тирады, то можно понять, что столь зажигательная речь не могла оставить азиата равнодушным, он начал мало-помалу оттаивать и вскоре вернулся к своему прежнему благодушно-радостному состоянию, хотя некоторое время ещё поглядывал на Сергея насторожённо, видимо, опасаясь, что тот опять испортит момент наивысшей радости каким-нибудь идиотским фортелем.
Окончательно поверив СГ, азиат стал тоже что-то ему втолковывать, часто повторяя слово «Инодочайнджа» (или звучащее похоже) , при этом он не показывал на себя, из чего можно было бы заключить, что загадочное «Инодочайнджа», – это его Родина, но практиковал чрезвычайно разнообразную и непонятную жестикуляцию, причём было более похоже, что он не рассказывал какой-то конкретный случай, а абстрактно теоретизировал на тему загадочной «Индочайнжа». Иногда СГ пытался принять участие в беседе, сочувственно качая головой и воспроизводя жесты собеседника. Когда он попадал в точку, азиат очень радовался и один раз даже отпустил ему дружеский хук; но часто движения Сержа не вполне соответствовали представлению «Боло Йена» об «Инодочайнджа», и он отвечал едкими и остроумными (Сергей чувствовал это совершенно точно) диатрибами.
Постепенно иссяк коньяк, и "разговор" логически перетёк на него. Поскольку иссякло его довольно много, то, когда «Боло» вдруг изъявил желание самолично произвести заказ, то Сержу не удалось натренировать его произносить это мудреное русское словцо до такой степени, чтобы у барменши был шанс отличить его от других слов, произносимых захмелевшим азиатом, который уже время от времени с хитроватой улыбкой придрёмывал на столе. Наконец, СГ исхитрился втолковать ему, что «конь…» – это конь, а «…як» – это як, и, изображая поочерёдно этих двух животных, можно, в принципе, добиться, чтобы тебя поняли.
Азиат сначала долго не мог понять сути объяснений, потом всё не верил этому хитрецу Сержу, потом вдруг усомнился в своей способности так вот запросто преодолевать языковые барьеры, прикинулся дураком, начал говорить только “Yes” и “No”, делая при этом непонимающее лицо, и даже попытался ускользнуть. Но Серж уже вошёл в азарт, смутно почувствовав, какой единственно верной тактической линии ему сейчас следует придерживаться, чтобы не лишиться источника живительной влаги, и делая вид, что его интересует лишь чисто лингвистическая сторона проблемы, притолкал смущающегося азиата к стойке.
Увидев мясистую барменшу, что удивительно, слегка похожую на самого Боло Йена и фигурой, и даже лицом, азиат сразу внутренне расслабился, но забыл ключевых животных и стал необычайно талантливо, используя технику восточных единоборств, показывать ей поочерёдно слона, льва, страуса, крокодила, сумел чисто изобразительными средствами создать образ панды, и наконец, на самой вершине творческого экстаза, теперь уже невоспроизводимыми мимическими и пластическими усилиями нарисовал живой портрет коалы, причём так, что его нельзя было спутать с пандой.
Увлёкшаяся отгадыванием барменша, по инерции назвав двух последних зверушек, вдруг поняла, что никогда ранее в жизни этих слов не произносила, и даже не вполне точно представляет себе, о чём идёт речь. Однако, когда «Боло», почувствовавший, какие именно миниатюры произвели на неё, равно как и на собравшихся у стойки клиентов, наибольшее впечатление, повторил два последних номера, она с удивлением поняла, что чётко различает, кто из них есть кто. Подобный же психологический фокус произошёл и с некоторыми из зрителей, которые стали оживлённо обсуждать особенности этих представителей азиатской фауны, правда по вопросу «кто есть кто» сразу же выработались две полярно противоположные точки зрения, и в воздухе замелькали флюиды скандала. «Боло» же воспринял это оживление как подтверждение того, что он, наконец, нашёл правильных животных, и он ещё несколько раз изобразил коалу и панду, что-то быстро и громко говоря про “Russian traditional drink”.
Барменша начала смутно улавливать, что вся эта угадайка была затеяна не ради одного только развлечения и, подумав, вручила азиату большую бутыль «Кока-колы» и плитку шоколада «Панда», что вызвало аплодисменты и примирение в рядах зрителей, начавших удивлённо хвалить азиата, сумевшего так находчиво объяснить, что ему нужно.
Видя, что «Боло» все же чем-то недоволен, и произведя более глубокий анализ имеющейся у ней базы данных (1. Рашен 2. Традишенл 3. Дринк), барменша нерешительно протянула ему бутылку водки, мучительно решая вопрос, вправе ли она, с учётом сложившейся в баре конъюнктуры, потребовать денег. Когда же азиат отверг и водку, она уже совсем было растерялась, но тут на арене вновь возник Серж, до этого несколько забывшийся внизу у стойки. Не сумев выговорить нужное слово, Сергей не сдался и решил прибегнуть к предложенному им же невербальному способу, что тоже оказалось для него нелегко. Попытавшись заржать, а затем замычать, показывая рога, он лишь ощерился и что-то там сотворил со своими ушами, из чего получилась форменная обезьяна. Образ обезьяны как-то неуловимо отразился на лице барменши и сразу же был замечен «Боло Йеном», смутно почувствовавшем в нем что-то для себя обидное. Эту секундную гримаску, скользнувшую по лицу барменши, уловили и некоторые наиболее наблюдательные клиенты, самый нетактичный из которых ещё и пьяно заржал. Казалось, скандал был неизбежен, но, к счастью, при звуке ржания в затуманенных алкоголем мозгах азиата словно вспыхнула электрическая лампочка, и он тоже, но уже в прямом смысле этого слова, заржал на весь бар и взбрыкнул копытами. «Конь!», - радостно заорали зрители, решив, что игра в угадайку продолжается. Когда же «Боло» показал рога и замычал, то в качестве вариантов ответа были предложены бык, мул, зубр и бизон, что опять заблокировало возможность реализации замысла Сержа. Тогда азиат, чувствуя к себе дружеское расположение публики и выражая жестами неагрессивность намерений, перебрался через стойку, чтобы непосредственно у бутылочного ряда показать, что ему нужно, однако, начисто забыл, как выглядит бутылка коньяка. Серж, величайшим напряжением мышц верхнего плечевого пояса удерживающий лицо на уровне стойки, пытался руководить действиями своего друга посредством кивков, но этим только усугубил ситуацию, так как, собственно говоря, и здоровяк «Боло» уже начал сдавать, а несколько градусов отклонения от нужного направления в кивке Сержа плюс несколько градусов в движениях его друга рождали совершенно непредсказуемые траектории, которые всё чаще начинали упираться в различные места на теле барменши. Новая игра её одновременно и возбудила и расстроила, так как она поняла, что всё происходящее, чем-то напоминающее ей волшебную сказку из детства, должно вот-вот закончиться. И всё действительно закончилось, как-то даже на удивление мирно. Азиат понял, что Будда, Карма, Дао или иная довлеющая над ним Высшая Сила сегодня не благоприятствует точному исполнению его низменных желаний, и с Сержем под мышкой вернулся за свой столик, попутно захватив честно заработанные «Кока-колу», шоколад и водку. Там он раз за разом стал воспроизводить следующую операцию:
1) Громко ржал и единым движением безошибочно наполнял стакан водкой на 2/3.
2) Тихо, задумчиво мычал и тонкой струйкой лил в стакан кока-колу, при этом закрыв глаза и как бы прислушиваясь к внутреннему голосу. Как только внутренний голос подавал ему некий таинственный сигнал, струйка резко обрывалась.
3) Залпом выпивал полученную смесь, по цвету действительно напоминающую коньяк, и на несколько секунд сосредотачивался на своих ощущениях. Если они были достаточно близки к искомым, он заставлял находящегося в полубессознательном состоянии Сержа съесть дольку «Панды», если недостаточно, - съедал её сам.
Вот этот-то таинственный "Боло Йен" и завербовал Сержа.
Продолжение следует.