Я вас спросил о другом. Вам не понятен вопрос по-русски? Скажите, русский для вас не родной? Вопрос был о написании транскрипции. Вы же мне отвечаете про хирагана.
Вопрос был о нормативном написании - а оно не может быть никаким, кроме японского
Все остальное - более-менее удачный паллиатив.
Приведите, пожалуйста, цитаты из моих высказываний, которые бы выставляли вас "болваном". Я так не припомню. Хотябы потому, что никогда не собирался такого писать.
Ну, где ж мне судить о ваших интенциях - чужая душа потемки. Но пресуппозиция ваших высказываний часто предполагала, что я неспособна помнить ни ваши, не собственные слова, сказанные в прошлый раз.
Я разговариваю с вами очень вежливо. Чего не могу сказать о вас. А попросил я у вас всего лишь подтверждения ваших слов текстом. Вы назвали произведения, и на том спасибо.
Понимаете, в ситуации, когда оппонента предполагают лжецом (а то, что вы "всего лишь" попросили у меня названия произведений, как раз и значит, что вы предполагали с моей стороны ложь или по меньшей мере глубочайшую недобросовестность), формальное соблюдение правила вежливости ничего не спасает. Вежливое обвинение во лжи оскорбительно так же, как и грубое.
Хотя фильм нельзя назвать подлинником, Ватанабэ в нём сыграл очень хорошо и очень правдиво.
Да. Но он сыграл образ, который в силу своей шаблонности мало интересен. Самураи офигенно храбрые, а еще они пишут стихи, любуясь цветущей сакурой - сколько раз мы это "проходили? Бедный Сайго - он бы даже по размерам в стереотип не вписался. Нет, "тасогарэ" Сэйбэй мне однозначно дороже.
Указанная вами повесть относится к концу 13го века, а устоявшаяся письменная версия датируется 1446 годом. Это довольно далеко от описываемых вами событий и нравов. Из перечисленных вами ранее произведений "Удзи сюи" - датируется 1221 годом, "Кокон тёмон сю" - 1254 м.
И? Вы, я надеюсь, не полагаете, что традиция развивалась так: в ночь Нового, 1200 года, люди легли спать еще с ментальностью Хэйана, а проснулись наутро с ментальностью эпохи сёгуната? Развитие этой ментальности - как и положено, постепенное - прекрасно прослеживается от более раних текстов к более поздним. И на примере ранних гунки мы видим, что хэйанский идеал чувствительного мужчины в 12 веке еще жив и здоров. Так кольми паче в эпоху расцвета Хэйана.
Больше того - именно тем и интеремсна избранная мнйой эпоха, что для обоих сословий и пареллельно развивающихся культур - воинской и аристократической - она носит переломный характер: именно с этого момента, с мятежа Анва, начинается взаимопроникновение этих двух социальных страт и культур, где высшей точкой симфонии будет время могущества Тайра Киёмори, а затем разнонаправленность векторов развития снова разнесет их: воинская культура окончательно утвердится в качестве доминирующей - но в дальнейшем она уже будет неотделима от таких элементов придворной культуры, как конфуцианская ученость и японская поэтика.
Минамото-но Райко и его отец - первые, кто "взломал лед". До них еще никто из воинского сословия не достигал такого высокого положение при дворе. Если вы помните, Тайра Масакадо поднял восстание, обидевшись на то, что не получил должности, которую потом влегкую получил Райко: главы сыскного ведомства. Конечно, тут сыграла свою роль дружба с Фудзиварами - во время мятежа Анва отец Райко вовремя переметнулся на нужную сторону и поддержал веселую троицу сыновей Мороскэ, он же господин Кудзё, против Минамото Такаакиры, Татибана Сигэнобу и их ставленника принца Тамэхира. Но одним только этим дело бы не решилось - Райко эту "дружбу домами", судя по списку его брачных связей и брачных связей его детей, тщательно укреплял: одну жену взял из дома Тайра, другую из дома Фудзивара, дочь отдал за сына Канэиэ, Митицуну (того самого, которого "хаха" написала знаменитый дневник)...
И несмотря на то, что он сделал хорошую - для воина - придворную карьеру и был любимцем двух государей, он остался в памяти народа именно как легендарный воин. Самое интересное в образе Райко - именно его двойственность. Анекдоты о нем и его "неббесной четверке" очень отчетливо делятся на придворные и народные. Первые представляют собой именно что исторические анекдоты, которые мало чем отличаются от европейских рассказов того же жанра. Вторые - чисто фольклорные истории, реальная подоплека которых представляется очень туманной. Из тех и других можно с уверенностью сказать только одно: Райко любили и народ, и знать - про нелюбимых деятелей народ не сочиняет богатырских легенд, а знать не хранит анекдотов. Значит, человек это был незаурядный и в любом случае нетипичный.
И время письменной кодификации того или иного рассказа о Райко имеет на самом деле не столь уж важное значение. Бытование текста в устной традиции - отнюдь не признак его контрафактности: любое историческое предание поначалу бытовало в этом качестве. Конечно, устный текст в процессе воспроизводства обогащается выдумкой, и порой изрядно - но для филолога эта выдумка ни в коем случае не "плевелы", от которых нужно очистить зерно истины, а такой же материал, как и все остальное. Ни один сказитель, приукрашивая историю, не может выдумать ничего такого, что не вписывается в его, сказителя, ментальность. Ну, скажем так: очень может быть, что предсмертные слова Цунэнори Саэки слегка подредактированы сказителем в духе самурайкой риторики более поздних лет - но трудно сомневаться в том, что Цунэнори вернулся к своему господину, чтобы умереть рядом с ним - и что такой поступок считался весьма похвальным. Сочинитель, так же, как и хронист, несвободен от личностной оценки событий - и вот она-то филологу говорит о многом.
Две. Остальное, извините, чистая вкусовщина.
Что-то слов "спасибо" от вас в ответ на мои замечания я насчитал больше 2х.
[/quote]
Мои "спасибо" далеко не всегда говорились в связи с обнаруженными ошибками. Да и вы мне, кстати, говорили "спасибо", хотя я вам вроде ни на какие ошибки не указывала.
И какие 2 вы имеете в виду?
Котацу и бобы в Сэцубун.
所で. Я изучаю литературу эпохи Хэйан и окрестностей не потому, что пишу эту книгу - наоборот, тема была избрана именно благодаря тому, что я изучаю японскую литературу. Ради литературы я изучаю и язык, литературу я буду преподавать.
