Окончание статьи Зражевского:
Красноармейцы покинули Синцзян. Для казаков тоже наступил отдых, но по домам их не отпускали до первых признаков неповиновения, которые не замедлили проявиться в 3-м полку, расквартированном в то время в Аксу. Поводом послужило намерение командования перевести полк в Хами для несения гарнизонной службы. Естественно, известие о переводе полка к черту на рога вызвало недовольство казаков. Многие находились в строю уже четвертый год, и после того, как угроза русскому населению провинции миновала, не видели смысла в продолжении службы, тем более, что боевые действия кончились и платить стали вдвое меньше. Утром весь полк высыпал на площадь с криками о роспуске по домам, требованиями возврата наградных денег, жалобами на амуницию и т. д. Генерал Чернов вышел к казакам в сопровождении начштаба полковника Шота, выслушал их, но внятных объяснений, куда делся миллион ланов, полученных в награду от градоначальника Манаса, дать не смог. Погорланив, казаки разошлись. На следующий день прибыл генерал Бектиев. Как водится, смутьянов стали вызывать на допрос в штаб, никаких наказаний за этим не последовало и через несколько дней началась демобилизация. Казакам выдали жалованье за месяц вперед и коня, с этим они и возвращались по домам. Русская община потеряла в этой войне около полутора тысяч человек.
Шен Ши-цай стал красным милитаристом, впоследствии он вступил в ВКП(б). Чтобы в полной мере оценить действия Шен Ши-цая и не представлять его примитивным властолюбцем, которому наплевать на интересы отечества, надо представить себе положение, в котором находился Китай в 1934 году. Китай не представлял собой единого государственного организма, отношения со многими провинциями походили на отношения Москвы с Чечней. Маньчжурия была оккупирована японцами и на ее территории было создано государство Маньчжоу-Го, оккупирована была также провинция Чжехол. Хотя формально Япония и Китай не находились в состоянии войны, бои на линии соприкосновения японских и китайских войск были постоянными и китайцы несли немалые потери. Но наибольшую опасность представляли, по мнению Гоминдана, коммунисты, захватившие власть в провинции Чжанси. В 1934 году нанкинское правительство предприняло попытку ликвидировать это, по их мнению, осиное гнездо, возглавляемое Мао Цзе-дуном. В операции было задействовано до миллиона солдат и триста самолетов, но коммунистической армии под командованием Чжу Дэ удалось прорвать фронт и начать Великий поход, который привел их к победе в 1949 году. Как видно, в подобной ситуации Шен Ши-цаю приходилось рассчитывать только на себя, и время показало, что Синьцзян не был отторгнут от Китая и не стал второй Монголией, вторым Тайванем или шестнадцатой советской республикой...
К октябрю 1934 года демобилизация была закончена. Выдавалось жалование на месяц вперед, а также конь, находившийся до этого в ведении каждого бойца. В строю оставались лишь офицеры, изъявившие желание участвовать в подготовке китайской армии. Также появилось огромное число советников и специалистов из Советского Союза. Было создано охранное бюро, которым руководил присланный из Москвы чекист Погодин.
Земля у сторонников Ма Цзу-ина была конфискована и передана демобилизованным казакам. Назначена была также пенсия семьям погибших. На каждого демобилизованного выделялось по 10 гектаров орошаемой земли. В поселках, где проживали дунгане – Тугирак, Аблаш, Нилка – теперь стали жить русские. Нилка вообще стала походить на казачий поселок где-нибудь на Кубани. Впечатление усиливалось тем, что многие жители продолжали носить казачьи фуражки с красным околышем. Многие приобретали земли на отдалении и учреждали заимки, где разводили скот и пчел. Например, семья Маметьева в поселке Кишибаши имела 120 пчелосемей и собирала порой до 800 пудов меда. Если учесть, что стоимость пуда меда равнялась месячной зарплате рабочего, то Маметьевы были людьми зажиточными. Много было учреждено маслобоен с ручным приводом, которые производил в Кульдже умелец Божков. Так, например, казак станицы Карабулакской Федор Хлыновский арендовал 60 дойных коров у киргизов, нанимал ежегодно 3 доярок и полученное масло делил пополам с владельцем скота. Подобная система называлась “ортак” и была довольно распространена в Илийском районе. Зажиточно жили русские люди. Хозяйства в 50 коров и 200 овец были совсем не редкостью. Многие держали работников. Условия оплаты были следующими: хозяин обязывался кормить и одевать работника, а по истечении полугода ему выплачивался годовалый жеребенок и несколько мешков зерна. К слову сказать, мельницы находились тоже в русских руках. Вообще внедрение водяных мельниц в Илийском районе было делом рук Максима Зуева, приехавшего из Семиречья в 1919 году, до этого использовались мельницы с ручным и конным приводом. Производительность их была чрезвычайно низка. За день можно было намолотить до двух пудов муки. С внедрением водяных мельниц картина резко поменялась: перемалывали за ночь до тонны муки, причем мука эта была высокого качества. Вырубание камней для мельниц находилось в руках нескольких русских семей и давало верный источник дохода на протяжении не одного десятилетия. И по сей день русские в Кульдже заняты этим. Немалый доход приносило русским бахчеводство, хотя землю в этом случае приходилось арендовать у шибинцев – потомков маньчжур, расселенных династией Цинь в XVIII веке для охраны границы. Наш старый знакомый А.Ф.Сериков после ухода со службы в департаменте дорог занимался этим с немалой прибылью для себя. Надо отметить, что казаки старались всегда заменить государственную работу на свое собственное хозяйство. Несмотря на оконченные им курсы бухгалтеров под руководством Ильи Илидоровича Соколова – старого дореволюционного счетовода, который выпустил из-под своего крыла около ста бухгалтеров, а затем последующую ударную работу в дорстрое, где русские заняли все более или менее значительные места под руководством своего военного шефа генерала Бектиева, Александр Федорович вернулся к своему хозяйству.
Тот же самый путь прошел и вышеупомянутый Федор Хлыновский, призванный в 1937 году на службу и прошедший ее под командованием сибирского казака полковника Ананина в городе Аксу. Затем был зачислен в летную школу в Урумчи, но вскоре был отчислен по приказу приехавшего с инспекцией советского генерала как “белый бандит”. Впоследствии этого генерала репрессировали как троцкиста. Жалеть мы его не будем. Хлыновский было уже собрался ехать обратно в Аксу, но неожиданная встреча с Бектиевым, знавшим его отца и дядю Зиновия, решили его судьбу. Он был отправлен на учебу в госпиталь, где из него сделали лаборанта, им он и пробыл до своего заболевания тифом, которое напрочь отбило у него охоту служить при больнице. Подобная история произошла с Савенковым Иваном Андреевичем, который, окончив военно-ветеринарную школу в Урумчи, вернулся в родной Аблаш к своему участку, выделенному его семье за гибель отца в дунганской войне. По-видимому, занятие сельским хозяйством было выгоднее всякой службы. Представители Совинторга и их конкуренты, татарские и уйгурские купцы, очень активно скупали сельскохозяйственную продукцию. Синьцзян был завален ширпотребом, произведенным в Советском Союзе, хотя в нем и самом не хватало самого необходимого. Основная масса русского населения проживала не в городе Кульдже, а по всему Илийскому району, занимаясь сельским хозяйством. Русских было не менее 30 000. В Кульдже проживало 5000 русских, в Шарасумэ, административном центре Алтайского округа, примерно 150-200 русских семей в основном из алтайских казаков и купцов; 700 семей староверов проживали в поселках Чингур, Ком, Калгатон, Кильтекей и Коба. В Чугучаке проживало около сотни русских семей. Его вообще называли сибирским городом в Китае, так велико было влияние русской общины. Архитектура домов в Кульдже по сей день носит следы русского влияния. Даже в американском туристическом справочнике на это указывают.
Город располагался на берегу реки Пеличинки, несколько вдалеке от реки Или, на ее северном берегу. В северной части города находилась Орынбакская крепость. Она была окружена глинобитной стеной высотой 3-4 и толщиной 1-1,5 метра и была построена в XIX веке. К моменту описываемых событий крепость обветшала, но выглядела все же внушительно, и располагавшийся внутри гарнизон усиливал это впечатление. Рядом, южнее, располагалось мусульманское кладбище с мечетью. Через реку находился аэродром и летная школа, где преподавали советские инструктора. На берегу же реки Пеличинки (автор употребляет русское название, как ее звали уйгуры и казахи –неизвестно) располагалось другое примечательное здание – советское консульство. Здание, окруженное крепкой кирпичной стеной с бойницами, было построено в 1880-х годах, когда Илийская долина была занята русскими войсками, и являлось самым значительным зданием в городе. За стеной располагался сад с огромными дубами. Главная улица, которая называлась проспект Сталина, тянулась параллельно реке Или. На этой же улице был ямень, где находилась вся китайская власть, и штаб-квартира Гоминдана. Почти на окраине города, в южной части, располагался так называемый Семейный парк. Здесь устраивались митинги, концерты и танцы для молодежи. Жизнь в Кульдже, несмотря на отсутствие водопровода и канализации, была довольно удобна. Каждое утро по улице ехал с тележкой мясник и продавал мясо в кредит, шел зеленщик, выкрикивая: “Чеза! Лаза! Помидор!”. Молочники привозили молоко, масло, творог прямо на дом. Лепешечники пекли хлеб прямо на улицах в тандырах и, когда доставали невообразимо вкусный и нечерствеющий токаш, кричали: “Биринши! Екинши! Ушинши!”, т.е. первый, второй, третий. Появлялся мороженщик и продавец шлянфу. В принципе женщины могли не утруждать себя приготовлением пищи. В конце каждого месяца нужно было рассчитаться. Иначе продавец мог лечь у ворот дома и находиться там до расчета. К неудовольствию хозяек было также открыто неисчислимое количество кабачков. Водочные заводы Пугачева и Михельсона снабжали русской водкой всех желающих.
Имелась в Кульдже и паровая электростанция, которой владела одна немецкая семья на протяжении 60 лет. По течению реки Кунес располагались угольные шахты, которые снабжали топливом жителей, а также котлы электростанции. Количество рабочих на двух угольных станциях составляло 100 человек. Владельцев у этих шахт было столько, что кому они принадлежали, сказать трудно. Для любителей культурного отдыха был клуб, в котором устраивались просмотры в основном советских фильмов, а в летние дни в семейном парке устраивались танцы, на которых играл духовой оркестр.
В городе существовало три средние русские школы. В одной сохранялась старая система образования и называлась она гимназией. Две другие учили детей по советскому образцу, благо учебниками снабжало советское консульство. Преподавание в советской школе невозможно отделить от политики, кто ее прошел, тот хорошо об этом знает. Но все же пионерской и комсомольской организаций в школах не было. Из-за нехватки учителей окончивший успешно десятилетку мог претендовать на место преподавателя в начальной школе. Последние были в поселках Нилка, Тугирак, Кашибаши, Чимпанцзы, Аблаш.
После войны был учрежден шанзунат, который ведал делами русской общины. Первым председателем был избран Новиков. В ведении шанзуната были школы, клубы, социальная помощь, а также суд. Т.е. русское население было выведено из-под китайской юрисдикции и учреждено что-то вроде русской полиции. После осуждения преступник передавался китайским властям.
После дунганской войны китайские власти предприняли действия, которые можно назвать последней попыткой создания казачьих поселений в истории. Вдоль реки Манас существовали китайские поселения и крепости для защиты города Урумчи с севера от казахских бандитов. Но во время войны эти поселения и крепости были полностью вырезаны. Шен Ши-цай, пораженный высокими боевыми качествами казаков, решил поселить их по реке Манасу с целью использования этих качеств в полной мере. С этой целью в Кульдже было набрано 200 желающих семей, которым была выделена арба и лошадь для переезда. По дороге правительство обязалось снабжать коней фуражом, а по прибытии на место выделить подъемные. Первая группа во главе со старым жителем Кульджи Сабаржинским выехала ранней весной 1936 года. Вторая группа выезжала несколько позднее и, не доехав до местечка Чугой на Манасе, где разместилась основная часть, основала выше по течению поселок Антоновку. К сожалению, местность, выбранная для поселения, оказалась не совсем удачной. Весной воды в реке было мало, а летом разлив затапливал окрестности, превращая все в болото. Попытки построить плотину не увенчались успехом. Поэтому полив огородов оказался невозможен. Вообще воевать и копать арыки кетменем – это немного разные вещи. Кроме того, деспотические замашки Сабаржинского только ухудшили обстановку. Переселенцы стали перебегать из Чугоя в Антоновку, а после наводнения сбежали и оттуда под поселок Манас к переправе, и стали просить у местного дубаня поселиться на его земле. Тот посоветовал обратиться за разрешением в Урумчи. Тогда общество, выделив 10 человек, отправило их в Урумчи для переговоров. Приехав на грузовике в провинциальную столицу, ходоки остановились в доме у председателя шунзуната Сорокина. Наутро их принял Шен Ши-цай. Он попросил их вернуться на старое место в Чугай и пообещал выделить по 800 ланов на каждого переселенца, но русские отказались наотрез, настаивая на манасском варианте. Тогда Шен Ши-цай приказал поместить их в холодную совместно с базарными ворами. Наутро все делегаты согласились ехать обратно в Чугой, кроме Якова Краснова, которому год пришлось провести в тюрьме, налаживая сенокосилки для покосов дубаня. Остальные вернулись в Чугой, где еще два года пытались наладить свою жизнь, разрабатывая асфальт в горах и возя его на продажу в Урумчи. После того, как Сабаржинский был арестован и репрессирован, переселенцы разбежались окончательно. Яков Краснов после года отсидки и выплаты всех долгов за переселение вернулся домой в Кульджу.
Чтобы более полно осветить жизнь русской общины в Синьцзяне, необходимо перенестись из пасторальной Илийской долины на юг в Кашгарию, события в которой очень быстро повлияют на всю провинцию. Расклад сил был следующий. 36-я дивизия, возглавляемая подручным сбежавшего в СССР Ма Цзу-ина Ма Хо-саном, заняла ряд городов южнее пустыни Такла-Макан, из которых самым большим был Хотан, превратив этот район в единый военный лагерь. Трудно представить себе все тяготы, выпавшие на долю местного уйгурского населения под властью десятитысячного воинства с лошадьми, которых они должны были кормить и снабжать всем необходимым, в то время как войска занимались учениями и развешивали по городам антияпонские лозунги. Шен Ши-цай никак не реагировал на их нахальные претензии на полное господство в провинции до тех пор, пока не укрепил свои позиции и в самом Урумчи. Самого Шен Ши-цая Ма Хо-сан считал марионеткой Москвы. Периодически в Хотан приходили письма, снабженные печатью самого Ма Цзу-ина, в которых он сообщал, что переговоры с Кремлем идут успешно и вот-вот он явится во главе отряда НКВД, который поможет им покорить весь Синьцзян. Кто на самом деле писал эти письма, остается неизвестным. Эти письма читались перед строем дунган для поднятия боевого духа, заставляя их еще более усиленно совершенствовать свое воинское мастерство. Как отмечал путешественник Флеминг, в 1935 году посетивший Дунганистан в компании купца Бородишина, соратника Анненкова по гражданской войне, нигде в Китае солдаты не тренировались с таким старанием.
Уйгурское воинство в количестве 2000 человек под командованием Махмуда было размещено в Старом Кошгаре, Янги-Хиссаре и Яркенде. Хотя Махмуд и имел звание командира дивизии, доверять ему было сложно. Правитель Нового Кашгара, Ма Шао-ю, доверием властей тоже не пользовался. В Кашгар градоначальником был назначен ретивый китайский националист Лю Пин, который приказал повесить портрет основателя республики Сунь Ят-сена на мечети Идга. Когда к нему пришли почтенные старики с просьбой снять его со стены, то их сначала избили, а потом посадили в тюрьму за неуважение к основателю государства. В сознании населения еще больше укрепилась мысль, что власть захватили большевики. Не менее оскорбительно для местного населения было введение в школах строевой подготовки вместо изучения Корана. В Кашгарии была организована полиция во главе с коммунистом Кадырбеком, который навербовал в нее киргизских конокрадов. Эти люди стали внедрять в обращение новые деньги, избивая непокорных и прибивая к воротам мечети за уши наиболее упорных из них. Подобные дикие выходки привели к очередному брожению среди уйгур. Новой надеждой их стал дивизионный командир Махмуд, но окруженый офицерами, выученными в Советском Союзе, он не мог организовать полноценный заговор. В марте 1937 года он бежал в Индию. В январе этого же года Шен Ши-цай, чувствуя, как накаляется обстановка, объявил призыв русской молодежи. Кавалерийский казачий полк был размещен в Аксу в специально построенных казармах. Командиром полка был назначен сибирский казак полковник Ананьин. Вначале новобранцы были одеты в русскую форму, но затем через год обмундирование заменили на китайское. Вначале было призвано 276 человек из Илийской долины. Затем к ним прибавили 20 человек с Алтайского округа. В апреле, после бегства Махмуда в Индию, восстали уйгурские гарнизоны в Янги-Хиссаре и Яркенде. Уничтожив просоветскую администрацию в этих городах, они двинулись на Кашгар. Лю Пин послал 9 самолетов бомбить города повстанцев и воззвал о помощи в Урумчи. 20 мая повстанцы заняли старый город в Кашгаре. В это же время, по просьбе провинциального правительства в Урумчи, бригада красноармейцев численностью до 5000 человек пересекла границу и в августе под Аксу совместно с провинциальной армией под командованием Ананьина нанесла сокрушительное поражение сводной уйгурской армии. Два предводителя, Кичик и Ахунд, с 200 человек бежали в Яркенд. Дунгане под предводительством Ма Хо-сана, оккупировавшие было Старый Кашгар и осадившие Новый, не стали дожидаться встречи с превосходившим их по силе противником, растворились в горах Тибета, а сам Ма Хо-сан со своим штабом бежал в Индию.
15 сентября остатки повстанцев сдались в Яркенде. Предводители были казнены и провинциальные силы полностью оккупировали Южный Синьцзян. Советские войска на сей раз не покинули Синьцзян, а заняли силами 8-й бригады Хами. Около тысячи бойцов и командиров были размещены в Урумчи на заводе по сборке самолетов, который носил официальное название Сельскохозяйственной фабрики, а в народе назывался 10-й площадкой. Казаки на сей раз не проявили особого энтузиазма в подавлении восстания и в начале 1939 года полк, к тому времени переведенный в Карашар, был разоружен и всех отправили по домам.
Для полного освещения ситуации, в которой оказались русские в Синьцзяне, перенесемся теперь в Алтайский округ, в котором проживало немало наших соотечественников, в основном из староверов. Кто общался с ними, тот знает, что это мирный трудолюбивый народ, живущий по принципу: “не тронь нас и мы тебя не тронем”. Ко времени описываемых событий жизнь в Китайском Алтае в основном устоялась. Налоги, собираемые с русских, были необременительны и платить их можно было не деньгами, а результатами своего труда. Необходимо было свозить пшеницу в Шарасумэ. В этом городе, расположенном на берегу реки Кран, было консульство и шанзунат под председательством бессменного главы Денисова, которому во взаимодействии с консульством удалось основать школу-семилетку, клуб и библиотеку, в которой можно было получить книги русских писателей и почитать газету на родном языке, издаваемую в Кульдже. Лишь борьба китайцев с казахским родом Киреев постоянно беспокоила жителей и впоследствии лишила их покоя совсем. До 1942 года русские не конфликтовали с казахами. Казахи пасли их скот и покупали у них зерно, муку, мед и т.д. Скот сдавался на том же условии “ортак”, что и в Кульдже. “Ортак” по-казахски – середина, половина, т.е. половина приплода отдавалась пасущему. Скот угоняли далеко к балкам. Затем он очень хорошо скупался татарами-перекупщиками и угонялся в Советский Союз через Совинторг, который открыл свое отделение в Синьцзяне в 1926 году. Только в 1942 году было закуплено этой компанией 18 100 коров, 50 200 лошадей, 481 000 овец. Гораздо больше проблем возникло у казахов с китайцами-поселенцами и китайскими гарнизонами, разбросанными по всему округу. Поселяясь в Синьцзяне, китайцы тут же утверждали свой собственный образ жизни, в котором места казахам не оставалось. Они не пили молоко, не держали скота, не покупали у казахов продукты животноводства, не водили с ними дружбу, не сдавали скот в аренду и купить у них было нечего. Кроме того, китайское общество было довольно сильно разложено денежными отношениями и золото ставилось выше человека, что не бывало у казахов. Многие казахи, прибывшие в Китай, бежав от “коммунизма” и голода товарища Голощекина, бывшего тогда главой республики, были обескуражены слухами о растущей китайской эмиграции. Кочевой мир и привычная система ценностей рушилась на глазах и, естественно, что это вызывало протест. В 1934 году представители казахских родов собрались на съезд в Койсу, Северный Синьцзян. На этом собрание было решено начать борьбу против китайцев с целью изгнания их из Синьцзяна вообще. Начались налеты на китайские заимки, угон скота, сопротивление властям. В ответ началась кампания разоружения и реквизиции скота. Так как к тому времени Синьцзян попал под сильное влияние Советского Союза и шахты под руководством советских инженеров появились повсеместно, то неизбежно колонны грузовиков, везшие оборудование и продукцию, подвергались нападению. В 1937 году началась крупномасштабная операция по замирению округа, в которой было задействовано 8000 китайских войск, 200 бойцов МНР, а также советская авиация. В марте 1940 года в горах Бадайшана восставшие были разбиты, а их руководитель Ногайбай убит. Но подавить восстание не удалось. Казахи быстро оправились от потерь и под предводительством сына Ногайбая Ирисхана и его помощника Оспан-батыра здорово потрепали китайцев уже через месяц. Шен Ши-цай решил вступить в переговоры. Условия, на которых казахи соглашались прекратить военные действия, были следующие:
1. Освобождение всех невинно арестованных
2. Назначение главой Алтайского округа казаха
3. Прекращение эксплуатации золотых рудников советскими специалистами
4. Прекращение секретных арестов
5. Прекращение преследования казахов, сдавших оружие.
Как видно, вражды между русскими поселенцами и казахами не было, но Советов они боялись и не хотели иметь с ними ничего общего.
В июле 1940 года соглашение было подписано, но Оспан-батыр со своими сторонниками его не подписал, а продолжал борьбу, засев в тех же Бадайшанских горах у монгольской границы. Результатом было прекращение золотодобычи. Его бывший соратник Ирис-хан после подписания договора прожил недолго и в 1941 году умер от чумы, как было официально объявлено.
Теперь перенесемся в Урумчи к самому Шен Ши-цаю и посмотрим, что же он поделывает, наконец-то расправившись со своими местными противниками. Как известно, союзника легко призвать, но не так уж легко выпроводить. Об этом предупреждал еще Макиавелли. Известно это было и Шен Ши-цаю. В том же 1937 году под предлогом обезвреживания заговора он арестовывает 435 человек, занимавших различные посты в провинциальной администрации. Среди них был арестован командующий гарнизоном Илийского округа генерал-майор Александр Полинов, оренбургский казак, а также советники Обухов и Соломахин. Из каких соображений был арестован предприниматель Гребенкин, остается неясным. Все эти люди были увезены в СССР. 33 человека были расстреляны прямо в Урумчи.
Тем временем Советы вовсю использовали льготы, предоставленные им провинциальным правительством. Так с Тушанцзе вывозилось 50000 тонн нефти ежегодно, а советские товары не обкладывались пошлиной. Но все же Китаю было передано лишь одних самолетов 885 штук. Шли они через Синьцзян. Поэтому неизвестно в чью пользу складывалось сальдо. Полагаю, что Советский Союз не сильно разбогател на Синьцзяне. Тем не менее Шен Ши-цай усиленно искал пути, как бы спровадить всех советников из провинции с глаз долой. В том же 1937 году он встретился с братом Мао Цзе-дуна и прощупал у него почву, как бы приобрести в союзники китайских коммунистов. Но те отклонили его желание вступить в КПК. После этого разговора Мао Цзе-дун вскоре недосчитался одного из своих братьев.
В августе 1938 года Шен Ши-цай с семьей отправился прямо в Москву на прием к товарищу Сталину. На первой встрече со Сталиным, на которой также присутствовали Ворошилов и Молотов, Шен Ши-цай изложил свои планы построения социализма в Синьцзяне, а также попросил доставить как можно быстрее оборудование для заводов в Урумчи. Сталин же основной упор сделал на превращение Синьцзяна в бастион против возможной японской агрессии. В течение беседы Шен Ши-цай узнал, что советский генеральный консул в Урумчи репрессирован и его давний соперник Ма Цзу-ин также отправлен к праотцам. В конце беседы Шен Ши-цай попросил походатайствовать перед китайскими коммунистами о своем приеме в КПК. В ответ на это Сталин предложил ему стать членом ВКП(б) и пообещал лично выдать рекомендацию. Таким образом, Шен Ши-цай стал советским коммунистом. Остальная часть визита в Москву прошла, как бы потом написали, в теплой и дружественной обстановке. Шен Ши-цай посетил дачу Сталина, был на банкете в его честь, где нимало подивился способности руководителей СССР пить водку, посмотрел фильм “Если завтра война”. Перед отъездом Ворошилов дружески попросил его информировать обо всех недочетах в работе военных советников. Чем кончались подобные “информации”, знают все.
Вернувшись в Синьцзян, Шен Ши-цай посчитал, что бдительность Советов усыплена и можно начинать укреплять свою личную власть в провинции, прикрываясь партбилетом № 1859118. Летом 1939 года была проведена чистка среди преподавателей и студентов Синьцзянского института. Дубань не пожалел даже своего школьного товарища Ту. 18 сентября 1940 года по обвинению в подготовке заговора под руководством военного советника Латова было арестовано 450 человек и 56 из них впоследствии расстреляли, включая директора бюро дорог генерала Бектиева. Шен Ши-цай медленно, но верно, менял ориентацию с Москвы на Нанкин.
В ноябре 1940 года в Урумчи прибыли из СССР Бакулин со товарищи с целью подписания договора об аренде оловянных шахт. Во время подписания договора Шен Ши-цай впервые решил прощупать союзника на предмет выдворения его из Синьцзяна. В самом начале встречи Шен Ши-цай потребовал изменения срока действия договора с 50 лет до 3, в крайнем случае на время войны. Не понравилось дубаню и доля всего в 5%. Цифра в 20% выглядела несколько привлекательнее. Кроме того тон договора, на его взгляд, был оскорбителен для китайской стороны. Бакулин пытался призвать его к партийной дисциплине, но это не помогло. Шен Ши-цай пустился в пространные теоретические рассуждения, из которых следовало, что преподавать марксизм теперь будет он, а не Сталин. Один из членов делегации, Карпов напомнил ему, что Синьцзян до сих пор не рассчитался за помощь, оказанную в дунганскую войну. В ответ дубань обвинил СССР в агрессивных намерениях. Бакулин прервал эту дискуссию, посоветовал все же подписать договор, и делегация удалилась до следующего дня. Работница советского консульства Лю Юн, которая являлась информатором Шен Ши-цая и, вероятно, работала также на НКВД, предупредила его, что в случае его полного неподчинения Синьцзян разделит судьбу Польши. Поэтому дубань договор подписал, но печать поставить отказался, сославшись на то, что это прерогатива центрального правительства. Делегация была удовлетворена. Шен Ши-цай же после этого взялся изводить китайских коммунистов, в частности арестовал брата Мао Цзе-дуна, а просьбу генерального консула Бакулина об освобождении проигнорировал. Ничего хорошего теперь Советы от Шен Ши-цая не ждали. В ноябре 1941 года посол СССР в Чунцине сообщил китайскому правительству, что его страна не в состоянии более оказывать помощь Китаю в связи с известными событиями.
В марте 1942 года командующий 8-й военной зоны гоминдана генерал Чу Шао-лянь прибыл в Урумчи для секретных переговоров, в котором он призвал Шен Ши-цая расторгнуть все связи с Москвой и переориентироваться на Чунцин. Этот генерал “знаменит” еще тем, что именно он передал генерала Анненкова советским представителям. 29 августа этого же года в Урумчи прилетела супруга Чан Кайши (Русская по происхождению. – Прим. ред.) и привезла письмо от своего мужа, в котором содержалось прощение грехов Шен Ши-цая перед китайской властью.
В июле 1942 года в Урумчи прибыл посланец Сталина Деканозов. В нескольких беседах он пытался образумить дубаня и восстановить хорошие отношения. Но Шен Ши-цай заявил, что он хочет выйти из ВКП(б). В конце он обозвал СССР агрессором и сообщил удивленному Деканозову о своем желании удалиться от дел и стать философом. В качестве своего духовного идеала он привел пример Гегеля, который много сделал для человечества. Стал ли он впоследствии философом, автору неизвестно. Пожелав Деканозову счастливого пути, Шен Ши-цай приступил к более решительным действиям. 5 октября 1942 года он послал меморандум Советскому правительству, в котором потребовал отозвать всех советских специалистов, гражданских и военных, а также убрать из провинции весь воинский персонал в течение трех месяцев. Это уже был открытый разрыв. Дубань прекрасно понимал, в каком положении находится СССР. Генеральный консул Пушкин пытался выиграть время, оттянуть вывод войск, но глава Синьцзяна настаивал на своем, прекратив снабжение советских войск, расположенных в Хами и Урумчи. Кроме того, он начал готовить воинские части для возможных военных действий против Красной армии. Все это не укрылось от глаз советского консульства. 26 октября Пушкин сообщил, что советские войска будут выведены в шестимесячный срок и договор об аренде оловянных рудников остается в силе. Но Шен Ши-цай настаивал на разрыве договора и немедленном выводе войск. В это время поступило сообщение, что 20 танков пересекли китайскую границу в районе Хоргоса и движутся к Цихо. Шен Ши-цай потребовал остановить это движение под угрозой атаки со стороны китайской армии. Танки были выведены по приказу советского военного советника Летова. Впоследствии пришлось выполнить все требования, изложенные в меморандуме, хотя в срок, указанный в нем, не уложились. Вывод войск затянулся до 1943 года. Произошел полный разрыв отношений. Граница была закрыта для торговли, что тут же сказалось на уровне жизни населения. Контрабанда пресекалась самым жестоким образом. Так, например, казака Лапкина из поселка Чимпанцзы за мешок контрабандной пшеницы просто разрубили на части китайские солдаты. Исчезли книги и учебники для школ. Пропала одежда и т.д. Шен Ши-цай торжествовал. Он попросил передать Сталину, что теперь у него есть непримиримый враг. Естественно, бросить все на произвол судьбы для Советов было решительно невозможно.
Первыми почувствовали на себе решительное изменение в политике казахские джигиты Оспан-батыра, которые в тот момент прятались от китайцев в районе озера Танкуль. В этом же месте состоялась встреча представителей Монголии, одного русского по фамилии Осипов и казаха, которые от имени МНР пообещали поддержку Оспан-батыру и установили таксу для поставляемого оружия: 1 лошадь = 1 винтовка и 100 патронов. Так что война войной, а бизнес как обычно. Воспрянувшие духом казахи так ретиво взялись за дело, что при поддержке монголов вырезали всех китайцев, невзирая на пол и возраст, установили контроль над всей территорией Алтайского округа за исключением самого города Шара-сумэ. В Ижисейском же районе репрессии против молодежи, выученной в просоветских школах, приняли такой массовый характер, что часть их сбежала в Казахстан, а остальные попрятались по горам, внося смуту в уйгурские головы. Наиболее активная группа образовалась возле поселка Нилка, в ущелье Латой. Она состояла из двадцати человек, из которых семеро были русскими. Группа развила настолько бурную деятельность, что после серии нападений на китайские патрули ей удалось в октябре 1944 года занять Нилку и захватить арсенал Нилкинского гарнизона. Во главе этого отряда стал уйгур Ахмеджан Касимов. Тем временем в Алма-Ате был организован комитет по освобождению Синьцзяна. В самой Кульдже образовалась группа людей во главе с Фатеем Лескиным, которая выехала в Хоргос для встречи с генералом Полиновым, выпущенным к тому времени из сталинских лагерей. Полинов снабдил этот отряд из сорока человек 250 винтовками германского производства и листовками, напечатанными в СССР, с призывами свергнуть тирана Шен Ши-цая. Эта группа вернулась в окрестности Кульджи, ожидая дальнейших событий. Вообще просчитался Шен Ши-цай жестоко. Уже в 1943 году советская армия перешла в общее стратегическое наступление, а власть самого Шен Ши-цая стала уходить у него из рук и постепенно переходить к Гоминдану. После успешного японского наступления в 1944 году, когда положение Китая достигло наихудшей точки, дубань созвал членов совета Гоминдана на митинг в Урумчи и арестовал 300 человек, обвинив их в заговоре. Затем он обратился с просьбой к Сталину об оказании провинции военной помощи против Гоминдана, но верить ему уже перестали. 29 августа 1944 года он был назначен министром сельского хозяйства и увезен в Чунцин. Больше в Синьцзяне его не видели.
Литература
1. Туркестанские волнения. Айчен Ю. На англ. языке.
2. Синьцзян: обуза или основа. Шен Ши-цай. На англ. языке.
3. Полет Большой лошади. Свен Хедин. На англ. языке.
4. История Синьцзяна. Чен Жак. На англ. языке.
5. Джордж Хантер. Кейбл Милдред. На англ. языке.
6. Личные воспоминания И. А. Кучеренко и А. Ф. Серикова, записанные автором.
Статья была впервые опубликована в альманахе "Третий Рим" в 2001 г.
