Энергетическая зависимость или пределы возможностей Запада На кухне трехкомнатной квартиры в Братиславе горит газовая плита. Голубой язычок пламени постепенно уменьшается. В соседней квартире – то же самое, как и во всем доме. И так – по всему городу, по всей стране. Словакия встревожена. И Европейский союз тоже выражает озабоченность, так как давление в трубах продолжает падать.
Две недели назад Европа с ужасом обнаружила, что событие, на первый взгляд, непосредственно ее не касавшееся, имело самое прямое отношение к ее обеспечению энергией.
Российско-украинская "газовая война" и падение давления в большом газопроводе "Дружба", организованное российской энергетической компанией "Газпром", помогли европейским странам осознать жестокую реальность соотношения сил, вырисовывающегося в эпоху новых энергетических войн. Каким тоном следует разговаривать с Кремлем, если именно от него зависит величина голубого языка пламени на кухнях всего континента? Нужно ли критиковать Путина за Чечню или за ущемление гражданских свобод в его стране?
Конечно, это преувеличение: сегодня Россия лишь на 25% удовлетворяет потребности Европейского союза в газе. Но эта доля удвоится через десять лет с завершением прокладки крупных экспортных магистралей, таких, как Северо-Европейский газопровод, который проляжет по дну Балтики и свяжет Санкт-Петербург с Ростоком.
За несколько тысяч километров отсюда иранские инженеры-атомщики сняли печати со своих установок по обогащению урана. Чего им бояться? Гнева Запада? По сути дела, он маловероятен. Ибо Тегеран, как и Москва, располагает оружием сдерживания гораздо более примитивным, чем атомная бомба, но намного более эффективным в нынешней ситуации энергетической паники – нефтью и газом.
Иран владеет очень крупными резервами углеводородного топлива. Он занимает второе место в мире по запасам черного золота (133 млрд баррелей), уступая только Саудовской Аравии (262 млрд баррелей). По своим гигантским запасам газа он уступает только России. Конечно, инфраструктура иранской нефтяной промышленности устарела: после свержения шаха для ее модернизации не сделано ничего или почти ничего. А некоторые скважины выглядят такими древними, будто они были прорыты в эру "нефтяного колониализма", когда Персия находилась под двойной опекой Лондона и Anglo-Persian Company, предка ВР!
Но даже в этих условиях иранцы качают по 4,2 млн баррелей в день. 63% из них экспортируется, но эта доля могла бы быть и большей, если бы иранская экономика, столь же отсталая, не потребляла так много черного золота.
География этого экспорта имеет капитальное значение, так как именно с опорой на нее Тегеран собирается разыгрывать свою дипломатическую партию, чтобы защитить свои ядерные амбиции.
На первом месте среди нефтяных клиентов Тегерана находится Китай, постоянный член Совета Безопасности ООН. В 2004 году Пекин заключил с Ираном контракт на поставки нефти и газа на сумму в 70 млрд долларов. В этих условиях непонятно, когда иранское ядерное досье будет рассматриваться в Совете Безопасности и как могут китайцы отказаться от использования своего права вето.
В последнее время Махмуд Ахмадинежад выглядит несколько возбужденным (скоропалительные заявления, воинственная риторика), но в его партитуре сквозит уверенность, гарантированная черным золотом. Вашингтон и европейские страны угрожают? Ничего страшного, китайцы едят у него с руки. Русские тоже, хотя и в меньшей степени: в лице Тегерана они находят лучшего покупателя российских обычных вооружений и гражданского атома.
Располагая нефтяным оружием, иранский режим, кто бы в нем не играл роль первой скрипки – аятоллы или Ахмадинежад, – прекрасно знает, что у сценария санкций против него очень мало шансов быть воплощенным в жизнь. Для Запада это было бы равносильно тому, чтобы пустить себе пулю в ногу: так резко подскочила бы цена на нефть. В интернете специализированные блоги (
www.theoildrum.com) пестрят прогнозами ситуации, к которой привело бы даже временное, даже частичное перекрытие иранского крана.
Впрочем, вот уже несколько дней атомный кризис вновь поднял цену барреля на историческую отметку (в 70,85 доллара), достигнутую в конце лета.
Если Ахмадинежад решит поиграть с нефтяными резервуарами Абаданского нефтеперерабатывающего завода или Харгским терминалом (на острове Харг в Персидском заливе. – Прим. ред.), это еще не будет катастрофой само по себе. Планета от этого в одночасье не останется без черного золота. Проблема в том, что сегодня уже не существует – как это было раньше – "амортизатора" в виде мощностей, способных наращивать нефтедобычу по мере необходимости.
Все государства-производители, начиная с Саудовской Аравии и России, качают на полную мощность, пользуясь стремительно растущим спросом и высокими ценами. Так что в нынешних условиях каждая новая филиппика Ахмадинежада отражается на энергетических расходах Запада.
Этот механизм не нов. Арабы уже использовали нефтяное оружие в 1973 году, во время войны Йом-Киппур 1973 года, во времена, когда Запад был гораздо менее зависимым в энергетическом плане, чем сейчас. За несколько недель первый нефтяной шок поставил Запад на колени. Помнится, что второй шок (1979 года) тоже пришел из Тегерана – с приходом к власти Хомейни.
И еще одно обстоятельство, играющее на руку Ирану: нет никаких гарантий, что нынешний единый фронт Вашингтона и европейских стран по иранскому досье не распадется, если Тегеран поставит под вопрос деятельность иностранных нефтяных компаний на своей территории.
Американские нефтяные гиганты не работают в стране с 1979 года: конгресс принял законы, запрещающие любую торговлю с Ираном. Некоторые из них (например, закон Хелмса-Бартона) носят экстратерриториальный характер. Но они никогда не мешали французской компании Total вести дела с режимом мулл. Например, Total вложила многие миллиарды долларов в разработку гигантского газового месторождения "Южный Парс-2" в Заливе. Наступательная позиция Парижа в Совете Безопасности неминуемо поставит этот контракт под угрозу. Вывод: для демократической риторики у Запада не осталось энергетических ресурсов.
18 января 2006
Голосование