Вы не прикладывайте файл - во-первых, он не скачивается, а во-вторых, многим не очень нравится себе на комп сохранять чужие вордовские файлы.
Если рассказ небольшой, просто опубликуйте в посте весь текст.
Спасибо, за совет! Выкладываю.
Чэнь Ладошка В то время у нас в городке акушеров почти не было. Как приходила женщине пора рожать, звали повитуху. И почти всегда заранее было известно, какую повитуху позовут в какой дом. Всех барчуков и барышень, что рождались у первой, второй или третьей молодой госпожи, обычно принимала одна и та же повитуха. Стороннему человеку в таком деле довериться никак нельзя, повитуха должна быть своей в доме. Тогда она наверняка знает, что за порядки в этой семье, помнит, кого из пожилых служанок звать подсобить, подержать роженицу за поясницу. Вдобавок люди обычно верят, что у их повитухи «рука счастливая», и роды с ней пройдут благополучно. А повитухи молятся Матушке-чадоподательнице, каждый день возжигают перед ней благовония. Кто же пригласит врача-мужчину принимать роды? Медицине у нас учились одни парни, только дочка Ли Хуаляна пошла по стопам отца, стала единственной женщиной-врачом на весь город. Роды она принимать не умела, лечила только внутренние болезни, жила старой девой. А из студентов-медиков разве кто стал бы учиться на акушера? Все брезговали, считали, что это никчемное, низкое занятие. Но всё же один такой нашелся. Чэнь Ладошка, он был у нас знаменитым врачом-акушером.
Ладошкой его прозвали за крохотные ручки — даже меньше, чем у женщин, и гибче, нежнее женских ладоней. Он был мастер принимать трудные роды. Справлялся и когда ребенок в утробе лежал поперек, и ногами вперед — конечно же, не без лекарств и инструментов. Говорили, что рожать с Чэнем Ладошкой легче, потому что ручки у него маленькие и ходят мягко. В богатые дома его звали редко, только если не было другого выхода. А в семьях среднего достатка и в бедных домах брезговали меньше: когда роженица мучилась с неправильным предлежанием, и повитуха не могла справиться, то предлагала: «Отправьте за Чэнем Ладошкой».
У Ладошки, конечно же, было и полное имя, но никто его по имени не звал.
В родовспоможении мешкать нельзя, ведь речь идет о двух жизнях. Чэнь Ладошка держал коня. Это был скакун, весь снежно-белый, ни единого пятнышка. Знатоки говорили, что побежка у него резвая, мелкая, ровная — по-фазаньи идет. Жили мы среди воды, и мало кто держал лошадей. Всякий раз, как через городок проходила конница, народ наперегонки бежал к каналу поглазеть на «кавалеристов», нам это казалось зрелищем хоть куда. Часто можно было увидеть, как Ладошка верхом на белом скакуне спешит в чей-то дом принять роды, поэтому к его прозвищу приклеили еще и коня, получилось «Чэнь Ладошка на белом коне».
Братья по цеху, терапевты и хирурги, свысока смотрели на Ладошку, не признавали, что он врач, держали его за простую повитуху в мужском облике. Чэнь Ладошка это близко к сердцу не принимал, и если кто просил его принять роды, он тотчас седлал коня и во весь опор мчался на зов. Стонущая, перепуганная роженица сразу немного успокаивалась, заслышав звон бубенцов на шее коня Чэня Ладошки. Соскочив с коня, он тут же входил в родильную комнату. Спустя какое-то время (иногда и очень долгое) оттуда доносилось «Уааа» — ребенок родился. Чэнь Ладошка весь в поту выходил из комнаты, кланялся хозяину дома: «Поздравляю! Поздравляю! С матерью и ребенком всё благополучно!». Хозяин расплывался в улыбке, протягивал доктору красный конверт с вознаграждением. Чэнь Ладошка брал конверт и не глядя опускал его в карман, затем мыл руки, выпивал стакан горячего чая, бормотал «Виноват» и садился на коня. Слышно было только, как звенят бубенцы: «Динь-дон, динь-дон» — всё дальше и дальше.
Много жизней спас Чэнь Ладошка.
Однажды в город пришла Союзная армия. Те несколько лет по нашим местам гоняли друг друга две армии: Национально-революционная — мы ее называли «армия Гоминьдана» — сражалась с войсками Сунь Чуаньфана. Сунь Чуаньфан величал себя Главнокомандующим объединенной армии пяти провинций, а его войска назывались Союзной армией. Союзная армия расквартировалась в Храме Небесного Владыки, там встал целый полк. Жене командира полка (кто ее знает, настоящая то была жена или наложница) пришло время рожать, и никак она не могла разродиться. Позвали повитух, да всё без толку. Барыня та вопила, как резаная свинья. Командир полка отправил за Чэнем Ладошкой.
Ладошка явился в Храм Небесного Владыки. Командир маялся, кружил около родильной комнаты. Увидел Чэня Ладошку, процедил:
— Чтоб сберег мне и женщину, и дитя. Не сумеешь — голову снесу! Ступай!
Та женщина вся заплыла жиром, с Ладошки семь потов сошло, когда он все-таки вытащил из нее ребенка. Долго тягался он с этой толстухой, никаких сил не осталось. Пошатываясь, вышел из родильной, поклонился командиру полка:
— Командир! Поздравляю вас — мальчик, маленький барин!
Командир полка осклабился:
— Побеспокоил я тебя. Прошу!
Снаружи был накрыт богатый стол. Адъютанты тоже сели пировать. Чэнь Ладошка выпил две стопки. Командир отсчитал двадцать серебряных даянов, преподнес их Ладошке:
— Это тебе! Уж не взыщи.
— Тут много, слишком много!
Ладошка допил вино, спрятал деньги и стал прощаться:
— Виноват, виноват!
— Ну, не провожаю.
Чэнь Ладошка вышел их Храма Небесного Владыки, запрыгнул в седло. Командир достал пистолет и выстрелом в спину сшиб его с коня.
— Кто позволил ему лапать мою женщину! Ни один мужчина не смеет касаться ее тела, только я. Вот подлец, негодяй! Бабку я его имел!
Командир был страшно обижен.