Общевосточное общение > ЛитТерра
Время охоты на "Тарбагана". Современная российская, восточная беллетристика
Laotou:
Дорогие форумчане!
Думал-думал и всё-таки решил вынести на суд въедливой и взыскательной читательской публики свою книгу, точнее: главы из книги. Интернет - самое классное место для получения в свой адрес критики. которая мне нужна при оценке этой моей писанины.
Прочитал, наконец-то ван Зайчика и подумал: "Ну, раз ван Гулику с ван Зайчиком можно, то и Лаотоу, также можно попробовать ;D". Не сочтите за нескромность.
Прошу сильно не бить, хотя бить можно, но не поддых ;D ;D ;D
Laotou:
Итак, начнём. Я буду частями давать книгу, чтобы сохранялась какая-то читабельность.
Время охоты на "Тарбагана"
Глава I.
"На перекрестке улиц Бутина и Новобульварная обнаружен труп неизвестного мужчины, гражданина КНР. Смерть наступила в результате нанесения многочисленных колото-резаных ран. Обстоятельства гибели выясняются. Следствие по делу об убийстве проводит ОВД Центрального района города Читы…".
Прочитав эти сухие строки из ежедневной сводки УВД, начальник управления ФСБ РФ по Читинской области генерал-майор Юрий Суханов отодвинул документ в сторону, закурил сигарету и глубоко откинулся в кресло. Вроде бы ничего необычного в этой информации нет. За последние годы случалось и не такое. Страна на изломе, и потому ежедневные сводки об убийствах, разбоях, дерзких нападениях притупили эмоции и уже не вызывали того щемящего чувства несправедливости устройства мира, которое всегда сопровождает людей совестливых и неравнодушных при столкновении с фактами злодейства. Но что-то все-таки зацепило Суханова в этой информации, сработало чутье контрразведчика, способность из общего объема разрозненных данных выделить то самое ценное и важное, что, в конце концов, позволяет выйти на результат. Большинство людей, живущих рядом, привычно не реагируют на газетные страшилки, многие предпочитают вообще не слышать о гнусностях современного бытия. А Суханов, в силу своего должностного положения, обязан копаться в этом дерьме, да еще и отделять при этом орехи от скорлупы.
Суханов в звании полковника был назначен на должность начальника читинского управления всего лишь год назад - переведен сюда из Самары, где работал заместителем руководителя местного управления ФСБ. Человек из "путинского призыва", из людей, которых новый президент России, придя во власть, системно начал расставлять на высшие посты необъятной страны, формируя свою команду, и постепенно заменяя руководителей прежней эпохи - он вдумчиво и тщательно взялся за дело. Два месяца назад полковнику Суханову присвоили звание генерал-майора. Дела во вверенном ведомстве и на подконтрольной территории шли достаточно благополучно с точки зрения оперативной обстановки, и не было оснований для задержек с оформлением очередного звания.
Беспокоило начальника управления, пожалуй, лишь одно обстоятельство. В последние годы Москва, политическое руководство страны слишком мало внимания уделяло китайскому направлению, почему-то считая его второстепенным, хотя разведка и контрразведка тревожили своей информацией. Вероятно, срабатывала та инерционность, которая была присуща советской внешней политике, где приоритетным считалось западное направление и, в первую очередь, США. Действительно, долгие годы Китай практически не представлял угрозы национальным интересам СССР и, следовательно, для советских спецслужб, сначала по причине Великой Дружбы, а чуть позже, когда дружба охладела, в силу политической и экономической слабости. Пожалуй, наиболее серьезным поводом для обострения обстановки стали боевые действия на острове Даманском, которые заставили руководство страны пересмотреть внешнеполитические аспекты по отношению к КНР. Хотя в целом Китай по-прежнему рассматривался как слабовлиятельный участник геополитических процессов на планете. Безусловно, в Поднебесной действовала резидентура, часть агентов была "законсервирована" еще со времен "дружбы навеки". Но ее деятельность зачастую опять же сводилась к сбору информации, направленной против главного стратегического противника - США и его сателлитов. И лишь после даманских событий сбор информации и оперативные мероприятия приняли интенсивный характер собственно против самого Китая. И, конечно же, главную обеспокоенность вызывало сближение позиций КНР и США. Резидентура делала все возможное для того, чтобы эти взаимоотношения не приняли союзнический характер, активно эксплуатируя американо-китайские противоречия по Тайваню, Гонконгу, Макао и другим болевым точкам. Соответственно, тем же самым на территории КНР занимались, только с обратным знаком, и спецслужбы США. Но серьезно признавать, что в азиатско-тихоокеанском регионе формируется еще одна могущественная супердержава, не собирались ни мы, ни американцы. А американский снобизм вообще не допускал такой мысли. Тем временем, Китай, подыгрывая и тем и другим, шагал семимильными шагами по пути экономического развития, привлекая многомиллиардные инвестиции со всего мира, и как-то неожиданно для многих вышел на первые позиции в мировой политике и очень активно начал вмешиваться в геостратегические интересы двух супердержав. Да, политическое руководство страны, благодаря анализу обстановки, предоставляемой КГБ и другими институтами азиатского вектора, понимало скрытые угрозы, исходящие от восточного соседа, и даже размещало вблизи границы арсеналы ядерного оружия, наряду с сухопутными объединениями и соединениями войск. Но все это было лишь "игрой мускулов" и не более того. Реально, зримо и незримо присутствовал лишь один враг - США. А дальше, в последнее десятилетие, особенно после распада СССР, вообще было не до внешней политики. Внутри бы разобраться. Бесконечные реорганизации, кадровые чистки, борьба за лояльность режиму - словом, весь набор "прелестей", сопутствующих переходному периоду. В результате на стыке веков Россия получила ослабленную спецслужбу, и как следствие, - никакой внятной политики на азиатско-тихоокеанском направлении, и в частности, по отношению к Китаю.
И, пожалуй, только вот сейчас, к середине 2001 года во внешней политике России наметились здоровые тенденции, стала просматриваться хоть какая-то политика по отношению к Китаю. Но интерес Москвы к оперативному направлению, подведомственному генералу Суханову, все еще оставлял желать лучшего.
Laotou:
За этими грустными мыслями и застал начальника управления звонок внутренней связи.
- Юрий Иванович, здравия желаю! Денисов.
- Узнал. Привет!
- Разрешите заглянуть на минуточку? Есть информация.
- Давай, заходи, - Суханов положил трубку.
Начальника контрразведывательного отдела полковника Денисова Суханов знал с момента своего вступления в должность. За год совместной работы уважительное отношение к молодцеватому сорокалетнему полковнику, которым сразу проникся генерал, окрепло и утвердилось. Денисов был из той породы врожденных аристократов, которые в любой, самой нестандартной ситуации никогда не теряют самообладания. Подтянутость и даже некоторый лоск во внешнем облике полковника были непременным его атрибутом. Про него рассказывали, что даже в Афганистане, во время боевой командировки, он умудрялся выглядеть так, словно не было вокруг ни пыли, ни грязи, ни пороховой гари. И при всем при этом, Денисова никак нельзя было назвать педантом или занудой. Он был жизнерадостным оптимистом, обладал недюжинным интеллектом, остроумием и широкой эрудицией. Казалось, нет такого вопроса, в котором он не ориентировался бы достаточно свободно. Говорил Денисов немного и неторопливо, и от этого каждое сказанное им слово приобретало какое-то особое значение, некий оттенок мудрости.
Аристократизм полковника подчеркивали и четко очерченные черты лица - ясные и выразительные глаза, прямой нос и твердый рот. В общем, патриций в десятом поколении! То-то удивлялись некоторые любопытные, когда узнавали, что отец Денисова был потомственным слесарем-вагонником!
Через пару минут раздался короткий энергичный стук, и в дверном проеме появилась статная фигура Денисова.
- Разрешите, Юрий Иванович?
- Да, проходи, садись, - пригласил Суханов.
Денисов придвинул стул и подсел к приставному столику.
- Вижу, Юрий Иванович, уже читали, - он слегка кивнул подбородком в сторону лежащей на столе оперативной сводки УВД. - Я, собственно, как раз по этому поводу. Лебедев говорит, что это его подопечный. Он его еще с Маньчжурии вел. Говорит, были сначала настораживающие моменты в поведении. Но потом отпустил - вроде, серьезного ничего нет, так чего, мол зря "наружку" напрягать. Посчитал, что "пустышка". В общем, этот китаец, как нам кажется, не по нашему ведомству. Зовут - Фан Сюэ. Это для справки. Приехал из Хайлара за выручкой - мелкий коммерсант. Наверное, свои грохнули. Наших мотивов как будто не прослеживается.
- А чего ж тогда, Володя, тебя ко мне-то занесло? - лукаво прищурился генерал. - Что, сомнения есть?
- Да есть, Юрий Иванович. Что-то мне неспокойно. Не могу пока понять, но чую - есть где-то наш интерес.
- Ага. Ну, а "информация"-то какая?
- Да, дело в том, что в "угро" говорят, что денежки при покойном были, и не малые. Причем, в "баксах". - Денисов почесал подбородок. - Так что, версия ограбления отпадает. А исполосовали парнишку качественно - вдоль, поперек и по диагонали. Даже "зелень" подпортили - она у него во внутреннем кармане была. Часики, то ли золотые, то ли золоченые, тоже на руке остались. Не взяли. И резали его не там, а где-то в другом месте. На улицу уже труп вывезли и бросили. Демонстративно. Наши бандиты говорят - китайский почерк. Значит, не боятся, что кто-то будет искать и, тем более, найдет какие-то следы. Мы проверили на "китайке", в гостинице "Турист". Тамошние китайцы его в последние два дня не видели. Въехал по туристической визе четыре дня назад, пару дней крутился в городе, ночевал в "Забайкалье", выехать должен был вчера. Выехал вот…
- Ты погоди, не части. Сколько раз приезжал к нам? - спросил Суханов, придвигая полковнику пачку сигарет, что означало: разговор будет серьезным. - Бери. - Генерал чиркнул зажигалкой и подождал, пока Денисов прикурит.
- Да в том-то и дело, что в первый раз. И сразу вот так нарвался. Хотя, черт его знает. Я Лебедеву дал задание проверить - может, по поддельным документам уже бывал. Вообще, Лебедев говорит, что для туриста слишком уж холен, а для "барыги" слабоват.
- Так чего ж он его бросил?
- Ну, говорит, показалось, что пока не интересен.
- Креститься надо твоему Лебедеву, - буркнул генерал. - Ты ему скажи, пусть свечку за упокой души убиенного поставит, да впредь нюхает получше. - Слово "нюхает" Суханов произнес, вдавливая сигарету в пепельницу, так что прозвучало оно достаточно грозно.
- Понял, Юрий Иванович. Так вот, может действительно китайские "братки" чего не поделили, а может… В общем, поизучать надо бы, мне кажется. Времени, я думаю, много это не займет. Чуть-чуть времени надо.
- Ладно. Ты вот что, Володя, запроси-ка по нему данные пошире - что-то и у меня токает. Неспроста это. Наверняка неспроста. Чутье мое старое волчье подсказывает.
- Ну, не такое уж старое, - улыбнулся Денисов. - Хотя, что касается волчьего…
- Ладно, ты не очень-то… Я, все-таки, генерал. Тем более, твой начальник. Так сказать, прямой и непосредственный. - ворчливо сказал Суханов, пряча усмешку.
Он действительно недалеко ушел по возрасту от своего подчиненного. Всего три недели назад он отметил сорокапятилетие, и потому в полной мере еще сохранил юношеский азарт, который охватывал его порой, когда жизнь подбрасывала заковыристую задачу. И сейчас он почувствовал, как в груди зарождается знакомый холодок - предчувствие серьезной, захватывающей и трудной работы, когда понадобится весь интеллект, весь творческий потенциал, когда придется просчитывать многоходовые и неожиданные комбинации оппонентов, когда будут опускаться руки, когда будет казаться, что все - проиграл, но вдруг найдется совершенно новое нестандартное решение, и вот она - победа! Конечно, только Бог заранее знает, кто победит в схватке, но кто не готовит себя к победе - тот не боец. А генерал Суханов был настоящим бойцом. И теперь, когда Денисов изложил свою "информацию", он понял, что сводка привлекла его внимание не зря. Дело действительно обещает быть серьезным.
- Так что, Володя, правильно мыслишь. Поработать придется. Время я тебе, как ты и просишь, дам чуть-чуть. Сам понимаешь, результат нужен был вчера. Значит, послезавтра жду первого доклада. И Лебедева не забудь. Приласкай его от моего имени. Поставь на вид - пусть землю пороет. Глядишь, и откопает чего.
- Понял, Юрий Иванович, - принимая официальный тон, сказал Денисов и поднялся со стула. - Разрешите идти?
- Молодец, что понял. Иди. - уже серьезно ответил Суханов и придвинул к себе папку с оперативными донесениями.
Laotou:
Глава II.
Это было во времена Великой Смуты, когда в России земля горела под ногами, и брат шел на брата, сын на отца, а ближайшие родственники уничтожали друг друга десятками. И не видно было конца этому безумию. Та, прошлая жизнь улетела в тартарары, а спокойствия и глади впереди не предвиделось. Осатанелые люди не чувствовали пределов лютости и мести, границ государств и пространств.
В начале февраля 1921 года барон Роман Унгерн фон Штернберг восседал в кресле на мягких подушках в штабной юрте, любезно предоставленной "Даурскому барону" богатым монгольским скотоводом Чойджанигмой. Назавтра был запланирован окончательный штурм Урги - столичного монгольского города, и Унгерн находился в приподнятом настроении, как разбойник пребывает в пьянящем состоянии предвкушения будущей добычи. Сладостная истома растекалась по телу барона. Это не хмель гонит в жилах дурманящий жар, не паршивый китайский спирт, которого барон на дух не переносит, будоражит душу. Это кипит пиратская кровь дикого сумасшедшего, идущего реставрировать Чингисханово Царство. Все! Жизнь оборвалась вместе с Россией. Он знает, что эта война проиграна. Но он еще вернется и покажет этим краснопузым, кому предназначено вершить судьбы человечества. А пока он идет дать надежду монголам на возрождение Великой Орды, а миру явить легендарную Шамбалу. Освобождение Халхи (Монголии) от китайцев, ненавистных местным племенам, и причинивших много зла кочевникам, для него - дело чести. Кто он? Страшный и безумный в гневе, кроткий и мягкоголосый в общении с ламами и богатыми монгольскими князьями. Его предок был балтийским пиратом, потомком неистовых германцев, раскалывавшим булавой черепа матросов купеческих кораблей как грецкие орехи, бесстрашно идущим на абордаж английских королевских судов и голландских суденышек. Чувство радостного удовлетворения переполняло предыдущего Штернберга во времена его лихих походов. Приставку "фон" и титул барона предки Унгерна получили несколько позже, во времена шведской королевы Христины, когда один из пращуров - старый флибустьер за награбленное добро и за "заслуги" перед скандинавским Отечеством приобрел поместные владения вместе с парой сотен приписанных крестьян. Следующие поколения предков Унгерна фон Штернберга не отличались ярой строптивостью, разве, что только со слов самого барона они, как и многие вассалы европейских монархов того времени, принимали участие в крестовых походах, но молва о них ничтожна, во всяком случае, в истории их доблестные подвиги заметных следов не оставили. И вот он - сухощавый, жилистый потомок пирата, рядовой офицер Русской армии, стяжавший славу бесстрашного командира на Великой войне, получивший чин генерал-лейтенанта из рук Могучего Разбойника - атамана Семенова, спавший на одной подстилке и жравший из одного котла со своими бойцами-туземцами, - предвкушает завтрашнюю победу. Он бросил Христа - слишком слаб был назаретянин для его воинственного воображения. Он отказался от поклонения Одину - национальному божеству предков и покорился силам Земли, страшилищам Тибета и Индии, друидическому поклонению Камню, хитросплетениям шаманизма и буддизма. Ламаизм стал для него родным. Он истово верил гаданиям на внутренностях зарезанного ламами курдючного барана. И на этот раз еще не старый, но уважаемый бурятами войска лама Чимитдоржи, водя ташуром* по изгибам бараньих кишок, неразборчиво и мучительно нудно лепетал себе под нос размытые предсказания "Суровому Вождю". Унгерн так и не дождался ответа на вопросы: станет ли он Великим монгольским Ханом ? Возродит ли былую Мощь? Как долго будет править? Чимитдоржи на прямые вопросы не отвечал и, то улыбаясь, то корча скорбные гримасы, рисовал барону неопределенные картинки: если Вождь, проснувшись поутру, встанет на землю правой ногой, то Урга покорится уже завтра и надолго, а если вдруг левой ногой, то Урга опять же падет, но, может быть и не завтра, и не на очень долго. Но вот что бараньи кишки говорили определенно, так это то, что Вождю для обеспечения успеха непременно нужно отпустить из заключения Батожаргала - "красного ламу", продавшего веру и бурятский народ этим оборванцам-комиссарам и взятого в плен казаками барона в боях под Могойтуем. Ах ты, шельма! Хочет двоюродного брата спасти, и плевал он на высокие замыслы "Русского Хана"!
* - ташур - монгольская нагайка, деревянная палка с бечёвкой на конце
Laotou:
Когда Чимитдоржи, сначала осторожно, но постепенно смелея, завел речь о своем шкурном интересе, Унгерн сбросил полудрему и оживился.
- Слушай! А ты, случайно, не большевистский шпион? А?... Да не бойся, я шучу. А на что тебе дался этот веропродавец? Хотя... Вы ведь родня. Что ж, понимаю твои чувства. А он хоть смелый воин, твой лама? - вновь оживился вождь.
Унгерн уважал людей смелых, поскольку сам отличался недюжинной храбростью и отчаянной бесшабашностью. Потому бывали случаи, когда даже к самому лютому врагу он мог проявить снисхождение.
- Ладно. Татарин, а ну-ка, сюда этого красножопого, - коротко приказал барон одному из своих ординарцев.
Угловатый с вытянутым и скуластым лицом, в нахлобученном до верхних ресниц черном монгольском малахае*, одетый в новенький темно-синий тырлык**, широкоплечий - не чета своему генералу - адъютант ощерился:
- Слушаюсь, Ваше Превосходительство! - и проворно выскочил из юрты. И сразу же за закрытым пологом загремел его тяжелый баритон с сильнейшим приволжским акцентом.
- Бурдуковский, - крикнул он вестовому. - Беги к Жучу - пусть ташшыт сюды бюрята красного! Командыр прыказал!
Унгерн усмехнулся. Сколько раз он, находя особое удовольствие в грубой солдатской забаве, заставлял своего ординарца правильно выговаривать фразу: "Слушаюсь, Ваше Превосходительство!". Татарин потел, злился, наливался медью, но упорно не сдавался, как германец в Пинских болотах. Упрямый язык никак не хотел слушаться. Ординарец частенько приставал к смертельно уставшим после изматывающих боев на Великой войне забайкальским казакам с единственной просьбой - медленно и четко проговаривать треклятую фразу. Уж очень хотелось ублажить родного командира. Казаки, зная причину назойливости Татарина, всячески коверкали слова, уверяя беднягу в том, что это и есть правильное произношение, чем вызывали бурный хохот однополчан. В конце концов, Татарин, раскусив злой умысел, в порыве гнева чуть не пропорол шашкой одного из своих мучителей. После этого случая консультировать бешеного туземца охотников не находилось. Унгерн, узнав об этой истории, вволю насмеялся, но рвение ординарца одобрил и приказал одному из порученцев, чистокровному русаку, заниматься с Татарином в часы томительного затишья после боев фонетикой, чтобы добиться-таки четкого произношения. Двухмесячные усилия порученца принесли желанные плоды. Татарин вызубрил зловредное словосочетание до автоматизма и с тех пор очень гордился этой своей первой личной победой.
Неожиданно вспомнившееся трудовое достижение, по-собачьи преданного ординарца, вызвало на лице барона ностальгическую улыбку. Столько лет уже прошло! А вот поди ж ты...
- Ваше Превосходительство! Разрешите? - послышалось за пологом юрты.
- Входи, служивый. - чуть повысив голос, сказал барон. Он узнал штабс-капитана Моисея Жуча, пожалуй, единственного еврея в войске, потому как Унгерн был непримиримым антисемитом: кроваво и беспощадно преследовал "Иудово племя". Но Жуч являлся исключением, так как выполнял ряд деликатных поручений, связанных, в том числе, и с коммерческими делами "Бога войны". Контрразведчик и жандарм по совместительству, он считался одним из многочисленных помощников начальника контрразведки дивизии полковника Сипайло - человека-зверя, который отличался крайней жестокостью к узникам и патологической подозрительностью ко всем воинам туземного соединения, исключая только барона, и то лишь потому, что панически боялся единственного человека - разгневанного Унгерна. Иначе бы заподозрил в измене и своего генерала.
Жуч, вместе Женей Бурдуковским, как запросто называли вестового все в войске барона, отогнув полог, втолкнули в юрту бурята в грязном, засаленном тырлыке, с непокрытой головой и со связанными сзади руками.
Генерал брезгливо оглядел пленника и, поморщившись, выразительно посмотрел на Татарина, стоявшего за его спиной:
- Развяжи его.
Ординарец потянул из ножен шашку. Бурят вздрогнул и, затравленно взглянув на Унгерна, вжал голову в плечи. Ординарец ловко вставил клинок между его связанных рук и тренированным скользящим движением рассек путы.
- Ну, что, Батожаргал? Есть хочешь? - спросил барон, снисходительно глядя в узкие, заплеснутые страхом глаза азиата.
Очумевший от ужаса бурят, то ли не услышав вопроса, то ли не поняв его, молчал и пытался спрятать глаза от взгляда генерала, натыкаясь шеей на заиндевевшие сосульки грязной шерсти замызганного овчинного полуворотника. Он знал о свирепости и безжалостности "Сурового вождя" и понял, что настал его черед, и что сейчас барон устроит ему публичную иезуитскую казнь, оцепенел. На его круглом землянисто-желтом лице проступили черные пятна. Батожаргал прощался с жизнью.
Однако, всегда твердый в вопросах расправы с врагами, Унгерн пребывал сегодня в благодушном настроении, что случалось крайне редко, и поэтому с казнью решил повременить. В конце концов, не зря же он таскал этого пленника с августа прошлого года в своем обозе, когда мог бы расстрелять или повесить его в любой момент. Там, в Могойтуе! Что-то невидимое и неосязаемое помешало ему сразу расправиться с угасшим и жалким ламой.
Потом, в суматохе отступления не до него было. Уже в Даурии, когда их дороги с атаманом Семеновым разошлись, и барон выбрал путь в Монголию, он вспомнил о пленнике, но вновь что-то помешало, и он опять не казнил бурята, а приказал везти его в обозе, в арьергарде, приставив к нему охрану из двух бойцов. Расчищая себе огнем прорыв на юго-запад, почти непрерывно ведя бои, он полгода тащил ламу за собой. Не казнил, но и не бросал. Барон был невероятным мистиком и очень чутко реагировал на внутренние порывы своей истерзанной заледеневшей души. И вот - оберег-таки пленника от скорой расправы, притащил сюда, под Ургу.
Между тем, бурят разглядел в полумраке юрты двоюродного брата Чимитдоржи, стоявшего рядом с бароном, и приободрился. Сам не понимая, откуда пришло дыхание, судорожно выдавил:
- Не, не хочу…
- Ну, что ж, тогда рассказывай.
- Чо рассказывать-то?
- Как что? Рассказывай, как комиссарам служил - глаза барона сверкнули злобой.
Лама не заметил опасности и, видимо, втайне надеясь на помощь родственника, осмелел.
- А я и не служил вовсе. Они меня просили людей собрать - митинговали. Ну, я и собрал.
- Врешь, падла! - рявкнул барон, и глаза его вдруг покрылись белесой маслянистой пленкой. Это был признак начинающегося приступа бешенства. Подчиненные хорошо знали: если появлялась эта тонкая пелена - все, милости не жди!
Бурят съежился от страха, но барон жестко потер лицо ладонью, резким кивком головы сбросил пелену гнева. Вновь перед пленником предстал строгий, но в то же время и снисходительный полководец.
* - малахай - остроконечная монгольская шапка на меху с длинными ушами
** - тырлык- длинный овчиный халат на меху
Навигация
Перейти к полной версии