Вчера вечером. Явь.
Шанхай. Воин.
Я и хотел, чтобы он позвонил, и боялся этого. Он позвонил.
- Приветствую! Я уже в Шанхае, в гостинице. Когда сможем
встретиться?
- Если в районе Бунда, то я смогу быть минут через двадцать.
- А Бунд – это где?
- Это набережная, её по-английски Банд называют, а по-китайски –
Вайтань.
- А, знаю! Я как раз в начале живу, у моста.
- Это там, где российское консульство?
- Нет, с другой стороны.
- Ну, тогда, наверное, одновременно и подъедем.
- Отлично. Где встретимся?
Я попытался сообразить, как будет лучше. Потом сказал:
- А у Вас как с китайским языком?
Он хмыкнул.
- Не переживай, доберусь.
- Тогда Вам нужно будет по Вайтаню доехать до угла с Ханькоу Лу,
выйти и немного пройти в сторону центра, от реки. Там на левой
стороне будет пивной ресторан метров через пятьдесят, Bund Brewery.
Он приметный, с большими окнами и вертикальной вывеской
перпендикулярно зданию – не ошибётесь. Я через двадцать минут буду
там.
Он, помолчав, спросил:
- Слушай, а почему ты мне «выкаешь»? Мы же договорились с тобой…
- Когда?
- Позавчера, в таверне.
Блин… У меня всё это время теплилась надежда, что этот сон всё-таки
не был тем, чем он был. Я убеждал себя в том, что ещё в Питере Игорь
Дмитриевич обмолвился о своей грядущей поездке в Шанхай, а я в
беготне запамятовал, вот и отразилась реальность в том моём сне. Во
время как бы встречи в как бы таверне. Блин…
- А… Ну, да… Точно…
Он, похоже, правильно понял мои метания:
- Ладно, приезжай, разберёмся.
Мы добрались почти одновременно. Он шёл по левой стороне, а я по
правой, метрах в десяти позади него. Шёл и думал – а заходить ли мне
вслед за ним? Не лучше ли выключить телефон, прошмыгнуть мимо и
раствориться в узких шанхайских улочках? И бежать, бежать, чтобы он
не смог меня найти…
Он подошёл к дверям ресторана, остановился, достал из кармана
куртки телефон и начал нажимать на кнопки. Я ускорил шаг, перебежал
на другую сторону улицы и подошёл к нему до того, как мой телефон
зазвонил:
- Игорь, я здесь!
Он обернулся, глянул на меня внимательно:
- Ну и отлично. Пойдём.
Мы зашли внутрь. В ресторане была толпа народу – по большей части
европейцев, но и китайцев хватало. Посреди зала была квадратная
барная стойка, а в прямо в центре её возвышались два огромных
медных пивных чана. Пиво здесь варили действительно вкусное.
- Пойдём сюда, налево.
Он взял меня за рукав и потащил сквозь толпу. Там, как по заказу, было
два свободных местечка в самом дальнем углу.
Мы сняли куртки, уселись, и перед нами вырос официант. Чудеса в
решете, обычно приходится ходить к бару самому, потому что
официантов не дозовёшься. Игорь по-английски заказал две кружки
вайсбира – пшеничного нефильтрованного.
- Мне же нельзя! – сказал я.
- Почему?
- Ну, я же антибиотики пью!
- Точно, – он усмехнулся, - я и забыл… Да ладно, от одной кружки
живого пива ещё никто не умирал. Тем более – Странник. – Он
подмигнул.
Пиво тоже принесли очень быстро, хоть у бара и толпилась галдящая
толпа жаждущих. Наверное, в том, чтобы быть Странником, есть
определённые плюсы.
- Ну, давай, твоё здоровье, Пилигрим!
Мы подняли кружки, чокнулись, выпили. Он повернулся ко мне в полоборота
и спросил:
- Ну что, продолжим?
Я кивнул.
- Тогда скажи мне для начала, какое у тебя образование? Просто чтобы
мне слова правильные подобрать.
- Техническое и бизнес.
- Технарь – это хорошо, проще объяснить будет. А ты Ветхий Завет
читал?
Я от неожиданности вопроса чуть пивом не поперхнулся:
- Ну, было когда-то, очень давно. Ещё когда студентом был.
- Можешь вспомнить, с чего всё начиналось?
- По-моему, «вначале было слово», да?
Он посмотрел поверх моей головы и продекламировал:
- Пятикнижие Моисея. Книга первая, «Бытие».
Задумался на секунду, глядя прямо перед собой, будто открывал
мысленно книгу, и произнёс нараспев, каким-то не своим голосом:
«В начале сотворил Бог небо и землю.
Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною.
И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.»
Помолчал опять (книгу закрывал) и сказал:
- В принципе, этого вполне достаточно, чтобы понять основной принцип мироздания.
Я фыркнул в кружку, которую как раз поднёс к губам, аж пена полетела.
- Правда-правда! Всё остальное – это уже мануал, инструкция по
применению, написанная на языке, понятном для людей того времени.
- Ну и каков же основной принцип? Наверное, я намного глупее древних
евреев, потому что я даже их мануал не совсем понимаю.
- Ну, вот смотри. Вначале не было ничего, потом вдруг появилось
нечто – небо и земля. Причём здесь не подразумевается земля как
планета или грунт – твердь земная была создана Господом на
следующем этапе, после света. То есть в данном случае речь идёт
просто о качественном скачке: вдруг ниоткуда появилось пространство –
был вакуум первичный, стал вакуум физический, если говорить в
терминах Теории Большого взрыва. Знаешь такую?
- Не сказать, чтобы прям вот знаю назубок, но читал, конечно, кое-что.
- Замечательно. Идём дальше.
Доктор смачно пригубил пива, вытер салфеткой губы и продолжил:
- Если вакуум не считать материей (что, на самом деле, есть вопрос
спорный, по крайней мере, для физиков), то первым признаком
материальности, первоосновой нового мира стал свет. Эта библейская
истина, кстати, не противоречит догадкам современной науки. А когда
будет, наконец, создана Теория поля, то все поймут, что по-другому не
могло быть в принципе. А какое основное свойство света?
- Корпускулярно-волновой дуализм! – Ни фига себе, я и не знал, что
такие слова ещё помню, а уж то, что выговорить это смог, да ещё и
язык не сломал!...
Он хмыкнул – наверное, тоже оценил: - Молодец! А в чём смысл этого
самого дуализма, помнишь?
- Свет при разных обстоятельствах ведёт себя то как частица, то как
волна.
- Садись, студент, пять! – он откровенно потешался – наверное, вид у
меня и вправду был, как у школяра. - С частицами, вроде как, всё
понятно: прилетают от Солнышка фотоны, наполняют, как ветер,
солнечный парус и несут космических колумбов в сторону
Магеллановых облаков. За романтику, чёрт возьми! – подмигивает.
Чокаемся, выпиваем. Он машет рукой официанту, делает ещё заказ –
повторить, и продолжает.
- Вот на свойствах волн чуть притормозим и рассмотрим обычные
морские волны – просто чтобы понять глубокую суть этого явления. На
море был когда-нибудь?
- Приходилось, - киваю.
- Волнами об камни било?
- Бывало.
- А ты знаешь, что частицы воды при этом даже не движутся в твою
сторону? Они совершают вертикальные колeбaтельные движения:
вверх-вниз, вверх вниз… И получается, что вертикальные колeбaния
приводят к горизонтальным кораблекрушениям. Вот такие вот
интересные свойства у волн. Чудо – да и только!
- А к чему это Вы?.. Ты…
- Вот сейчас уже совсем скоро скажу, только давай сначала в одну игру сыграем.
- Ну… давай…
- Я сейчас назову любой предмет, а ты дашь ему определение,
используя только одно существительное. Вот, например, кружка – это
что?
- Сосуд.
- А сосуд – это что?
- Ёмкость для хранения жидкости.
Он подмигнул:
- По правилам в твоём определении должно быть только одно
существительное. Так уж и быть, выбери любое.
Я представил, как сейчас я буду пыхтеть, пытаясь подобрать
определение для ёмкости, поэтому говорю:
- Жидкость.
- А что такое жидкость?
- Вещество.
- А что такое вещество?
- Материя.
- А что такое материя?
Я увидел в его глазах торжествующий блеск, поэтому задумался.
Наверное, сказывалось качество советского образования, потому что в
голову лезла только диалектическо-материальная «реальность, данная
нам в ощущениях». Я вздохнул и сказал:
- Реальность.
- А реальность – это что?
- Ну…
Тут уж я задумался серьёзно. Я уже понял, к чему он хочет меня
подвести, к чему были все эти разговоры о двойных реально-
нереальных свойствах света, и мне очень не хотелось сдаваться, но на
языке вертелось только одно…
- Не напрягайся, Пилигрим! Есть такая малоизвестная теорема в
математической лингвистике, которая утверждает, что максимум через
десять итераций мы либо войдём в замкнутый цикл – например,
ёмкость-сосуд – либо придём к определению реальности, которой
нельзя дать определение, кроме как противопоставив её нереальности.
То же верно и наоборот.
- Ну, может быть…
- Вот и получается, что нет реальности-нереальности, а есть Бытие,
которое в одних случаях ведёт себя как реальность, а в других – как
нереальность… Как и первооснова Бытия – свет…
Помолчал, потом спросил меня:
- Ну что, не слишком сложно объяснил?
- Да нет, вроде… Я нечто подобное у Никонова читал.
- А, ну да…
Он замолчал, теперь надолго, постукивая пальцами по столу. Я тоже
молчал. Наконец, он встрепенулся:
- Ты пиво допил? Пойдём-ка на свежий воздух, а то уж больно тут
накурено.
Когда мы одевались, я вдруг спросил:
- Игорь, а почему ты меня всё время Пилигримом называешь?
- А как же мне тебя называть?
- По имени…
- По имени… - Это вдруг ужасно развеселило его. Он уселся опять на
стул и начал откровенно ржать, хлопая себя ладонями по коленям. – По
имени!..
- Ну да, а что такого-то?!!
Он посмотрел на меня саркастически, всхлипывая от смеха, в глазах
его стояли слёзы:
- А как тебя зовут, ты сам-то знаешь? Владимир Марченко? Или, может,
Сергей Есенин? Или ты вообще – Джонатан Ливингстон, и не человек –
а чайка?..
Я молчал. Мы всё-таки выбрались на улицу, одновременно глубоко
вдохнули шанхайский воздух, наполненный ночными ароматами –
запахами жарящихся тут и там на мангалах кальмаров и креветок,
нанизанных на шпажки, тонкой нотой ванили из кафе по соседству.
Игорь сказал:
- Извини, просто я не сообразил, что ты ещё не привык… Видишь ли,
мы называем друг друга по функциям. Мы встречаемся так редко, что
шанс встретить сразу двоих, да ещё и с одной функцией, практически
равен нулю. Ведь снов так много…
- Понятно.
Он повертел головой. Справа была набережная Вайтань, налево улица
Ханькоу Лу уходила к центру. Он спросил меня:
- Куда пойдём?
- В центр.
- Где народу побольше? – он понимающе покивал головой.
И мы пошли медленно.
- Игорь, а ты кто? Как мне тебя называть?
- Воин.
- Врач – и Воин?!!
- А что такого?
Я пожал плечами.
