司馬相如 (179 – 117)
《上林賦》
(繼續)
左蒼梧，右西極。丹水更其南，紫淵徑其北。終始灞浐，出入涇渭﹔酆鎬潦潏，紆餘委蛇，經營乎其內。蕩蕩乎八川分流，相背而異態。東西南北，馳騖往來，出乎椒丘之闕，行乎洲淤之浦，經乎桂林之中，過乎泱漭之野。汩乎混流，順阿而下，赴隘狹之口，觸穹石，激堆埼，沸乎暴怒，洶涌澎湃。滭弗宓汩，逼側泌瀄。橫流逆折，轉騰潎冽，滂濞沆溉。穹隆雲橈，宛潬膠戾。逾波趨浥，涖涖下瀨。批岩沖擁，奔揚滯沛。臨坻注壑，瀺灂霣墜，沈沈隱隱，砰磅訇礚，潏潏淈淈，湁潗鼎沸。馳波跳沫，汩濦漂疾。悠遠長懷，寂漻無聲，肆乎永歸。然后灝溔潢漾，安翔徐回，翯乎滈滈，東注太湖，衍溢陂池。於是乎鮫龍赤螭，䱭䲛漸離，鰅鰫鰭鮀，禺禺魼鰨，揵鰭掉尾，振鱗奮翼，潛處乎深岩，魚鱉讙聲，萬物眾伙。明月珠子，的皪江靡。蜀石黃碝，水玉磊砢，磷磷爛爛，採色澔汗，藂積乎其中。鴻鹔鵠鴇，鴐 鵝屬玉，交精旋目，煩鹜庸渠，箴疵䴔盧，群浮乎其上，泛淫泛濫，隨風澹淡，與波搖蕩，奄薄水渚，唼喋菁藻，咀嚼菱藕。
於是乎崇山矗矗，巃嵷崔巍，深林巨木，嶄岩參嵳，九嵕嶻嶭。南山峨峨，岩陁甗崎，摧崣崛崎。振溪通谷，蹇產溝瀆，谽呀豁閕。阜陵別島，崴磈葨廆，丘虛堀礨，隱轔郁壘，登降施靡，陂池貏豸，沇溶淫鬻，散渙夷陸，亭皋千里，靡不被筑。揜以綠蕙，被以江蘺，糅以蘪蕪，雜以留夷。布結縷，攢戾莎，揭車衡蘭，槀本射干，茈姜蘘荷，葴持若蓀，鮮支黃礫，蔣苧青薠，布濩閎澤，延曼太原。離靡廣衍，應風披靡，吐芳揚烈，郁郁菲菲，眾香發越，肸蚃布寫，晻薆咇茀。
於是乎周覽泛觀，縝紛軋芴，芒芒恍忽。視之無端，察之無涯，日出東沼，入乎西陂。其南則隆冬生長，涌水躍波。其獸則㺎旄貘嫠，沈牛麈麋，赤首圜題，窮奇象犀。其北則盛夏含凍裂地，涉冰揭河。其獸則麒麟角端，騊駼橐駝，蛩蛩驒騱，駃騠驢騾（六庵注）。
於是乎離宮別館，彌山跨谷，高廊四注，重坐曲閣，華榱璧珰，輦道纚屬，步櫩周流，長途中宿。夷嵕筑堂，累台增成，岩窔洞房，頫杳眇而無見，仰攀橑而捫天，奔星更於閨闥，宛虹扦於楯軒，青龍蚴蟉於東箱，象輿婉僤於西清，靈圄燕於閑館，偓佺之倫，暴於南榮。醴泉涌於清室，通川過於中庭。盤石振崖，嵚岩倚傾。嵯峨磼礏，刻削崢嶸。玫瑰碧琳，珊瑚叢生，琘玉旁唐，玢豳文鱗，赤瑕駁犖，雜臿其間，晁採琬琰，和氏出焉。
於是乎盧橘夏熟，黃甘橙楱，枇杷橪柿，亭奈厚朴，梬棗楊梅，櫻桃蒲陶，隱夫薁棣，答沓離支，羅乎后宮，列乎北園。崒丘陵，下平原，揚翠葉，扤紫莖，發紅華，垂朱榮，煌煌扈扈，照曜鉅野。沙棠櫟櫧，華楓枰櫨，留落胥邪，仁頻並閭，欃檀木蘭，豫章女貞，長千仞，大連抱，夸條直暢，實葉葰楙，攢立叢倚，連卷欐佹，崔錯癹骫，坑衡閜砢，垂條扶疏，落英幡纚，紛溶箾蔘，猗狔從風，藰蒞卉歙，蓋象金石之聲，管籥之音。偨池茈虒，旋還乎后宮，雜襲絫輯，被山緣谷，循阪下隰，視之無端，究之無窮。
於是乎玄猨素雌，蜼玃飛鸓，蛭蜩蠷猱，獑胡豰蛫，棲息乎其間。長嘯哀鳴，翩幡互經。夭蟜枝格，偃蹇杪顛。隃絕梁，騰殊榛，捷垂條，掉希間，牢落陸離，爛漫遠遷。若此者數百千處。娛游往來，宮宿館舍，庖廚不徙，后宮不移，百官備具。
(未完)
СЫМА СЯН-ЖУ (179 – 117)
ОДА О СТАРОМ ЛЕСЕ
(Продолжение)
С востока ограничен он Цанъу, на западе доходит до Сицзи, река Даньшуй течёт на юге, на севере же вьётся Цзыюань. Здесь устье и исток у рек Башуй и Чань; Цзинхэ, Вэйхэ здесь катят свои воды, петляют реки Фэн и Хао, змеёю вьются Лао и Цзюэ – внутри него текут все эти реки, стремительным потоком разделяясь на восемь рукавов; то сблизятся они, то разойдутся вновь – их вид не поддаётся описанью. На юг, на север, на восток и запад текут они, то медленно, то бурно, струятся меж высокими холмами, бегут вдоль отмелей и мимо островов, минуют рощи и леса густые и, вырываясь на простор широкий, проходят сквозь бескрайние равнины. Прозрачен их поток, а то вдруг замутится, сбегая вниз с высокого холма, и устремляясь в тесное ущелье. А то вдруг бьётся о высокую скалу, ударом мощным берег размывая, то будто закипит, разгневанный на что-то, бурлит, и брызгает, и яростно шумит. Несётся бешено безудержный поток, зажатый в узком горном дефиле, но, вырываясь из теснин на волю, из берегов своих выходит и вспять течёт, назад поворотившись; воронками вращается вода, о берег с шумом ударяясь, клокочет и бурлит, преграды все сметая. То вверх, то вниз колышется вода, клубятся волны, словно облака, драконом извивается река, наскакивают волны друг на друга, как будто в омут торопясь упасть, а дальше – вновь журчат на перекатах, о скалы бьются, рвутся сквозь теснины, кипят, наталкиваясь на преграды, и вновь несутся вдаль неудержимо; достигнув же высокого обрыва, вниз падают, стекая в пропасть, с грохотом таким, как будто гром во время ливня грянул. То словно замирают на мгновенье, то вновь торопятся, как будто в нетерпенье: гул, грохот, треск, раскаты грома – и дальше покатились в круговерти, фонтаном бьют, бурлят, клокочут, как будто в бронзовом котле вода кипит, когда обед готовят. Друг друга обгоняют волны, подпрыгивают, вскачь несутся, как будто лошадь с пеною у рта, со страшным гулом катятся валы, потоком грозным и угрюмым. Умчались вдаль, как долгая печаль, и вот уже текут спокойно, молчаливо, как будто возвращаются домой после разлуки. Теперь безбрежна, неоглядна гладь воды, как будто птица медленно парит, не торопясь кружится над землёю. Сверкает белизной вода и бликами играет, течёт к востоку, в озеро впадает, но, перелившись через берега, и дамбы заливает, и поля.
В них водится и водяной дракон, который вызывает наводненья, и водяная красная змея, и толстолобик чёрный, и угри. Есть большеротые и с жёлтыми щеками, есть волосатые, раскрашенные так: на жёлтом фоне чёрные узоры, есть этакие рыбы и такие, – топорщат плавники и шевелят хвостом, колышут чешуёй и плавниками бьют, в пучинах прячутся среди камней подводных. Кипит вода от рыб и черепах – все десять тысяч тварей здесь кишат. И крупный жемчуг, ясный как луна, и мелкий, словно бисер иль песок, на берегу речном сияют ярким блеском. И яшму, и хрусталь легко там отыскать: блестят, сверкают разными цветами – по берегам разбросаны без счёта.
А на воде гнездятся там и тут и дикий гусь с зелёным опереньем, и белокрылый лебедь, и синьга, и пастушок, и тёмный корморан, и цапли длинноклювые, и утки. Резвятся на волнах, ныряют, носятся по ветру, а утомившись, отдыхают на отмелях речных и островах. Срывают клювами прибрежную траву, глотают водяной орех и белые кувшинки.
Есть в Старом Лесе и места, где гор громады громоздятся. Величественны их вершины и хребты, а склоны поросли непроходимой чащей, утёсы, скалы высятся повсюду. Гора Цзюцзун возносится до неба, гора Наньшань вздымается высоко – круты и неприступны их откосы, подобные котлу для варки пищи – обрывисты, скалисты и опасны.
Гремящие ручьи пересекают долы, петляют по извилистым лощинам, срываются в глубокие ущелья, зияющие страшной пустотою.
На островах речных – холмы и сопки: высокие, отвесные, крутые; пригорки и бугры, пещеры и курганы, валы и насыпи – то вверх ползут, то падают в низины сплошною, непрерывной чередою. Бокам единорога склоны их подобны, проносятся меж ними быстрые потоки. Равнины и поля раскинулись широко; на сотни ли – спокойны берега: нет ничего, чего б они не окружили. Покрыты берега светло-зелёной орхидеей, душистою травой цзянли одеты, перемешались меж собою травы, пестреют тут и там – не скошены ни разу. Раскинулась, словно витая нить, трава цзелюй, сыть круглая растёт сплошною чащей, душистая трава цзелюй, усыпанная белыми цветами, копытень, гаобэнь, шэгань, имбирь и воробейник, физалис, поллия и ирис, гардения и жёлтый ломонос, цицания, камыш, зелёная осока – собой заполонили все низины и расползлись повсюду на равнине: растут и разрастаются везде, колышутся, послушные ветрам, густые источая ароматы. Смешались ароматы их, благоухают так, что голова кружится.
Вот если посмотреть со всех сторон, поверхностно лишь пробежаться взглядом, то в пышных травах этих можно заблудиться: перед глазами всё плывёт, словно во сне, глядишь на них – и нету им конца, посмотришь — нету им предела. Восходит солнце у Восточного Пруда, где начинается тот Старый Лес, а прячется – у Западного Склона, где пруд с таким названьем расположен.
На юг же от него, так там, когда у нас – суровая зима, всё зеленеет, будто летом, бурлит вода и скачут волны в реках. Зверьё такое в тех местах плодится: быки и буйволы, тапиры и медведи, олени, носороги и слоны.
На север от него – так там, когда у нас в разгаре лето, – земля растрескивается от мороза, и можно по льду замёрзших рек переходить к другому берегу, не задирая платья. Зверьё такое в тех местах плодится: единорог, кабан рогатый, пони, верблюды, лошади степные, и скакуны, и мулы, и ослы.
В самом же Старом Лесе у императора такие походные дворцы и ставки, что могут горы заслонить собою и над ущельями глубокими повиснуть. Высокие террасы там и тут, двухъярусные павильоны и тихие, уединённые палаты: стропила разукрашены цветами, колонны – яшмой дорогою. По деревянному настилу там можно ездить на ручных тележках – дороги связаны между собою. Дворец же окружают галереи, подобно бесконечному потоку, – такие длинные, что, чтобы обойти их, на полдороге приходится устраивать ночлег. Равняются с высокими горами постройки, здания, дворцы, высоких башен этажи стремятся вверх неудержимо. Есть в них и сокровенные места – покои внутренние дома: посмотришь вниз – дна не увидишь глубокого ущелья, что под ними; наверх вскарабкаешься если – стрехою крыши коснуться можешь неба голубого; падучая звезда способна перелететь сквозь женские покои, а радуги дуга коснуться может перил резных и окон галереи.
Чёрный Дракон, скакун, достойный впряжённым быть в повозку святого небожителя, стоит в восточном флигеле дворцовом, а в западном – слонами повозки запряжённые стоят. Бессмертных сонмы отдыхают на подворье, а Во Цюань, святой отшельник, под южною стрехой на солнце сушит платье. Источник чудодейственный бурлит в опочивальне чистой, а ручьи пересекают двор посередине.
Огромный камень замер над утёсом, скала накренилась, паденьем угрожая, высокие, крутые горы – опасны и обрывисты они, и, — будто гравированные, – склоны возносятся до самых облаков. В горах там биотита розового много и яшмы синей и зелёной, кораллового цвета камни есть, и совершенно белые есть тоже; с прожилками есть яшмы и такие, что будто бы покрыты чешуёю; есть чисто-красные, а есть и пёстрые, как пёстрая корова – любые перемешались в тех горах высоких. И знаменитые повсюду яшмы, такие как Рассвета Краски, как Вань и Янь, которые назвали по именам красавиц древних, а также яшма Хэ, которую так неудачно Бянь Хэ князьям пытался поднести когда-то – все яшмы эти в горах вот в этих самых отыскали!
В садах там цитрус летом созревает мелкоплодный, и померанцы жёлтые, и апельсины, жужуб и мушмула, и груша дикая с хурмою, и яблоня, которую в народе китайкою зовут, там тоже есть; есть пышная магнолия и земляника, есть финики и сладкий виноград, есть вишня и плоды личжи, два сорта есть заморской сливы, и сливы сычуаньской тоже есть – в порядке стройном все расположились перед дворцом для императорских наложниц, рядами расположены в садах, с холмов пологих переходят на равнину. Раскинули зелёную листву, лиловые качаются стволы, на ветках – алые цветы: сверкают, красками играют, великую равнину озаряют.
Растут берёзы, гингко и дубы, гранат, магнолия и бирючина, платан, арековая пальма и кокос, сандал и груша-бессемянка – вверх тянутся на тысячу саженей, а толщиною – в два обхвата полных. Раскидистые ветви истинно роскошны, плоды – крупны, листва – густая. Стоят деревья купами, толпятся, кривыми ветками касаются друг друга, переплетаются, сплетаются и вьются; то будто бы ведут борьбу друг с другом, то вдруг как будто бы друг другу помогают. Качаются свисающие ветви, порхают по ветру увядшие цветы. Густые листья на деревьях рослых волнуются, качаются под ветром, печальные при этом издавая звуки, как будто кто вздыхает тяжело, иль колокол гудит иль литофон, иль то поют свирели или флейты. Без всякого порядка, как попало, вокруг дворца для императорских наложниц растут нестройными рядами, в густую чащу превращаясь, к горам вплотную приближаясь, глубокие ущелья окаймляют. Посмотришь – и не видно им границы, окинешь взглядом – нет предела им.
Там бродят чёрные и белые гиббоны, хвостатые мартышки и макаки, и множество других, больших и малых, хвостатых и бесхвостых, обезьян. Летающие белки прыгают по веткам, четырёхкрылые “пиявки” там летают, а по деревьям лазают “цикады” – по виду схожие с обычной обезьяной. Большие обезьяны цзюэнао встречаются в дремучих тех лесах, равно как и макаки чаньху – коротконогие, хотя при этом любительницы быстро поскакать. Есть также белые лисицы, похожие на колонка, только большие, а также много пресноводных черепах – все в тех местах приют себе нашли. Свистят протяжно, жалобно кричат, порхают, извиваются змеёю, туда-сюда летают, прыгают и скачут, цепляются за ветви, прячутся в вершинах, пересекают реки, на которых нет переправ и нет мостов узорных, подпрыгивают и перелетают через высокие заросли стену, едва касаясь веток, что свисают, и пролезают там, где веток мало. А там, где чаща переходит в редколесье, свободно бродят, в дальние края переселяясь. И мест, подобных этому, числом сто тысяч есть. В них можно находить отдохновенье и душу отводить, бродя туда-обратно, в них можно приезжать и уезжать, ночь проводить в опочивальне или в другом дворцовом помещенье здесь есть дворцы, опочивальни, подворья, постоялые дворы. И нет нужды с собою брать при этом ни поваров искусных, ни наложниц, и сто чиновников всегда здесь наготове. ведь полностью готовых сто дворцов ждут императора в том Старом Лесе.
Продолжение следует
Перевёл с китайского Владимир Самошин.
Перевод исправлен после пояснений Papa HuHu. - В.С.
