ГЛАВА XXVI
Фан Цзе любил этот город. Харбин с момента рождения всегда считался русским городом, русским по архитектуре, по образу жизни, по духу. Иногда люди, живущие в России, искренне полагали, что он, хоть и находится где - то далеко, но все - таки расположен на территории их страны. Возможно, этому заблуждению способствовало название - Харбин – так похожее на русскую фамилию. Будучи полукровкой Горшенин всегда тянулся ко всему русскому, порой, он мечтал им быть. Борис и не подозревал насколько он – русский. Пожалуй, он был им, в своём поколении, как никто другой. Ровесники Горшенина, родившиеся в СССР, давно были советскими. Для них уже не было той России, где даже молодёжь называла друг друга уважительно – по имени и отчеству, где на все праздники звонили колокола, а самым волшебным и желанным было Рождество. Катание на санях, разрумянившиеся гимназистки, степенные чаепития долгими зимними вечерами канули в прошлое. Этого не было нигде, как и не было самой России. Не было ни в Париже, ни в Нью-Йорке, где эмиграция приняла уклад той страны, которая их приняла. Только Харбин оставался единственным городом, сохранившим почти до середины двадцатого столетия и старую русскую культуру, и настоящий русский уклад жизни. В середине тридцатых годов более половины населения составляли русские, многочисленные православные храмы были полны прихожан.
Если для эмигрантов это был последний островок их Родины, то для Бориса это и была Россия, о которой он мечтал и которую он обрёл здесь в Харбине. Однажды в детстве он был свидетелем того, как двое статных мужчин с сединой на висках, плакали в трактире под звуки песни Вертинского, а сейчас он и сам был готов заплакать. Горшенин ходил по знакомым с детства улицам и не понимал, в какой момент его родной Харбин стал вдруг чужим. Борису вспомнились строки поэта Арсения Несмелова:
Милый город, горд и строен,
Будет день такой,
Что не вспомнят, что построен
Русской ты рукой.
Грусть не оставляла Горшенина. Он шел и предчувствия невосполнимой потери переполняли его сердце. Харбин представлялся ему Атлантидой медленно погружавшейся под воду, а вместе с ним уходило в глубину его детство, образ мамы терялся за мутной пеленой уходящего прошлого. В голове вновь зазвучал ламаистский колокольчик.
За месяц пребывания в отряде № 731 поручик не был в Харбине ни разу, и этот период стал для него суровым испытанием. Фан Цзе оказался свидетелем страшных пыток и издевательств над людьми, которые палачи называли исследованиями, а их результаты – научными открытиями. Один из подобных опытов в особенности запомнился поручику, хотя лучше было бы его вычеркнуть из памяти. Специально для этого действа в Харбине был схвачен и доставлен в отряд крепкого телосложения мужчина, который был немедленно взвешен и помещен в камеру, где постоянно поддерживалась высокая температура, однако не настолько невыносимая, чтобы сразу убить человека. Отсутствие питья и сильный жар погубили мужчину уже через несколько дней. Высохшая мумия была вновь взвешена. Так палачи смогли узнать, что человек на 70 процентов состоит из воды.
Однако даже не это оказалось самым сложным испытанием. Гораздо тяжелее было жить среди убийц, общаться с ними, приветствовать их каждое утро, выражая симпатию, за которой с трудом скрывалось презрение и ненависть к палачам, считавших себя учёными.
Через несколько дней после прибытия в отряд, поручик успокоился и привык к опасности, что помогло ему правильно анализировать ситуацию. Он перестал бояться каждого сказанного слова или неверного поступка, оставил попытки перевести любой разговор в нужное ему русло. Фан Цзе научился ждать и слушать. Поручик понял, что его положение на данном этапе не так уж и опасно. Прошлое было безупречно, мысли его никто не мог прочитать, а вещественных доказательств причастности к советской разведке не было. Единственное, что могло возникнуть у противоборствующей стороны, так это подозрения. Даже риск подвергнуться аресту через провал Перминова был минимален, и в этом случае у него было время, чтобы попытаться спастись. Признав своё положение достаточно безопасным, поручик продолжил работу гораздо смелее и активнее. Впрочем, была ещё одна ситуация, при возникновении которой поручика ждала неминуемая гибель, но об этом чуть позже.
За первые две недели пребывания в отряде Фан Цзе удалось узнать многое. Он побывал на всех основных объектах «фабрики смерти», узнал все направления исследований, включая те, которые не относились к созданию бактериологического оружия. Например, воздействие холода на человеческий организм. Однажды поручик случайно оказался свидетелем того, как несчастному заключённому обработали кисти рук жидким азотом, а затем молотком попросту разбили замороженную плоть на множество осколков. Фан Цзе так и не понял, какова могла быть при этом научная цель «исследования». Ведомство, возглавляемое полковником Кусами, изучало воздействие ядов на человеческий организм. Именно попытка накормить заключенных отравленными пирожками привела к бунту в тюрьме. Откуда жертвы узнали, что начинка содержит яд, так и осталось неизвестным.
Однако все что удалось узнать поручику, могло пригодиться лишь в суде, в качестве свидетельских показаний и не более того. Главное для Фан Цзе по–прежнему оставалось тайной. Несмотря на то, что доступ к «исследованиям» у поручика был, это не могло принести ему практической пользы. К сожалению, Фан Цзе не был ни в малейшей степени сведущим в подобного рода вопросах и самостоятельно не мог определить ни степень готовности, ни время, необходимое для создания готового к применению смертоносного оружия массового поражения.
Поручик мог свободно передвигаться по территории городка и имел доступ на все объекты «фабрики смерти», но оставалось одно место, где ему ещё не удалось побывать. Формально Фан Цзе мог это сделать в любой момент, однако в силу своего особого назначения без определенной цели туда никто не ходил. Нужен был повод, а его как раз и не было. Дзэнсаку сам получал всё необходимое для работы, даже секретную тетрадь, с которой работал Фан Цзе, была зарегистрирована на имя Хиразакуры. Речь шла о секретной части, то есть отделении, где хранились и выдавались для работы документы и литература особой важности. Там же регистрировалась секретная почта, как входящая, так и отправляемая со специальным курьером – фельдъегерем. Именно в секретной части поручик надеялся при благоприятном стечении обстоятельств почерпнуть нужную информацию. Необходимо было срочно что - нибудь придумать и Фан Цзе придумал.
План был гениален по своей простоте и надёжности. Он основывался в некоторой степени на счастливом стечении обстоятельств. Дело в том, что поручик перед командировкой отправил свою секретную тетрадь на собственное имя в отряд № 731, так как она должна была понадобиться ему в работе. Те правила поведения и порядок посещения общественных мест, которые Фан Цзе разрабатывал по поручению генерала Вакамацу, были зафиксированы именно там. Их он должен был внедрить совместно с Дзэнсаку во время командировки в отряд № 731. В дальнейшем выяснилось, что функции поручика оказались несколько иными, но дело было сделано – тетрадь уже была отправлена.
Через неделю ему позвонили из местной секретной части и сообщили, что на его имя пришел пакет, а поскольку отправленная тетрадь была персональной, то и получить её мог только Фан Цзе. Теперь в случае необходимости иного свойства, чем получение секретной тетради, он имел возможность появляться там всегда и под благовидным предлогом, так как в связи с отсутствием у него, как у временно прикомандированного к отряду № 731, личного сейфа не было, то тетрадь могла храниться только в общей секретной части. Как оказалось, там же были организованы места для работы с документами как в читальном зале, что позволяло разведчику находиться в святая святых отряда продолжительное время со всеми, полезными для достижения им своей задачи, последствиями. С этого момента поручик находился там, с согласия Дзэнсаку, ежедневно с 10- 00 до 11-00, так как утреннее время было наиболее посещаемое офицерами отряда, фельдъегерь также появлялся там в этот же период для приёма или сдачи секретной почты. Такой способ получения полезной информации меньше всего вызывал подозрений. Находится здесь и внимательно наблюдать за происходящим, создавая видимость старательной учёбы, оказалось гораздо эффективнее, чем выхватывать обрывки фраз в коридорах корпусов и жилых помещений. Одно слово офицера секретной части могло оказаться ценнее, чем долгие разговоры с малознакомыми служащими отряда в местах для курения.
Для того чтобы ускорить события, Фан Цзе придумал небольшую разведывательную операцию. Заняв как обычно ближний к окошку секретчика стол, поручик принялся изучать только что полученный документ, делая пометки в тетради. За внешним спокойствием разведчика скрывалось сильное волнение, выдаваемое едва заметным дрожанием рук, при перелистывании страниц брошюры. На этот раз фельдъегерь задерживался, но это оказалось только на пользу поручику. Он успел успокоиться и взять себя в руки. Наконец курьер появился и, мурлыча себе под нос веселую мелодию, подошёл к окошку. Сопровождавший его охранник занял место возле входных дверей. Поручик стал посматривать на часы, демонстрируя нетерпение. В тот момент, когда беззаботный фельдъегерь освободил место возле окошка, Фан Цзе быстро захлопнул тетрадь и мгновенно занял его место. Не давая офицеру секретной части опомниться, поручик со словами: «Господин капитан, я опаздываю. Ради всего святого примите документы!» - схватил журнал регистрации исходящих документов и принялся его перелистывать. Капитан – флегматичный японец в пенсне – рефлекторно, принял протянутую ему тетрадь. Фан Цзе не теряя времени даром, продолжал, делая вид, что ищет необходимую страницу, листать журнал, буквально фотографируя каждую строку. «Поручик, успокойтесь, - наконец отреагировал капитан и со словами: - Вам нужно вот это», - протянул ему журнал регистрации выдачи и приёма документов. Пренебрежительная улыбка сквозила на его непроницаемом лице. Фан Цзе, продолжая искусно изображать торопливость, расписался в соответствующем месте. Покидая кабинет, он не мог видеть как снисходительная улыбка на лице японского капитана, исчезла, уступив место брезгливой гримасе.
Затворив дверь, поручик, едва сдерживая судорожный вдох, быстро пошёл по коридору, понимая, что его торопливые шаги должны были быть слышны в кабинете секретной части. Фан Цзе позволил себе расслабиться лишь оказавшись на первом этаже. Опустившись на скамью под лестницей, он расстегнул, ставший вдруг тесным, ворот мундира и вытер холодный пот носовым платком. Дело было сделано. Увиденная им запись под номером 1438 в журнале исходящих документов гласила, что отчёт о ходе подготовки бактериологического оружия был отправлен накануне в штаб Квантунской армии. Оставалось только попытаться ознакомиться с этим документом, о существовании которого разведчик до настоящего момента только догадывался.
Существует расхожее мнение, что разведчик должен быть хорошим актёром, но это не совсем так. Талантливый актер, как правило, обладает чувственным темпераментом и, порой, неустойчивой психикой, что позволяет ему в действительности проживать необходимые эмоции. Разведчик этого себе позволить не может. Какая бы маска не лежала на его лице – гнева или сострадания, страха или радости – рассудок его должен быть холодным всегда. Он не может себя не контролировать, в противном случае провал почти неизбежен. К такому выводу пришёл Фан Цзе, сидя на скамье и анализируя свои действия.
На половине пути останавливаться было бы нелепо, поэтому на следующий день поручик вновь направился в секретную часть, теперь уже с иной целью. Сделавшись вдруг перед дверями приветливым и беззаботным, разведчик вошёл внутрь. В этот раз стол, за которым обычно сидел поручик, был занят, но Фан Цзе это нисколько не огорчило. Он подошёл к окошку и поздоровался с капитаном, тот сосредоточенно кивнул в ответ и молча подал ему уже приготовленную тетрадь. Поблагодарив, Фан Цзе принял её и расписался в соответствующем журнале, демонстративно перед этим убедившись, что на этот раз не ошибся. Поставив подпись, поручик замер, делая вил, что раздумывает над чем–то серьёзным и затем промолвил: «Дайте мне, пожалуйста, последний отчёт о работе отдела полковника Акира Оота».
Отдел, возглавляемый полковником, осуществлял проверку бактериологического оружия в условиях полигона и в боевой обстановке. Ему подчинялась специальная авиационная часть с самолетами, оборудованными диспергирующей аппаратурой, и полигон на станции Аньда. Кроме этого, отдел разрабатывал специальные виды вооружений для распространения бактерий: распылители в виде автоматических ручек, тросточек, фарфоровые и керамические авиационные бомбы. Иными словами поручик должен был получить именно тот документ с регистрационным номером 1438.
Капитан невозмутимо поправил пенсне и, выдержав паузу, не слишком долгую, но достаточную для того, чтобы проявить изысканное пренебрежение к поручику – метису, наконец, поднялся с места. Также неторопливо, стараясь сделать ожидание просителя как можно более продолжительным, открыл металлический шкаф и достал тонкую папку с надписью. «Отчеты, 1944 год». Фан Цзе был в восторге от самого себя. Через несколько мгновений он станет обладателем так необходимой информации, подробно перепишет её в секретную тетрадь, затем останется всего лишь отправить тетрадь спецпочтой в свой отряд и самому выехать следом, не имея на руках не единого компрометирующего документа. Вернувшись в отряд, необходимо будет «случайно» встретиться с Перминовым за одним столом, благо, условия в секретной части позволяли это сделать, и предоставить ему добытый материал. Затем для полной уверенности и спокойствия, уничтожить по акту секретную тетрадь, которая уже заканчивалась, и зарегистрировать новую.
Тем временем, капитан, положив папку перед собой, приготовился внести регистрационную запись в журнал. Когда у него на столе зазвонил телефон, поручик до боли сжал бляху на ремне, чтобы сдержать эмоции. Несколько минут разговора показались ему вечностью. Внешне разведчик оставался спокоен, и только лёгкое покашливание выдавало его волнение, впрочем, это осталось без внимания окружающих. Наконец, капитан, положив трубку, придвинул к себе журнал и проницательным взглядом посмотрел на Фан Цзе. После чего, уточнив в журнале, где только что расписался Фан Цзе, его фамилию, открыл вожделенную папку и стал просматривать одну из её страниц, сопровождая взгляд указательным пальцем. Повторив эту процедуру ещё раз, почему-то вопросительным тоном произнёс: «Простите, господин поручик, но вас нет в списке допущенных к ознакомлению?».
- Да, но…, - кашлянув, начал было объяснять Фан Цзе и тут же был прерван капитаном, уже не скрывавшим своё пренебрежительное отношение к поручику.
- Прошу прощения, - промолвил высокомерный японец, и резко захлопнул папку, давая понять, что разговор окончен. Фан Цзе ничего не оставалось, как сдать не пригодившуюся тетрадь и, потерпев полное фиаско, оставить кабинет. В коридоре лёгкое покашливание поручика превратилось в сильный кашель. Фан Цзе сделалось от этого неловко, и он почти бегом выскочил на улицу, пытаясь сдержать судорожные позывы.
С этого момента события стали стремительно разворачиваться и не в пользу разведчика. На улице его встретил Дзэнсаку и едва увидев, принялся радостно обнимать. Вволю нарадовавшись, Хиразакура сообщил поручику, что по особому распоряжению немедленно приступает к формированию спецгруппы, а он, поручик Фан Цзе, должен убыть к прежнему месту службы. Дзэнсаку радовался своему повышению по службе как ребенок, даже не замечая, что приятель явно не разделяет веселья. Дав волю эмоциям, Хиразакура, наконец, произнёс: «Дружище, давай, иди в строевую часть. Документы уже готовы. Я договорился. Начальник поставил тебе срок прибытия с запасом в трое суток, можешь это время провести в Харбине!» Поручик только кисло улыбнулся в ответ. Дзэнсаку хлопнув приятеля по плечу, продолжал радоваться как младенец: «А не выпить ли нам сегодня на прощанье?»
- Что-то мне нездоровиться, - вяло сопротивлялся Фан Цзе и с его лица не сходила жалобная улыбка. Хиразакура, взяв поручика за плечи обеими руками, чуть отстранил от себя и, глядя тому пристально в глаза, нараспев произнёс:
- Н-да, выглядишь ты отвратительно. Потом как-нибудь выпьем, иди, отдыхай.
Фан Цзе действительно выглядел плохо, но совсем не по причине болезни.
События, разворачивавшиеся с калейдоскопической быстротой и такой же непредсказуемостью, в центре которых находился поручик Горшенин, наконец, застыли причудливым рисунком ранним утром на Харбинском железнодорожном вокзале. Фан Цзе мысленно сложив осколки обстоятельств в единое целое, подумал, что как будто кто-то невидимый и очень влиятельный выпроводил его из отряда. Отягощенный недобрыми мыслями, поручик сидел на жестком вокзальном диване, сосредоточенно глядя себе под ноги. Родной город, знакомый вокзал создали иллюзию безопасности и защищённости от любых бед и несчастий. Фан Цзе не обратил внимания, что находится под пристальным взглядом высокого китайца в штатском платье, который, заняв позицию чуть сзади и сбоку от поручика, изредка бросал тайные взгляды в его сторону...