Автор Тема: Время охоты на "Тарбагана". Современная российская, восточная беллетристика  (Прочитано 163332 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Дорогие форумчане!
Думал-думал и всё-таки решил вынести на суд въедливой и взыскательной читательской публики свою книгу, точнее: главы из книги. Интернет - самое классное место для получения в свой адрес критики. которая мне нужна при оценке этой моей писанины.
Прочитал, наконец-то ван Зайчика и подумал: "Ну, раз ван Гулику с ван Зайчиком можно, то и Лаотоу, также можно попробовать ;D". Не сочтите за нескромность.
Прошу сильно не бить, хотя бить можно, но не поддых ;D ;D ;D
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Итак, начнём. Я буду частями давать книгу, чтобы сохранялась какая-то читабельность.

                                     Время охоты на "Тарбагана"

     Глава I.

        "На перекрестке улиц Бутина и Новобульварная обнаружен труп неизвестного мужчины, гражданина КНР. Смерть наступила в результате нанесения многочисленных колото-резаных ран. Обстоятельства гибели выясняются. Следствие по делу об убийстве проводит ОВД Центрального района города Читы…".
        Прочитав эти сухие строки из ежедневной сводки УВД, начальник управления ФСБ РФ по Читинской области генерал-майор Юрий Суханов отодвинул документ в сторону, закурил сигарету и глубоко откинулся в кресло. Вроде бы ничего необычного в этой информации нет. За последние годы случалось и не такое. Страна на изломе, и потому ежедневные сводки об убийствах, разбоях, дерзких нападениях притупили эмоции и уже не вызывали того щемящего чувства несправедливости устройства мира, которое всегда сопровождает людей совестливых и неравнодушных при столкновении с фактами злодейства. Но что-то все-таки зацепило Суханова в этой информации, сработало чутье контрразведчика, способность из общего объема разрозненных данных  выделить то самое ценное и важное, что, в конце концов,  позволяет выйти на результат. Большинство людей, живущих рядом, привычно не реагируют на газетные страшилки, многие предпочитают вообще не слышать о гнусностях современного бытия. А Суханов, в силу своего должностного положения, обязан копаться в этом дерьме, да еще и отделять при этом орехи от скорлупы.
     Суханов в звании полковника был назначен на должность начальника читинского управления всего лишь год назад - переведен сюда из Самары, где работал заместителем руководителя местного управления ФСБ. Человек  из "путинского призыва", из людей, которых новый президент России, придя во власть, системно начал расставлять на высшие посты необъятной страны, формируя свою команду, и постепенно заменяя руководителей прежней эпохи - он вдумчиво и тщательно  взялся за дело. Два месяца назад полковнику Суханову присвоили звание генерал-майора. Дела во вверенном ведомстве и на подконтрольной территории шли достаточно благополучно с точки зрения оперативной обстановки, и не было оснований для задержек с оформлением очередного звания.
Беспокоило начальника управления, пожалуй, лишь одно обстоятельство. В последние годы Москва, политическое руководство страны слишком мало внимания уделяло китайскому направлению, почему-то считая его второстепенным, хотя разведка и контрразведка тревожили своей информацией. Вероятно, срабатывала та инерционность, которая была присуща советской внешней политике, где приоритетным считалось западное направление и, в первую очередь, США. Действительно, долгие годы Китай практически не представлял угрозы национальным интересам СССР и, следовательно, для советских спецслужб, сначала по причине Великой Дружбы, а чуть позже, когда дружба охладела, в силу  политической и экономической слабости. Пожалуй, наиболее серьезным поводом для обострения обстановки стали боевые  действия на острове Даманском, которые заставили руководство страны пересмотреть внешнеполитические аспекты по  отношению к КНР. Хотя в целом Китай по-прежнему рассматривался как слабовлиятельный участник геополитических процессов на планете. Безусловно, в Поднебесной действовала резидентура, часть агентов была "законсервирована" еще со времен "дружбы навеки". Но ее деятельность зачастую опять же сводилась к сбору информации, направленной против главного стратегического противника - США и его сателлитов. И лишь после даманских событий  сбор информации и оперативные мероприятия приняли интенсивный характер собственно против самого Китая. И, конечно же, главную обеспокоенность вызывало сближение  позиций  КНР и США.  Резидентура делала все  возможное  для того, чтобы эти взаимоотношения не приняли союзнический характер, активно эксплуатируя американо-китайские противоречия по Тайваню, Гонконгу, Макао и другим болевым точкам.  Соответственно, тем же самым на территории КНР занимались, только с обратным знаком, и спецслужбы США. Но серьезно  признавать, что в азиатско-тихоокеанском регионе формируется еще одна могущественная супердержава, не собирались ни мы,  ни американцы. А американский снобизм вообще не допускал такой мысли. Тем временем, Китай, подыгрывая и тем и другим, шагал семимильными шагами по пути экономического развития, привлекая многомиллиардные инвестиции со всего мира, и как-то неожиданно для многих вышел на первые позиции в мировой политике и очень активно начал вмешиваться в геостратегические интересы двух супердержав. Да, политическое руководство страны, благодаря анализу обстановки, предоставляемой КГБ и другими институтами азиатского вектора, понимало скрытые угрозы, исходящие от восточного соседа, и даже размещало вблизи границы арсеналы ядерного оружия, наряду с сухопутными объединениями и соединениями войск. Но все это было лишь "игрой мускулов" и не более того. Реально, зримо и незримо присутствовал лишь один враг - США. А дальше, в последнее десятилетие, особенно после распада СССР, вообще было не до внешней политики. Внутри бы разобраться. Бесконечные реорганизации, кадровые чистки, борьба за лояльность режиму - словом, весь набор "прелестей", сопутствующих переходному периоду. В результате  на стыке веков Россия получила ослабленную спецслужбу, и как следствие, - никакой внятной политики на азиатско-тихоокеанском направлении, и в частности, по отношению к Китаю.
     И, пожалуй, только вот сейчас, к середине 2001 года во внешней политике России наметились здоровые тенденции, стала просматриваться хоть какая-то политика по отношению к Китаю. Но интерес Москвы к оперативному направлению, подведомственному генералу Суханову, все еще оставлял желать лучшего.


知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
     За этими грустными мыслями и застал начальника управления звонок внутренней связи.
- Юрий Иванович, здравия желаю! Денисов.
- Узнал. Привет!
- Разрешите заглянуть на минуточку? Есть информация.
- Давай, заходи, - Суханов положил трубку.
       Начальника контрразведывательного отдела полковника Денисова Суханов знал с момента своего вступления в должность. За год совместной работы уважительное отношение к молодцеватому сорокалетнему полковнику, которым сразу проникся генерал, окрепло и утвердилось. Денисов был из той породы врожденных аристократов, которые в любой, самой нестандартной ситуации никогда не теряют самообладания. Подтянутость и даже некоторый лоск во внешнем облике полковника были непременным его атрибутом. Про него рассказывали, что даже в Афганистане, во время боевой командировки, он умудрялся выглядеть так, словно не было вокруг ни пыли, ни грязи, ни пороховой гари. И при всем при этом, Денисова никак нельзя было назвать педантом или занудой. Он был жизнерадостным оптимистом, обладал недюжинным интеллектом, остроумием и  широкой эрудицией. Казалось, нет такого вопроса, в котором он не ориентировался бы достаточно свободно. Говорил Денисов немного и неторопливо, и от этого каждое сказанное им слово приобретало какое-то особое значение, некий оттенок мудрости.
     Аристократизм полковника подчеркивали и четко очерченные черты лица - ясные и выразительные глаза, прямой нос и твердый рот. В общем, патриций в десятом поколении! То-то удивлялись некоторые любопытные, когда узнавали, что отец  Денисова был потомственным слесарем-вагонником!
      Через пару минут раздался короткий энергичный стук, и в дверном проеме появилась статная фигура Денисова.
- Разрешите, Юрий Иванович?
- Да, проходи, садись, - пригласил Суханов.
Денисов придвинул стул и подсел к приставному столику.
- Вижу, Юрий Иванович, уже читали, - он слегка кивнул подбородком в сторону лежащей на столе оперативной сводки УВД. - Я, собственно, как раз по этому поводу. Лебедев говорит, что это его подопечный. Он его еще с Маньчжурии вел. Говорит, были сначала настораживающие моменты в поведении. Но потом отпустил - вроде, серьезного ничего нет, так чего, мол зря "наружку" напрягать. Посчитал, что "пустышка". В общем, этот китаец, как нам кажется, не по нашему ведомству.  Зовут - Фан Сюэ. Это для справки. Приехал из Хайлара за выручкой - мелкий коммерсант. Наверное, свои грохнули. Наших мотивов как будто не прослеживается.
- А чего ж тогда, Володя, тебя ко мне-то занесло? - лукаво прищурился генерал. - Что, сомнения есть?
- Да есть, Юрий Иванович. Что-то мне неспокойно. Не могу пока понять, но чую - есть где-то наш интерес.
- Ага. Ну, а "информация"-то какая?
- Да, дело в том, что в "угро" говорят, что денежки при покойном были, и не малые. Причем, в "баксах". - Денисов почесал подбородок. - Так что, версия ограбления отпадает. А исполосовали парнишку качественно - вдоль, поперек и по диагонали. Даже "зелень" подпортили - она у него во внутреннем кармане была. Часики, то ли золотые, то ли золоченые, тоже на руке остались. Не взяли. И резали его не там, а где-то в другом месте. На улицу уже труп вывезли и бросили. Демонстративно. Наши бандиты говорят - китайский почерк. Значит, не боятся, что кто-то будет искать и, тем более, найдет какие-то следы. Мы проверили на "китайке", в гостинице "Турист". Тамошние китайцы его в последние два дня не видели. Въехал по туристической визе четыре дня назад, пару дней крутился в городе, ночевал в "Забайкалье", выехать должен был вчера. Выехал вот…
- Ты погоди, не части. Сколько раз приезжал к нам? - спросил Суханов, придвигая полковнику пачку сигарет, что означало: разговор будет серьезным. - Бери. - Генерал чиркнул зажигалкой и подождал, пока Денисов прикурит.
- Да в том-то и дело, что в первый раз. И сразу вот так нарвался. Хотя, черт его знает. Я Лебедеву дал задание проверить - может, по поддельным документам уже бывал. Вообще, Лебедев говорит, что для туриста слишком уж холен, а для "барыги" слабоват.
- Так чего ж он его бросил?
- Ну, говорит, показалось, что пока не интересен.
- Креститься надо твоему Лебедеву, - буркнул генерал. - Ты ему скажи, пусть свечку за упокой души убиенного поставит, да впредь нюхает получше. - Слово "нюхает" Суханов произнес, вдавливая сигарету в пепельницу, так что прозвучало оно достаточно грозно.
- Понял, Юрий Иванович. Так вот, может действительно китайские "братки" чего не поделили, а может… В общем, поизучать надо бы, мне кажется. Времени, я думаю, много это не займет. Чуть-чуть времени надо.
- Ладно. Ты вот что, Володя, запроси-ка по нему данные пошире - что-то и у меня токает. Неспроста это. Наверняка неспроста. Чутье мое старое волчье подсказывает.
- Ну, не такое уж старое, - улыбнулся Денисов. - Хотя, что касается волчьего…
-   Ладно, ты не очень-то… Я, все-таки, генерал. Тем более, твой начальник. Так сказать, прямой и непосредственный. - ворчливо сказал Суханов, пряча усмешку.
     Он действительно недалеко ушел по возрасту от своего подчиненного. Всего три недели назад он отметил сорокапятилетие, и потому в полной мере еще сохранил юношеский азарт, который охватывал его порой, когда жизнь подбрасывала заковыристую задачу. И сейчас он почувствовал, как в груди зарождается знакомый холодок - предчувствие серьезной, захватывающей и трудной работы, когда понадобится весь интеллект, весь творческий потенциал, когда придется просчитывать  многоходовые и неожиданные комбинации оппонентов, когда будут опускаться руки, когда будет казаться, что все - проиграл, но вдруг найдется совершенно новое нестандартное решение, и вот она - победа! Конечно, только Бог заранее знает, кто победит в схватке, но кто не готовит себя к победе - тот не боец. А генерал Суханов был настоящим бойцом. И теперь, когда Денисов изложил свою "информацию", он понял, что сводка привлекла его внимание не зря. Дело действительно обещает быть серьезным.
- Так что, Володя, правильно мыслишь. Поработать придется. Время я тебе, как ты и просишь, дам чуть-чуть. Сам понимаешь, результат нужен был вчера. Значит, послезавтра жду первого доклада. И Лебедева не забудь. Приласкай его от моего имени. Поставь на вид - пусть землю пороет. Глядишь, и откопает чего.
- Понял, Юрий Иванович, - принимая официальный тон, сказал Денисов и поднялся со стула. - Разрешите идти?
- Молодец, что понял. Иди. - уже серьезно ответил Суханов и придвинул к себе папку с оперативными донесениями.

知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Глава II.

      Это было во времена Великой Смуты, когда в России земля горела под ногами, и брат шел на брата, сын на отца, а ближайшие родственники уничтожали друг друга десятками. И не видно было конца этому безумию. Та, прошлая жизнь улетела в тартарары, а спокойствия и глади впереди не предвиделось. Осатанелые люди не чувствовали пределов лютости и мести, границ государств и пространств.
     В начале февраля 1921 года барон Роман Унгерн фон Штернберг восседал в кресле на мягких подушках в штабной юрте, любезно предоставленной "Даурскому барону" богатым монгольским скотоводом Чойджанигмой. Назавтра был запланирован окончательный штурм Урги - столичного монгольского города, и Унгерн находился в приподнятом настроении, как разбойник пребывает в пьянящем состоянии предвкушения будущей добычи. Сладостная истома растекалась по телу барона. Это не хмель гонит в жилах дурманящий жар, не паршивый китайский спирт, которого барон на дух не переносит, будоражит душу. Это кипит пиратская кровь дикого сумасшедшего, идущего реставрировать Чингисханово Царство. Все! Жизнь оборвалась вместе с Россией. Он знает, что эта война проиграна. Но он еще вернется и покажет этим краснопузым, кому предназначено вершить судьбы человечества. А пока он идет дать надежду монголам на возрождение Великой Орды, а миру явить  легендарную Шамбалу. Освобождение  Халхи (Монголии) от китайцев, ненавистных местным племенам, и причинивших много зла кочевникам, для него - дело чести. Кто он? Страшный и безумный в гневе, кроткий и мягкоголосый в общении с ламами и богатыми монгольскими князьями. Его предок был балтийским пиратом, потомком неистовых германцев, раскалывавшим булавой черепа матросов купеческих кораблей как грецкие орехи, бесстрашно идущим на абордаж английских королевских судов и голландских суденышек. Чувство радостного удовлетворения переполняло предыдущего Штернберга во времена его лихих походов. Приставку "фон" и титул барона предки Унгерна получили несколько позже, во времена шведской королевы Христины, когда один из пращуров - старый флибустьер за награбленное добро и за "заслуги" перед скандинавским Отечеством приобрел поместные владения вместе с парой сотен приписанных крестьян. Следующие поколения предков Унгерна фон Штернберга не отличались ярой строптивостью, разве, что только со слов самого барона они, как и  многие вассалы европейских монархов того времени, принимали участие в крестовых походах, но молва о них ничтожна, во всяком случае, в истории их доблестные подвиги заметных следов не оставили. И вот он - сухощавый, жилистый потомок пирата, рядовой офицер Русской армии, стяжавший славу бесстрашного командира на Великой войне, получивший чин генерал-лейтенанта из рук Могучего Разбойника - атамана Семенова, спавший на одной подстилке и жравший из одного котла со своими бойцами-туземцами, - предвкушает завтрашнюю победу. Он бросил Христа - слишком слаб был назаретянин для его воинственного воображения. Он отказался от поклонения Одину - национальному божеству предков и покорился силам Земли, страшилищам Тибета и Индии, друидическому поклонению Камню, хитросплетениям шаманизма и буддизма. Ламаизм стал для него родным. Он истово верил гаданиям на внутренностях зарезанного ламами курдючного барана. И на этот раз еще не старый, но уважаемый бурятами войска лама Чимитдоржи, водя ташуром* по изгибам бараньих кишок, неразборчиво и мучительно нудно лепетал себе под нос  размытые предсказания "Суровому Вождю". Унгерн так и не дождался ответа на вопросы: станет ли он Великим монгольским Ханом ? Возродит ли былую Мощь?  Как долго будет править? Чимитдоржи на прямые вопросы не отвечал и, то улыбаясь, то корча скорбные гримасы, рисовал барону неопределенные картинки: если Вождь, проснувшись поутру, встанет на землю правой ногой, то Урга покорится уже завтра и надолго, а если вдруг левой ногой, то Урга опять же падет, но, может быть и не завтра, и не на очень долго. Но вот что бараньи кишки говорили определенно, так это то, что Вождю для обеспечения успеха непременно нужно отпустить из заключения Батожаргала - "красного ламу", продавшего веру и бурятский народ этим оборванцам-комиссарам и взятого в плен казаками барона в боях под Могойтуем. Ах ты, шельма! Хочет двоюродного брата спасти, и плевал он на высокие замыслы "Русского Хана"!

* - ташур - монгольская нагайка, деревянная палка с бечёвкой на конце
« Последнее редактирование: 04 Января 2008 20:35:19 от Администрация »
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
      Когда Чимитдоржи, сначала осторожно, но постепенно смелея, завел речь о своем шкурном интересе, Унгерн сбросил полудрему и оживился.
 - Слушай! А ты, случайно, не большевистский шпион? А?... Да не бойся, я шучу. А на что тебе дался этот веропродавец? Хотя... Вы ведь родня. Что ж, понимаю твои чувства. А он хоть смелый воин, твой лама? - вновь оживился вождь.
      Унгерн уважал людей смелых, поскольку сам отличался недюжинной храбростью и отчаянной бесшабашностью. Потому бывали случаи, когда даже к самому лютому врагу он мог проявить снисхождение.
 - Ладно. Татарин, а  ну-ка, сюда этого красножопого, - коротко приказал барон одному из своих ординарцев.
      Угловатый с вытянутым и скуластым лицом, в нахлобученном до верхних ресниц черном монгольском малахае*, одетый в новенький  темно-синий тырлык**, широкоплечий  - не чета своему генералу - адъютант ощерился:
  - Слушаюсь, Ваше Превосходительство! - и проворно выскочил из юрты. И сразу же за закрытым пологом загремел его тяжелый баритон с сильнейшим приволжским акцентом.
 - Бурдуковский, - крикнул он вестовому. - Беги к Жучу - пусть ташшыт сюды бюрята красного! Командыр прыказал!
      Унгерн усмехнулся. Сколько раз он, находя особое удовольствие в грубой солдатской забаве, заставлял своего ординарца правильно выговаривать фразу: "Слушаюсь, Ваше Превосходительство!". Татарин потел, злился, наливался медью, но упорно не сдавался, как германец в Пинских болотах. Упрямый язык никак не хотел слушаться. Ординарец частенько приставал к смертельно уставшим после изматывающих боев на Великой войне забайкальским казакам с единственной просьбой - медленно и четко проговаривать треклятую фразу. Уж очень хотелось ублажить родного командира. Казаки, зная причину назойливости Татарина, всячески коверкали слова, уверяя беднягу в том, что это и есть правильное произношение, чем вызывали бурный хохот однополчан. В конце концов, Татарин, раскусив злой умысел, в порыве гнева чуть не пропорол шашкой одного из своих мучителей. После этого случая  консультировать бешеного туземца охотников не находилось. Унгерн, узнав об этой истории, вволю насмеялся, но рвение ординарца одобрил и приказал одному из порученцев, чистокровному русаку, заниматься с Татарином в часы томительного затишья после боев фонетикой, чтобы добиться-таки четкого произношения. Двухмесячные усилия порученца принесли желанные плоды. Татарин вызубрил зловредное словосочетание до автоматизма и с тех пор очень гордился этой своей первой личной победой.
      Неожиданно вспомнившееся трудовое достижение, по-собачьи преданного ординарца, вызвало на лице барона ностальгическую улыбку. Столько лет уже прошло! А вот поди ж ты...
 - Ваше Превосходительство! Разрешите? - послышалось за пологом юрты.
 - Входи, служивый. - чуть повысив голос, сказал барон. Он узнал штабс-капитана Моисея Жуча, пожалуй, единственного еврея в войске, потому как Унгерн был непримиримым антисемитом: кроваво и беспощадно преследовал "Иудово племя". Но Жуч являлся исключением, так как выполнял ряд деликатных поручений, связанных, в том числе, и с коммерческими делами "Бога войны". Контрразведчик и жандарм по совместительству, он считался одним из многочисленных помощников начальника контрразведки дивизии  полковника Сипайло -  человека-зверя, который отличался крайней жестокостью к узникам и  патологической подозрительностью  ко всем воинам туземного  соединения, исключая только  барона, и то лишь потому, что панически боялся единственного человека - разгневанного Унгерна. Иначе бы заподозрил в измене и своего генерала.
      Жуч, вместе Женей Бурдуковским, как запросто называли вестового все в войске барона, отогнув полог, втолкнули в юрту бурята в грязном, засаленном тырлыке, с непокрытой головой  и  со связанными сзади руками.
      Генерал брезгливо оглядел пленника и, поморщившись, выразительно посмотрел на Татарина, стоявшего за его спиной:
- Развяжи его.
       Ординарец потянул из ножен шашку. Бурят вздрогнул и, затравленно взглянув на Унгерна, вжал голову в плечи. Ординарец ловко вставил клинок между его связанных рук и тренированным скользящим движением рассек путы.
- Ну, что, Батожаргал? Есть хочешь? - спросил барон, снисходительно глядя в узкие, заплеснутые страхом глаза азиата.
       Очумевший от ужаса бурят, то ли не услышав вопроса, то ли не поняв его, молчал и пытался спрятать глаза от взгляда генерала, натыкаясь шеей на заиндевевшие сосульки грязной шерсти замызганного овчинного полуворотника. Он знал о свирепости и безжалостности "Сурового вождя" и понял, что настал его черед, и что сейчас барон устроит ему публичную иезуитскую казнь, оцепенел. На его круглом землянисто-желтом лице проступили черные пятна. Батожаргал прощался с жизнью.
       Однако, всегда твердый в вопросах расправы с врагами, Унгерн пребывал сегодня в благодушном настроении, что случалось крайне редко, и поэтому с казнью решил повременить. В конце концов, не зря же он таскал этого  пленника с августа прошлого года в своем обозе, когда мог бы расстрелять или повесить его в любой момент. Там, в Могойтуе! Что-то невидимое и неосязаемое помешало ему сразу расправиться с  угасшим и жалким ламой. 
       Потом, в суматохе отступления не до него было. Уже в Даурии, когда их дороги с атаманом Семеновым разошлись, и барон выбрал путь в Монголию, он вспомнил о пленнике, но вновь что-то помешало, и он опять не казнил бурята, а приказал везти его в обозе, в арьергарде, приставив к нему охрану из двух бойцов. Расчищая себе огнем прорыв на юго-запад,  почти непрерывно ведя бои, он  полгода тащил ламу за собой. Не казнил, но и не бросал. Барон был невероятным мистиком и очень чутко реагировал на внутренние порывы своей истерзанной заледеневшей души. И вот - оберег-таки пленника от скорой расправы, притащил сюда, под Ургу.
      Между тем, бурят разглядел в полумраке юрты двоюродного брата Чимитдоржи, стоявшего рядом с бароном, и приободрился. Сам не понимая, откуда пришло дыхание, судорожно выдавил:
 - Не, не хочу…
 - Ну, что ж, тогда рассказывай.
 - Чо рассказывать-то?
 - Как что? Рассказывай, как комиссарам служил - глаза барона сверкнули злобой.
      Лама не заметил опасности и, видимо, втайне надеясь на помощь родственника, осмелел.
 - А я и не служил вовсе. Они меня просили людей собрать - митинговали. Ну, я и собрал.
 - Врешь, падла! - рявкнул барон, и глаза его вдруг покрылись белесой маслянистой пленкой. Это был признак начинающегося приступа бешенства. Подчиненные хорошо знали: если появлялась эта тонкая пелена - все, милости не жди!
     Бурят съежился от страха, но барон жестко потер лицо ладонью, резким кивком головы сбросил пелену гнева. Вновь перед пленником предстал строгий, но в то же время и снисходительный полководец.

* - малахай - остроконечная монгольская шапка на меху с длинными ушами
** - тырлык- длинный овчиный халат на меху

« Последнее редактирование: 08 Декабря 2007 11:18:24 от Laotou »
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
 - Ну, хорошо. Вот тут Чимитдоржи просит за тебя. Шибко волнуется. Говорит, ты хороший... Людям служишь... А с красными связался по недоразумению, - генерал сделал паузу. Бурят подобрался, даже шею вытянул. - А Жуч, вон, говорит, что не так все. Что ты сознательно на сговор с ними пошел. И ему я больше верю. Он - контр-раз-вед-ка, понимаешь? - раздельно, с ударением на каждом слоге произнес Унгерн, ткнув пальцем в сторону жандарма. 
       Бурят снова опал. Стоял ни жив, ни мертв, только коротенькие ресницы слегка подрагивали, да трясущиеся пальцы елозили по засаленной нанке халата, выдавая волнение.
       Барон внимательно посмотрел на пленника, как бы изучая его лицо, обтянутое задубелой на степном ветру кожей. За месяцы, проведенные в обозе, лама сильно похудел и запаршивел. Обмороженные щеки шелушились.
 - А что там за история с вашим родом? Чимит говорит, из-за этого ты не можешь служить ни мне, ни красным?
 Лама переступил с ноги на ногу.
 - Да отвечай ты, не стой как болван, мать твою! - рявкнул барон и, вновь  уменьшая амплитуду голоса, добавил:
- Хочу послушать, говори!
       Чимитдоржи, стоявший сбоку за креслом генерала, зашевелил пальцами, украдкой гримасничая и подмигивая, стал жестикулировать Батожаргалу: "Говори! Может, услышит - поймет. Может, все не так страшно. Может, снизойдет до помилования!".
       Батожаргал несмело кашлянул и, запинаясь, заговорил:
Наш древний род берет свое начало от времен Великого Чингиса - Темучина. Так говорят родовые предания. Был в свите Чингисхана, среди самых приближенных, отчаянный воин, мужественный полководец Цадип. Великий Ван - правитель - бросал Цадипа с его бесстрашными всадниками на самые опасные и самые трудные  дела, во всех многочисленных походах монгольского войска. Цадип был первым и всегда оправдывал доверие вождя, всегда выходил с честью из самых горячих переделок. И вот однажды, когда уставшие воины Цадипа возвращались из очередного похода в Китай, а было это в конце лета, в разгар охоты на тарбагана, когда монголы добывают шкурки, мясо и жир степного животного, случилась эта удивительная история, которая с тех пор передается в нашем роду из поколения в поколение. Так пришла она ко мне.
       Так вот, остановилось войско Цадипа на привал, на ночной отдых. Расставив дозоры и поужинав, Цадип погрузился в глубокий сон, причем сон его был так крепок, что даже если бы земля разверзлась в ту ночь, он бы не проснулся. А наутро, открыв глаза, бесстрашный вождь обнаружил, что все его войско пропало. Несколько тысяч всадников, их жены со скарбом и детьми, верблюды, скот, бараны - все как сквозь землю провалились. И даже признаков того, что они были здесь, не осталось. Вскочив с подстилки и не веря глазам своим, Цадип начал ошалело метаться по степи в поисках хоть каких-то следов людей и животных. Но все было тщетно. Взору его предстала только бескрайняя вкруг до горизонта, желтая, безжизненная степь. И лишь в нескольких десятках верблюжьих шагов Цадип увидел тарбагана, который, вытянувшись в рост и поджав передние лапки, стоял на бутане и внимательно наблюдал за степным воином, обезумевшим от страшной картины. Цадип упал на колени, заплакал и прокричал: "О, великий посланец Духов Земли! Скажи мне, куда делось все мое войско? Что случилось с ним? За что духи прогневались на меня?" И вдруг тарбаган заговорил человеческим голосом: "Ты, воин, принес много горя народам Земли. Ты жестоко и беспощадно убивал и мучил мирных людей в Поднебесной - людей, которые выращивали рис и овощи, строили дома, растили детей и не мешали жить твоему народу. Ты пришел на их землю, разграбил и унизил ее. За это духи Земли наказали тебя. Ты больше никогда не увидишь своего войска". Цадип с ужасом посмотрел в прозрачные, как степной воздух, глаза тарбагана и воскликнул: "Что же мне теперь делать, Великий Посланец? Как смогу я объяснить Чингису потерю моих людей? Почему вместе с ними Духи не забрали меня? Я больше не хочу жить! Убей меня!" - Цадип зарыдал и ничком упал на землю. Тарбаган ответил: "Слишком просто было бы уничтожить тебя, Цадип. Мудрые Духи Земли распорядились иначе. С этого дня ты не вернешься к Чингисхану. Ты пойдешь в Тибет, будешь учиться духовным заповедям, а потом пойдешь к людям, которых ты мучил и унижал. Всю свою жизнь, слышишь, Цадип? Всю свою жизнь ты посвятишь служению им. А жить ты будешь долго, родишь много детей и передашь наказ своим потомкам. И все твои дети, внуки и правнуки должны будут служить людям на духовном поприще, иначе род твой прервется. Это будет искуплением твоих прегрешений. Так решили Духи Земли, такова их воля. Если же кто-то осмелится нарушить эту волю и насильно прервет ваше служение - твое и твоего рода, тот сгинет без следа. Ты понял, Цадип? Иди и делай!" - с этими словами тарбаган юркнул в норку и исчез в массивной толще бутана. Цадип в точности выполнил волю Духов.
      С тех пор наш род зовется родом Большого Тарбагана. Почти все мужчины нашего рода - духовники, за исключением тех, кто производит потомство. Мы исполняем наш долг до сих пор. И мы чтим животное, которое  донесло до нашего рода волю Духов Земли - никогда не добываем его. Оно для нас священно.
      Батожаргал закончил рассказ, перевел дух, вытер вспотевшие от напряжения руки о полы тырлыка и снова облегченно переступил с ноги на ногу, как это делают ученики, выдержавшие серьезный и трудный экзамен.
       Внимательно слушавший и на протяжении всего рассказа ламы не проронивший ни единого слова барон на последней фразе Батожаргала крякнул и сложил губы в саркастической усмешке. Выдержал небольшую паузу, переложил ногу на ногу и вдруг взорвался:
- Ах ты бестия! Сукин сын! Как ловко придумал: "кто посмеет прервать ваш род", - передразнил он ламу. - Шкуру бережешь, сволочь! 
      Барон побагровел. Белесая пелена снова накрыла его блекло-голубые глаза. - Я ведь прекрасно понял, к чему ты клонишь. Решил поиграть на моих  чувствах, сука! - Унгерн все больше свирепел, и, похоже, этот приступ ярости уже не в силах был остановить никто. В такие минуты генерал становился особенным чудовищем. Все знали об этой его звериной черте и  присутствующие поняли - жалости не будет. Сейчас "Суровый вождь" вынесет жестокий вердикт, а то, чего доброго, сам начнет палить из нагана, пока не превратит тело пленника в решето. Люди, находившиеся в юрте, напряглись в ожидании…
       Батожаргал задергался мелкой дрожью, пот крупными каплями выступил на его круглом лице и забликовал в тусклом помаргивающем свете керосиновой лампы. Лама вдруг часто-часто начал облизывать пересохшие пухлые губы, слегка прикусывая их зубами. Не в силах сдержать охвативший его панический ужас, он рухнул на колени и жалобно завыл:
- Великий Ван,  пощади собрата по вере! Не бери грех на душу! Я только слово в слово передал предание! Только предание! - он сложил руки крест-накрест на груди и пополз на коленях к креслу барона. Потом резко остановился, повернул голову в сторону Чимитдоржи и сквозь рыдания прокричал:
- Ну скажи, Чимит, я ведь не вру, так?
      Чимитдоржи чуть отпрянул от внезапного напора родственника, и, переведя взгляд на барона, прошелестел испуганной скороговоркой:
- Да, правда. Это правда. Он не врет. Легенда пересказана правильно!
       Оставалась малюсенькая надежда - Унгерн всегда уважительно относился к ламаистским священникам, но здесь был особый случай: по представлениям генерала - лама - "красный", а значит, отвратительнее, чем  большевистские прихвостни, врагов  для барона не существовало.
- Ну все! Хватит балагана! - прогремел генерал. - Татарин! Этого - расстрелять! Немедленно! - он кивнул в сторону пленника, откинулся на спинку кресла и, внезапно успокоившись, принял безучастный отрешенный вид, будто какая-то важная глубокая мысль целиком завладела его вниманием
      Татарин с Бурдуковским выволокли бьющегося, захлебывающегося криком Батожаргала из штабной юрты. Следом, неприятно ухмыляясь, шагнул Жуч, и через несколько минут близкий, глухо застрявший в морозном степном воздухе, выстрел оборвал срывающийся вой ламы. Дверной полог юрты пару раз колыхнулся, словно дух красного ламы, вернувшись в последний раз, заглянул в глаза  своему убийце и… улетучился.
      Утром азиатская дивизия Унгерна наконец-то взяла Ургу. Вскоре высший совет лам утвердил барона в качестве Верховного Правителя Халхи. Бредовая мечта генерала сбылась - потомок холодных эстляндцев стал азиатским ханом. Теперь - на Россию! Через некоторое время штыками и шашками пробил барон себе дорогу почти до Верхнеудинска и… получил по зубам. Войска Верховного потерпели сокрушительное поражение от частей Красной Армии - отрядов экспедиционного корпуса Неймана и бывшего есаула Щетинкина, и были отброшены назад - в Монголию. Дальше пошло еще хуже. В августе, в двух сотнях верст от  Ван-Хурэ, Унгерн, сначала преданный взбунтовавшимся войском, а потом, связанный грубой веревкой по рукам и ногам своими соратниками-туземцами, и подло брошенный ими же в палатке в степи, был взят в плен. А 15 сентября расстрелян по прямому указанию Ленина, предопределившему приговор Сибирского ревтрибунала в Новониколаевске...  Неизвестно, вспоминал ли барон перед смертью пророчество ламы Батожаргала... Чуть позже, в троицкосавском застенке, без всякого суда расстреляли и Татарина с Бурдуковским. Штабс-капитан  Жуч  загадочно исчез...
        Лама Чимитдоржи, к которому после смерти двоюродного брата барон Унгерн охладел, опасался скорой расправы. Но Духи Земли покровительствовали ему - генерал не успел до него добраться.  Вместе с жалкими остатками Азиатской дивизии, рассеянной красными по всей Монголии, лама бежал в Маньчжурию.
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Глава III.

       Китайская Восточная железная дорога (КВжд) была отстроена в 1903 году героическим трудом тысяч российских инженеров и рабочих. На всем пути ее пролегания от станции Маньчжурия на западе и до станции Пограничная на востоке не было ни одного участка, на котором бы яркой вспышкой не проявился и не расцвел пестрой завязью могучий талант, и величественное торжество русской мысли. Непролазные, угрюмой стеной стоящие леса и, вздыбленные земными телодвижениями горные вершины Большого Хингана, размытые сотнями рек и ручейков, и расшоренные солончаками рваные степные долины Северо-Восточной Китайской равнины - все это преодолела и превозмогла мужественная, работящая рука российского железнодорожного строителя.
       Коридор, образовавшийся вдоль КВжд, назвали Полосой Отчуждения, так как по договору между Россией и Китаем она территориально отделялась в пользу первой. В Полосе жили и работали несколько тысяч российских специалистов, обслуживающих дорогу, чиновники жандармерии и железнодорожной охраны, служащие образовательных и культурно-просветительных, медицинских и научно-прикладных учреждений. Действовали российские законы, суд, администрация.
       Это был райский уголок вне России для неизбалованных роскошью подданных Его Императорского Величества. Пристойное жалованье, достаток провизии и добротное жилье казались незыблемыми на гостеприимной земле Маньчжурии. Мясо здесь продавалось и покупалось не фунтами, а пудами, бочками сбывалась рыба, множество всякой снеди, домашней птицы и дичи наполняло содержимое амбаров и ледников. Обеспечены и умиротворены были все - от управляющего КВжд - генерала Д.Л. Хорвата до недавно прибывшего на заработки замызганного крестьянина из средней полосы России. Обилие и беззаботное житье длилось до тех пор, пока не рухнуло Белое Движение и толпы белоповстанцев не нарушили размеренное существование старожилов Полосы.
       Десять лет свободы и благоденствия - много это или мало для  переселенца? Наверное, очень много для никогда не жившего хорошо русского человека! Поэтому последствия крушения Белого Дела они восприняли болезненно и ревниво. Прежде всего потому, что свыше двухсот тысяч незванных гостей ураганом прорвали безмятежную жизнь теперь уже местных жителей Трех Восточных Провинций, как называлось "хунхузское" государство Маньчжурия в то страшное время.
        После свержения последней китайской императорской династии Цин в 1911 году власть в Маньчжурии захватил бандитский  самозванный маршал Чжан Цзо-линь, который, впрочем, почти не вмешивался в дела русской колонии в Полосе Отчуждения. А был всецело увлечен и озабочен внутрикитайскими проблемами- воевал, но больше интриговал одновременно на нескольких фронтах: и с национальным правительством, и с гоминьдановцами Сунь Ят-сена и Чан Кай-ши, и с коммунистами Мао Цзэ-дуна, и со ставленником сначала российских большевиков, а потом японцев- Ван Цзин-вэем и, наконец, с соратниками и соседями, такими же новоявленными "генералами" и "маршалами".
        Гражданская война в Китае, вообще, шла перманентно с 1911 по 1949 год то утихая, то вновь разгораясь с новой силой. Каждый из вождей пытался навязать свое сумасбродное влияние и захватить побольше территории, тем самым, обеспечив себе максимальную власть над населением феодальной страны. Большинство "генералов" и "маршалов" были выходцами из разбойничьей среды - хунхузов. Собственно, и вся идеология правителей сводилась к простой формуле: награбил - проел - иду дальше грабить. Алчность и властолюбие сюзеренов, конечно же, очень активно использовали все разведки мира. Это была клоака планетарной шпионской деятельности. Судьбы мира, без преувеличения, решались здесь, а не где-нибудь там в Европе. Советские, японские, английские, французские, немецкие, американские и прочие резиденты, "двойные-тройные" агенты, соглядатаи и стукачи, гнусные и мелочные  "инициативники", завербованные советники и перевербованные  консультанты - каждый из них почитал за честь отметиться в Китае и навязать миру свое заблудшее мировоззрение. Маршалы имели по-нескольку советников, причем, из противоборствующих лагерей и принимали сиюминутные решения в пользу той или иной стороны, в зависимости от того, кто больше заплатит, или чье предложение в данный момент наиболее выгодно для корыстолюбивого вождя.
       Непрерывные гражданские столкновения так или иначе отражались и на благосостоянии беженцев из России, но лишь косвенно и настолько, насколько плотно те примыкали и сотрудничали с воюющими кланами. А в целом, как это повсеместно происходит на Востоке - молох гражданской войны превосходно уживается и дружно соседствует с мирной жизнью. Двое дерутся, а один, не обращая на них никакого внимания, засеевает поле или беззаботно ест.
       Словом, русская колония, жившая в Полосе, почти не ощущала  всполохи внутренней битвы и жила своей особенной непринужденной жизнью, в отличие от, погребенной в руинах гражданской войны, родины...
   
« Последнее редактирование: 08 Декабря 2007 20:06:58 от Laotou »
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
       …Станция Маньчжурия  КВжд в начале двадцатых годов представляла собой жуткое и нелицеприятное зрелище. Зловонный смрад разложившихся объедков, сбрасываемых разномастной публикой по обыкновению со столов на пол в бесчисленных ресторанчиках и харчевнях, перемешенный с ароматом тысяч приторно-сладких и горько-соленых приправ и пряностей, возбуждал пронизанное духом безграничной свободы и интернационального авантюризма воспаленное сознание жителей этого китайского Клондайка. Содом и Гоморра казались почти целомудренными  патриархальными городишками в сравнении с кипящей причудливыми страстями северной окраиной Поднебесной с ее нравами и пороками. На крошечной по китайским меркам станции собрались, вероятно, все прохиндеи мира вперемешку с потерявшими себя добропорядочными гражданами. Вся палитра человеческих характеров и судеб, спрессованных на жалком клочке земли, была представлена здесь. Искала выхода и требовала определенности - той, которая позволяет хоть немного заглянуть в будущее, хотя бы надеяться на него. Здесь же никакого будущего не было ни у кого, кроме, пожалуй, немногочисленных местных торговцев-маньчжуров. Это был их дом - оборванный и грязный, но все-таки дом. Они промышляли сдачей в наем иностранцам наскоро отстроенного жилья, продажей нехитрой еды да простенькой одежды. Нескончаемые рынки поселка жужжали разноязыкой массой, как пчелиные рои. Там случалось найти и кое-что подороже. Выбор товаров включал в себя все от крохотной бедняцкой чашки пустого риса до золотых фамильных украшений знатных домов Петербурга и Москвы. В этом гротесковом хаосе  особенно ясно ощущалось тупое состояние невероятной измотанности и неизбывной боли русских людей. Разоренная и раздрызганная Родина - вот она, рядом, рукой подать! Ступи шаг - и будешь дома. Граница - лишь условное понятие, но сколько она значит для тысяч беженцев, изгнанных за пределы милого Отечества беспощадным злым роком, людей, в умах и душах которых занозой засело отчаяние. В большинстве своем молодые и красивые, они остались ни с чем. У них отобрали главное - надежду на возвращение. Много лет они не знали отдыха. Они почти победили в Великой войне. Но, как это всегда бывало на разбитных и ухабистых участках российской истории, правители их разделили, предали и продали. И теперь уже не важно, в какие одежды рядились их вожди, какая Идея справедлива - Белая или Красная. Важно то, что они потеряли. Безусые мальчики и непорочные девицы, бородатые мужики и крепкие бабы, щеголеватые офицеры и умопомрачительные дамы,  люди, рожденные для укрепления могущества державы, для создания семей и работы на благо общества, - все они оказались за порогом своего дома. Что теперь делать? Как жить дальше? Генералы, депутаты, министры кричат на всех углах: "Вот, мол, соберем силы и врежем еще раз! Обязательно вернемся и врежем!". Но нет. Не верится. Это уже прошлое. А настоящее - пусто. И будущее неизвестно и страшно. Нечеловеческая душевная усталость от свершившегося за последние несколько лет сломила и исковеркала все - волю, привычки и желания. Ничего нет. Только мерзкое осознание своей ничтожности, да животное чувство голода. Набить желудок, залить съеденную дрянь вонючим китайским пойлом - ханшином - и забыться. Хоть короткое время не думать о завтрашнем дне, потому что его нет - "завтра". Оно вычеркнуто жизнью, её жестоким "сегодня". И сейчас только в пьянстве, да разврате утешение. Гуляй, эмиграция! Всё одно - день похож на ночь, а ночь на день!
      И вот в этот переполненный горечью, отчаяньем и бесстыдством поселок в конце сентября двадцать первого года из Монголии прибыл маленький конный отряд подъесаула Бато  Батомункуева. Отступали они спешно, но грамотно, если учесть то обстоятельство, что им удалось избежать ареста, тогда как их легендарный командир - барон Унгерн - попал в плен под Ван-Харэ. Дважды чуть не вляпались в засаду, однако ушли без боя и потерь. Правда, драпали так, что растеряли не только скромное штатное имущество, а и почти весь свой личный скарб. Умело обойдя китайские пограничные кордоны, и без особых, суматошных приключений они вышли за пределы Халхи.
       В составе этого отряда добрался до Маньчжурии и Чимитдоржи-лама. Ему труднее всех дался тысячеверстный переход. Лама спал с лица. И без того черная, прожженная лихими ветрами гобийских пустынь физиономия бурята выглядела как обгоревшая листвянная головешка. Только глаза выдавали наличие жизни в этой мумифицированной маске. Они яркими угольками взблескивали на мертвенно-неподвижном лице ламы, обнаруживая одушевленность их владельца. Если бы случайный путник встретил в степи скачущего на дохлой лошаденке Чимита, он наверняка бы принял его за призрака - настолько изможденным и опустошенным выглядел когда-то плотный и дородный бурят.
       Отряд Батомункуева спешился у гостиницы "Селект", где временно разместились штаб мобилизационных, белоповстанческих войск и чиновники гражданской эмигрантской канцелярии. Оказаченный бурят и православно окрещенный,  человек сугубо военный, подъесаул счел обязательным представиться командованию, и получить предписание к дальнейшим действиям в военном ведомстве. Хотя желание воевать пропало напрочь - последний поход перевернул внутренние устои и разрушил, казалось бы, несгибаемые принципы.
       Он был сыном знаменитого бурята-казака "Батомунки", как ласково называли его отца однополчане-забайкальцы.  "Батомунка" заслужил себе славу бесстрашного воина, участвуя в походах Забайкальского казачьего войска в составе отряда великолепного генерала Мищенко. С Мищенко они прошли боевыми тропами и во время восстания ихэтуаней и на русско-японской войне. В боях на "позорной войне" с японцами под Шахэ "Батомунка" получил тяжелое ранение и был демобилизован вчистую, чтобы передать эстафету ратных подвигов своему бравому сыну-казаку. Младший Батомункуев не ударил в грязь лицом. На Великой войне, в кампанию 1914 года, в составе 1-й Забайкальской казачьей дивизии он принимал участие в Варшавско-Ивангородской операции, в мае шестнадцатого - в блистательном Брусиловском прорыве, чем снискал почет и уважение сослуживцев и по праву был отмечен командованием - награжден орденом Св.Анны 4-й степени с надписью "За храбрость" и двумя "Георгиями". Потом была революция, Особый Маньчжурский отряд, наступления и отступления, поход с Унгерном в Монголию и разгром Азиатской дивизии. И вот теперь, после беспрерывной семилетней войны, подъесаул Батомункуев в результате бурных завихрений судьбы оказался в вонючей постылой Маньчжурии. Пройдя боевыми дорогами тысячи верст, удалой казак чудом избежал даже мало-мальского ранения. Духи Земли оберегали ратника от многих неприятностей сурового военного времени.
       Кабинет  эмигрантской канцелярии бурлил и шумел как  извергающийся вулкан. Десятки людей сновали туда-сюда: в коридор и обратно, толпились в узком проходе, гражданские и военные чиновники перемешивались с какими-то мрачного вида посетителями и просителями всяческих оттенков и языков.
       Безликая бледно-желтая, отчужденная масса кишела муравейником, создавая, на первый взгляд, атмосферу хаоса и беспросветной дезорганизованности. Протолкавшись сквозь толщу  разномастного народа, Батомункуев выхватил взглядом светловолосого статного офицера, который во всеобщей сумятице отрешенно стоял, чуть облокотившись о стояк двери приемной и в легкой задумчивости перебирал пальцами правой руки костяшки монгольских четок. Чем-то напомнил подъесаулу этот офицер молодого Унгерна, когда тот только начинал свой славный боевой путь на Великой войне и еще не успел заматереть от жестокой действительности.
       Может быть кротостью, рассеянным взглядом или внешней похожестью офицер привлек  обостренное внимание казака Батомункуева. Подойдя почти вплотную к мужчине, подъесаул негромко сказал:
- Здравия желаю! Я подъесаул Батомункуев, командир третьей сотни Бурят-монгольского полка Азиатской дивизии, - выдохнул он и, чуть стушевавшись,  осекся: 
- Конечно же, бывший командир.
       Безмятежное лицо офицера приняло осмысленный вид, он слегка отпрянул от косяка и, выпрямившись, слегка улыбнулся краешком рта.
- Поручик Шепунов. - и, сделав небольшую паузу, выдавил: -Борис Николаевич. Ныне местный житель города Маньчжурия, а в  прошлом… Хотя, чего о прошлом.. Все мы когда-то…
- А вы на учет вставать? - продолжил Шепунов и, не дождавшись ответа, указал левой рукой  в сторону молоденькой симпатичной девчушки, с коротко остриженными "под мальчишку" волосами, сидевшей в углу приемной:
- Это к Неониле Ивановне… Назаровой. Она оформляет, а дальше сами решите... Тут Григорий Михайлович... Семенов объявил мобилизацию. Ставку в Приморье перенес, в Гродеково. Хочет опять попробовать... Дать им, - закончил поручик и вновь погрузился в туманные раздумья.
- Не, я отвоевался - уныло и, отводя взгляд в сторону, почти шепотом про себя проговорил подъесаул и прошел в приемную.
      Подойдя к столу, за которым сидела секретарша, Батомункуев вынул из брючного кармана, заранее приобретенную у уличного торговца, сладкую "тягучку" и аккуратно положил на стол рядом с книгой регистрации .
- Здрасьте! - заигрывающе поздоровался он, - Позвольте зарегистрироваться.
- Да, пожалуйста, - тихо ответила девушка, приподнимая глаза на подъесаула.
- Подъесаул Батомункуев, - проговорил бурят, спешно добавляя к фамилии  свою принадлежность к бывшему воинскому соединению.
- Давно из России? А раньше-то почему не вставали? -  спросила девушка тоном строгой учительницы, заполняя в журнале учета данные подъесаула.
- Из России давно,  из Халхи  сегодня, после тяжкого перехода, - ответил офицер, выговаривая с ударением слово "тяжкого" и меняя выражение лица.
-  Ах, да, простите! Я тут немножко зашилась. Знаете ли… Мы здесь обюрократились совсем… Сытый голодного не разумеет… Сколько людей с вами, господин подъесаул? - смутившись от своей бестактности, тщательно подбирая слова, произнесла секретарша.
-  Двенадцать. Остальные на улице ждут. Им как? Тоже надо подойти?
-   Да, пожалуйста… Пусть встанут на учет, - виновато улыбаясь, ответила Неонила Ивановна, хотя отчество "Ивановна" никак не  подходило для совсем еще юной девушки.
- Хорошо, сейчас отправлю остальных, - круто развернувшись, Батомункуев вышел из кабинета и быстрым натренированным шагом спустился на улицу.
      Подойдя к ждавшим у коновязи бойцам, подъесаул распорядился:
-  Давайте, все идите… Нужно каждому записаться. И вам, Чимитдоржи, желательно бы зарегистрироваться. Пособие… Помощь, может, какая-никакая будет. Хотя, че там будет…- безнадежно махнул рукой подъесаул, - так… Формальность.
      Чимитдоржи, почти все время молчавший в долгие часы бегства из-за простудного недомогания, слегка оживился.
- Слушай, Бато, мне бы сейчас поесть, и потом я расстанусь с вами. Пойду своей дорогой, искать пристанище. Мне в монастырь надо, там меня наши приютят. Мое дело мирное…С ратниками  не по пути. Спасибо, что не бросил…Помог добраться…
- Хорошо. Сейчас ребята запишутся, и пойдем в "харчезан" - перекусим. Но, может, все же… Зайдете в канцелярию? - осторожно переспросил Батомункуев.
- Не, я духовник и числюсь по другому ведомству, - спокойно ответил лама. - Да и ни к чему  мне эта церемония.
      Дождавшись, когда воины прошли регистрацию и спустились к своим лошадям, Батомункуев вскочил на натруженного в боевых походах обшарпанного монгольского жеребца и во главе отряда проследовал к ближайшему китайскому ресторанчику. Плотно отобедав и тепло пожав друг другу руки, Чимитдоржи расстался со своими, ставшими почти родными бойцами отряда Батомункуева, чтобы раствориться на бескрайних и пока еще неизведанных просторах российской эмиграции.

« Последнее редактирование: 08 Декабря 2007 11:45:15 от Laotou »
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
 Глава IV.

      Русское Трехречье... Житница забайкальских переселенцев! Находясь на правом берегу Аргуни в Маньчжурии, на сопредельной стороне с Россией, оно по праву стало благодатным пристанищем для пяти с небольшим тысяч казаков и их семей. Расположенное в долинах трех рек: Гана, Дербула и Хаула, притоков Аргуни, Трехречье в начале двадцатого века явилось землей обетованной для выходцев из приграничных забайкальских поселков Дурой, Абагайтуй, Кайластуй, Староцурухайтуй и других. Казаки издавна, еще с конца девятнадцатого столетия осваивали этот край. Перегоняли за кордон, через реку на пастьбу свои стада, производили посевы, охотились на дичь и пушного зверя, занимались ловом рыбы. Тогда же возникли первые поселки Лабдарин, Щучье и Верхний Тулунтуй.
      А во время Великой войны, затем и гражданской, Трехречье стало быстро заселяться забайкальскими казаками, бежавшими от неурядиц и потрясений, происходящих на родине. Сюда же в 1919-20 годах отступали отряды белых армий и обживали район, состоящий уже из девятнадцати сел и поселков, разбросанных в живописных и плодородных, богатых разной домашней живностью  местах речных долин. Бедняком в русском Трехречьи считался хозяин, имевший до тридцати голов крупного рогатого скота и около сотни овец. Казаки организовали местное самоуправление - управляли поселками атаманы, избиравшиеся на общем гражданском сходе. Также всенародно выбирался представитель от всех поселков и его помощник, официально именуемый заведующим поселенцами и формально утверждаемый китайским уездным начальником    -   "даотаем". Служивший с восемнадцатого года в селе Щучьем, и занимавшийся время от времени поборами и мздоимством - поголовно распространенными явлениями в Азии -  проезжавших через таможенно-пограничный  пост купцов и коммерсантов, мелких лавочников и бродяг-контрабандистов, "даотай" не отмечался служебной ретивостью и не досаждал казачьей вольнице. А имея злой умысел, мог бы: местная полиция, призванная держать народ в строгости и почитании маньчжурских "чжанцзолиновских" законов, подчинялась непосредственно ему. Проживал мирно и безропотно, утешаясь скромным, но устойчивым доходом от "предпринимательской" деятельности. Взятки брал чем угодно: деньгами, скотом, шубами, не стеснялся вымогать мелочовку  и не отягощал себя излишними хлопотами. Разве что иногда приходилось усмирять не в меру подгулявших казачков, все время норовивших почистить морду тщедушному чиновнику.
     Случалось так, что в дни  общепоселковых праздников, когда захмелевшие станичники  начинали опасно группироваться и недвусмысленно  близко приближаться к зданию уездной администрации,  местное начальство во главе с "даотаем" предпочитало быстренько выехать из Щучьего и переждать время народных гуляний где-нибудь в Хайларе или Цицикаре. А то бы чего  дурного  не вышло. На Рождество и на Пасху "служебные" командировки  местных чинов продолжались  тягостно долго и сопровождались спешным отъездом по "неотложным делам".
     Заведующий поселенцами также находился в Щучьем и через него происходили все сношения с китайскими властями. Распоряжения заведующего проводили в жизнь атаманы, являвшиеся главными помощниками полиции и пользующиеся непререкаемым авторитетом среди казаков.
      Край жил комфортно и стабильно, люди чувствовали себя уверенными в завтрашнем дне, и даже поток беженцев, хлынувший из России, никак не поколебал их устойчивого существования, в отличие от старожилов Полосы. Эмигрантов принимали по-русски милосердно, помогали кто чем мог, селили в своих домах, "летниках" и банях, делились едой и одеждой, всем миром помогали строить новые избы и приспосабливаться к новой жизни.
      …Подъесаул Батомункуев, этот страстный апостол войны, семь ужасных боевых лет не снимавший воинского снаряжения и, не умеющий ничего делать, кроме как воевать, твердо   решил  остепениться. Он не поехал в Гродеково к  Семенову, отринул настойчивые призывы эмиссаров атамана продолжать борьбу, плюнул на мобилизационных чиновников и, кожей чувствуя бесперспективность дальневосточного похода, пожелал поселиться в Трехречьи у своего богатого дядьки-скотовода, родного брата его матушки Цырена Бадмаева, известного на всю округу мецената и подвижника Белого Движения. Скотовод также являлся близким родственником знаменитого доктора  Бадмаева, служившего оракулом и советником при дворе последнего русского императора Николая II.  Цырен Бадмаев был человеком весьма образованным, знал несколько языков, впрочем, все семейство Бадмаевых-Батомункуевых отличалось высокой степенью цивилизованности и просвещенности. Дети обучались в лучших учебных заведениях страны и зарубежья. В молодости Цырен как и большинство юношей того времени увлекался модными идеями Шопенгауэра, Бакунина и Ницше, экономическим материализмом Маркса, западными либеральными взглядами. Но жизнь и достаток так или иначе наложили свой бескомпромиссный отпечаток на дальнейшую судьбу наследника богатых скотоводов, а совместное проживание внутри казачьего населения Забайкалья и вовсе расставило все по своим местам. Бадмаев оказачился и православно окрестился, и  практически перестал обрядностью и бытом отличаться от  собратьев-казаков, разве что связь с бурятами-соплеменниками оставалась чуть более приоритетной. Он пользовался непререкаемым авторитетом как среди бурят, так и среди русских.
       Несколько позже, во времена марионеточного  государства Маньчжу-Го, созданного в 1932 году на штыках японской Квантунской армии на территории Трех Восточных Провинций, новая администрация вызвала Цырена Бадмаева из Барги и назначила его по  согласованию с ЯВМ ( японской военной миссией - фактическим управителем Маньчжурии)  губернатором Трехречья.  Вот тут-то и проявил Цырен свой организаторский и творческий талант…
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
      Но это произойдет позднее, а пока вернемся к Бато Батомункуеву. Предложив своим бойцам определиться с выбором дальнейшего пути, и, по-дружески,  распрощавшись с ними, подъесаул прибыл в Щучье...
      Щучье было небольшим, домов в двадцать пять-тридцать, казачьим селом, раскинувшемся на правом берегу Дербула, и основанном где-то в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия на месте заимок Ивана Пешкова и Дмитрия Деревнина - забайкальских казаков из приаргунских  караулов. Но не смотря на то, что численность населения была невелика, деревушка слыла очень богатой  и  таковой  являлась: еще не доехав до села, и проезжая бродом через Дербул, подъесаул взглядом потомственного скотовода оценил стадо коров, выгнанных пастухами к водопою.- "Да, пожалуй, не меньше двухсот голов один гурт, а там, поодаль, вон еще три гурта" - подумал про себя Батомункуев и переключился на более насущные раздумья:  -  "Как,  интересно,  Цырен  воспримет мое нежелание воевать дальше? Может попрет вон...Хотя, однако, поймет: своя рубашка - ближе к телу...Все-таки племянник... А нет - так тогда двинем дальше - где наша не пропадала!"...
      Выехав на противоположный берег реки,  всадник  увидел село во всей красе - с новенькими, сложенными из толстенных бревен, и еще не успевшими почернеть от времени избами-пятистенками, отстроенными на казачий манер, под берестяными и настланными драньем крышами, а кое-где и покрытые железом; ровные, как по линеечке вымеренные у кого побогаче-бревенчатые, а у остальных - жердевые или плетневые  заборы, одна, но брошенная упругой стрелой, прямая улочка и ухоженные, начисто прометенные хозяйской рукой,  мощеные тесом дорожки к усадьбам. -  "Не плохо живут - сразу видно - уйма скота, птицы - отсюда их не за какие коврижки не выманишь. Любопытно - а где же здесь может жить мой дядька? Наверное, вон тот большой дом, чувствуется бадмаевский размах, любит Цырен роскошь и шик" - рассмотрев в центре села огромную усадьбу с множеством надворных построек, догадливо рассудил Батомункуев.
      Дом действительно отличался от других размерами, внешним разноцветным колоритом, единственным в деревне палисадником, в котором росли  раскидистые кусты черемухи и яблони-дички, площадью двора  и крепкой основательностью. Широкий, примерно, в четыре сажени и длиною около шести сажений, под оцинкованной двухскатной крышей с двумя раскрашенными белоснежной известью  печными трубами; и, по периметру, отделанный на карнизах и фронтонах  художественной, по дереву фактурой, размалеванной желто-коричневыми красками,  с плотно примыкающим, высоким бревенчатым забором - он живо контрастировал на общем фоне. Явно, что хозяин усадьбы был человеком довольно зажиточным, а потому дом,  по всем параметрам отвечал рассказам родственников Бато, навещавших изредка  богатого скотовода.
      За все годы скитаний  ему так и не удалось ни разу побывать в гостях  у Цырена, хотя он достаточно долго находился рядом, в какой-то сотне верст - в Маньчжурии, в восемнадцатом, когда формировался Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова. Как всегда, не до того было - торопились воевать, настраивались на поход - учили молодежь, "сбивали" сотни и полки, приготовляли снаряжение и боекомплекты. Лишь молва близких  иногда доносила известия о житье-бытье дядюшки, да, встречи, на-коротке, с отцом  в благословенные  времена семеновской республики, а теперь оставшимся в России, в маленькой Аге. "Как сейчас он там, Батя?..." - с грустинкой подумал подъесаул: - "Поди, тяжеловато? Но, дай Бог, родня подсобит - не оставят старика без присмотра".
      Подъехав к мысленно обозначенной, как дом Цырена,  усадьбе, Батомункуев спрыгнул с коня и бросил поводья на столбик палисадника. Во дворе залаяли собаки. Осторожно приоткрыв калитку, подъесаул полубоком, почти вплотную прижимаясь к стене дома, и слегка отмахиваясь ташуром  от, отчаянно заливавшихся на незнакомого пришельца, собак, медленно и чуть скованно, чтобы не раздражать резкими движениями злобных животных,  пробрался до входной двери и вошел в сени дома. Окинув коротким, наблюдательным взглядом съестные запасы, наваленные в беспорядке  на полу и на полках сеней в большом количестве, и в то же время  заботливо разложенные в чугунках и тазах, берестяных туесках и ящиках, подъесаул постучавшись, отворил дверь в избу.
      По полу дома кудрявыми клубами пополз холодный октябрьский воздух, натыкаясь на стену тепла, исходящего от жарко, и безумно расточительно для середины осени,  натопленных печей.
- Хозяева, здравствуйте! Бог Вам в помощь! - выдохнул Батомункуев, кивнув головой, одной рукой сдергивая с себя  папаху, и, одновременно другой, закрывая плотно  дверь. В доме, за столом сидели  и обедали Цырен с женой, и двое незнакомых подъесаулу молодых парней.
- Ва! Ты, погляди-ка, кто к нам пожаловал!? - бросив огромный кусок мяса в миску, и приподнимаясь из-за стола,  загремел хозяин и, обтерев жирные руки и  рот  о засаленное полотенце,   кинул его на табуретку и  принялся обнимать гостя.
- Здорово, здорово, паря! - крепко обхватив Бато, расчувствовался Бадмаев. 
- Ну, здравствуй,  Цырен!- расцвел в широкой улыбке подъесаул.   
- То-то я слышу, собаченки разгалделись - своих-то всех знают. А тут вона чо - дорогой гость нарисовался. Да, ты проходи, раздевайся, скидавай дашку-то, да за стол присаживайся. Рассказывай: каким ветром к нам?
- Да, я из Маньчжурии. Решил повидаться, поглядеть как вы живете-можете. Уж, поди, лет десять не виделись или больше,- сказал Бато, снимая дашку (замшевую куртку на меху), и аккуратно поправляя орден и кресты, одетые на мундир накануне, специально по этому торжественному случаю.
 - Ба ! Да ты герой… настоящий Батыр! - с удовлетворением, разводя в стороны руки, пропел Цырен, потом  слегка наклонился и, старчески прищурившись, начал разглядывать награды офицера.
 - А то как же, поди, не в бирюльки играл, - горделиво вымолвил подъесаул, колесом вывернув грудь, и поглаживая ордена   рукой.
 - Ну, вижу, вижу. Слышь, ребятня, их просто так не дают, - чмокая от удовольствия, сказал Бадмаев, кивая головой в сторону  Бато.
 - Да ты проходи, проходи, не стесняйся, садись за стол - продолжил хозяин. Хозяйка и парни встали, подавая руки для приветствия.
- Давай знакомься… Ну, Цыцыгму ты знаешь, а это мои младшие сыновья. Это - Пурба - ему  восемнадцать, а этот - Донзак-Доржи - ему шестнадцать лет, - представил Цырен своих домочадцев.          Подъесаул обнял хозяйку и пожал руки мальчишкам.
 - А это ваш двоюродный брат - Бато. Сын Доржи Батомункуева, - похлопывая по плечу подъесаула, и усаживая его за стол, сказал хозяин.
- Но ты давай поешь и рассказывай, а то последний раз, считай, в четырнадцатом году виделись, когда тебя на войну провожали. Мои мальчишки тогда еще пешком под стол ходили... Сколь уж лет прошло, а... А ты возмужал: вон, видишь,  сколь "Георгиев-то" заработал, мо-ло-дец!
 - Кушай, Бато, - хозяйка заботливо поставила перед офицером миску, положила большой кусок мяса  и подала полотенце.
- Слышал я, что ты у Унгерна в последнее время служил. Конечно, жаль генерала, отчаянным был воином! У нас тут разные новости привозят, да  и я частенько езжу то в Хайлар, то в Харбин, там сейчас полно военных. Так, что наслышан о ваших бедах. А ты как? Надолго?
-  Как принимать будешь, а то может сегодня и двину,- уходя от прямых вопросов, ответил Бато, прожевывая пищу.
- Так ты чо, не на побывку? Насколько мне известно дело-то не закончили. Нельзя же попускаться, да и шансов много. Семенов, говорят, под пятьдесят тысяч сабель насобирал... Я своих старших тоже к нему отправил, снарядил и в путь, неча дома прохлаждаться. Надо этих красных бить и бить. Считаю, что недолго им осталось - там, говорят, народ бунтует и шибко волнуется. Да и правда: чо они им могут дать, эти голодранцы! Ни копейки за душой! Думаю, паря, ты-то в стороне не останешься?
      Бато немного помолчал,  подумал и, бросив полотенце на стол проговорил.
-  Ты меня, конечно, извини, Цырен, но я ... уже отвоевался. Понимай - как хочешь. Вот так, мне эта война осточертела, - провел ребром ладони по горлу подъесаул. - Из-за нее проклятой сто лет света белого не видел, все воюю, воюю, конца и края нет! Вот ты, прости меня, Господи, Цырен, семью имеешь, детей, богатый дом, да не один, тысячи голов скота, еше больше баранов. А я чо имею? Шашку да наган! И никакого просвета впереди, а мне уж тридцать пять, - на одном дыхании выпалил Бато, - я устал скитаться по войнам, как бездомная собака по помойкам. Хочу домой, отца с маманей, в конце концов, повидать..., - немного осекся Батомункуев при упоминании родителей, и выдержав короткую паузу, продолжил: -" Жениться надо бы...Короче -  все, больше даже думать об этом не хочу!"
- Да ты чо завелся-то!? Ну, не хочешь, значит - не хочешь! Я ведь просто так спросил, а ты, однако, шибко беспокойный стал, Бато. Хотя, наверное, ты прав: видно тебе хватило по уши этого дерьма. Хорошо, я больше не буду  тебе надоедать... Живи у меня  сколь захочешь. Понравится - можешь оставаться навсегда. Но, думаю, долго ты здесь не засидишься - домой потянет или еще куда - дело-то молодое... Просто пока  нервишки обнажены, понимаю. Ну, ладно, чуток отдохнешь, а там посмотрим, - закончил Цырен, вставая из-за стола.
      После обеда, по давней привычке, приобретенной еще в России, в Аге Цырен засобирался к дневному  сну. Отдав последние распоряжения по хозяйству сыновьям и работникам, и предложив Бато последовать его примеру, он ушел спать в тепляк. Батомункуев наказал Пурбе расседлать своего жеребца и свести в конюшню, а сам решил также немного отдохнуть после дальней дороги и отправился вслед за хозяином...
      …Временное гостевание подъесаула затянулось на  долгие восемь лет... Ему так и не удалось побывать дома - вскоре границу наглухо закрыли  красноармейцы-пограничники и путь в Россию был безвозвратно отрезан. Батомункуев поселился в Драгоценке, в нескольких десятках верст от Щучьего, куда в начале тридцатых годов переместился административный центр Трехречья, в одном из представительских домов Цырена и устроился работать помощником  дядьки на одном из его разветвленных производств. Работа была не пыльная, доставляла удовольствие и помогала забыться, не думать об утраченных возможностях и пропащей жизни. Да и жизнь в Драгоценке способствовала этому. Деревня занимала ключевое положение и была самым крупным населенным пунктом района. Связанная со всеми поселками края и  Хайларом грунтовыми дорогами, она быстро развивалась как торговый и промышленный центр Трехречья.
     В Драгоценке находилось множество мелких китайских лавчонок, работали харчевни, парикмахерские, пошивочные и сапожные  мастерские,  постоялые дворы. Активно функционировали  торгово- промышленный филиал фирмы "И. Я. Чурин и К%", магазин хайларского купца Брусенцева, филиалы японских торговых компаний "Хаяси канэ", "Тонмо боеки коси", "Мансю тикасан кабусики кайся", которые снабжали население не только потребительскими товарами, но и сельскохозяйственными машинами и инвентарем, предоставляя их в рассрочку, за наличный расчет и обмен  на сельхозпродукцию. В деревне действовал православный приход и школа-восьмилетка, существовала единственная на всю округу больница с хирургическим отделением. Словом, действительность позволяла тешить себя надеждой  и уповать на радужные  перспективы.
      В двадцать третьем году Батомункуев  женился на русской казачке из Лабдарина, а через год она родила ему первенца, которого родители окрестили и назвали Романом. Казалось, что ни что не могло помешать их новой, счастливой семейной жизни, тем более, что Бато оставил всяческие попытки связаться с родиной и хоть одним глазком взглянуть на старых родителей, нежно обнять братьев и сестер, надышаться  сладостным и  божественным запахом агинской степи. И уже даже не оставалось ни грамма вражды, ни капельки злости на людей, лишивших его Отечества. Случилось то, что случилось - большинство проигравших трехреченцев смирилось со своей участью, их приняла чужая, но очень гостеприимная и сострадательная земля. Они с признательностью восприняли ее благородный жест, подчинились ее законам и отказались от реваншистских  устремлений. Но... Родина так не считала...
       

知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Продолжение следует...
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Глава V.

      Лама Чимитдоржи оставил поселок Маньчжурию, продал на рынке свою пегую лошаденку, и влекомый поиском духовных сподвижников из числа бурят, направился поездом в Хайлар. Город Хайлар в двадцать первом году был самым большим населенным пунктом, расположенным за величавым горным хребтом - Большим Хинганом, протянувшимся массивной стеною на полторы тысячи километров с севера на юг в Северо-Восточной части Китая, и образовывал естественную границу между двумя соседними провинциями - Хэйлунцзян и Внутренняя Монголия "чжанцзолиневского" государства. Хайлар, отстоявший  в двух сотнях верст по КВжд, от пограничной станции Маньчжурия вглубь Трех Восточных Провинций, являлся средоточием административной и культурной  жизни  Захинганского района. Широко раскинувшийся на берегу реки Имин-Гол,   левого притока Аргуни, и находящийся в Полосе Отчуждения,  город жил состоятельно и вольготно.
      Работали десятки производственных, коммерческих и  торговых предприятий из разных стран мира, зрелищных и увесилительных заведений, где развлекалась после посильного трудового дня, не обремененная  бесконечными проблемами и раздражающими хлопотами, многоязыкая публика, состоящая из всяческих сословий,   рангов  и  чинов. В присутственных местах  целого ряда учреждений, банков  и контор обсуждались последние мелодраматические киношные сюжеты и сценическое совершенство местных и заезжих артистов-гастролеров. В городе имелось несколько духовных общин и богослужебных организаций. Священники разных конфессий отправляли  культовые обряды в  церквях, дацанах, синагогах и молельных домах. Власти не только не препятствовали, но и всячески поощряли свободу вероисповедания: помогали законодательно и административно. Служители церквей входили во всевозможные попечительские советы и принимали самое непосредственное участие в общественной жизни Хайлара…
      Но существовала и другая жизнь. Вольные обитательницы борделей и легкодоступные жрицы  домов под красными фонарями, с расквартированными в них профессиональными проститутками, и штатным резервом из числа слабой,  ушедшей в разнос от безысходности, женской части эмигрантской массы, были излюбленным увлечением как сытых, так и неимущих слоев населения города. Дело было только в цене: услуги  кадровых работниц оплачивались одним  или двумя "гоби" (маньчжурский рубль) за сеанс любви, в зависимости от квалификации, при  том, что школьный учитель, например, получал от восьми до десяти "гоби" в месяц. А непрофессионалки продавались по восемьдесят "фэней" (копеек), что считалось довольно дорогим удовольствием: взрослая овца на одном из  базаров города шла по той  же цене, а корова с телком стоила всего восемь "гоби". Тем не менее, спрос на рынке услуг  персонала непотребных домов беспрерывно лез в гору  и увеличивался  пропорционально росту обеспеченности горожан...   
« Последнее редактирование: 08 Декабря 2007 11:47:39 от Laotou »
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
…Елизавета Николаевна Горшенина, урожденная - Андреева, лишилась мужа очень рано, не успев вволю насладиться ни прелестями любви, ни семейной жизнью. Все случилось как-то неожиданно и скоротечно, так, будто и не было у нее супруга, красавца-офицера, с которым они познакомились на вечеринке в  Омске, в девятнадцатом году...
      Она влюбилась в него сразу, как только он вошел в дом ее подруги. Среднего роста, шатен с голубыми глазами, атлетического телосложения, в новеньком, с иголочки мундире, пахнущий фрацузским парфюмом… Это она отметила тут же, когда с его приходом волна пикантного, волнующего запаха накатилась  в гостевую комнату,  накрывая папиросный дым и гремучие пары еще  довоенной, добытой по случаю у  местного еврея,  испанской "мадейры", разлитой офицерами по фужерам из чешского стекла. Он уверенной походкой прошагал к хозяйке с букетом полевых цветов,  лишь слегка бросив взгляд в ее сторону и, как  показалось, даже не оценив  всего ее великолепия. Потом, конечно, он скажет, что с первой минуты влюбился в нее, а тогда его невнимательность больно задела  самолюбие Лизы, воспитанное на воздыханиях десятка поклонников. В тот вечер она была прекрасна и обворожительна, много шутила и смеялась, кавалеры гурьбой  ухаживали за ней, наперебой приглашали покружить модный танец под граммофонную мелодию  оркестра, исполнявшего, записанный на пластинку вальс "На сопках Маньчжурии".  Подруги ревностно поглядывали на Лизу, украдкой перешептываясь между собой, наверняка, осуждая ее легкую взбалмошность. Но что ж, каждому  свое - эгоистично рассуждала красавица. Сегодня был ее вечер и она никому не хотела дарить его,  пила много вина, вращалась в вальсе и  молила Бога, прося его продлить это бесконечное счастье. Тогда ей было только восемнадцать, вся жизнь, казалось, впереди, а подружки поймут и простят, тем более, что объектом ее вожделения был тот молодой офицер, который представился Сергеем Горшениным, а не их ухажеры. Она весь вечер мысленно произносила это имя: "Сергей, Сережа, Сереженька, милый мой человечек, ну, неужели ты не видишь, что все это для тебя и только для тебя!". Злилась: "Бесчувственный чурбан! Сейчас уйду вон с тем заморышем - будешь знать!". Потом вновь: "Милый, ну, посмотри на меня, сегодня я - твоя! Только позови!". "Мадейра" туманила разум, но в висках настойчиво пробивались слова: "Он мой! Мой, мой!". В разгар вечеринки Горшенин в конце концов пригласил Лизу на танец и она, стараясь не показывать свое волнение  и  не подавать виду, что сражена его благообразием и обаянием, приняв надменный вид, и, выдержав, как представилось, безмерно длинную паузу,  подала-таки руку и…  утонула  в его объятиях...
      Уже глубокой ночью он провожал ее до родительского дома, они с упоением разглядывали звездно-золотое небо и  Сергей вдруг признался ей в любви и зачислил в самые надежные свидетели Полярную звезду, как символ вечности и нерушимости его чувства. После жадно вдыхали запахи  августовской ночи  и  безудержно,  неистово целовались, оставив фальшивое смущение,   и, играючи,  спрятались в раскидистых кустах аллеи от проезжавшего мимо сторожевого казачьего разъезда.
      На следующий день  Сергей  сделал  Лизе предложение выйти за него замуж, на которое она без промедления согласилась и в этот же вечер, настояв на немедленном посещении  дома Андреевых, попросил у ее родителей руки дочери. Ошеломленный отец, Николай Прокопьевич, обалдевший от такой спешки, промямлил нечто невразумительное, но присутствующие восприняли его лепет как благословение, тем более, что противников этого акта быть не могло, учитывая доминирующее положение в семье единственной дочки присяжного поверенного.  Вымолив у молодых хотя бы неделю на то, чтобы  договориться с ближайшим приходским священником о венчании, и хоть чуточку времени для того, чтоб,  по-людски, подготовиться к свадьбе, отец суетливо развернул  богоугодные  хлопоты.
      Через семь дней, после сделанного Сергеем предложения,  бракосочетание пришлось отнести еще на пару деньков, так как строгий священник указал на незавершившийся Успенский пост и на невозможность его осквернения. В конце концов,  свадьба благополучно состоялась и молодые прожили целых… два дня и две ночи. А потом   Сергей уехал на фронт. А еще через две недели его убили в боях с красными  под  Кустанаем, о чем сообщили Елизавете однополчане мужа...
      Лиза в первые дни все пыталась наложить на себя руки,  но стараниями родителей  была, буквально,  оторвана от совершения смертного греха, однако, первое серьезное жизненное испытание  страшно исковеркало сознание и надорвало ее хрупкую и изнеженную душу. Лиза сначала замкнулась, а позже стала раздражительной и несносной в общении с близкими, ее красивые бирюзовые глаза поблекли и опустошились, перестали излучать тепло и радость.
     Вскоре на Лизу свалилась еще одна большая беда: в одночасье она лишилась обоих родителей. Как раз после отхода из Омска колчаковцев в город ворвалась банда грабителей и мародеров из местных "партизанов", коих не мало шаталось в окрестностях столицы Верховного Правителя России. Николай Прокопьевич, справедливо полагая, что он не белый и не красный, что уж ему-то совсем бояться нечего и смена власти не влечет для него глубоких изменений в жизненном укладе, решил остаться в городе. Но это решение стало для него последним. Пьяные бандиты, ворвавшись в дом "буржуя", в порыве ярости, направленной против всех "мироедов", зарубили шашками доверчивого присяжного поверенного  и  его жену. Лиза осталась жива благодаря  случаю - в этот вечер подруга - Катя попросила несколько часов посидеть с ее больной матушкой, пока  дочь за это время не закончит последние приготовления к отъезду в Приморье, к родственникам. Вернувшись домой, Елизавета застала ужасную картину: людоедски поиздевавшись над родителями, "партизаны", прихватив наиболее ценные вещи  перед уходом,  разворочали скромную мебель, изломали все вокруг  и испоганили весь дом.  Удар был невероятный - в самое сердце. И, пожалуй, только  юношеское здоровье,  да,  добродетельные хлопоты подруг не позволили  Лизе сойти с ума от горя.
     Через три дня, схоронив кое-как при помощи знакомых матушку и батюшку, она, плохо представляя: куда едет и зачем, раздавленная и безучастная к каким бы то ни было осознанным действиям, направилась с Катей и ее мамой на Дальний Восток. Выбирались они долго и трудно, но, в конце концов, прибыли в Читу.
     В семеновской столице, Лиза, до того почти все время молчавшая, вдруг выразила желание остаться здесь. После долгих и настойчивых уговоров, призывающих поехать с ними, подруга махнула на Лизу рукой и ближайшим поездом отправилась во Владивосток. А  Елизавета через сиротский приют устроилась работать сестрой милосердия в одном из читинских госпиталей. Но работа оказалась непродолжительной, так как вскоре войска белых армий  были вытеснены из России в Китай, а  госпиталь эвакуировали в Маньчжурию. И вот, наверное, уже тут, будучи на чужой земле, Елизавета Николаевна пристрастилась к вину и сигаретам, бесконечным гулянкам в сомнительных обществах, и откровенно пустилась во все тяжкие…       
« Последнее редактирование: 08 Декабря 2007 11:34:35 от Laotou »
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Они встретились на улице, прямо у дверей борделя. Юная русская красавица - Елизавета Горшенина и много повидавший  в своей   непростой жизни сорокалетний бурят - Чимитдоржи-лама. Казалось бы, что могло объединить столь разных по духу и ментальности людей. Она - проститутка, по стечению обстоятельств и по собственному  бессилию, выбравшая этот путь, и он, давший в юности  обет безбрачия, как неотъемлемое правило ламаистских священников, за нарушение которого следует беспрекословное отлучение от церкви.  И вдруг  два,  абсолютно противоположных человека находят друг друга в этом  броуновском хаосе, называемом  цивилизацией. В чужом городе, в чужой стране, существовало то единственное, что тоненьким, шатким мостиком связало их при первом знакомстве - владение русским языком.
      Столкнулись они у входа в публичный дом, из которого она выскочила в легком опьянении, не глядя перед собой, а он, проходивший мимо неспешной походкой, успел только подхватить девушку под руки, иначе бы они оба распластались на тротуаре.
- Ой, извините! - кокетливо чирикнула Лиза, освобождая руки из крепких ладоней Чимита. - Я, нечаянно…Чуть не снесла вас.
- Да, не, ничего. Я о чем-то…Как-то…Задумался и не увидел вас, - смущаясь проговорил лама, и расплылся в широкой улыбке.
- О-о, да вы никак к нам! Могу помочь - устроить протекцию,- приняв лукавое выражение лица, и натянув на него профессиональную, заинтересованно-надменную усмешку, молвила красавица.
- Да, нет, что вы? Я просто мимо шел - ищ-щу один адрес: Кулаковский переулок, дом одиннадцать…Там у меня родственник живет…Дальний…Хочу его повидать, не подскажете где это?
-   Конечно, подскажу, - продолжая начатую игру, ответила Лиза.
    Недавно обретенная привычка - быть всегда начеку, и использовать стандартные приемы с целью завлечения очередного клиента,  срабатывала  без промедления. - Пройдете прямо до перекрестка, а там повернете налево, и, наверное, третий или четвертый дом по правой стороне от угла.
- Огромное, вам, спасибо! - слегка кивнув головой, чуть отступая,  и  намереваясь идти дальше, сказал Чимит.
- Простите, а может… Все-таки… Пообщаемся? Расскажете - кто вы и откуда? Чувствую, что вы - человек необычный. Думаю, нам будет интересно поговорить. Давайте для начала познакомимся! Я - Лиза. - - А вас как зовут? - спешно протараторила куртизанка, протягивая руку для  знакомства.
     Чимитдоржи  нежно как хрупкий сосуд взял ее ладонь, наклонился и кончиком губ слегка поцеловал. Затем  выпрямился и, зардевшись от совершенного  неожиданно для самого себя действия   - обычно такой честью  прихожане  удостаивали  его,     представился: - Зовите просто Чимит.
     Потом они на короткий срок расстались, договорившись вечером увидеться. Чимитдоржи,  посетив квартиру родственников, и, находясь в какой-то прострации, никак не свойственной моменту встречи с близкими, все время думал об этой девушке. Его терзали какие-то необыкновенные, вновь появившиеся внутренние сомнения,   душа клокотала, а разум лихорадочно пытался избавиться от навязчивой мысли: "Неужели, я влюбился!  Не может быть! Мне нельзя - это грех! Да, что это я, в самом деле, как мальчишка, тут расслабился - потерял рассудок? Надо забыть ее…Кто она? Проститутка, а я священник". После снова: "Наверное, это судьба! Карма! Духи Неба хотят испробовать меня на прочность! Нет, со мной такое  происходит в первый раз. Неужто, я попался! Надо отвлечься от этих мыслей! Они ввергнут меня в прегрешение!"
     Вечером лама, позаимствовав у сородича светский костюм, чем вызвал немалое удивление обитателей дома, отправился на свидание с Лизой. Отужинав в кафе-шантане, с соответствующим в ту минуту  мыслям кавалера названием - "Пурга" и, вернувшись в непотребный дом, они проговорили всю ночь напролет в комнате Горшениной.  Она поведала о своих мытарствах, он рассказал ей о своей судьбе.
     Через какое-то время он, сознательно попирая архаичные правила, предложил ей свою руку и сердце. Елизавета после некоторых раздумий согласилась. Сняв наличностью в Русско-Азиатском банке, сбереженные еще с "досмутных" времен китайские серебрянные  доллары, Чимитдоржи приобрел небольшую квартирку на "Острове", на Второй Восточной улице. Скромно справив новоселье и, сыграв нехитрую свадьбу с приглашением лишь местных проституток да  малочисленной родни бурята, супруги зажили в гражданском браке, погрузившись с головой  в  умеренность и несуетливое  мещанство. В феврале двадцать четвертого года в разгар "Сагаалгана" у них родился симпатичный мальчик-метис, вобравший в себя всю силу и стойкость  жизнеутверждающего облика "желтой" расы. Сына по обоюдному согласию родителей назвали Батожаргалом в честь невинно убиенного Унгерном двоюродного брата Чимита. Он родился под покровительством добрых Духов Земли в год Желтой Земляной Крысы по Лунному календарю для того, чтобы продолжить легендарный род  Большого Тарбагана...
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Глава VI.

      Чита… Год двадцать девятый. По широким дорогам,  разлинованным строгими прямоугольниками еще в пору пребывания декабристов  и разбитым конными повозками да немногочисленными авто, вихрастыми клубами поднимается желтая песчаная пыль. Июльская жара слегка разбавленная порывистым северным ветерком, как в горящей доменной печи,  выпекает удивительные и  замысловатые  изразцы на суглинках скверов и площадей.  Кажется, будто страстный художник-абстракционист в экстазе необычайного творческого подъема, резкими и отрывистыми движениями наносит доступные лишь его воображению дивные мазки будущего гениального рисунка на раскаленной, огнедышащей земле. Так изрезана и испещрена, утрамбованная сотнями ног, почва, оживленных в часы досуга читинских местечек. Но сегодня город расплавился и замер под лучами нестерпимо палящего солнца. На обнаженных, измученных зноем стареньких улочках не видно ни души. Горожане спрятались в жилищах, затаились в ожидании спасительной вечерней прохлады...
      Улица Амурская, бывший дом актера, а ныне здание читинского окружного отдела ОГПУ. В трехэтажном особняке, из красного кирпича, несмотря на ужасную жару,  во всю кипит работа. На втором этаже, в кабинете начальника отдела Митрофана Васильевича Слонимского собрались на совещание почти все оперативные работники разведывательного подразделения. Москва шлет телеграмму за телеграммой, настоятельно требует активизировать мероприятия на  китайском направлении. Приказывает уточнить и дополнить сведения, касающиеся стараний  белоэмигрантских банд в Маньчжурии, в последнее время развернувших бурную деятельность на сопредельной территории. При этом заставляет искусно варьировать в лабиринтах дипломатических отношений и не "пороть горячку" в борьбе с бывшими соотечественниками, дабы не нарушать болезненное самолюбие  маршала  Чжан Сюэ-ляня, сына и преемника Чжан Цзо-линя, а тщательно и безукоризненно готовить операции возмездия. А как не нарушишь? За такой короткий срок даже кадров-то путевых не отобрали, не говоря уж о их квалификации. "Партизанщина" сплошная. Привыкли в гражданскую шашками махать, вот и все на что способны. А здесь думать надо. Вон, Степан Толстокулаков в двадцать втором прошелся огнем по Трехречью со своими отчаянными  бойцами, так потом "отмывались" несколько лет. Москва негодовала по этому поводу. Только-только Карахан, заместитель наркома иностранных дел, наметил подписать добрососедский договор с Китаем, а тут на тебе - толстокулаковские  партизаны чуть не разрушили столь важное соглашение…
     Небольшой кабинет начальника отдела заполнен до отказа. Притащили даже стулья из других помещений. Разместились кто как мог,  кое-где сели на один стул по-двое. Тяжелый, горячий воздух наполняет сдавленное пространство и пытается отвлечь от серьезных мыслей. Но люди сосредоточены и внимательны, слушают короткий  доклад начальника об оперативной обстановке. Ощущение того, что гражданская война в России закончилась еще в двадцать втором в этом кабинете отсутствует - враги Советской власти раз за разом провоцируют людей Слонимского на ответные меры. Или наоборот. Но Митрофан Васильевич точно знает, что никакого "наоборот" нету - это пропаганда вражеских харбинских газет, это семеновско-колчаковские  "деятели" под управлением империалистических держав пытаются  реставрировать ненавистную монархию. То  зашлют на территорию Забайкалья банды белогвардейцев, которые устраивают погромы и совершают разбойничьи налеты на советские госучреждения, руководителей поселков и деревень юга читинского и сретенского  округов, то, просочившись мелкими группами, ведут разведывательно-диверсионную деятельность на подведомственной местному ОГПУ территории. Словом, надоели пуще неволи, надо заканчивать этот бардак и переходить к жестким и решительным мерам. По оперативным донесениям "закордонных" агентов и анализу общей информации обстановка становится все более взрывоопасной. Необходимы срочные меры по ликвидации  бандформирований. Закончив излагать доклад, Слонимский выразительно окинул взглядом подчиненных.
-   Ну, какие будут предложения, товарищи-чекисты? - спросил начальник и вопрошающе остановил взгляд на одном из своих заместителей.
     Яков  Иосифович  Мирский (Бернштейн)  работал в органах ВЧК с 1918 года и был одним из наиболее опытных сотрудников отдела. Родился он в Австрии. Еще в четырнадцатом году, Бернштейн сражался против России в составе германо-австрийской армии, потом попал в плен, и будучи военнопленным, работал железнодорожным  рабочим на Урале. Тогда же стал членом партии большевиков и  принимал самое непосредственное участие в подавлении контрреволюционных мятежей, находясь  в эпицентре российских волнений, вдалеке от своей тихой родины. Уже в Забайкалье, в апреле 1925 года Яков Иосифович под руководством предыдущего начальника губотдела ОГПУ Василия Корженко организовал дерзкое похищение одного из руководителей белого движения в Маньчжурии - Захара Ивановича Гордеева, выкрав его прямо из под носа китайской полиции, за что был награжден орденом "Красного Знамени". Этот орден и сейчас красовался на его гимнастерке.
- Я думаю, Митрофан Васильевич, так как ввод войск в Маньчжурию неизбежен, то  необходимо активизировать агентуру  на выявление предполагаемых очагов сопротивления в лице добровольных казачьих отрядов  и  полицейских дружин,  вероятных руководителей этих отрядов и способы их нейтрализации. Местонахождение  арсеналов вооружения, складов с боеприпасами,  количества винтовок и патронов, пулеметов, тем более что эти сведения в скором времени нам потребуются, - спешно выпалил с едва заметным акцентом, угодливо заготовленные  для руководителя фразы,  Бернштейн. Он знал, что Слонимский по привычке будет ждать ответа от него, и потому, когда начальник объявил о  времени предстоящего сбора, то опытный чекист подготовился заранее. 
-  Вот за что я тебя уважаю, батенька, так это за находчивость и смекалку, - улыбаясь молвил начальник, делая упор на слове "батенька". За Слонимским часто замечались такие речевые обороты -  сказывалось его церковно-приходское прошлое. С четырнадцатого по восемнадцатый год он служил дьяконом в одном из белорусских православных храмов, потом вдруг бросил эту бесперспективную затею - вступил в РКП(б) и ушел воевать в составе Пятой армии с белыми войсками сначала рядовым, а затем и политруком полка. А с мая  двадцатого года Слонимский уже сотрудник Особого отдела  Пятой армии. После, с 1922 по 1927 год - начальник Амурского отдела ОГПУ, начальник отдела в Полномочном представительстве ОГПУ по Дальневосточному краю, и вот теперь здесь начальствует - в Чите.
- Спасибо, но я, действительно, считаю это главным направлением. Выявив места возможного отпора нашим войскам и концентрации оружия, мы обеспечим Блюхеру ускоренный марш вглубь Маньчжурии по КВжд с минимальными осложнениями.  Мои люди за кордоном докладывают о том, что китайские власти не очень-то озабочены ситуацией - не верят в то, что мы способны перейти границу кадровыми частями,  надеятся  на  договор. Но не хотят же, в свою очередь, избавить нас от назойливости этой "контры". Сколько раз Москва предлагала интернировать всю белобандитскую сволочь за пределы Маньчжурии, так нет же, хотят и рыбку скушать, и пальчики не обмарать! Они, видите ли, им не мешают, они нам мешают! - фальцетом на последнем слове закончил Бернштейн.
- Верно говоришь, Яков. Давай-ка, заряди своих людей - пусть пошевелятся. Сведения нужны срочно, Москва ждать не любит - головенки быстро скрутит за медлительность. Хорошо, кто еще готов высказаться? - обводя взглядом чекистов, спросил Слонимский. Присутствующие промолчали. Чего говорить? Говорено - переговорено уже все на тысячу раз. Надо идти работать, отрабатывать конкретные участки - прочитал в глазах подчиненных Митрофан Васильевич.
- Ну, ладно, идите, работайте, а ты Яков подожди, не уходи, разговор есть, - распорядился Слонимский. Чекисты встали и, гремя стульями, начали шумно расходиться. Когда за последним, покинувшим кабинет начальника, сотрудником закрылась дверь Слонимский встал из-за стола, распахнул настежь окно и тут же закрыл его, как только обжигающий воздух пахнул в лицо испепеляющим зноем.
- Фу, ты, черт. Думал - проветрить, а там еще хуже, - выругался начальник и вновь вернулся на свое место. - Да, ты, Яша, присаживайся поближе, чайку сейчас попьем... Маша! - громко крикнул он секретарше, и не дожидаясь пока та просунет по обыкновению голову в дверь, прогремел в пустоту:  - Принеси нам, пожалуйста, по кружечке чаю!   
- Ты, вот что мне скажи - как там поживает твой законсервированный  "хайларец", ну, этот как его  - "Бес", тьфу,  будь он не ладен, придумал же ты ему кличку, - переходя почти на шепот, чертыхнулся Слонимский. - Давно о нем не слышал? Закис там, наверное, совсем?
- Нет, он там на хорошем счету среди белых, биография боевая, кровью повязан с ними по уши,  они ему верят - знаешь же - в свое время наших тьму перекосил. Живет в Хайларе, тихонько учительствует, иногда ходит на "чашку чая" с сослуживцами. Один мой связник недавно предлагал его даже выманить на станцию Маньчжурия и выкрасть. План предложил, говорит, мол, унгерновского зверюгу готов сам перетащить к нам. Старается чрезвычайно связник - семья у него здесь. Кое-как отговорил - туману напустил, мол, пусть пока поживет зверюга. Вроде не понял - о чем я. А на связь  как ты помнишь,  Митрофан, мы "Бесу" строго-настрого наказали не выходить. А что нужда в нем образовалась? Так мо… - осекся Бернштейн и замолчал, услышав скрип открывающейся двери. Секретарша-Маша принесла чай.  Поставив поднос с кружками и кусковым сахаром, кругом разваленным по краю стеклянного блюдца, девушка проворно удалилась.
     Разобрав кружки и аккуратно, чтоб не обжечься, отпивая маленькими глотками чай, чекисты продолжили разговор.
- Так, я что говорю-то, если есть нужда - можно ему дать весточку, - продолжил Яков Иосифович. - Только недели две надо бы на подготовку канала связи - он ведь крепко спрятан - сам понимаешь.
- Понимаю, а как ты думаешь - если мы его легализуем во время предстоящего рейда и поручим возглавить боевой отряд, пусть эту нечисть вырвет с корнем, пускай зарабатывает себе защиту Советской власти. Мы ж ему поверили - не расстреляли тогда… Шесть лет в Хабаровске сидел в "полпредстве", своих уйму насдавал. Залегендировали  советский период, считай, шесть лет жизни обрисовали так, что среди своих вопросов не возникает - где после Унгерна шатался, чего делал. Да он и сам, хитрюга такая, должен понимать, что пора бы начинать хлебушек отрабатывать  за кордоном. Короче, давай-ка, подумай над моим предложением. Что сейчас для нас важнее - его белобандитская безупречная репутация, как верного "семеновца" и дальнейшая консервация, или же решение конкретной задачи. Считаю, что после армейского похода на КВжд, наши интересы в эмигрантской среде поубавятся, по крайней мере, большинство сволочей… Вынудим Китай интернировать их. А нет, - немного помолчал Слонимский, - так у нас там еще есть агентура, глубоко законспирированная.  Как считаешь, Яков?
- Скорее ты прав, Митрофан. Он мужик дерзкий, как раз для него такая работа. Организатор неплохой, бывший офицер, думаю, справится. Жалеть этих гадов не будет, сопли распускать тоже... Пусть послужит Советской власти. Я понял, Василич, быстренько налажу канал, чуточку подумаю и доложу тебе об операции, хорошо?
- Давай, действуй! Держи все время меня в курсе событий, а пока ступай с…- остановился на полуслове начальник. Бернштейн встал, поправил гимнастерку и вышел из кабинета Слонимского.
     Семнадцатого ноября двадцать девятого года разразился так называемый советско-китайский конфликт на КВжд. Регулярные части Красной Армии в нескольких местах границы перешли на сопредельную территорию, применив грубую силу против  неуступчивости китайских властей в вопросах использования и эксплуатации злополучной железной дороги. Результат был частично достигнут. Напуганные китайцы подписали ряд договоров, обеспечивающих приоритеты СССР на КВжд. Но интернировать огромную эмигрантскую массу "чжансюэляновскому" правительству оказалось не по силам… Пока. Советские  войска вели себя предупредительно корректно по отношению к жителям Маньчжурии. Командарм Блюхер запомнился жителям Хайлара как добрый и отзывчивый дядька, который не позволил своим бойцам чинить расправы над эмигрантским населением города. А больше того, расписывая преимущества  социалистического строя, агитировал заблудшие души вернуться на родину.
     Но была и другая сторона медали. Карательные отряды ОГПУ, сформированные главным образом из бывших красных забайкальских  партизан, совершили кровавые рейды по Трехречью и прилегающим к нему районам, в которых проживало мирное казачье население. Один из таких отрядов, вырезавших и расстрелявших поголовно жителей нескольких деревень, возглавлял бывший штабс-капитан Моисей Жуч, бывший унгерновский жандарм  и бывший агент читинского окротдела ОГПУ под зловещим псевдонимом "Бес". Во время своего жуткого рейда Жуч со своими воинами  лишил жизни сотни людей, тщательно скрывая следы злодеяний, и лишь немногим уцелевшим удалось донести до общественности страшную правду об этом чудовищном походе "народных мстителей"...
     Попали в мясорубку и Чимитдоржи-лама вместе с женой, выехав из Хайлара, буквально, на пару дней  к другу бурята, жившему в маленькой деревушке Тыныху. По случайному стечению обстоятельств их пятилетний сын-Батожаргал  остался дома, в городе с подругой Елизаветы. Духи Земли оберегли его от расправы,  учиненной карателями  над его родителями. Изнасиловав на глазах окровавленного мужа красавицу Лизу, пьяные бойцы отряда разрубили матушку Батожаргала  шашкой напополам, находя особую радость в звериной забаве. Дальше настал черед ламы, с первой минуты узнавшего в командире красного отряда контрразведчика Азиатской дивизии. Жуч собственноручно застрелил Чимитдоржи из кольта с каким-то бесчеловечным  смаком, присущим умалишенным людям...
     …Возвращаясь из боевого похода назад в Россию, всадники Жуча, двигаясь через Трехречье, и, старательно обходя крупные поселки и деревни, уже вблизи границы, нечаянно наткнулись на повозку Бато Батомункуева. Бывший подъесаул ехал в Щучье по коммерческим делам и никак не ожидал встретить здесь в вольном крае красных партизан. Опознав в командире отряда своего однополчанина, Бато растроганно обнял штабс-капитана и вызвался немного сопроводить воинов, а когда понял в чем тут дело - то было  слишком поздно… Так Батомункуев оказался в плену и был вывезен Жучом в Читу. Окаянная гражданская война зацепила-таки через восемь лет отважного воителя своим корявым и надломанным  щупальцем…       

« Последнее редактирование: 08 Декабря 2007 11:51:25 от Laotou »
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
        Глава VII.

     В кабинете следственной части читинского окротдела ОГПУ сидели трое. За массивным  канцелярским столом,  сработанным еще до революции - Владимир Семенович Валик - начальник отдела, сменивший на этой должности в декабре двадцать девятого года предыдущего руководителя - Митрофана Слонимского. Рядом у торца стола, перекинув ногу на ногу - Моисей Жуч, а напротив них - Бато Батомункуев в двух метрах от своих визави. 
- Ну, что, Батомункуев, будем рассказывать - где твой генерал спрятал золото или молчать? - снисходительно-вальяжно спросил Валик. - Или ты думаешь, что мы не знаем о его существовании и об унгерновских проделках? Шельмец еще был  тот. Ваш полк уходил последним, поэтому ты не можешь не знать - куда его спрятали. Советую признаваться, ты же знаешь, что от Советской власти еще никто не уходил не признавшись. В лучшем случае получишь пулю в лоб, ну, а в худшем… Короче - сам знаешь.
- Он же был у вас в плену - у него бы и спросили, - подавленно вымолвил подъесаул, - или вон у Жуча, он-то должен больше меня знать - все-таки контрразведчиком был у барона. А я воевал и мне не было дела до этого золота. Я правда ничего не знаю. Я - кто? Всего лишь сотенный командир - меня и близко ко всяким закулисам не подпускали… Вы хоть мучьте меня, хоть пытайте, все бесполезно, ну, не знаю я ничего об этом золоте, - почти выкрикнул Батомункуев последнюю фразу.
- Но-но, ты не очень-то здесь покрикивай! А то ведь я могу и по-другому с тобой поговорить, - сказал Валик и, повернувшись к Жучу, бросил: "Короче, я пошел, а вы тут побеседуйте", - и грузно поднявшись из-за стола, вышел из кабинета.
     Жуч пересел в освободившееся кресло и с ухмылкой взглянул на Батомункуева. Два бывших сослуживца остались один на один - в безрассудное время, время тотального помешательства и дикого зверства происходили невероятные метаморфозы с людьми, их характерами и судьбами. Пожалуй, такого кошмара - как во времена Великой Смуты и позже не было ни у одного народа, и со времен варваров, разрушивших Рим. Правда, в разные годы бывало и в Европе, но не в таких масштабах.  А в России такое - почти норма. Вероятно, несчастия и страдания россиян обрушиваются на них по спирали из-за непомерной гордыни, озлобленности на мир  и жуткого недостатка культуры…И еще - никто так яростно не ненавидит друг друга, как бывшие соратники-россияне…
- Ну что, скотина такая, будешь запираться или я сейчас позову одного коновала и он из тебя выбьет даже то, что ты германцам служил в Первую мировую! - рявкнул Жуч, немного приподнимаясь из-за стола.
- Послушай, Моисей, ты ведь знаешь, что я боевой казак и понятия не имею об унгерновских делах, это же ведь чистая правда. Какое отношение я могу иметь к этому? Ведь ты-то должен это понимать.
- Во-первых, я тебе не  Моисей, а оперуполномоченный ОГПУ товарищ Жуч, а во-вторых, Унгерн, как ты знаешь, не мог обойтись без вашего туземного полка, когда прятал золото. Он  доверял только вам - своим собратьям по вере. Поэтому, ты хоть что-то, но должен знать. Нам важна любая информация. Даже косвенная. Понял?
- Да все я понял, но поверь - я не з-на-ю, - с упором на слово "не знаю" ответил Батомункуев. - Там же всем заведовал Сипайло и Бурдуковский. А монголы лишь были исполнителями, да и то из особо приближенных людей  личной охраны Унгерна. Вы же  наверняка взяли кого-то из "ихних" - выбейте у них.
- Хорошо, вернемся к этой теме позже, а пока расскажи вот что - помнишь такого ламу Чимитдоржи? - настороженно и чуть успокоившись, спросил Жуч.
- Да, помню, а что с ним?
- Ты не отвечай вопросом на вопрос, а говори о чем спрашиваю, рассказывай - где, когда с ним встретился и что знаешь о его дальнейшей судьбе?
- Мы с ним уходили из Халхи, он был в составе моего отряда во время нашего разгрома. Перейдя границу, уже в Маньчжурии мы с ним расстались и больше я его ни разу не видел. Случайно слышал, что вроде бы живет в Хайларе. И больше ничего о нем не знаю.
- А он не мог знать о золоте? Все-таки был одним из приближенных прорицателей барона. Как думаешь?
- Мне ничего не рассказывал. Некогда было - уходили спешно. Правда, уже после того как границу перешли и встали на привал, он поведал мне легенду своего рода…
- О тарбагане что ли?- машинально бросил Жуч.
- Точно, а ты, извините, вы откуда знаете?
-  Вопросы здесь задаю я, кажется, я уже об этом говорил,- вновь наполняясь гневом, проговорил чекист.
- Хорошо-хорошо. Только об этом проклятом золоте он ни разу не обмолвился. Я знаю только содержание легенды и все.
- Ну, в общем, все. Надоел ты мне. Дежурный! - громко крикнул Жуч. Через пару секунд дверь распахнулась и в кабинет вошел огромный детина в зеленой гимнастерке и в щеголеватых галифе, заправленных в яловые сапоги, с наголо остриженной головой. Вид у этого человека был зловещий. Боевой офицер, прошедший огни и воды, подъесаул Батомункуев понял все и невольно вздрогнул.
- Разрешите, товарищ оперуполномоченный? - по-военному четко отрапортовал он Жучу.
- Барков, отведи его в подвал и пускай с ним "поработают". Упрямится, сука. Понял?
- Так точно, товарищ оперуполномоченный! - на одном дыхании выпалил дежурный. - "Встать! Руки за спину!", - скомандовал он Батомункуеву и вывел его из кабинета.
      Жуч, оставшись один, сладко зевнул и, подперев руками подбородок, слегка задумался. Перед ним  всплыли картинки воспоминаний - образы "красного" ламы Батожоргала, убитого в двадцать первом при его непосредственном участии и ламы Чимитдоржи, застреленного собственноручно Жучом во время карательного рейда по Трехречью. Ухмыльнувшись про себя, Моисей с удовлетворением отметил: "Вот так. Где они сейчас? А я где? Скоро получу должность старшего "опера", а глядишь и начальника отделения. Валик мной дорожит - считает меня одним из самых опытных сотрудников. Свою преданность я доказал им делом, настоящим делом. Служу исправно - что еще надо?". Наверное, в эту минуту Жуч представил себя избранником Яхве (еврейского Бога), который помогает ему успешно жить, хотя уже давно не верил ни в Бога, ни в черта…
    …Вскоре, вдоволь наиздевавшись над Батомункуевым, так, что тот   скончался  от разрыва сердца, "огэпэушники" закопали подъесаула на старом кладбище Читы как несчастную собаку. Не оставив ни могилы, ни креста. А  в тридцать седьмом году  излюбленным местом погребения людей для хорхоринских палачей из НКВД (в тридцать четвертом году ОГПУ переименуют в  НКВД) станет лес под Смоленкой. Страшным местом тайного захоронения сотен невинных советских граждан, ставших жертвами дьявольского сталинского режима.
    В тридцать третьем бесследно сгинет и Моисей Жуч, направленный на нелегальную работу в Харбин. Почти сразу же он будет опознан как советский шпион и каратель, и посажен китайцами в тюрьму, где не выдержит испытаний и избиений, и отдаст Богу душу.   А ведь он так серьезно мечтал о советской чекистской карьере и возомнил себя баловнем судьбы, и фаворитом Яхве... Легенда о тарбагане логически завершит жизнь еще одного героя нашего повествования…   

知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
      Глава VIII.

      Харбин… Город русской славы в Маньчжурии, да и, пожалуй, во всем Китае. Столица КВжд, отстроенная  на болотистой почве поймы реки Сунгари, почти как Питер, она стала центром притяжения русской духовности и культуры. А после поражения Белого движения - русским эмигрантским восточным Парижем. До создания  Японией в 1932 году Маньчжу-Го, а позднее - Маньчжу-Ди-Го, русские в Харбине чувствовали себя полными хозяевами. Жизнь кипела нескончаемым ключом - работали сотни предприятий, Управление КВжд. Лучшая часть российской интеллигенции, отступившая в Маньчжурию вместе с разбитыми частями белых армий, внесла огромный вклад в русскую культуру, обогатив ее величайшими шедеврами творческих произведений философов, ученых, литераторов, художников и  артистов. В 1920 году открылась Первая высшая школа - Высшие экономико-юридические курсы, преобразованные в 1922 году в Юридический факультет. Тогда же, в августе двадцатого открылся Харбинский политехнический институт. По степени образованности и квалификации профессорско-преподавательский состав этих учебных заведений мог бы заткнуть за пояс любую из мировых высших школ. Профессора Н.В. Устрялов, Г.К. Гинс, И.И. Никифоров, В.А Рязановский и другие обладали международной известностью и признательностью. Философы, историки и естествоиспытатели, юристы-цивилисты и мировые "светила" медицины, химики и биологи, этнографы, синологи и великие экономисты - собрались на окраине Азии, чтобы подарить человечеству грандиозную силу интеллекта и колоссально-талантливые открытия русского просветительского мышления.
     В 1932 году агрессивный, крайне милитаризованный Ниппон (так тогда называлась Япония), окрыленный победами в Русско-Японской войне 1905 года и  в ряде тихоокеанских стран, оккупировал Маньчжурию. Создал марионеточное государство под собственным протекторатом и усадил возглавлять империю Маньчжу-Ди-Го  "свадебного генерала", последнего наследника свергнутой династии Цинь, безвольного  императора Пу И. На самом деле руководством в империи и установлением порядка  на занятой территории занималось командование Квантунской армии. И так называемая Японская Военная Миссия, куда были собраны лучшие разведчики, контрразведчики  и военнослужащие страны Восходящего Солнца.
     Они, по-японски, педантично расставили все на свои места, устроили суровый военный режим, упорядочили жизнь  разобщенной доселе российской диаспоры, подчинив все эмигрантские  организации, общины и общества  Бюро по делам российских эмигрантов (позже переименованное в Главное бюро российских эмигрантов в Маньчжу-Ди-Го - ГБРЭМ). Руководить ГБРЭМом  японцы назначили генерал-майора от кавалерии, участника трех войн В.А. Кислицина, а предыдущих двух руководителей сместили в короткие сроки. В Чите, на улице Бабушкина было открыто консульство  новообразованной империи, получившей политическое признание СССР, как субъекта международного права. Японцы были на "седьмом небе" от такого щедрого подарка. Правда, с 1925 года в Чите существовало так называемое "нанкинское" китайское консульство, по названию столицы республиканцев - города Нанкина, где размещалось гоминьдановское правительство Китая во главе с Чан-Кай-ши. С 1929 по 1932 год оно закрывалось в связи с конфликтом на КВжд, потом  было открыто вновь и просуществовало до 1945 года.   
     С приходом японцев в Харбин, в целом, уклад, бытовые условия и культурная жизнь  российской эмиграции почти не изменились, разве что стали более централизованными, благодаря вмешательству ГБРЭМ через японскую разведку. Но японцы старались настроить белую эмиграцию на сотрудничество и пытались не докучать русским, а порой даже помогали во всевозможных строительных, изыскательских, благотворительных и других проектах, рассчитывая на взаимность. А эмиграция раскололась - часть, причем небольшая стала верно служить новым хозяевам, а другая - кратно большая ушла в глухую оппозицию,  стремилась тихо саботировать нововведения "императорских" властей...
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
…Константин Владимирович Родзаевский, с 1931 года возглавлявший Всероссийскую фашистскую партию (позже переименованную в "Российский фашистский союз"), слыл человеком жестким и принципиальным. Восемнадцати лет от роду, в двадцатом году после окончания в советской России, в Благовещенске школы второй ступени, он несмотря на рекомендацию школьного совета не был принят в высшее учебное заведение по политическим мотивам - уж очень мешало социальное происхождение молодого, талантливого дворянина. Тогда он решил бежать за границу - в Харбин. Успешно сдав вступительные экзамены, Родзаевский  был зачислен на учебу в  Харбинский Юридический факультет, который  окончил с отличием. Это были годы неуемного "пожирания" знаний, могучий интеллект преподавателей давал возможность Косте развиваться как свободолюбивой и высокообразованной  личности. Захватывающие лекции и семинары профессора-"сменовеховца" Николая Васильевича Устрялова, крупного русского мыслителя об устройстве нового  миропорядка, размышления на темы духовного и материального сосуществования человечества страстно увлекли Родзаевского и заставили серьезно заняться философией и политологией. С упоением поглощая труды Макиавелли, Гегеля, Ницше, Соловьева, Канта и других мыслителей, Костя, буквально, влюбился в супержизнеутверждающую теорию "сверхчеловека" великого Ницше. В те годы Ницше был популярен необычайно  у просвещенной русской интеллигенции, да и не только русской.
     Европа была заворожена  и опутана сетями революций, основанных на марксизме и ницшеанстве. Во времена разочарований, хандры и неверия в способность монархий как-то облегчить жизнь людей, как следствие возникал всеобщий нигилизм - отрицание существующих форм и методов управления государствами. Поэтому думающие люди  искали пути к улучшению благосостояния граждан своих стран. Модными философскими идеями тех лет считались - экономический материализм Маркса, отвлеченный морализм Льва Толстого и демонизм "сверхчеловека" Фридриха Ницше. Многие тянулись к безграничному оптимизму немецкого философа. Одни его боготворили, другие, размазывая по стенке, раскритиковывали в пух и прах, но равнодушных читателей его философских раздумий не существовало.
      Родзаевский  с присущим ему жизнелюбием и яростной страстью юного максималиста  возвел Фридриха Ницше в ранг  бесспорного кумира и непогрешимого мессию. Когда на его родине, в России большевики пытались натурализовать идеи Маркса, здесь - за кордоном, в Маньчжурии Костя со своими соратниками-сверстниками, воодушевленный приходом к власти в Италии фашистов Бенито Муссолини   и национал-социалистов Гитлера в Германии, мечтает о создании на территории России фашистского государства. Он организовывает довольно крупную по тем временам партию среди эмигрантского населения, забрасывает в СССР нелегальные группы, которые распространяют идеи российского фашизма, через литературу и непосредственное общение с советскими гражданами. В противовес, изданной теоретиками большевизма Бухариным и Преображенским в 1919 году "Азбуки коммунизма", Родзаевский вместе со своим помощником Тарадановым выпускают в Харбине "Азбуку фашизма", которую распространяют в 1934 году по всему миру, где живут русскоговорящие люди, в том числе и в советскую Россию. Надеясь на то, что сталинский режим должен вот-вот рухнуть: в тридцатые годы, во время коллективизации и связанных с нею бесчисленных крестьянских восстаний только в Маньчжурию многократно увеличился приток беженцев, Родзаевский активизирует деятельность своей партии по всем направлениям. Но жестокий режим устоял, благодаря удушению недовольных и подавлению вольнодумства. А лидер РФС с упорством, охотящегося за добычей волка, продолжал верить в свою идею и действовать упрямо и хищно…
    …Татьяна Григорьевна Макарова, до замужества - Вартенева закончила в 1926 году Харбинский Политехнический институт. И тогда же вышла замуж за Дмитрия Макарова. Все случилось обыденно и просто. Они познакомились с Дмитрием на межвузовской вечеринке, которые проводились довольно часто среди харбинских студентов. Она вела себя холодно и бесстрастно. Он подошел, представился и они подружились. А через некоторое время сыграли свадьбу. В положенное время родился сын, которого назвали Владимиром. За десять лет совместной жизни бывало всякое, но Татьяна считала, что не было главного - любви, поэтому отношения переросли в ровные и ненавязчивые, как у добропорядочных соседей. Он был занят своими делами, она - своими.
     Потом у нее появился любовник, которого она полюбила и готова была расстаться с мужем, но разум запретил сделать это. Любовник, уезжая в Цицикар к новому месту работы, предложил ей уехать с ним. Она отказалась ради сына, которого боготворил Дмитрий и, наверное, была права. По истечении десяти лет жизни в браке с Макаровым, взаимоотношения становились все холоднее и холоднее. Он пристрастился к алкоголю, стал очень часто запивать и жизнь начала превращаться в пытку.
     И вот однажды Татьяна, зайдя по делам в редакцию газеты "Нация", где она подрабатывала, встретилась с редактором издания - Константином Владимировичем Родзаевским. Она обратила на него внимание, как на человека, который, как ей показалось заинтересовался Татьяной. Это была правда. Горячий романтик Родзаевский влюбился в нее в первые минуты их знакомства. Его увлекла эта красивая, стройная и независимая брюнетка. "Как же она великолепна и недоступна",- подумал Константин Владимирович. - "Я хочу, чтобы она стала моей женой", - вот так сразу, без всяких обиняков решил Родзаевский и приступил к реализации намеченных планов. Человек решительный и способный на неординарные поступки он, буквально, завалил Татьяну заботами и ухаживаниями,  забыв обо всем, даже о том, что был женат и, что Татьяна тоже была несвободна.
     Через три месяца после их знакомства, Константин развелся со своей женой Ольгой. Отношения в семье Родзаевских давно разладились, Константин Владимирович часто похаживал "налево", жена платила ему той же монетой. Поэтому развод для Родзаевского не стал трагедией, хотя Оля и умоляла остаться вместе, хотя бы ради дочери - Светы и их приемного двенадцатилетнего сына Батожоргала, родителей которого в двадцать девятом уничтожили каратели Жуча. Родзаевские окрестили Батожаргала и дали ему русское имя - Борис.
     Ольга считала, что из-за детей он ее не бросит. Но он был непреклонен. Человек, однажды в жизни определивший для себя два, совершенных против него людских проступка - предательства и подлости, он ни при каких обстоятельствах не прощал их никому и никогда. Жена знала об этих костиных принципах, но тем не менее первая пошла на измену. А дальше, он просто стал мстить ей за предательство, прелюбодействуя с десятками разных женщин, пока не подросла дочь и Борис, и Родзаевский смог смело пойти на развод. Тем более, что в его жизни появилась настоящая любовь.
     Татьяна стала для Константина единственной женщиной, которой он в буквальном смысле решил подарить свою душу, обеспечить ее своей преданностью и заботой, создать счастливую и бесхлопотную жизнь. Вскоре у Татьяны трагически погиб муж. Следствие так ничего и не обнаружило, экспертиза установила сильнейшую алкогольную интоксикацию и несколько вмятин на голове от ударов тупым предметом. Убийцы найдены не были…По-людски схоронив мужа, через год с небольшим после его гибели, Константин и Татьяна сыграли скромную свадьбу и зажили в счастливом благоденствии, забрав у Ольги в новую семью их приемного сына Бориса, вместе с его семейной легендой о тарбагане. Родзаевский с упоением исполнял любую прихоть и просьбу любимой женщины, создал уют и покой в их богатом доме. Ревновал Татьяну ко всякому мужчине, который как ему казалось - мог стать его соперником, и все это подсознательно происходило от безумной, ни разу в жизни не испытываемой  им любви. Все шло хорошо, Константин активно и по-отечески строго воспитывал ее сына, стараясь привить ему мужские черты характера, а также много уделял внимания Борису и Светлане, оставшейся жить с его первой женой. Окружающие им завидовали. Завидовали их счастью…
     Прошло пять лет совместной прекрасной жизни и… все оборвалось. В то время, когда несчастный австрийский профессор Фрейд, изучая превратности любви и, выводя через научные опыты сексуальную природу человека, родил неологизм этого чувства -  "либидо", Татьяна влюбилась в костиного друга и соратника - Михаила Матковского. Причем сама инициировала встречи с ним, домогала его телефонными звонками, тайно снимала квартиры для встреч, окрыленная любовью, не чувствуя ног, бежала на свидания. Костя сразу обнаружил в ее поведении нечто не похожее на привычное состояние, но невероятную с его точки зрения мысль, что Татьяна может влюбиться в кого-то другого отвергал напрочь. Пока не застал, забывшихся от любовных утех и потерявших чувство времени любовников. Она долго не признавала факта прелюбодеяния, но потом-таки рассказала Косте всю правду. Удар для Родзаевского был страшнейший, удар исподтишка и в спину.
     Татьяна, памятуя о том, что Константин не откажется от своих принципов и обязательно расстанется с нею, предприняла несколько попыток остановить мужа от развода. Многочисленные друзья семьи Родзаевских, поочередно сменяя друг друга, уговаривали Костю простить и поверить жене, хотя бы за то, что она рассказала всю правду и отказалась от любви к Матковскому. Лидер РФС запил, а когда пришло отрезвление и переосмысление содеянного его женой, он принял два кардинальных решения - во-первых, понимая, что по русской поговорке: "Сучка не захочет-кобель не вскочет", он искренне и на сколько мог простил, испуганного и расчувствованного такой снисходительностью к себе, Матковского, а во-вторых твердо решил расстаться с Татьяной, осознав то, что никогда не сможет простить ей предательства, которого он явно не заслуживал. Через два месяца после этого инцидента они разошлись… 
      Константин Владимирович, превозмогая боль и обиду, на некоторое время потерял себя, но время лечит…
      В сорок втором году, Родзаевский, используя свои связи в императорских кругах, обженил восемнадцатилетнего Бориса (Батожаргала) на богатой китаянке, дальней родственнице императора Маньчжу-Ди-Го Пу И. Борис остался доволен выбором своей невесты...
      …Неонила Ивановна Родзаевская (в девичестве - Назарова) стала последней женой и соратницей Константина Родзаевского. Они прожили вместе до сорок шестого года, до его ареста и пересылки в Москву. В сорок пятом, после разгрома японцев советской армией он напишет покаянное письмо Сталину, надеясь на то, что тот простит его и даст возможность работать на благо Родины. Но он плохо знал вождя… В 1946 году лидера "Российского Фашистского Союза"  расстреляли по приговору Верховного Суда СССР. Но это будет позже, а пока…   

知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Глава IX.

     Харбин... Год одна тысяча девятьсот сорок второй. Гитлеровские армии рвутся к Сталинграду, а здесь в глубине Азии, в кабинете лидера "Российского Фашистского Союза" Константина Родзаевского собрались пятеро - заместитель главы РФС Михаил Матковский, лидер "Монархического Объединения" и непримиримый оппонент Родзаевского поручик Шепунов Борис Николаевич, профессор Георгий Константинович Гросс, писатель Николай Апполонович Байков и, конечно же, сам радушный хозяин.
    В левом углу кабинета около стола лидера на флагштоке стоят два знамени - фашистский партийный флаг, представляющий собой белое поле с оранжевым квадратом, в котором изображена черная свастика, символизирующая готовность русских фашистов к борьбе с мировым злом - иудомасонством. Рядом находится национальный трехцветный российский флаг. Родзаевский и Матковский  одеты в партийную форму - в черных рубашках с золотыми пуговицами со свастикой, в поясах с опоясанными через плечо ремнями, в брюках-галифе с оранжевым кантом и в сапогах. На левом рукаве рубашек красуется оранжевый круг, окруженный белой полосой, с черной свастикой посредине. Остальные присутствующие одеты в светские костюмы.
      Рассевшись по обеим сторонам приставного столика, отпивая небольшими глотками чай из стаканов в серебряных подстаканниках, собравшиеся обсуждают общеполитические темы, ситуацию в мире, ведут заинтересованную беседу о состоянии русской эмиграции в Маньчжу-Ди-Го.
- Господа, сейчас когда Гитлер почти вышел к Волге, я думаю, что Советы отсчитывают последние дни своего существования, - начал беседу Родзаевский. - Поэтому нам необходимо подготовиться к переходу в Россию, связаться с Парижем и Белградом, и начинать формировать "теневой" кабинет министров. "Макаки" (японцы) хотят, чтобы преобладающее количество мест в новом правительстве принадлежало дальневосточной эмиграции, но считаю, что немцы этого не допустят - они злы на Ниппон за то, что те никак не решаются напасть на СССР. А генерал-майор Гэндзоо Янагита (руководитель ЯВМ в Маньчжу-Ди-Го) вчера мне сообщил, что их Генеральный Штаб пока не намерен ввязываться в войну с СССР, как бы разобраться с американцами на тихоокеанском фронте. Хотя ведь может и врать, собака! Квантунская армия в принципе готова начать вторжение, но чего-то они медлят - не могу понять - почему?
- Скорее всего, действительно, американцы  их изматывают, и они боятся открывать второй фронт, - заговорил, прикуривая сигару Гросс.
- А мне кажется - они ждут победы под Сталинградом, а потом полезут, - вставил Байков.
 - А я полагаю, что они, вообще, не намереваются нападать. Зачем же тогда в таком спешном порядке строить оборонительные рубежи в Захинганье. Ведь для наступления не нужны доты и дзоты, ведь так? - обращаясь к собравшимся, вымолвил Шепунов.- А перед Хинганом, вы же знаете, нагнали тысячи китайцев - роют окопы, строят бетонные блиндажи - что-то никак не вяжется  с  наступательными операциями.
- Хорошо, но нам-то срочно надо активизироваться - быть готовыми к переезду в Россию, подготовить правительственные учреждения к работе в послевоенное время, а мы пока между собой разобраться не можем - занимаемся всякой ерундой, делим власть. Я представляю, что будет, когда Гитлер очистит Россию от большевиков - какая начнется грызня, -  резюмировал Родзаевский.
- Слушай, Константин Владимирович, - взял слово Шепунов - А не грешно ли желать своей родине поражения? Как-то не по-русски это, не по-христиански. Ты ведь вроде патриот. Или не так?
- Я желаю поражения не родине, а "жидовской" Советской власти, -  парировал лидер РФС.
- Но ведь воюет-то весь народ, все как один встали на защиту страны. Ты же знаешь, что большинство эмигрантов восприняло нападение на Россию в штыки, генерал Вержбицкий (лидер эмигрантского "Российского Общевоинского Союза") даже выступил с гневным манифестом против Гитлера. И я не понимаю - чьи интересы для тебя важнее - германских нацистов, твоих идеологических союзников или интересы родины?
- О чем ты говоришь, Боря, тебя эта власть выперла сюда, а ты ее же и защищаешь. Может еще выведешь своих монархистов в окопы под Сталинград? Да за Сталина в атаку пойдешь?
- Если пригласят и пойду, а что? - повышая голос, бросил Шепунов.
- Все, господа, брэк-брэк, Костя, Борис, да уймитесь вы, наконец, - вмешался Гросс, разводя руки в стороны, как бы разнимая дерущихся боксеров. - Давайте лучше сменим тему. Костя, расскажи-ка лучше - как ты сына - Бориса пристроил, - умышленно задевая любимую струнку лидера РФС, перевел разговор Георгий Константинович. Родзаевский  тут же сменил выражение лица, в глазах сверкнула веселая искринка.
- Ну, мне кажется удачно - китаянка оказалась достаточно образованной  женой и заботливой хозяйкой, Борису она нравится, скоро должна родить внука или внучку. А семья ее, ты знаешь, знатная и просвещенная. Сам император благословлял свадьбу - не хухры-мухры. Я ведь хотел его пристроить работать где-нибудь при дворе, хотел чтоб военным стал, а он уперся, говорит: "Папа, ты ведь знаешь о том, что мне нельзя, я же из рода Большого Тарбагана один остался, мне в ламы надо посвящаться". - Зацепился за древнюю сказку, несет ахинею всякую. Умнейший парень, а вот верит же свято в свое предназначение.
- А что это за история, Костя? - спросил Гросс.
- Да, ерунду всякую вбили ребенку в голову в детстве. Якобы, существует семейная легенда его рода, которую нельзя нарушать.
- Слушай, Костя, а ты-то ее знаешь? - с интересом спросил профессор.
- Конечно, у меня она вот где сидит, - тыкая указательным пальцем в сердце, сказал Родзаевский. - Из-за нее проклятой - столько проблем. Он ведь не знал, что ламам запрещено жениться. А мы когда уж свадьбу сыграли, и он ребенка зачал, эта дура-баба, моя прислуга, взяла ему и рассказала все, ну он и взбычал. Прибежал ко мне и орет: "Папа, ты все знал! Почему ты меня обманул? Я ведь всегда тебе верил!" - Что прикажете делать в такой ситуации? Я, конечно же, повинился как мог, постарался объяснить, что только добра желал ему, рассказал, что и он-то рожден незаконно, что Чимитдоржи  - его родной отец, тоже нарушил обет безбрачия. А он: "Ну что ж тогда буду за всех грехи отрабатывать". Замкнулся, а у меня сердце разрывается - он же мне как родной. Думал-думал, посоветовался с Панчен-ламой и решили предложить ему выход из ситуации. Говорим: "Давай рожай со своей ненаглядной побыстрей и побольше детишек, и первого мальчика сразу же отдадим в монастырь - он и отработает". Панчен подтвердил, что будет все законно. Только тогда немного отошел. Так что через эту сказку я чуть сына не лишился.   
- Слушай, а ведь это интересно, расскажи, а! Ты же знаешь мою страсть ко всяким загадочным историям и легендам, - умоляюще попросил профессор.
- Ну, Костя? - добавил Байков.
     Родзаевский медленно и во всех подробностях пересказал легенду о тарбагане. Присутствующие с обостренным  вниманием выслушали рассказ Родзаевского в полной тишине. Так легенда стала достоянием еще нескольких героев нашего повествования…
     Закончив рассказ, Константин Владимирович выпил глоток чая и, выжидающе оглядел собеседников. Первым заговорил Гросс.
- А ведь это, правда, захватывает. Хотя у азиатов много мистики, порой даже излишне много. Дикий народ, хоть и очень приветливый, и добродушный. И легко управляемый. Ламы спекулируют на народной темноте и неграмотности  - кормятся этим. Пожалуй, лучше всех из европейцев, на мой взгляд,  разобрался в укладе их жизни, обрядах и духовных ценностях Лева Гумилев, как думаешь, Николай? - обратился профессор к Байкову.
- Думаю, ты прав. Гумилев как будто вырос среди них.
- Но эта мистика не лишена оснований, - вступил в разговор обычно молчаливый Матковский. -  Взять хотя бы свастику или Шамбалу (мифическая страна, земной рай, жители которой стоят на страже духовных основ мироздания), или Агарту (подземное царство, многие буддийские святые - Шакья-Муни, Ундур-гэген и другие посетили его, но никто из смертных не знает, где оно находится. Его владыка правит всей вселенной и распоряжается судьбами каждого из живущих на Земле). Ведь в тех или иных проявлениях они присутствуют отчетливо и зримо. Только бывают неразрешимыми с точки зрения современной науки. И потом - мистицизм очень органично переплетен  с реальной жизнью - зачастую легенды сбываются с точностью до буквы. И даже люди образованные не могут объяснить многие, казалось бы, уж совсем  сказочные явления, особенно европейцы. Вспомните хотя бы индийский  столб из чистого железа - он в принципе не может существовать - наука бессильна, не может дать объяснений этой загадке, ученые пожимают плечами, а легенда рассказала все про его появление и лично я ей верю. Слишком правдоподобно и убедительно.
- Вам, господин Матковский, не помешало бы перечитать "Антихристианина" Ницше или "Сумерки богов", а то так  и недалеко до помешательства. Смотрите на жизнь проще, по крайней мере, реальная жизнь гораздо интересней и увлекательней, - назидательно проговорил Гросс.
- Действительно, что-то мы уходим в сторону, - как бы очнувшись, вымолвил Родзаевский. Тут на днях снова перечитал "Mein Kampf" Адольфа Гитлера, насколько убедительная книга, я вам доложу, господа. Проста, но выводы очень убедительны.
- Родзаевский как всегда в своем репертуаре, - улыбаясь бросил Шепунов. Сейчас начнет нас обращать в свою веру. Массам нужна сильная рука, "хлеба и зрелищ", чернь должна уметь только расписываться в ведомости и прочитать слово "туалет", чтоб не мочиться под забором, и так далее…Мы уже это проходили…Ты уж лучше своим массам, а не нам, рассказывай про преимущества фашистского государства. Все равно они ни хрена не понимают и не поймут. Хотите анекдот? – и, не дожидаясь ответа, продолжил.
 - Анекдот о том, как "отсталый" московский купец сразил "передового" естественника, обращавшего его в дарвинизм. Его учение тогда многими, к несчастью для самого Дарвина, воспринималось примитивно, как буквальное приравнивание  человека ко всем другим животным. Так вот, наболтав купцу кучу тезисов на эту тему, молодой просветитель спрашивает: "Понял?" - "Понял". - "Ну, и чего скажешь?" - " Да что сказать? Ежели, значит, я - пес, и ты, стало быть, пес, так у пса со псом какой же будет разговор?"  Кабинет Родзаевского взорвался бурным хохотом, даже секретарша приоткрыла дверь и заглянула в проем - не случилось ли чего?
     Это я у Соловьева вычитал и чуть не помер со смеху, когда представил как Родзаевский забайкальских "гуранов" в фашизм обращает, - надрывно останавливая смех, с издевкой сказал  Шепунов.
     Вдоволь насмеявшись, Константин Владимирович вытер тыльной стороной ладони, выступившие слезинки и, резко посерьезнев, проронил.
- Боря, а мне как раз и не надо дискутировать с "гуранами", я им просто и доходчиво рассказываю то, что они хотят услышать. Хотят много баб - пусть берут, хотят водки - пожалуйста, бесплатно землю - будьте добры, возьмите! А для таких как ты - особо умных - теоретические семинары проводим. Пожалуйста, приходите - слушайте. Читайте газету "Нация"!
- Костя, но ведь это же аморально, - вмешался Байков. - Это же чистой воды обман. Ты хотя бы должен объяснять - откуда источник благополучия?
- А зачем? Я же политик и мое дело управлять массами, и указывать нужное направление, а их дело выполнять мою волю, вкусно есть и сладко спать, а каким способом я это им обеспечу для них не важно, ведь так?
- Так-то оно так, но тогда в чем же разница между тобой и большевиками? В чем разница между вашими теориями? - врезался Гросс. - Они же тоже всё всем сулили - "Фабрики - рабочим", "Землю - крестьянам" - в итоге сам знаешь, что получилось - фиг с маслом - одурачили народ, думающих перебили, а чернь заставили пахать и даже не за деньги и пищу, а за  "палочки".
- Зато у Гитлера все в порядке, - вклинился в разговор Матковский. - Народ живет богато, преступность на нуле, евреев и цыган вымели, и кончились проблемы.
- Михаил, ты же умный мужик, а несешь всякую чушь, право, даже обидно за тебя, - буркнул Байков. Гитлер за счет рабов, захвата чужих стран и за счет того же еврейского капитала улучшил благосостояние своих граждан. Это же старо, как мир. И римляне, и греки, и Карл - шли тем же путем, только у этих оболочка другая, а методы-то одинаковые. Мне даже стыдно говорить тебе прописные истины - это же банально - как "дважды два".
     Тут не вытерпел Родзаевский и заступился за соратника. С энергией шаровой молнии, способной взорвать дом, он набросился с яростью  на  Байкова, увеличивая  диапозон голоса.
- Мне плевать на методы, которые применяет Гитлер, моя задача в России установить нормальную жизнь для русских. Изгнав евреев из страны, отобрав у них власть и деньги, русские заживут не хуже немцев. России нужен только фашистский режим, только он возродит былое величие, - почти срываясь на крик, выпалил лидер РФС.
- Во-первых, о каком величии ты говоришь. Тысячу лет жили рабами и гордились лишь огромной территорией. Один мудрый японец сказал по этому поводу следующее: "Полный абсурд оценивать величие нации не наличием высокой культуры, а протяженностью ее границ". Конечно, не дословно, но что-то в  этом духе. А во-вторых, уж коли ты читал Гитлера, то не смог не обратить внимание на решение им славянского вопроса. Все просто - славяне в гитлеровской перспективе - рабы арийцев, то бишь немцев. Гитлер по собственному недоумию отделил славян от арийцев, хотя может и сделал это сознательно. Как ты будешь устранять это противоречие между вами - идейными соратниками, а? - тоже чуть взволновавшись, но не теряя самообладания, ответил Байков. А Гросс продолжил, не позволяя Родзаевскому парировать.
- Да! Германия для немцев и только для них, причем, без больных и инвалидов, а лишь для "сверхчеловеков". А территория России включена в состав Третьего Рейха до Урала. В лучшем случае вам, я имею ввиду русских фашистов, уготована роль римских плебеев в начале Рима. А Гитлер возомнил себя Великим Цезарем и не более того. Но вы все прекрасно помните - как кончил Гай Юлий. И чем закончилась история Рима. Поэтому - все это уже бывало и не раз. Менялись эпохи, а с ними и оболочка диктаторов. Только конец всегда был одинаков. И у так называемой "диктатуры пролетариата" - та же судьба.
- Так какой же выход? Наверное, только в конституционной монархии, да? - спросил Шепунов, обращаясь к Гроссу.
- К сожалению, человечество так и не придумало всех и каждого устраивающее устройство мира. Начиная от благородного Платона и, кончая, вероятно, Марксом и Ницше, каждый из них считал, что придумал совершенно новое и самое справедливое мироустройство. Но к несчастью для тех, для кого они это придумывали, их теории оказывались ложными и приводили, и приводят к страшным трагедиям. Греческая демократия также потерпела фиаско и в САСШ (так тогда назывались США) народовластие, хотя уже и держится сто пятьдесят лет, но оно тоже будет иметь трагичный конец, тем более что оно только для избранных. Помните "Великую Депрессию" - случайно устояли, я, было подумал, что вот-вот повернут к диктатуре, а они кое-как выскреблись. Поэтому, ничего нового. Маркс также утопичен как и Ницше, и Оуэн. Просто в каждую эпоху находятся всё новые и новые вожди и "бонапартики", да  и просто авантюристы, считающие, что только они, и только они мессии, способные облагодетельствовать свой народ, - закончил монолог Гросс.
- Хорошо, но на данный момент и Гитлер, и Сталин создают для своих народов благоденствие, ведь так? И САСШ считаются самой благополучной страной, или не так? - спросил Матковский.
- Вообще, я считаю, что всё это временно и не вечно. История доказывает, что "и это пройдет" - как говаривал великий Соломон. Хотя мне больше по душе демократическая форма управления государством. Конечно, она тоже не идеальна, но при ней хоть как-то можно любому - было бы желание - реализовать себя и чувствовать себя свободным. Пока лучшего ничего нет и вряд ли возникнет в ближайшую тысячу лет. Появиться может только тогда, когда человечество, благодаря научно-техническому прогрессу сможет поменять генетическую основу каждого гражданина планеты, облагородить его, технологически уничтожить пороки и недостатки, покончить со злом и насилием, - завершил профессор.
- Но ведь это также утопия! - воскликнул Родзаевский. - Нельзя же переделать всех, даже технически невозможно, я уж не говорю о том, что само производство людей благородных неосуществимо в принципе. Пьяная идиотка не произведет Моцарта или Канта, а родит болвана или жулика, какая, в сущности, разница. Даже рыбки в аквариуме разные - хищники пожирают слабых, чего говорить о людях. Всевышним так устроено, чтобы сильные подавляли слабых и управляли ими, создавая минимальные условия для их существования.
- А когда встречаются два сильных? Что происходит? Они собирают под свои знамена этих недалеких и слабых, и уничтожают друг друга, а ради чего? Отвоевывают жизненное пространство для своих слабых, так? А что касается моей утопии, то во времена Микеланджело, рисовавшего человека летящего на крыльях, самолет был тоже утопией, а подводная лодка Уэллса? А биологические опыты Павлова? Я понимаю, что это только зародыши и генетика в зачаточном состоянии, поэтому и определяю примерный срок в тысячу лет, - ответил Георгий Константинович.
- Хорошо, а как же быть с душой и чувствами? Ведь они-то в большинстве своем и формируют наравне с порядочностью  и  добротой,  злость и пороки - задал вопрос Байков.
- Думаю, что чувства генетически можно также подкорректировать, поведение людей подвести под библейские заповеди.
- Но это же вмешательство в дела Бога, а оно наказуемо, - возразил Байков.
- Николай Апполонович, я философ и поэтому циничный прагматик. Почему же тогда ваш Всевышний не решит эту проблему сам? Я знаю, что вы сейчас скажете. Мол, людям предоставлено право самим исправляться. Вы заблуждаетесь. Религии придуманы человеком для того, чтобы люди хоть чего-то бы боялись и не пережрали друг друга окончательно. А так хоть страх перед эфемерным существом останавливает тьму. Важно эту эфемерность активно пропагандировать, навязывать малограмотному обывателю, чтобы он воспринимал ее как аксиому - бесспорно и безоговорочно. Тогда будет поддерживаться мало-мальский порядок.
- Да, вы, батенька, безбожник! Хотя и интересный собеседник, - прорезался Шепунов.
- Борис Николаевич, да и вы все, господа, не обижайтесь на меня, но я-таки скажу. Вы все зашорены идеологическими догмами - Шепунов - монархизмом, Родзаевский с Матковским - фашизмом, Байков - теософией. На самом деле, положа руку на сердце, вы ж понимаете - умные люди - это просто ваше заделье, пусть даже искреннее и бесспорное с вашей точки зрения. Азарт, тщеславие, неуемная энергия и обширная эрудиция не позволяют вам находиться в стороне от происходящих в данный период времени событий, и не более того. Каждому хочется оставить след на этой планете и каждый стремиться к этому, в том числе и я. Поэтому я понимаю ваше влечение к активной жизненной позиции, понимаю желание быть лидерами, но, по большому счету, всё это - "Fanitas fanitatum, am fanitas" (Суета сует, и всяческая суета). Да, на этом крошечном отрезке цивилизационного времени вы, вероятно, оставите свой след, но для человечества не наступит благоденствия, как бы вы не старались. Справедливое мироустройство возможно лишь с активным продвижением прогресса, но об этом я уже говорил - повторяться не буду, - подвел черту Гросс.
- Вот тебе и поговорили. М-да, как ушатом по голове, - с недоумением, слегка покачивая головой и допивая остывший чай, сказал Родзаевский. - Ну, всё - пора заканчивать  - на дворе уже глубокая ночь, поехали по домам, завтра на работу и как говорит Гросс - время суеты.
     Собеседники встали, пожали друг другу руки и начали выходить из кабинета вождя РФС…
     …В 1943 году профессор Георгий Константинович Гросс, получив советское гражданство, вернется в СССР, отсидит в тюрьме рекордно короткий для Советской власти срок - три года, и придет работать в Ленинградский железнодорожный институт преподавателем физики…
     … Борис - приемный сын Родзаевского, выполнит волю отца и начнет службу при дворе Пу И. Красавица-китаянка к сорок шестому году родит ему четырёх детей - трех мальчиков и симпатичную девчушку. Но в сорок третьем году Борис неожиданно увлечётся марксизмом и нелегально будет сотрудничать с коммунистами Мао Цзе-дуна. Отец так никогда и не узнает, что его "приёмыш" примет идеологию, против которой он всю жизнь боролся… Легенда о тарбагане будет продолжена новой ветвью рода, переместившись надолго в Китай…
       
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Ну, пока, пожалуй хватит. Подожду каких-нибудь комментариев. Может придётся ещё всё в корзину сметать ;D ;D ;D
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн yeguofu

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 2347
  • Карма: 238
  • Пол: Мужской
Уважаемый laotou,

С удовольствием ознакомился с вашим трудом. Не могу не отметить, что тему вы подняли немаловажную со многих точек зрения.  В стране совсем не много людей, достаточно четко представляющих себе, что творится у  нас на Дальнем Востоке сейчас и что происходило на дальневосточных рубежах в ХХ веке.

Оценку изложения исторических событий и верности изображения персонажей, в том числе, и исторических, оставляю людям, более сведущим в этих вопросах. Мне же хотелось бы остановиться даже не на литературных достоинствах, а на восприятии написанного в целом.

Как это, может быть, ни печально, но в нынешние времена коммерческого книгоиздания приходится в первую очередь ориентироваться на то, как книга будет воспринята читателем.

Материал очень насыщенный, поэтому, как мне представляется, имеет смысл несколько рассредоточить или сократить лавину информации, которая обрушивается на читателя. В основной массе теперешние читатели, пожалуй, не настолько подготовлены, чтобы воспринять его. Я далек от того, чтобы советовать вам приспосабливаться и снижать планку. Нет, речь идет лишь об обработке материала для облегчения его восприятия. Хотя бы в духе упомянутого вами Хольма ван Зайчика. Думаю, вы согласитесь, что успех книг этого автора по большей части обусловлен достаточной легкостью слога.

Авторское начало у вас явно доминирует. Это совсем не плохо, однако иногда создается ощущение, что личность автора «зажимает» героев. Может быть, стоит немного «уйти в тень» и дать героев более выпукло, чтобы для читателя они думали и действовали отдельно от автора? Видимо, не мешало бы и поработать над подачей авторских отступлений, исторических экскурсов и переходов от последних к художественному повествованию.

Оговорюсь еще раз, это лишь впечатления заинтересованного в поднятой вами теме читателя и человека, немало лет проработавшего редактором в блаженной памяти «Худлите».

Вы, наверняка, прекрасно знаете, что к тексту привыкаешь, поэтому, возможно, имеет смысл дать написанному «отлежаться», чтобы, вернувшись через некоторое время, посмотреть на текст уже другим, не «замыленным» взглядом.

В целом могу поздравить вас с неплохим началом (если это начало) и выбором весьма перспективной темы. Тем более, как я понимаю, со всем материалом вы знакомы не понаслышке.

Если позволите и, конечно же, в зависимости от готовности материала, могу предложить вашу тему одному из издательств в Питере.

Желаю творческих успехов.
子曰三人行必有我師焉

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Цитировать
C удовольствием ознакомился с вашим трудом. Не могу не отметить, что тему вы подняли немаловажную со многих точек зрения.  В стране совсем не много людей, достаточно четко представляющих себе, что творится у  нас на Дальнем Востоке сейчас и что происходило на дальневосточных рубежах в ХХ веке.

Спасибо Вам, что не прошли мимо. Да, эта тема мне близка, так как, я сам забайкалец и мне очень хотелось поделиться тем, что было накоплено за многие годы. И показать, что у нас в стране окромя Москвы ещё есть огромная территория, называемая в простонародье ;)  Россией.

Цитировать
Оценку изложения исторических событий и верности изображения персонажей, в том числе, и исторических, оставляю людям, более сведущим в этих вопросах. Мне же хотелось бы остановиться даже не на литературных достоинствах, а на восприятии написанного в целом.
Здесь я старался максимально близко показать исторические события и исторических героев, хотя, наверняка, где-то и приукрасил, а где-то и приврал ;D Судить, конечно, читателям, особенно хотелось бы послушать критику восточников.

Цитировать
Как это, может быть, ни печально, но в нынешние времена коммерческого книгоиздания приходится в первую очередь ориентироваться на то, как книга будет воспринята читателем.
Да, конечно же, вы поняли сразу - первая глава выдаёт меня с головой. К сожалению, пришлось пойти по коммерческому пути - делать детектив. Хотя детектив основан на реальных событиях.

Цитировать
Материал очень насыщенный, поэтому, как мне представляется, имеет смысл несколько рассредоточить или сократить лавину информации, которая обрушивается на читателя. В основной массе теперешние читатели, пожалуй, не настолько подготовлены, чтобы воспринять его. Я далек от того, чтобы советовать вам приспосабливаться и снижать планку. Нет, речь идет лишь об обработке материала для облегчения его восприятия. Хотя бы в духе упомянутого вами Хольма ван Зайчика. Думаю, вы согласитесь, что успех книг этого автора по большей части обусловлен достаточной легкостью слога.
Пожалуй, Вы правы. Только у меня пока до неё (до этой книги) руки не доходят. Написана она была (вот эта часть) ещё в 2001 году, публиковалась в читинской газете "Дело" и с тех пор - тишина. Не могу никак настроиться :'(

Цитировать
Авторское начало у вас явно доминирует. Это совсем не плохо, однако иногда создается ощущение, что личность автора «зажимает» героев. Может быть, стоит немного «уйти в тень» и дать героев более выпукло, чтобы для читателя они думали и действовали отдельно от автора? Видимо, не мешало бы и поработать над подачей авторских отступлений, исторических экскурсов и переходов от последних к художественному повествованию.

Здесь, наверное, Вы опять правы - чувствуется мастер!

Цитировать
Оговорюсь еще раз, это лишь впечатления заинтересованного в поднятой вами теме читателя и человека, немало лет проработавшего редактором в блаженной памяти «Худлите».

Да что Вы, не надо оговорок, нормально всё. Для меня любое замечание ценно, правда, тем более, человека сведующего.

Цитировать
Вы, наверняка, прекрасно знаете, что к тексту привыкаешь, поэтому, возможно, имеет смысл дать написанному «отлежаться», чтобы, вернувшись через некоторое время, посмотреть на текст уже другим, не «замыленным» взглядом.
Вот года четыре не смотрел на него (на текст), тут вот открыл, прочитал и ничего не заметил. Видать, наглухо "глаз замылен". Теперь вот после Ваших замечаний посмотрю с другой стороны. Ещё раз спасибо!

Цитировать
В целом могу поздравить вас с неплохим началом (если это начало) и выбором весьма перспективной темы. Тем более, как я понимаю, со всем материалом вы знакомы не понаслышке.
Да, материал собирал долго и упорно. Ездил в Монголию, жил на Северо-Востоке Китая, копил материал, фактуру. Набрал много, на пару-тройку книг, а вот наступил сейчас какой-то ступор - не могу писать, хоть тресни! Уже за это время "настрогал" две лингвистических книжки, а эта "зависла".

Цитировать
Если позволите и, конечно же, в зависимости от готовности материала, могу предложить вашу тему одному из издательств в Питере.
Я, конечно, польщён. Спасибо Вам, только книжка пока не дописана, как я уже выше писал. Сначала надо как-то настроиться и дописать, а затем уж с издательством разговаривать. Но может вот это Ваше сообщение подстегнёт!

Цитировать
Желаю творческих успехов.
Буду стараться!

知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Ну, тогда продолжу постить главы из книги. Дальше пойдёт один любопытный документ (абсолютно подлинный), рассекреченный только в конце 20 века. Стиль документа и орфографию я оставил без изменений.
知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
Глава  X.

      В разведывательном отделе Управления НКВД по Читинской области во всю кипит работа. Январь сорок второго года. Немцы недавно отброшены от Москвы и поэтому настроение  приподнятое - первая серьёзная победа воодушевила всех. Люди даже стали улыбаться и шутить. Но у разведчиков как всегда уйма работы. Управление НКВД в 1937 году переехало в новое здание на улицу Ленина (бывшую Большую) в особняк золотопромышленника Шумова. Разведотдел занял самые удобные с точки зрения конспирации помещения и завершает работу по обработке и концентрации сведений о белой эмиграции в Маньчжурии. Получается довольно обширный материал, поэтому руководством Управления принято решение издать брошюру для внутреннего пользования. И, наконец-то, она готова…


Управление НКВД по Читинской области
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ ОТДЕЛ
___________________________________________________________

СОВ. СЕКРЕТНО.
ХРАНИТЬ НАРАВНЕ С ШИФРОМ.

Белоэмиграция в Маньчжурии

                                          ________________
г. Чита – 1942 г.



知彼知已,百战不殆

Война и мир

Оффлайн Laotou

  • Модератор
  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3523
  • Карма: 118
  • Пол: Мужской
ГЛАВА ПЕРВАЯ
А.   Центральные органы эмигрантов.

     Центральными органами белоэмигрантов в Маньчжурии являются: «Объединение, российских эмигрантов» и «Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжоуго» (ГБРЭМ).
     ГБРЭМ представляет собой административный орган, «Объединение» - совещательный. Над ними главенствует законодательный орган с неограниченной властью - «Токуму – кикан» - «Особый орган» или, как принято его называть у нас, «Японская военная миссия» - аппарат разведки военного ведомства Японии. Таким образом, организация белой эмиграции в Маньчжурии представляет собой как бы государство в государстве, в котором роль неограниченного монарха выполняет Особый орган (ЯВМ), ГБРЭМ - правительство при нем, а «Объединение эмигрантов», - парламент в абсолютной монархии. Эта аналогия оправдывается также и функциями трех «главков». Особый орган (ЯВМ) дает направление, организует и контролирует политическую деятельность белоэмиграции против СССР, ГБРЭМ как исполнительный орган, осуществляет эту деятельность, а «Объединение» занимается обсуждением третьестепенных бытовых вопросов, как, например, участие эмиграции в празднествах, организуемых японцами, вроде годовщин образования Маньчжоуго, дня японской армии, дня рождения императора Японии и «императора» Маньчжоуго и т. п., вопросами снабжения по карточной системе, вопросами воспитания молодежи и пр.
«Объединение эмигрантов» было организовано 6 декабря 1940 года по указанию японской разведки, в целях объединения всей белой эмиграции, для удобства руководства ею и контроля над всеми ее организациями. Это объединение официально носит административный характер, по существу же является ярко выраженной политической антисоветской организацией, составленной на федеративных началах. Короче говоря, внешне «Объединение эмигрантов» - административная единица, а в действительности - политическая организация, приспособленная японской разведкой для проведения ряда мероприятий, направ-ленных против СССР.
     До захвата японцами Маньчжурии, белая эмиграция не имела еди-ного органа ни политического, ни административного, но после оккупации Маньчжурии японцы решили, что пятидесятитысячное население белоэмигрантов должно быть максимально использовано для антисоветской политики: в мирной обстановке в качестве кадров разведки, а при военной, как авангард японских вооруженных сил. Ввиду этого в конце 1934 года, под руководством японских разведывательных органов, главным образом военных миссий (ЯВМ), подчиненных непосредственно второму (разведывательному) отделу Генерального Штаба, было создано «Бюро по делам российских эмигрантов», а с 1 июня 1940 года оно было переименовано в «Главное бюро по делам российских эмигрантов» (ГБРЭМ).
     ГБРЭМ и все его филиалы: районные бюро, (БРЭМ), отделения ГБРЭМ, отделения БРЭМ и представительства состоят в прямом ведении японских военных миссий. Последние повседневно руководят ими через своих представителей, именуемых «советниками», которые обязательно входят в состав ГБРЭМ и его периферийных организаций. Как правило, все советники, в основном, японцы, но в некоторых случаях эту роль выполняют также и особо доверенные эмигранты. Так например, при ГБРЭМ имеются два русских советника: Дудукалов А. Г. и генерал Зуев А. В. До них были: нынешний начальник ГБРЭМ генерал Кислицин, после него Иванов В. Ф., Москалев Т. П., Кациенко А. Ф., при Восточном районном бюро (в г. Муданьцзяне) до конца марта текущего года обязанности советника выполнял Европейцев В. К. и др.
     Статус белой эмиграции в Маньчжурии определяется следующими словами, приведенными в секретном «Предупреждении по вопросу об обращении с белыми русскими», адресованном начальником Хайларского Особого органа (ЯВМ) Суганами Ициро, начальнику полицейского управления Северо-Хинганской провинции, а именно:
     «По распоряжению властей руководство белыми русскими, вклю-чая также татар и евреев, полностью осуществляется Особыми орга-нами, ввиду чего все серьезные мероприятия в отношении белых русских, как аресты, содержание под стражей и. т. д. могут осуществляться (полицией и жандармерией. Примечание редакции) только после согласования этого вопроса со вверенным мне органом или его ближайшими отделениями» *).
      Не менее характерен для особого положения, в котором находится начальник ГБРЭМ генерал Кислицин В. А., также и следующий факт, имевший место 3 февраля 1942 г., а именно:
      На заседании начальников городских участков «Соседской взаимо-помощи» (тонари гуми) в Харбине, Гордеев М. II., начальник 4-го (финансово-хозяйственного) отдела ГБРЭМ, сделал, между прочим, следующее заявление:
       «Впредь о всех распоряжениях, которые получают начальники го-родских участков от муниципалитета, необходимо сообщать начальнику Главного бюро, так как только после санкции генерала Кислицина, они будут обязательны для них». Этот факт еще раз подтверждает, что ГБРЭМ и белоэмигранты могут получать прямые, обязательные для них распоряжения, только от начальников ЯВМ, все же прочие распоряжения властей в Маньчжурии должны быть санкционированы начальниками ЯВМ.
      При создании ГБРЭМ, его цели были официально сформулированы в специально опубликованном правительственном распоряжении. На ГБРЭМ возлагалась «Задача быть посредствующим звеном между правительственными и административными органами, с одной стороны и эмигрантами с другой, а так же оказание со стороны бюро всемерной помощи эмигрантам в экономическом и культурном отношениях». Однако, в действительности, дело обстоит иначе. Вся система ГБРЭМ в целом представляет собой аппарат, посредством которого японцы направляют жизнь всей белоэмиграции в соответствии с требованиями японской политики в отношении СССР. Таким образом, вся белая эмиграция представляет собой огромный резервуар кадров разведчиков, диверсантов и просто бандитов, засылаемых японцами на территорию СССР, а с другой стороны, кадры для вооруженного выступления на случай возникновения военных действий между СССР и Японией. В настоящее время, ввиду создавшейся международной обстановки, и в частности муссирования слухов о предстоящем вооруженном столкновении между СССР и Японией, активная деятельность всех белоэмигрантских организаций усилилась в небывалых размерах. Выступления «вождей» белоэмиграции и их руководителей, сотрудников ЯВМ, особенно харбинской ЯВМ, во главе с ее начальником Янагита Гэндзоо, отличаются особенной откровенностью.
       Ведущим органом всей японской разведывательной сети в Маньч-журии является японская военная миссия в Харбине, которая руководит всей сетью ЯВМ по всей линии Советско-Маньчжурской и Западно-Монгольско-Маньчжурской границы. Причем на восточном участке Советско-Маньчжурской границы (гор. Муданьцзян) руководство ЯВМ возложено на полковника Фукабори Юки (назначен 27 октября 1941 г.), на западном - (г.Хайлар) на полковника Суганами Ициро (назначен в конце августа 1941 г.). Заместителями этих начальников ЯВМ являются лица в чине подполковников и майоров, на менее важных участках ЯВМ возглавляют лица в соответственно более низких чинах. Генерал Янагита Гендзоо разъезжает по всей линии северной и западной границы и в южной Маньчжурии, инструктирует своих подчиненных и принимает непосредственное участие во всех косвенных и прямых активных действиях против СССР. Белоэмиграция откровенно называет Янагита «высоким другом и покровителем эмиграции» и Янагита охотно откликается на этот «титул». Во время ревизии, совершенной Янагита 25 декабря 1941 года в ГБРЭМ Кислицин В. А., выступая по этому поводу с речью, заявил следующее:
      «Позвольте мне еще и еще раз сердечно поблагодарить вас, Ваше Превосходительство, и заверить вас в том, что мы безгранично верим вам, глубоко уважаем вас и искренне, до конца преданы вам».
Что касается разведывательной работы в Южной Маньчжурии и в областях Северного Китая, прилегающих непосредственно к Южной Маньчжурии, то она сосредоточена в ЯВМ в Мукдене, начальником которой является Харада, хотя и состоящий также как и Янагита в чине генерал-майора, но подчиненный последнему.
Кроме Харбина, Муданьцзяна и Хайлара - главных центров японской разведывательной работы в С. Маньчжурии, ЯВМ находятся во всех местах сосредоточения белоэмигрантов.
      Без участия представителей ЯВМ не может состояться ни одно более или менее важное совещание, заседание, собрание, празднество и даже публичное развлечение, организуемые белой эмиграцией, если они носят даже не политический характер. Во «всех же остальных случаях ЯВМ через своих советников и тайных агентов постоянно находятся в курсе всей жизни и работы белоэмигрантов.
      В соответствии с требованиями японской разведки построена также и вся работа Главного бюро. Знакомясь с его структурой, можно составить ясное представление - какие требования предъявляют японцы русской белоэмиграции.
       ГБРЭМ имеет семь отделов: переселенческий, культурно-просветительный, учетно-статистический, финансовый, благотворительный, военный, (функции седьмого отдела пока еще не установлены) и молодежно-воспитательный отдел (с 9 мая 1942 г.).
       Вопрос о заселении эмигрантами, и в частности казаками, некоторых пограничных районов имеет существенное значение для японского военного ведомства при учете условий будущего вооруженного столкновения с СССР. Поэтому централизация белогвардейщины на более важных участках границы является мерой,  диктуемой требованиями основной линии японской политики по отношению к СССР. Заселение производится по прямому указанию военного ведомства в районах: Трехречья и реки Чол-в Западной Маньчжурии и в Восточной Маньчжурии в районе лесных концессий вокруг ст. Ханьдаохэцзы (Первая верста, 7-я верста-Кондовка, 22-я верста и 35 верста) и в уезде Чухо.
      Всю эту работу проводит переселенческий отдел.
      Так называемый «культурно-просветительный» отдел правильнее было бы назвать отделом агитации и пропаганды, так как на его обязанности лежит обработка общественного мнения белой эмиграции в духе требований японской разведки. Деятельность второго отдела протекает в трех направлениях:
а) По линии "информационной" (агитпропаганда) - организация лекций и собраний, посвященных определенным событиям, проведение кампаний и сборов материальных средств на разного рода политические цели, организация общеэмигрантских собраний для демонстрации антикоммунистических настроений белоэмигрантской массы и т.д.
б) По линии «школьной» работы - наблюдение за воспитанием мо-лодого поколения эмиграции в школах и молодежных организациях
в) По линии «спортивной» - работа среди молодежи.
     В основном, второй отдел ведет работу среди молодежи с целью вовлечения ее в активную политическую деятельность для подготовки кадров смены старшего поколения белогвардейцев. Задача отдела заключается в том, чтобы объединить молодежь и воспитывать ее в антикоммунистическом духе. В связи с организацией 9 мая 1942 г. нового молодежно-воспитательного отдела, структура 2-го отдела, вероятно, будет изменена.
      Кроме молодежи в сферу своего влияния отдел стремится вовлечь также казачество, особенно ту его часть, которая сосредоточена около рубежей Советского Союза.
      Вторым отделом с конца 1934 г. по 25 апреля 1942 г. заведовал первый заместитель начальника ГБРЭМ - «глава» «Российского фашистского союза» Родзаевский Константин Владимирович и поэтому, естественно, все организации, находящиеся под контролем или влиянием этого отдела, фашизированы. Даже казачество, организационно связанное с «Монархическим объединением», идеологически больше тяготеет к фашистам.
На совещании с фашистами в г. Маньчжурия в 1940 г. писарь казачьей станицы в г. Маньчжурия, подполковник Еремеев Т. Л. за-явил, что «между казачеством и фашистами создана нерушимая дру-жба». В отношении белоэмигрантской молодежи можно, пожалуй, без преувеличения сказать, что ее небольшая часть, которая склонна принимать участие в политической работе, следует в своем большинстве за фашистами. На почве соперничества между монархистами и фашистами за распространение влияния среди молодежи, между первыми и вторыми существует открытый антагонизм, хотя, по существу, конечные цели и задачи тех и других сводятся к одному - борьбе с Советской властью.
      Деятельность Родзаевского среди молодежи и казачества не соответствовала надеждам большинства белоэмигрантского актива и не встречала прямой поддержки со стороны монархически настроенных руководителей эмиграции, стремящихся во чтобы то ни стало закрепить приоритет руководства за «стариками». Но и в таком важном вопросе решающим элементом оказались установки, данные японской военной разведкой, так как, предоставляя Родзаевскому пост первого заместителя начальника ГБРЭМ, японцы питали большую надежду на возглавляемый Родзаевским «Российский фашистский союз», а после его ухода из Главного бюро 25 апреля, по-видимому, намерены поручить ему более ответственную работу. Радикальные лозунги Р.Ф.С, казались более подходящими для того, чтобы подготовить среди казачества и молодежи необходимые кадры разведчиков, диверсантов и резервы для вооруженных отрядов, которые в нужный момент можно было бы использовать против СССР. Именно этим обстоятельством и объясняется, что, в конечном итоге, перевес оставался на стороне Родзаевского и почему работа второго отдела ГБРЭМ, по существу, является работой РФС и будет таковой даже после его ухода из ГБРЭМ
      Для характеристики отношений между монархистами и фашистами можно привести пример борьбы за руководство, происходивший не так давно в центре между Родзаевским и Шепуновым Б.Н. - организатором и руководителем «Монархического Объединения», в Харбине. Последний до своего «изгнания» в Муданьцзян на пост начальника местного бюро (позднее Восточного районного бюро)*  был вторым заместителем начальника ГБРЭМ, но поскольку РФС действовало и действует более активно, чем «Монархическое Объединение», ЯВМ в Харбине помогла Родзаевскому выжить своего соперника на периферию и фактически сосредоточить всю политическую работу ГБРЭМ в своих руках, так как сам Кислицин, как политическая фигура, в расчет не принимается ни фашистами, ни монархистами благодаря своей бездарности и служит подставной личностью. Таким образом, в конечном итоге этой борьбы «Монархическое объединение» фактически превратилось в фикцию, хотя номинально продолжают существовать даже его филиалы на периферии.

*) 25 апреля  1942 г. уволен с должности начальника Восточного районного бюро.

      При втором отделе имеется довольно большой штат постоянных докладчиков па политические темы, из которых половина - члены РФС.
      Третий отдел ГБРЭМ - учетно-статистический, ведает учетом эмигрантов во всей Маньчжурии. Деятельность этого отдела представляет наибольший интерес, так как через него японская разведка производит подбор необходимых ей кадров для разведывательно-диверсионной работы. Под руководством японской разведки и при ее прямом содействии, третий отдел подыскивает для белоэмигрантов службу или работу. Здесь же производится регистрация актов гражданского состояния и оформляется переход из иностранного подданства в эмигрантское состояние. Дело в том. что в свое время многие белоэмигранты принимали иностранное подданство для обеспечении за собой ряда удобств в смысле условий проживании в Маньчжурии и подыскания занятий. Однако, и настоящее время, в обстановке войны между странами оси и демократическими странами, сохранение подданства последних должно было повлечь репрессии со стороны японских властей и поэтому выход из этого подданства и переход в прежнее эмигрантское состояний представлялся более выгодным. С другой стороны, положение белых русских эмигрантов улучшилось, так как им были предоставлены весьма существенные преимущества перед иностранными подданными.
      Третий отдел является важным для ЯBM в том отношении, что представляет собой как бы справочное бюро по делам белоэмиграции. ЯВМ, намечая для вербовки того или другого человека, получает о нем предварительно исчерпывающие биографические сведения.
      Для регистрация актов гражданского состояния при отделе имеется специальный стол. Деятельность канцелярии 3-го отдела характеризуется огромным количеством переписки с различными органами и учреждениями и исчисляется в десятки тысяч деловых бумаг.
      Четвертый отдел ведает всеми хозяйственными и финансовыми делами. В 1941 году этому отделу были переданы функции по снабжению белоэмигрантского населения продуктами первой необходимости, нормированными карточной системой. Отдел имеет ряд своих собственных торговых и коммерческих предприятий. Работа отдела ведется по пяти подотделам.
      Этот отдел доставляет ГБРЭМ известные маневренные денежные средства и поэтому облегчает содержание японской разведкой громоздкого аппарата Главного бюро с одной стороны и с другой - дает возможность экономить средства на организацию разведывательно-диверсионной сети.
Кроме того, так как в системе этого отдела имеется издательская часть, он тесно связан с деятельностью второго отдела, хотя официально оба отдела самостоятельны.
       В течение 1941 года издательская часть выпустила в свет следующие книги:
1. СЕРГЕЕВ Д.А. («нач. БРЭМ в Трехречьи») Очерки по истории белого движения.
2. КИСЛИЦИН В.А. В огне мировой и гражданской войны.
3. Его-же. Пантеон воинской доблести и чести.
4. КАЗАКОВ П.А. Под редакцией проф. Зайцева К.И. Русская история в русской поэзии.
5. Пушкин и его время. Альбом.
       Кроме книг издательская часть выпустила много антикоммунистических брошюр и открыток, в частности выпущены открытки, посвященные открытому в июле 1941 г. в Харбине памятнику «павшим в борьбе с Коминтерном». Выпущены портреты в красках семьи Николая Романова, атамана Семенова, Кислицина и пр.
       Пятый отдел - благотворительный. Большинство подведомственных или контролируемых отделом благотворительных учреждений существуют или на частные пожертвования или на началах самоокупаемости; те же учреждения, в отношении которых японская военная миссия не ограничивается только «щедрыми пожертвованиями для улучшения праздничного стола», но выдает более солидные средства (постройка богадельни для престарелых эмигрантов обошлась в 30.000 гоби), имеют специфическое значение для японской разведки. Таковы – «Приют для военных инвалидов», «Богадельня для престарелых эмигрантов» и отчасти «Русский дом» (училище-приют для сирот военных) т.е. такие благотворительные учреждения, которые созданы для оказания помощи ветеранам японской разведки или их семьям. Во всяком случае, содержание «благотворительных» учреждений на средства ГБРЭМ и ЯВМ обусловлено принципом целесообразности для нужд японского ведомства. Не исключена также и возможность того, что военные инвалиды-белоэмигранты оказывают «услуги» также и германской фашистской разведке.*)

*) На эту мысль наводит любопытное письмо председателя союза инвалидов генерал-майора Обухова, адресованное на имя Э.О. Фюттерера - президента акционерного общества "Чурин и К*", немца и члена местной фашисткой организации - 18 марта 1941 г. по случаю внесения им на нужды инвалидов 100 гоби. В письме говорится следующее: "Такой щедрый дар и постоянное внимание к инвалидам со стороны соотечественника нашего бывшего противника по первой мировой войне до глубины души трогает инвалидов и вызывает чувства благодарности. Правление союза инвалидов считает своим долгом сердечно благодарить Э.О. Фюттерера за пожертвования, оказываемые союзу в продолжении нескольких лет. Членам союза инвалидов хорошо известно, что из 6500 русских инвалидов, рассеянных в 22 государствах и объединенных в союзы, более 50 человек находятся в Германии, где нашли себе приют в Берлине, имея там прекрасное помещение и стол, содержаться немецкими благотворительными организациями, которые помимо содержания, выдают даже инвалидам (стиль письма сохранен. Прим. Редакции) ежемесячно на мелкие расходы - карманных денег по 30 марок.

      Для иллюстрации «благотворительности» к ГБРЭМ не безинтересно привести данные, опубликованные в сентябре 1941 г. за восемь месяцев.  Приход отдела за эти 8 месяцев выразился в сумме 17.718 гоби 49 фын (один гоби составляет около одной бумажной иены) Расход за тоже время - 23.844 гоби, 49 фын. Из этой суммы:
безвозвратных и возвратных пособий - 8.434.29
на погребение………………………….- 3.277.00
ночлежному дому……………………..-      80.00
на лекарства и врачей…………………-    876.15
на обеды для призреваемых…….…….. 1.895.44
на больничные учреждения……..……- 6.195.20
на призрение бедных……………….…-1.236.50
на помощь учащимся………………..…   844.00
知彼知已,百战不殆

Война и мир