[1]
Ох, ну и крепкий мороз нынче ночью! Такой, что на улице треснула земля. Несколько больших трещин - метров десять в длину и почти в метр ширину - появил
ись прямо посреди улицы. Всем своим видом они напоминали уродливо разинутые рты. Первым их увидел (
ее) старик, вышедший утром с метлой на улицу. Его борода (
его) сразу покрылась инеем от дыхания. Он остановился около трещин и сказал:
- Вот так заморозок! Вот так дало!
- А то! Ветер, что нож... - поддержал его подъезжающий кучер. Он только что проделал тридцать-сорок километров на телеге и его лицо от ветра раскраснелось, уголки губ потрескались, а глаза сильно слезились. Он соскочил с повозки и зашел в трактир.
Но вот расцвело и на улицу высыпали лоточники с то(
у)фу. Тофу за ночь смерзал
ся (
соевый творог, сыр - он) в ровные коричневатые пласты, и корзины стали неподъемно тяжелыми. Среди торговцев был и один старик, продававший не то(
у)фу, как все прочие, а горячий хлеб. Густой пар поднимался над его деревянным ящичком, который он носил на плече.
Внезапно он подскользнулся и его ящик (
его) упал на землю. С треском раскрылась крышка и несколько булок выкатилось на землю. Большая часть остал(
а)сь лежать на чистом белом снегу, но две или три скатил(
и)сь в образовавшуюся расщелину.
- Вот ведь что... Теперь еще и корми их! - проворчал старик подбирая чистые булки. Сам он с опаской смотрел под ноги, стараясь ступать так, что бы обувь не скользила. Это было сложно, вся улица была покрыта коркой наледи.
Несколько прохожих рассмеял(
и)сь словам старика, но трещины старались обходить стороной - легко было подскользнуться и сломать ногу, провалившись в одну из них. Бегущие по улице были по самые брови укутаны (
в) теплые набивные куртки, прятали руки в карманы, но и их лица, и кисти (
рук) были красные от холода, даже лечебные мази не защищали от ветра и снега.
Когда совсем уже стало светло, то стало ясно, что дело не ограничилось одними трещинами - где-то лопнули резервуары с водой, где-то застыли намертво скважины, чьи-то двери завалило снегом так, что попавшие в плен жильцы не могли выбраться без посторонней помощи, собака намертво отморозила себе ногу.
Да и сам день отличался. Лютый холод и сплошной снежный буран. За десять метров уже ничего нельзя различить в плотном снегопаде. Упряжками стало тяжело управлять - лошади быстро выбивались из сил и заливались потом. Вырвешь волос из гривы такой лошади, а он тут же становится ледяной иголкой. Кучера нещадно били их кнутами, но ноги лошадей увязали в снегу и возчикам приходилось вести их в поводу. Именно так доставили из соседней южной деревни семь подвод - с криками, руганью, но все-таки привезли необходимое городу: ткани, бобы, соль, масло и прочие припасы. Лошадей тут же завели в конюшню и насыпали довольно (
много? ) корма - пусть отдохнут. Хотя в конюшне вряд ли было теплее, чем на улице.
Сам Хулань невелик. Всего в две улицы и площади между ними. Площадь в Хулане - это и торговое место, и место для схода жителей, и просто самый бойкий пята(
чо)к города, даже в такую непогоду. На площади несколько лавок: в одной можно купить соль, в другой масло, в третьей ткани. На них нет никаких вывесок - зачем? Ведь всякий житель города и так знает, что и где можно купить, а приезжих тут почти не бывает. Кроме безымянных лавочек есть два магазина с вывесками. Первый - ювелирный, но мало кто заходит туда. Второй — это аптека. В ней самые ходовые товар: зубной порошок и мази на травах от обморожений или ушибов, хотя есть в нем разные иностранные лекарства. На вывеске написано имя доктора: Ли Юнчун. Хотя в этом тоже нет необходимости - ее отлично знают и в городе, и в соседних деревнях. Лечит она все больше от зубной боли, но может вылечить и многое другое. Из прочих жителей города ее выделяет то (
м.б.: она выделяется тем? ), что (
она) носит очки.
Улицы называются - Вторая Восточная и Вторая Западная, хотя никаких «первых» в городе нет и не было. Обе они тянутся (
с) Севера на Юг. На них стоят несколько храмов, немного магазинов и большие амбары с зерном. Большая же часть застройки - дома и подворье.
На Второй Восточной улице есть две деревянные мельницы. Их почему-то называют "огненными". Все удивляются этому названию, но хозяин говорит, что именно огонь помогает вращать их жернова. Как так и почему огонь их не сжигает - никто не знает. Внутрь никого не пускают, а у дверей всегда стоят сторожа.
Кроме того на ней два храма: один на южном конце - Храм Дракона, второй на восточном - Храм Мастера. При каждом начальная школа. В Храме Дракона кроме всего прочего занимаются шелкопрядением, потому
его (
школа) называют Сельскохозяйственным Училищем. В этом нет ничего особенного, только осенью учителя сгоняют учеников на сбор листьев тутовника. В Храме Мастера такого распорядка нет и школа при нем называется Высшей Начальной. В первой выпускают шестнадцати-семнадцатилетних и обучают их написанию простых слов и счету. Во второй все совершенно не так - берут туда в четырех-пятилетнем возрасте, обучают письму, книжной грамоте и разным наукам. Ее директору двадцать четыре года и он очень требователен. Да и сами студенты там очень сильные и многие могут писать длинные сочинения, хотя большинство из них все-таки интересуется вопросами экономики: знают как писать долговые расписки, закладные, разбираются в хозяйстве.
На Второй Западной Улице (
хоть) хотя и нет храмов, но тоже есть одна школа - мусульманская. Кроме этого две улицы как полные близнецы - нет в них ничего интересного. Одинаковые и грязь, и пыль.
Хотя на Второй Восточной все же погрязнее, там есть сточные (
канава) канавы в десять сантиметров глубиной. Когда начинаются сильные дожди, они переполняются и из них может хлынуть поток нечистот. Даже в жаркую погоду, когда вся влага из этих канав испаряется, их дно и стенки (
ее) покрыты липкой черной грязью и над ней всегда вьются комары и мухи. Часто можно увидеть как неосторожные ласточки, которое любят это место из-за обилия мух, вылетают оттуда все испачканные. Это и опасное место (,
и) прежде всего для лошадей. Часто бывало, что какая-нибудь лошадь застревала, проваливалась и долго не могла выбраться из-за мешавшей повернуться телеги, а то и ломала ногу. Особенно часто это случается в дни дождей: дно канавы , неожиданно проседает и телега может уйти на метр в глубину. Хотя когда дождей не бывает до двух-трех месяцев там так же остается осклизлая трясина и только смельчаки осмеливаются проехаться через нее в повозке.
C этой ямой связан еще один случай. Богатый, чисто одетый человек ехал на богатой повозке. На вид он мог быть землевладельцем или крупным торговцем — сейчас сложно (
сейчас) докопаться до правды, кем он был и откуда. Но он взял, да и поехал через канаву, а лошадь провалилась, да не только увязла сама , но и коляску утащила за собой в трясину так, что тут уже не вытащишь. Ездок сначала хлестал ее кнутом, потом вылез и стал (
по)пытался вытащить лошадь за уздечку, но ничего не помогло. Лошадь все сильнее и сильнее уходила в топь. На берегу собрался народ и давал советы, но никаких результатов (
-) все было бесполезно. И лишь когда хозяин повозки весь перемазался грязью и сам чуть не потонул, догадались принести веревки и обвязать лошадь да и вытащить ее вместе всем миром. Лошадь не утонула и повозку тоже удалось спасти... А почему сложно докопаться до правды в рассказе старожилов улицы? А потому, что уже на следующий день по всему городу ходил слух, что на Второй Восточной утонула лошадь.
Иногда на рынке может не ко времени появит(
ь)ся свинина. Очень это подозрительно и прежде всего из-за той докуч(
лив)ой канавы. Почему? А вдруг свинья утонула в непролазной грязи, а хозяин ее вытащил да продает теперь мясо утопленницы! Но мясо покупают - как не покупать, если так дешево! Хотя цвет у него иногда фиолетовый или даже зеленый. Но если хорошенько отварить его или поджарить, то вполне можно не боятся никаких болезней.
Канава эта опасна еще и тем, что утонуть там могут не только животные, но и дети. И это самая большая забота всех тамошних родителей. Попалась на глаза отцу или матери такая свинина на рынке, и у всех сразу одна мысль - а как там его сын или дочь?
Хотя было это только однажды, но запомнилось всем и надолго. Это как раз тот случай, когда в канаве чуть не утонул сын наставника из Храма Дракона. К счастью его вытащил торговец то(
у)фу. Странный это был случай и вызвал потом много пересудов. Одни говорили, что упал он совершенно случайно. Другие, что он поссорился со своим отцом: шло служение в храме и он заявил настоятелю, что никакого Дракона нет, а его падение в грязь - возмездие сил высших. Третьи считали, что наоборот — он был он прилежным студентом и те же высшие силы затребовали его к себе за успехи в учебе. Некоторые и вовсе ругали школу - говорили, что там учат одним глупостям и толку с этого нет никому. Пятые школу защищали и говорили, что там учат самому главному, что непременно нужно знать. И чем дальше шло обсуждение этого вопроса, тем дальше оно отходило и от того происшествия и сути вопроса. Тем не менее, сын (
это) на следующий день появился перед канавой и огородил ее, что бы никто больше не попадал туда случайно.
Свиней же не останавливала изгородь и в прошлом году их утонуло две или три, мало того, часто тонули утки и куры, а и их потом продавали (
потом)
на рынке. Хотя и непонятно, кто же их всех купил... Ведь все знают, что такое мясо заражено "свин(
ин)ой чумой". Съешь хоть кусочек и тут же умрешь сам. Хотя те, кто (
пребывали) пробовали его сами говорят, что это вздор и никто никогда от такого мяса не умирал.
Канава, несмотря на свой злостный характер, имела два больших преимущества. Во-первых, вокруг нее что-то постоянно случалось: утонет ли в ней курица или сын наставника храма, любой случай давал повод местным жителям (
на что?). Во-вторых, на рынке регулярно появлялось дешевое мясо, а что же негигиеничного в дешевом мясе?
Так вот, эта канава треснула и разошлась огромными зияющими ртами. Чем не повод поговорить?
[2]
На Второй Восточной улице не было ничего примечательного кроме канавы: несколько мастерских, несколько магазинов торгующих то(
у)фу да чуть меньше десятка домов в две-три комнаты. Это была очень странная улица. Люди тут жили большей частью угрюмые и необщительные, по вечерам в окнах (
тут) не горел свет, а просыпались они рано и (
тут же) принимались за работу, к пришлым относились недоверчиво и все больше отмалчивались. Само расположение улицы сильно этому способствовало. Даже в солнечн(
ы)й день тут было пасмурно, и, не зависимо от сезона, все как один, одевались в одежды темных тонов. Рождения, болезни, старость, смерть текли по улице без эмоций и потрясений, не слышно было ни громкого смеха, ни плача.
Вдова Ван жила на южном конце (
чего?). Она, как и остальные, торговала то(
у)фу, держа небольшую лавку. К крыше ее дома был привязан шест, на конце которого болталась старая прохудивш
аяся корзина без дна, больше напоминавшая кольцо, а не корзину. Когда дул сильный ветер, шест с корзиной раскачивался из стороны в сторону, и корзина громко хлопала.
Так и тащила
ее (
кого?) жизнь из года в год. Изо дня в день вдова открывала свой магазин и торговала соевым творогом. Но однажды весной
ее единственный сын ушел на реку мыться и утонул. Вдову из-за (
ее) шеста и так за глаза считали на улице немножко помешанной, а теперь это стало явным.
Ее часто можно было увидеть на улице или в храме льющей горючие слезы. Когда она попадалась на глаза соседям или знакомым, они жалели
ее, но эта жалость была мимолетной. В остальном же
ее жизнь мало чем отличал
aсь от предыдущей: все так же она тихо и незаметно продавала то(
у)фу.
Как и в любом другом городе здесь было полно нищих, сумасшедших и калек, приходивших простить милостыню с детьми. Бедняки и попрошайки были (
в) тогда делом обычн
ым. Они собирались по большей части у храма, куда ходила поплакать вдова. Случалось и так, что около храма происходили беспорядки: нищие дрались за монетку или случайно разбивали камнем окно. На шум драки приезжал хозяин дома с собаками, но
его слуги всегда убеждали
его, что виноваты нищие и он соглашался.
Жизнь бедняков он считал лишенной смысла.
Со смерт
ью сына вдова, торговавшая то(
у)фу почти жила в храме, много плакала перед алтарем, но утром вставала и шла продавать то(
у)фу.
Она и до сих пор живет там...
[3]
На той же улице была красильная мастерская, в которой обучались два молодых мастера. Однажды они повздорили из-за девушки и один утопил другого в чане с краской, после чего сам вытащил, обмыл его и пришел в полицию, где сразу попросил присудить себе пожизненную каторгу. Лишь бы не казнь.
Хотя в мастерской был убит человек, она по-прежнему стоит на том же месте и работают там те же люди, и все также используют котел, в котором топили человека. В нем красят ткань в синий цвет, из неё шьют теплые набивные куртки, отлично спасающие от холода зимой. Бывает в чане заводят красный, из которого восемнадцати-девятнадцатилетние невесты так любят шить себе свадебные платья. Ни мало (
ни) не потеряла она в клиентах и много на ком можно увидеть одежду из крашен(
н)ой ими ткани.
Случай убийства как бы забылся, а если кто и вспоминает, так со слов рассказчика прошло уже много-много лет. Хотя один человек погиб, а другой ушел в тюрьму, жизнь даже и в тот день шла своим чередом: у магазина то(
у)фу подрались двое, а на мельнице ослу сломали ногу - хотя осел
- животное, мало кто вспомнил об этом, только мать его хозяина смочила слезами глаза.
А в бумажной мастерской от голода умер ребенок. Хотя, новорожденный... Что о нем говорить...
Все шло как обычно...
[4]
Кроме прочего есть на Второй Восточной улице несколько ритуальных магазинов. Говорят, что в ином мире нет у человека ничего: ни дома, ни лошадей, ни одежды, ни денег, чтобы на них купить все необходимое. В магазинах все это продается, (
что бы) чтобы потом сжечь купленное на похоронах. Тут сгорит, а там появится.
Там продается даже дом для погребальных церемоний. Чудной он - такого нет
ни у кого во всем городе. Перед домом - фигурка собаки. Сам дом в пять комнат и стены (
всех) выложены глазурованной плиткой, везде чистота и порядок, в вазах и летом, и зимой стоят свежие хризантемы. Ведь умирают люди не по сезонам, а когда придется. В доме полно утвари, есть кучер, девушки-прислужницы, управляющий и повар в белых одеждах посреди сияющей чистотой кухни.
Особенно хорош управляющий. Перед ним на конторке раскрытая книга, в который сегодня детально расписано: "На алтаре 22 литра жертвенного вина и прочего алкоголя; живущий на восточной окраине Сяо Ван занял 20 мер риса; в собственном владении 2000 му земли, из них в аренде 430", под записью дата: 28 апреля. А на завтра будет новая запись. И это тоже важно, поскольку бухгалтерия эта отправится туда со смертью хозяина, а значит дальше все будет идти по ней.
Во дворе множество животных. Огромная белая лошадь с жеребенком, несколько мулов, великое множество уток и куриц. Там же под навесом стоит шикарная повозка - внутри вся обделанная синей и красной с
позолотой обстрочкой. Внутри нее и сидит кучер - весь в хлопковых одеждах, с множеством украшений, с синим поясом, в черной фуражке, а на ногах черны
е матерчаты
е ботинки с белыми подошвами - видно, что не для ходьбы, а специально на выезд. И больше похож он не на кучера, а на нарядного жениха. И хотя на его лице всегда улыбка, выражение лица при этом презрительное.
Если приглядеться, к каждому домочадцу приколота небольшая бумажка, а на ней имя. У кучера - "Чан Бянь", у битюга* - "Куай Туй", у девушки-прислужницы с цветами в руках - "Де Шунь", у второй служанки - "Шунь Пин", у управляющего - "Мяо Суань", у старушки поливающей цветы - "Хуа Цзе", у огромной белой лошади этикетка вплетена в хвост - "Цянь Ли Ду", только у мулов, собак, уток и кур имен нет. Хотя нет, на кухне еще висит бумажка - "Лао Ван"**. Это многим кажется забавным и странным - не знать имена слуг своего собственного дома да еще и клеить им бумажки.
Люди заходят в этот дом и всегда восхищаются его устройств
ом. Бедняки больше всего на свет
е хотят здесь умереть, ведь все в мире упорядочено и гармонично: как человек живет здесь, так и будет жить после ухода. Если тут ел лапшу, то и там будет её есть, если тут он ездил в повозке, то будет она у него и там, если были у него тут девушки-прислужницы, то появятся они и там, если здесь у него водятся деньги, то и там их обладатель не останется без гроша. Хотя, может не будет там этого болота на конце Второй Восточной. Незачем тащить с собой плохое...
- : Битюг - лошадь, которая используется для тяжелых работ - например, перевозка больших грузов. Отличается небольшим ростом, мохнатыми толстыми ногами и редкой силой и выносливостью.
[**]: Некоторая игра слов - эти имена можно перевести как "Длинный хлыст", "Быстрые ноги", "Спутница справедливости", "Умиротворенная", "Отличный расчетчик", "Сестра цветов", "Прошедший тысячу ли". "Лао Ван" так же нарицательное, что-то вроде "Старик Ван" - "Петрович".
[5]
Чего только не увидишь в ритуальной лавке на Второй Восточной улице! Краски для лица, длинные одежды, горшки со специальной пастой, джутовые веревки, разнообразные платки. Подготовка человека к переправе - сложная и кропотливая работа. Сначала нужно сделать маску с лица, что бы повесить ее в доме родственников. Обмыть тело и обрядить в специальную одежду, подкрасить лицо, подготовить лошадей... Много приготовлений. Но в конце всех трудов покойный выглядит как живой, а то и лучше, чем был при жизни. Жил он в грязи и нищете, носил рваный халат, ел неочищенное зерно, спал не раздеваясь, а в последний путь уходит в чистоте и порядке. Родственники, соседи, знакомые - все удивляются.
Четыре вехи у человека в жизни: рождение, болезнь, старость и смерть.
Что есть рождение? Человек родился, значит - будет теперь расти и взрослеть, а может и умрет сразу. Незачем загадывать...
Что есть болезнь? Жизнь тут такая: еда разномастная, погода суровая, одежонка плохонькая. Вот и болезнь...
Что есть старость? Глаза уже не видят, а уши не слышат, во рту ни зуба, и никакого дела уже нельзя исполнить. Мало кому пожелаешь старости...
Что есть смерть? Это когда сын плачет об отце, мать о сыне, весь дом плачет о кормильце, а жених о невесте. День плачут, два плачут, три плачут, но приходит время и кладут тело в могилу.
После похорон любой дом продолжает жить по
-прежнему. Может и станет на несколько дней потише, но очень скоро вернется он к обычному распорядку - завтрак, работа, ужин(
а), сон. Даже если умер кормилец, отец, муж или старший брат - семья одна со своим горем остается в доме, но постепенно вернется и она в русло обыденной жизни. Только в феврале по традиции тихо помянут ушедших, сходят в храм да на могилу. Разведут курение благовоний, выльют на могилу чашку вина, может быть прочитают стих. А после со всеми вместе вернутся обратно в город с песнями.
C утра до вечера - работа, а ночью - сон не приносящий отдыха. Нет времени ни на настоящую печаль, ни на настоящую радость. Жизнь сливается в одну серую полоску из труда, ночных кошмаров и мечтаний. День, неделя, месяц - так она и проходит.
Не мучают здесь людей такие вопросы: "Зачем живет человек? Зачем он появляется на свет?" Если и задумаются, то ответ готов: "Что бы кушать и одежду носить". А на вопрос "Умер-то зачем?", просто отвечают: "Умер и умер. Нет его с нами, и все тут". Потому всегда открыты магазины ритуальных услуг и всегда будут совершаться обряды - чтобы на том свете было что носить и чем перекусить.
[6]
В городке кроме Второй Восточной и Второй Западной улиц, есть проулок. Живет
в (
на) нем мало людей и образ жизни они ведут еще более замкнутый, чем обитатели улиц. Двери в их домах всегда закрыты, а на улице редко можно встретить прохожего. Кроме небольшого магазина тканей нет там никакой законной торговли, хотя изредка забредают лоточники с горячими пирожками, сахаром или маслом. Сам проулок невелик - и если продавец выкрикивает цену на восточном конце улицы, то его отлично слышно на западном.
Жизнь там тиха и спокойн
а, но иногда случаются забавные сцены. Вот, например, к полудню начинается во всех домах торговля горячим хворостом. Его еще горячий выставляют в больших корзинах кто на крыльцо, кто на подоконник, а кто - прямо на землю. Вся улочка мгновенно наполняется запахом свежей выпечки. Идущие мимо начинают постепенно подтягиват
ься, кто-то заглядывает из любопытства, кто
-то с целью купить лакомство. У кажд
ой хозяйки хворост имеет и свой вкус, и цвет, и запах - разнообразие!
Но вот в проулок залетает стайка детей. С шумом она пронос
ится по всему проулку и останавливается у одного из домов. (
Его) дверь открывается и через маленькую щелку протискивается тридцатилетняя женщина. Она до того толста, что непонятно, как она смогла выйти через такую узкую щель. Лицо ее покрыто лучистыми морщинками, которые то расправляются, то собираются вокруг уголков глаз, губ и на лбу. Волосы собраны на затылке несоразмерно
с маленькой голов
ой в неаккуратный пучок и убраны бисерной сеточкой. Она болезненно желта и вид имеет такой, будто она давно не высыпалась. Тем не менее, она улыб
ается детям, отки
дывает полотенце с одной из корзин и кив
ает детям.
Первой хворост хватает самая старшая из стайки детей - девочка лет тринадцати. Она быстрее всех остальных и потому ей доста
ётся самый большой хворост, длин(
н)ой чуть меньше палочки для еды. На вид он стоит пять ханей*. Три мальчика тоже быстро взяли себе по хворостинке, у двух постарше они были по два ханя, а у того что меньше всех - за один.
Последний из компании, не понятно
: мальчик или девочка
? Голова его
побрита налысо, лет - не больше пяти, но и их можно дать с трудом. Он ужасно худ, но с сильно раздутым животом. В отличии от других детей ребенок не стал хватать то, что лежит сверху, а запустил руку в корзину и долго с интересом шарил там. В конце концов, он перещупал в корзине весь хворост и перешел к другой. Руки его почти по локоть были измазаны жиром и сажей, а у хозяйки не осталось ни одной хворостинки, которую бы он внимательнейшим образом не потрогал и не отверг. Вдруг он громко сказал:
- Я хочу самый большой!
Но вместо того, что бы продолжить поиски, он вдруг рванул от торговки по проулку. Бежал он очень быстро, но его старшие братья и сестра были проворнее и обогнали его. Они всей гурьбой выбежали из тупика и рванули вверх по улице. Младший едва за ними поспевал и все сильнее, и сильнее отставал от бегущих. Наконец он совсем выбился из сил, сел и громко заплакал. Особенно обидно было ему, что в отличие от остальных у него-то хвороста (
и) не было. Как он хотел тот большой, пятиханевый, что был в руках у старшей сестры!
Его мать, женщина в городе довольно уважаемая, увидела его слезы и начала расспрашивать. Он рассказал ей что случилось.
- О... - только и смогла сказать мать.
У нее было такое ощущение, что собственные дети облили ее из ушата полного грязи, в которой до этого весь день лежали все свиньи городка. Она отловила всех как цыплят. У дочки почти ничего не осталось, у второго
- тоже крохи, третий доел свою хворостинку, а четвертый еще и не начинал. Она отобрала недоеденное и пошла к торговке. Та уже распродала товар и убирала корзины. Мать вернула ей целую хворостинку и заплатила за три уже съеденные.
Торговка печально посмотрела на истасканное лакомство и крикнула на всю улицу:
- Ай, да вкуснятина! Только-только из печи!
[***]: Одна тысячная юаня, одна сотая мао или одна десятая фэня. В ходу уже не находится очень давно.
[7]
Это жизнь обычного торговца - первую половину дня он продает хворост, а вторую - тонкую бобовую лапшу. Хворост быстро заканчивается, еще до полудня. К концу дня распродана вся лапша, а клиенты все тянуться и тянуться за то(
у)фу — самым главным и ходким товаром в любой лавке. Каждый день люди покупают
ее на обед и ужин:
ее, немножко риса, щепотку перца да каплю соевого соуса. Двери лавки хлопают, а клиенты приветливо кивают продавцу.
- У меня сегодня отличный товар! - кричит он.
- Да ваше то(
у)фу всегда вкусн
ый! - смеются они.
Даже те, кто зашел не купить, а по каким-то своим непонятным делам или просто поглазеть на товар, не могут удержаться и отщипыва
ет маленький кусочек: достаточно ли соли, не переборщили ли с перцем. Для многих из них пределом мечты остается открыть свой собственный магазин то(
у)фу. Даже не продавать, а есть е
го даром. Вот и торгов(
е)ца спросил своего сына лет пяти:
- А чем ты хочешь заниматься?
- То(
у)фу продавать! - уверен
но сказал мальчик.
И видно, что много для него значит пример отца, так ответил бы любой ребенок. Соевый творог - это не простой товар, это еда, а значит и жизнь! А торговец то(
у)фу - продавец жизни.
- Да, ну и что же? Если есть немного то(
у)фу, будет и ужин! - устало шутят между собой работники. Они говорят это привычно, но и все вокруг понимают
: "ну и что же
?" - значит больше, чем кажется. Разорился, жизнь не удалась...
[8]
Но вот магазины
начинают закрываться, лоточники уже распродали весь свой товар и на улице
начинает темнеть.
Люди собираются дома, за столом и ужинают. Кто-то, поев выходит глянуть на закат, а кто-то сразу отправляется спать.
В Хулань очень красивые закаты: огромный пылающий шар медленно скрывается за вершинами холмов. Когда начинается это чудо еще не во всех домах закончили ужинать и постепенно все вокруг окрашивается в нежно-розовый цвет, который густеет прямо на глазах. Первыми вступают (
что и куда вступает?) плывущие по небу облака. Они стремительно меняются и если на них долго смотреть, то кажется будто в небе полыхает огромный лесной пожар . В этот момент на земле можно видеть все цвета, даже которые не видел и не мог представить никогда раньше: дивные переходы от грушевого к золотому, от розового к фиолетовому, от небесно-голубого к серому. Черная курица внезапно становятся пурпурно-красной, а белый поросенок - золотым. Дети смотрят на все это и смеются, тыкаю
т друг друга кулаками и показывают вокруг пальцами. Что за чудеса!?
Но постепенно свет тускнеет, его уже не хватает (
на) земл
е, но в небе еще плывут фантастически подкрашенные облака и на которые можно смотреть бесконечно. Вот это похоже на лошадь... Раз-два-три.. Но вот у лошади вытянулась шея, совсем уже невозможно узнать в этом бесформенном комке бывшего небесного скакуна. А вот - бегущая собака со злой мордой, (
в-) точь-
в-точь как у ее хозяина, но и она скоро
растает. Зато выплывает лев, с огромной пышной гривой. Он величественно плывет по небу, а его взгляд направлен куда-то вдаль. Он держится дольше всех, но все равно распадается на кусочки.
Небо темнеет, а дети со слипающимися ото сна глазами разбредаются спать. Только самые упорные все еще вглядываются в небеса, что бы хоть на минутку задержать это представление. Но глаза у них уже слезятся от напряжения и они не могу
т удерживать долго образы, которые поймали на небе.
На улицу выходят бабушки и старшие сестры загонять детей по домам. Внезапно с южного берега реки срывается стая ворон и пролетает над городом. Дети смотрят как они облетают по кругу весь город и устремляются куда-то вдаль, что бы потом вернуться, и снова появится в это же время завтра. Когда они почти скрываются из вида, дети громко распевают:
Ворон, ворон, ты лети,
Я тебе насыплю рис!****
Малыши сопротивляются из последних сил, но сами уже хотят лечь в кровать, заснуть и увидеть во сне сказочные сны, где по небу летают лошади и львы.
Все семья укладывается под тонкие летние покрывала, в домах закрыты окна и немного душно. А ребенок сжимая в руках кончик одеяла все повторяет в полудреме тот нелепый стишок про ворон и рис, пока не проваливается в сон.
[****]: Поэзия всегда была моим больным местом.
[9]
Вот и закончился этот тяжелый день со всеми его событиями. Черной вороной пролетел над землей. Только бесконечное небо над головой, в котором горит бессчетное количество звезд и Луна медленно ползет от одного края к другому.
Нарушая тишину изредка пролетит летучая мышь, да с кладбища доносится стрекот кузнечиков, а в темноте среди могил мелькают светлячки. Старые люди говорят, что они летают привлекая души усопших - зовут к себе на смерть своих заблудших и потерянных потомков.
И люди, и лошади, и мулы, и ослы, и свинь
и, и утки, и куры - все спят по домам. Пока есть дома, где в окнах видны зажженные огоньки, но скоро их задуют и весь город погрузит(
ь)ся в сон. Уснет, чтобы утром снова встать - поприветствовать новый день, позавтракать и приняться за работу.
Тихая и спокойная ночь...
Лето - ни ветра, ни дождя. Но вот уже и (
его) конец (
чей?)- люди целыми днями в полях, девушки бегают в легких хлопковых одеждах. И вот наступила осень - суетливая пора, все занимаются заготовкой запасов, молодежь иногда собирается, чтобы поиграть в мяч. Но людям жарко и муторно. Только ночью они урывают несколько поспешных снов, случайно скинув в полудреме легкое одеяло. А вот уже и зима... Река покрывается бесконечным белым покрывалом. Это пора обветренных раскрасневшихся лиц и рук. Люди покупают специальные травяные пасты и смазывают растрескавшиеся губы и пальц
ы, отогревают их дома над очагами. Кучера, по самые уши закутанные теплыми покрывалами, летят через снежные метели, но даже это не спасает их от задубевшей кожи и обморожений, следы которых заметны даже в летнее время. Женщины красными от холода руками полоскают белье в поймах реки... Зима...
Дожди, ветра, снежные бури - все это сменяется одно другим, люди весной достают легкие одежды, зимой переодеваются в теплые. И ничего этого нельзя изменить ни одному человеку, даже если они соберутся все вместе. Весна, лето, осень, зима - один цикл, который со стародавних времен все повторяется и в этом городке, и по всему белому свету. Может он немного сдвинется и раньше пойдут дожди или повалит снег, но ничто не способно сбить его с проторенной пути в вечность.
Постоянный линк.