Автор Тема: Специфика межличностной коммуникации японцев и разговорная речь  (Прочитано 20191 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Syny

  • Модератор
  • Бывалый
  • *****
  • Сообщений: 215
  • Карма: 12
  • Пол: Женский
 НАЦИОНАЛЬНО КУЛЬТУРНЫЕ ЧЕРТЫ РАЗГОВОРНОЙ РЕЧИ
§1. Специфика межличностной коммуникации японцев и разговорная речь
Наблюдения над японской разговорной речью показывают тесную связь с национальными традициями устно-речевого общения и межличностной коммуникации в целом. В свою очередь традиции эти во многом определяются спецификой национальной культуры, психологии и пр. Важная роль в этом плане принадлежит, в частности, традиционному этикету социального поведения. Его отличает особый учет факторов взаимных отношений общественного положения партнеров и пр. Кратко назовем основные из этих факторов (см., например: Фролова, 1997, с. 11—20).
Отношения «старший—младший». Они включают учет социального статуса в целом, места в коллективе (учебном, рабочем и пр.), возраста и пола. «Старшие» в этом плане являются обычно вышестоящими по отношению к «младшим», что предопределяет поведение партнеров. Сюда включаются и традиционные отношения полов, предусматривающие высшее положение мужчин в обществе и семье.
Отношения «свой—чужой». В понятие «свои» японцы включают прежде всего свою семью и родных, друзей, членов своего коллектива/ коллективов и пр.; им противопоставляются «чужие» — соседи, члены другого коллектива, незнакомые люди в общественных местах и пр. Общение в кругу «своих» обычно отличается непринужденностью, тогда как отношения с «чужими» носят преимущественно формальный характер (см. далее)
Отношения добра—благодарности. Они требуют постоянного учета сделанного человеку добра, оказанного благодеяния (даже если оно не столь значительно). По отношению к благодетелю всегда следует быть вежливым, стараться платить ему добром.
Отношения «клиент—обслуживающая сторона». Они характерны для всей совокупности сфер хозяйственно-экономической деятельности людей и предусматривают высшее положение клиента и низшее – обслуживающей стороны, с соответствующими нормами и стереотипами поведения.
Среди национально-психологических факторов важную роль играют,  в частности, базовые национальные коммуникативные установки, понимаемые как наиболее постоянные типичные
коммуникативные цели, черты поведения в обществе и отношений между людьми. Вместе с тем в условиях отсутствия какого то общечеловеческого инварианта социального поведения изучение национальных особенностей коммуникации японцев естественно приводит к сопоставлению, в первую очередь с русскими. Примечательная черта японцев как нации — высокая общность, стереотипность их социального поведения. Представляется возможным выделить следующие базовые национальные коммуникативные установки. Высокая сдержанность и терпимость, склонность к критическому самоанализу; стремление к налаживанию благоприятных, доброжелательных отношений с окружающими (в особенности с сообществом, группой и пр., членом которых является человек); приоритет общественного перед личным, всемерный учет интересов и позиций окружающих в сочетании с затушевыванием личного плана (вплоть до ущемления собственных интересов ради общественного согласия); строгое разграничение поведения в повседневно-личной и официально-публичной сферах.
Все это в той или иной степени находит выражение в повседневной речевой и невербальной коммуникации японцев. Среди ее типичных особенностей выделяется прежде всего значительная сдержанность поведения, особенно в выражениях личного плана, при активности функции обеспечения социальной гармонии.
Устно-речевая коммуникация японцев
Устно-речевая коммуникация японцев в целом характеризуется невысокой активностью; исследователи рассматривают низкий уровень опоры на речь как отличительную черту национальной культуры общения (Холл,) Многословие и красноречие традиционно вызывают недоверие и осуждаются общественной моралью; напротив, ние выступает активным самостоятельным средством межличностного общения и в зависимости от ситуации способно выражать различные смыслы (Мидзутани, 1991, с. 4). Показательна также сравнительно невысокая громкость речи японцев. При таких общих условиях речевое поведение японцев существенно варьируется в зависимости от принадлежности партнера к «своим/чужим». Как правило, они сдержанны при контактах с незнакомыми и малознакомыми людьми и вполне общительны, раскованны в кругу близких и друзей (см.: Акишина, Кано, 1980, с.   7 8; Мидзутани, 1994, с. 16—17).
Японцы весьма осторожны в изложении собственных мнений и взглядов, предпочитают расплывчатые, нечеткие формулировки. Всемерно заботясь о том, чтобы не причинить моральный ущерб собеседнику, они избегают прямых негативных оценок и споров. Конфликты обычно улаживают путем поиска согласия и компромисса, редко доводя дело до открытого и резкого речевого столкновения (Сасаки, 1993, с. 43; Джоунз, там же, с. 68—74). Выражение личных интересов, желаний и пр., как правило, также принимает завуалированную форму. При этом апеллируют скорее к чувствам, чем к логике, и ожидают от партнера понимания и учета своих позиций и нужд; неумение угадывать чувства и мысли собеседника является большим минусом в глазах японцев (Мидзутани, 1991, с. 9; Такамидзава, 1994, с. 31).
Общепризнанна сдержанность японцев в выражении эмоций (см., например: Акишина, указ. соч., с. 5; Раздорский, 1981, с. 106) Степень языковой оформленности эмоций, негативных и позитивных, относительно невысока, и они слабо направлены на окружающих. В этой связи можно отметить признаваемую лингвистам ограниченность бранных средств широкого употребления, а также отсутствие в японском языке феномена обсценной речи (Оку* яма, 1970, с. 395). Одновременно обращают на себя внимание бедность продуктивных средств создания лексики с уменьшительно ласкательной  окраской,   крайне  малое   число   специальных ласкательных обращений в сфере семейного и интимного общения. Видимо, всё это явления одного порядка, отражающие общую тенденцию к непрямому выражению эмоций.
Важнейшей функцией речи японцев является обеспечение благоприятных, гармоничных социальных отношений. Типичные черты повседневного личного общения — повышенная вежливость и доброжелательность, смягченная тональность. Это обеспечивается целым комплексом языковых и паралингвистических средств, включающих этикет, средства вежливости и пр.
В частности, система речевого этикета развита в японском языке весьма высоко и отличается строгой регламентированностью. В ее составе выделяются сферы публично-официальной и повседневно-обиходной речи. Специфическая особенность речевого этикета японцев состоит в тесной, неразрывной связи с этикетом невербальным (см. далее). Важной отличительной чертой этикета повседневной речи является так называемое активное слушание — подчеркнутое проявление заинтересованности в разговоре и непрерывное стимулирование речи собеседника осо¬быми речевыми контактоустанавливающими элементами (см., например: Раздорский, 1981, с. 58). Очевидно, что это в определенной степени связано с традициями непосредственного общения, исключающими постоянный зрительный контакт.
Выражение вежливости в повседневной коммуникации обеспечивается наряду со специальными средствами (кэйго) также особыми средствами смягчения тональности речи — лексико-грамматическими модераторами, такими, как высокочастотные семантически полуопустошенные формулы извинения и благодарности {сумимасэн, до:мо), ряд наречий (тётто «немного», дай-тай «в общем» и пр.), различные модальные синтаксические конструкции оформления фразы типа то иэру то омоимасу «пожалуй можно сказать», табун ... дзя наи дэсё: ка «вероятно, так», конструкции с союзами га, кэрэдомо/кэдо (Мо: сукоси митэ итадакитай н десу га  «Не могли бы вы еще немного посмотреть») и др. Важную роль в этом плане играют интонационно-Просодические средства.
Одним из активных приемов создания благоприятных ношений и снятия напряженности в повседневной коммуникации является использование юмора. Опыт общения с японцами убеждает, что именно этому в первую очередь служат легкие, непритязательные обиходные шутки. В то же время юмор ради самовыражения, оживления беседы, строящийся на игре ума и слова, нехарактерен для большинства японцев. Сталкиваваясь с ним (например, при общении с русскими), они часто не понимают его функций и оказываются не готовы к адекватному восприятию.

Невербальная коммуникация.
Прежде всего следует отметить, что наиболее широкое и активное использование невербального канала коммуникации, особенно жестикуляции и мимики, наблюдается в повседневной неофициальной сфере общения. (Ср., например, публично-официальную речь, где опора на невербальные средства значительно ниже.) В целом же невербальное поведение японцев, как и речевое, характеризуется повышенной сдержанностью. Так, традиционно принято избегать активного физического контакта, в том числе в семейном обиходе и общении с друзьями (см., например: Neustupny, 1987, с. 139). Существенно ограничено использование ритмических жестов, акцентирующих речь, а сами они имеют относительно небольшой размах движений (Акишина, Кано, 1980, с. 7—8).
Эмоции выражаются весьма скупо (в частности, можно отметить вялость мимики лица, особенно бровей и рта). Большинство средств передачи эмоций обращены скорее к себе, чем к окружающим (Раздорский, 1981, с. 109—110). В целом набор собственно японских жестов негативных и позитивных эмоций, имеющих направленный характер, относительно небогат. Так, например, традиционно отсутствуют ярко выраженные жесты грубого отказа, открытой угрозы, прямого оскорбления; го возмущения и пр. (типичное невербальное выражение возмущения, гнева — короткий взгляд в глаза чуть исподлобья с холодно-нейтральным выражением лица). Почти нет исконно японских интенсивных жестов позитивной оценки, радости, отчаяния скудны средства выражения ласки и т. д. Особенно важная коммуникативная роль принадлежит не-вербальным средствам вежливости, этикета и типовых ситуаций общения. Здесь выделяются такие группы жестово-мимических средств, как апеллятивно-указательные, знакомства и приветствий, поздравления и соболезнования, извинения и благодарности, просьб, согласия и отказа, застолья и некоторые другие. В большинстве своем они сопровождают или замещают соответствующие языковые формулы. Значительная часть таких средств имеет функционально-стилистическую окраску, в соответствии с чем их можно приблизительно разделить  на две  группы: 1) вежливые и официально-церемонные (употребляемые в нейтрально-вежливом и официальном общении), 2) буднично-обиходные, распространенные главным образом в непринужденном, обиходно-бытовом и фамильярном общении.
Обиходные невербальные средства входят в состав стиля РР и зачастую сочетаются с разговорными языковыми средствами. Так, нейтрально-вежливое выражение просьбы Онэгаи симасу «Прошу вас» обычно сопровождается поклонами, тогда как в обиходном и фамильярном общении для этого могут использоваться выражения Коно то:ри «Очень прошу», Таному «Прошу тебя» и другие со складыванием рук перед лицом. В нейтрально-вежливом общении фактически нет специального жеста отрицания, в обиходе же имеется несколько таких жестов, которые могут сопровождаться соответствующими словесными выражениями: выставление перед собой скрещенных в кистях рук со словом баттэн «нет» (в детской речи баттэнко «нетушки»), выставление скрещенных указательных пальцев со словом пэкэ «нет» и др. Следует отметить также значительную дифференцированость обиходных средств этикета по половозрастному признаку мужские, женские, молодежные). Так, общими, универсальными вежливо-официальными жестами приветствия являются поклоны, тогда как в непринужденном, фамильярно-дружеском общении распространены мужские и женские жесты приветствия (у мужчин — поднятие руки и др., у женщин —махание рукой в стороны). В вежливом общении общими жестами извинения/ благодарности также выступают поклоны, в обиходе же для этого имеется, например, мужской жест (поднятие руки ребром ладони на адресата) и пр.
Регулярное употребление языковых формул этикета в сочетании с невербальными приводит к образованию специфических языково-невербальных этикетных единиц. Типичный пример — формулы благодарности и извинения До:мо аригато: годзаимасу «Большое спасибо» и До:мо сумимасэн «Извините, пожалуйста», в обязательном порядке сопровождаемые поклонами. В непосредственном общении употребление этих формул без поклонов воспринимается как нарушение этикета (см., например: Neustupny, 1987, с. 140). (Примечательно, что употребление высокочастотных языковых формул этикета рефлекторно вызывает у многих японцев соответствующую моторную реакцию даже в отсутствие визуального контакта с собеседником, побуждая их, например, кланяться при разговоре по телефону, и т. д.) В непосредственном общении такие комплексные единицы иногда принимают характер семантических единств, языковые элементы которых употребляются лишь в сочетании с невербальными (такова, например, обиходная формула усиленной просьбы Коно то.ри «Очень прошу» со сложением рук перед грудью и легким поклоном).
В повседневном общении, в особенности непринужденном, обиходно-бытовом и пр., имеется также широкий массив жестово-мимических средств, обслуживающих актуальные коммуни¬кативные нужды этой сферы и обычно закрепленных за нею функционально (см.: Neustupny, указ. соч., с. 137). Основная часть этих средств входит в упомянутые выше тематико-семантические поля данной сферы, тесно взаимодействуя с ее языковыми средствами. Такие связи, как отмечают многие лингвисты, носят универсальный характер (см., например: Колшанский, 1974, с.5)
Здесь можно выделить следующие группы: характеристик людей, их поведения и ситуаций повседневной жизни (болтун ревность, лесть, потеря работы и т. д.), обозначения обиходных
предметов и понятий (деньги, пища, спиртное); психоэмоциональные средства (их диапазон заметно расширяется по сравнению с нейтральной сферой коммуникации; так, здесь имеются жесты и мимика открытой насмешки и неприязни, презрения, сексуального интереса и пр.). Такие средства обычно носят соответствующую стилистическую окраску: повседневно-бытовые и фамильярные, в том числе сниженные. Многие имеют также дополнительные эмоционально-экспрессивные коннотации (шутливые, иронические, пренебрежительные и пр.). Часть этих средств дифференцируется по половозрастному признаку на мужские, женские, молодежные и детские (к последним относятся, например, дразнилки, жесты игр и пр.). Значительное количество жестов этой сферы обладает конкретной образностью, нередко пиктографичностью. Можно предположить, что это в определенной мере связано с чувственно-образным мышлением, особенно свойственным японцам в повседневной жизни (ср., например, высокую активность ономатопоэтической лексики в обиходной речи).
Приведем некоторые примеры таких средств: «хозяин/лю¬бовник» — поднятый вверх большой палец; «еда» — одна рука держит воображаемую плошку с рисом, пальцы другой руки изображают палочки; «деньги» — большой и указательный пальцы соединены в кольцо, изображая монету; «ссора» — скрещивание указательных пальцев перед грудью наподобие мечей в поединке, шутливая демонстрация силы — сжатая в кулак рука сгибается в локте, другая ложится на ее бицепс.
Значительная часть жестов такого рода выполняет перифрастическую функцию, замещая языковые средства. Это обеспечивает необходимую в данной коммуникативной сфере экономию языково-интеллектуальных усилий, а также существенно повышает экспрессивность сообщения. В речи эти жесты могут сопровождаться пояснительными словами корэ «это», ко: «так», ко:суру «Делать так», конару «стать так» и пр. Например: Нё:бо га коре
 «любовница» — поднятый мизинец] но кото о кагицукэтэ осаваги о окосита «Жена пронюхала про это дело /про любовницу/, сцену устроила». Ано футари ва ицумо ко: [жест «ссор ссориться»] да кара «Вечно они между собой вот так вот».Регулярная замена словесных средств жестами, как уже отмечалось, приводит к возникновению тесных связей между ними. Среди таких языковых средств особенно заметны коллоквиализмы (лексика, фразеология, клише). Здесь можно выделить языково-невербальные соответствия (или комплексы) и единства. К первым мы относим случаи регулярной замены языковых единиц невербальными (сами такие языковые единицы нередко этимологически связаны с невербальным поведением). Так, обиходный жест «хвастун, хвастаться» (приставление кулака или обоих кулаков к носу, как бы удлиняя его) заменяет разговорные ФЕ хана га такай, тэнгу ни нару «задирать нос»; фамильярный жест «безза¬ботная жизнь» (держа в левой руке воображаемый веер, два-три раза обмахнуться им) используется взамен ФЕ хидари утива; жест «обман» (прикосновение кончиком как бы смоченного слюной указательного пальца к брови) замещает вербальные синонимы маюцуба или ФЕ маю но цубамоно. Языково-невербальные единства (сращения) возникают в случаях одновременного употребления устойчивых языковых и невербальных единиц. Например, бытовой жест усиленной просьбы (складывание рук перед грудью) сопровождается фамильярным выражением коно то:ри «Очень прошу» и др.; фамильярный жест «гангстер» (указательным пальцем проводят сверху вниз щеке, изображая шрам от ножа) составляет единство с фамильярным оборотом корэ но моно «тип с этим делом» и т. п.
Говоря о связи речевых средств со спецификой поведения японцев, следует упомянуть и такую особенность национально бытовой культуры, как довольно высокая степень свободы обнажения тела в публичных местах. Достаточно вспомнить, например, покрой некоторых видов японской национальной одежды обычаи совместного пользования общественными банями, спальнями, туалетами и т. д. Возможно, в этом кроется одна причин того, что интимные части тела, физиологические направления и пр. - а следовательно, и их названия — не столь связываются в представлении японцев с чем-то нечистым, непристойным. В этом аспекте показательна также значительная допустимость в повседневном общении разговоров на подобные темы. (Здесь можно отметить наличие специального клише бытового речевого этикета — извинения за такой разговор: Китанаи ханаси дэсу га...» «Извините, что говорю о таких вещах».) с данной чертой речевого поведения японцев, как представляется, связано и то, что соответствующая лексика, будучи стилистически сниженной, все же входит в состав литературного языка и проявляет здесь достаточную активность, в том числе в словообразовании, создании фразеологизмов, междометий и пр. (например, кусо «испражнения», кэцу «зад», сёмбэн «моча», хэ «ветры» (перен.); кусо! «черт!», кусо дэмо кураэ «черт побери!», кусомадзимэ «серьезный до занудливости», кэцу но ана га тиисаи/о:кии «робкий, ограниченный / смелый, с широкой душой», бириккэцу «последний», каэру но цура ни сёмбэн «как об стенку горох», хэ о хиттэ сирисубомэ «наломать дров и прикинуться невинным»).
Наряду с рассмотренными выше особенностями коммуникации японцев и в связи с ними действуют и другие важные факторы, оказывающие влияние на разговорную речь, главным образом на формирование состава ее лексико-фразеологических средств. Это прежде всего языковая ситуация в обществе в данный, достаточно длительный период его развития и долгосрочная языковая политика государства. Имеется в виду, в частности,
активность/пассивность в общественной жизни определенных возрастных и социально-профессиональных групп людей преступного мира, армии, подростков и молодежи и пр.,) часто имеющих свое специфическое арго, способное в определенных условиях оказывать существенное влияние на словарный фонд
национального языка. В Японии, как известно, относительно низкий уровень преступности, а преступный мир строго эзотеричен,
практически не имеет контактов с обществом; армия наемная и небольшая; криминогенная и прочая самодеятельная активность подростков и молодежи не имеет того масштаба, которым она отличается, скажем, в России и многих западных странах. Таким образом, можно, видимо, констатировать отсутствие в обществе условий для формирования широкого общежаргонных средств, являющегося питательной средой ненационального, а через него и литературного просторечия многих современных языках. (Из перечисленных выше социальных групп молодежь, как представляется, оказывает наиболее заметное влияние на национальный литературный язык) Словари синонимов и другие подтверждают бедность тематико-семантических групп коллоквиализмов, обычно активно обслуживаемых жаргонами (в том числе обозначений представителей правозащитных органов, употребления спиртного и наркотиков, физического насилия, секса и пр.). Наконец, государство довольно строго контролирует в этом плане СМИ, художественную литературу, сферу образования и прочие институты, причастные к языковому воспитанию нации.