И для начала пара статей из сети:
СОВРЕМЕННЫЕ МОДЕЛИ ЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ РУССКИХ И КИТАЙЦЕВ
Сорокин Анатолий Петрович - Председатель Амурского научного центра, член-корреспондент РАН, профессор, Забияко Андрей Павлович - Заведующий кафедрой религиоведения Амурского государственного университета, доктор философских наук, профессор
В мировой практике исторически сложились разные модели межэтнических отношений на общей или сопредельных территориях. В целом эти отношения сводятся к двум базисным типам - "открытой" и "закрытой" модели межэтнических отношений. Какие формы этнического взаимодействия наметились в среде русско-китайских отношений? Какая модель предпочтительнее для русских, с одной стороны, и китайцев - с другой?
Социологические опросы 2000-2003 гг., проводимые в Амурской области, а также совместно с Е.А. Плаксеном (Институт истории ДВО РАН) в Приморье и при поддержке Харбинской Академии общественных наук в провинции Хэйлунцзян открывают важные аспекты отношения русских дальневосточников к Китаю и китайцам, с одной стороны, и отношения китайцев к русским и России - с другой.
Очевидно, что модели этнических отношений во многом определяются на уровне массового сознания теми социально-экономическими оценками, которые отражают одну из важнейших сторон жизни народа - его материальное благосостояние. Волна китайской миграции сопутствовала неоднозначным по своим следствиям российским реформам. Присутствие китайцев стало частью той реальности, в которую входили политические потрясения, развал производства, денежные реформы, приватизация, ваучеры и прочие явления, резко повышавшие градус отрицательных настроений народа. В этническом самосознании опыт встречи с китайцами совместился с опытом социального кризиса. В какой мере население приграничного региона возлагает на китайцев вину за переживаемые трудности?
Вопрос "Многие жители нашего региона испытывают сейчас серьезные материальные затруднения. Повлияло ли присутствие китайцев на ухудшение их положения?" тестировал в нашем исследовании уровень претензий к китайскому присутствию. Ответ "серьезно ухудшило положение" выбрали 7,4 % от общего числа опрошенных. К этой категорично настроенной группе примыкают сторонники более сдержанной позиции, избравшие ответ "частично ухудшило положение" - 26%. В целом доля тех, кто усматривает в китайском факторе причину материальных затруднений жителей региона, составила 33,4 %. Наиболее многочисленную группу образуют те, кто считает, что китайское присутствие "никак не повлияло на ухудшение положения", - 40,2 %. Значительная часть опрошенных - 22,6 % - предпочла ответ "напротив, способствовало улучшению положения". Две последние группы вместе составляют преобладающее большинство - 62,8 %.
В исследовании Е.А. Плаксена уровень претензий к китайцам тестировал вопрос "Как Вы думаете, кто виноват в наших бедах и неурядицах?". На китайцев вину возложило 4 % опрошенных. Для сравнения: в евреях причину бед и неурядиц увидело 5 %, в "приезжих из республик Кавказа" - 11 %, в мафии - 31 %. Большинство респондентов (46 %) на вопрос "кто виноват?" ответило: "Мы сами".
Вопрос "Как повлияло именно на Вашу жизнь то, что открылась граница с Китаем?" конкретизировал в нашем опросе позицию респондентов и переводил ее из сферы общих оценок в плоскость личного опыта. Отвечая на него, лишь 4,8 % (1 чел. из 20) отметили, что их жизнь "изменилась в худшую сторону". Показательно, что 18,8 % полагают, что их жизнь "изменилась в лучшую сторону" (таких - почти в 4 раза больше; это фактически каждый пятый респондент). 43,4 % считают, что она "никак не изменилась", а 30,4 % не смогли четко выразить свое отношение ("не могу ответить определенно"). Т.о., составившая последние две группы подавляющая часть респондентов (73,8 %) очень слабо соотносит минувшие и нынешние реалии своей жизни с открытостью границ и присутствием китайцев, а группа выигравших от приграничных изменений почти в четыре раза превосходит группу проигравших.
В исследовании Е.А. Плаксена на аналогичный вопрос 13 % опрошенных ответили, что жизнь "изменилась в худшую сторону", 24 % респондентов предпочли ответ "жизнь изменилась в лучшую сторону", 36 % избрали ответ "никак", а 24 % затруднились с ответом.
Вопреки тому, что можно было бы ожидать, уровень претензий к китайскому присутствию не очень высок. Более того, довольно велика доля людей (19-24 %), оценивающих присутствие китайцев в качестве позитивной экономической составляющей. Категорично зачисляет китайский фактор в разряд деструктивных сравнительно небольшая группа (от 5 до 13 %).
Т.о., социально-экономические оценки русско-китайского взаимодействия создают в целом благоприятную для этнических контактов основу.
Известно, что в период политической конфронтации между СССР и КНР, в массовое сознание внедрялись установки на изоляционизм по отношению к соседнему народу. Как сказался этот исторический опыт на современных массовых настроениях?
Ретроспективную оценку изоляционизма тестировал вопрос "В недавнем прошлом (в 60-80 гг.) Россия и Китай были закрыты для двустороннего общения. Как Вы к этому относитесь?". Отвечая на него, 34,6 % респондентов сочла, что это было правильно. Большая часть ответивших - 58 % - высказала мнение, что это было не правильно. Критическая оценка прежнего изоляционизма явно преобладает над его одобрением. Очевидно, что былой образ Китая как врага, от которого нужно отгораживаться рядами колючей проволоки, теперь у большинства вызывает отрицательное отношение.
Современную установку на открытость-изоляционизм выявлял вопрос "Каково Ваше мнение относительно масштабов присутствия китайцев?". В ходе нашего опроса 17,3 % респондентов предпочли ответ "лучше бы их не было совсем"; 72 % выбрали ответ "допустимо пребывание небольшого количества китайцев, приезжающих для работы, торговли"; 7,4 % остановились на ответе "допустимо пребывание значительного количества китайцев, приезжающих для работы, торговли". В исследовании Е.А. Плаксена на вопрос "Ваше отношение к нахождению в России граждан Китая?" мнения респондентов выявили сходную картину: "безоговорочно одобряю" - 5 %, "одобряю временно для торговли" - 34 %, "одобряю временно для строительства, сельскохозяйственных работ" - 33 %, "не одобряю, обойдемся без них" - 31 %. Примечательно, что на вопрос "Ваше отношение к нахождению в России граждан Кавказа?" ответы демонстрировали гораздо более ригористическую установку: "безоговорочно одобряю" - 4 %, "одобряю временно для торговли" - 14 %, "одобряю временно для строительства, сельскохозяйственных работ" - 11 %, "не одобряю, обойдемся без них" - 57 %.
Т.о., во-первых, в своих ориентациях на открытость-изоляционизм по отношению к китайцам массовое сознание в основном свободно от груза негативных стереотипов прошлого. Во-вторых, массовое сознание демонстрирует сравнительно высокую степень открытости русских - категорически против присутствия китайцев менее трети опрошенных, тогда как две трети настроено позитивно. При этом преобладает установка на умеренную и прагматически обусловленную открытость.
Степень открытости брачных границ со стороны русского населения тестировал вопрос "Как Вы относитесь к бракам русский-китаянка, русская-китаец?". В нашем опросе ответы русских, жителей Амурской области, расположились следующим образом: "отрицательно" - 24 %, "положительно" - 7 %, "считаю это личным делом тех, кто вступает в брак" - 57 %, "мне это безразлично" - 12 %. В опросе Е.А. Плаксена ответы жителей Приморского края выглядели так: "с неодобрением" - 41 %, "с одобрением" - 1 %, "это личное дело вступающих" - 49 %, "трудно сказать" - 8 %.
Ответы китайцев на сходный вопрос расположились следующим образом: "отрицательно" - 3,3 %; "положительно" - 13,7 %; "это личное дело тех, кто вступает в брак" - 58,3 %; "мне это безразлично" - 19 %.
У русских барьер эндогамности по отношению к китайцам достаточно высок. Примечательно, что в Приморье, где численность китайской диаспоры в сравнении с Приамурьем выше, а массовые идейно-психологические настроения русских в целом более ригористичны, степень брачной закрытости почти абсолютна. Русские в преобладающем большинстве закрыты для смешанных браков и статус китайцев как брачных партнеров невысок. Это объясняется не только этническими стереотипами восприятия китайцев, но также и типичным на Дальнем Востоке родом занятий китайских мигрантов - мелкая торговля, строительство, огородничество. Для многих русских статус "работяги", "крестьянина" и тем более "торгаша" вообще малопривлекателен в плане установления брачных отношений. Низкий социальный и культурный статус мигрантов увеличивают этническую дистанцию.
Вместе с тем брачная дистанцированность русских от китайцев не превышает, по данным опроса, брачной дистанцированности русских от корейцев и кавказцев. По отношению к кавказцам респонденты заняли даже более жесткую позицию. Именно представители Кавказа, а не китайцы оказались в группе брачных аутсайдеров.
У китайцев брачный барьер по отношению к русским ниже. Китайцы в своем отношении к межэтническим бракам склонны к более открытой модели. Для многих китайцев-мигрантов брак с русским партнером выступает в этносоциальном аспекте средством адаптации к иноэтнической среде.
Совместимость в сфере личных эмоциональных отношений, личных привязанностей тестировал вопрос "Хотели бы Вы иметь в качестве близкого друга китайца (китаянку)?". Положительно на него ответило 27 % опрошенных, отрицательно - 32,4 %, затруднились с определенным ответом 37 %. Очевидно, что в личностном измерении этническая дистанцированность русских от китайцев достаточно велика. Около трети демонстрируют явно выраженное отчуждение. Позиция тех, кто затруднился с ответом (их более трети), хотя и не основана на явной антипатии, тем не менее отражает настороженное отношение к китайцам - в ней больше недоверия, чем симпатии.
Ответы китайцев на сходный вопрос "Хотели бы Вы иметь в качестве близкого друга русского (русскую)?": положительный ответ - 58,3 %; отрицательный ответ - 6,2 %; затруднились с определенным ответом - 31,3 %.
Опросы показывают, во-первых, что большинство русских не проявляет по отношению к китайцам агрессивного отторжения, между тем, однако, значительная часть демонстрирует склонность к дискриминации китайцев - например, в области личных близких отношений или межэтнических браков. Во-вторых, несмотря на преобладающее позитивное отношение к экономическому взаимодействию с китайцами большая часть русских настроена против межэтнической конвергенции. Китайцы, по данным анкеты, демонстрируют более высокую степень дружелюбия и конгруэнтности (совместимости).
При этом заслуживает особого внимания то, что среди русских около трети опрошенных усматривают в китайцах привлекательных для близкого личного общения людей. Эта группа создает позитивный климат для развития более тесных русско-китайских отношений. Наличие в русской среде 7 % и в группе китайцев 13,7 % людей, положительно настроенных на межэтнический брак, указывает на то, что в регионе активных межэтнических контактов существует среда для метисизации и формирования маргинальной этнической группы, состоящей из партнеров и детей смешанных русско-китайских браков.
Русское население Дальнего Востока в значительной части не исключает открытой модели русско-китайского этнического взаимодействия. Такая позиция является, несомненно, позитивным фактором развития добрососедских отношений двух народов. Нельзя не учитывать, однако, что реализация этой модели может сопровождаться некоторыми негативными следствиями. Обращая внимание на эти реальные или мнимые следствия, некоторые политические силы и националистические движения (например, РНЕ) призывают закрыть русский Дальний Восток для китайцев. Однако закрытая модель развития Дальнего Востока противоречит геополитической стратегии России и социально-экономическим интересам региона. Очевидно, что реализации открытой модели межэтнических отношений должен сопутствовать процесс укрепления русского этнического самосознания, который позволит, избегая ксенофобии, создать благоприятный для развития взаимовыгодных отношений идейно-психологический климат и сохранить этнокультурную идентичность основного населения.