Вот раскопал на сайте
www.arsasiatica.com :
Этнокультурные проблемы объединения
Кореи
Д.В.Минаев
ВВЕДЕНИЕ
Совершающиеся в последнее десятилетие XX века изменения в по¬литической и социально-экономической сферах жизни мирового сообще¬ства находят свое выражение, помимо всего прочего, и в перекраивании привычных для нас географических границ, включении в ранее совершен¬но чуждый мировой рынок государств распавшегося бывшего социалисти¬ческого блока, перераспределении центров планетарного влияния и т.д.
Своеобразным реликтом, остаточным явлением периода «холодной войны» выглядит так называемая «корейская проблема» - расчленение некогда единой Кореи и продолжающееся существование в течение более чем полувека двух антагонистических корейских государств в рамках гео¬графически ограниченного полуострова. Длительная нерешаемость «корей¬ской проблемы» именно в последнее время привлекает особое внимание исследователей, подвергающих рассмотрению исторические предпосыл¬ки разделения страны, обстоятельства ее раздела, политические, воен¬ные, экономические, социальные и культурные аспекты межкорейского противостояния, а также возможные пути вероятного объединения. При этом совершенно очевидно, что налицо как минимум четыре разных подхо¬да и, соответственно, как минимум четыре разных группы выводов и пред¬ложений практического характера относительно онтологии и решения «ко¬рейского вопроса».
Во-первых, это точка зрения южнокорейцев, которые совершенно ис¬кренне убеждены в том, что именно Южная Корея является полномочным наследником корейской традиции и что именно им предстоит олицетворить собой лидера в вероятном национальном объединении.1
Во-вторых, это позиция северокорейцев, придерживающихся кар¬динально противоположных взглядов и считающих себя единственно ис¬тинными носителями национального корейского менталитета.2
В-третьих, это изначально проюжнокорейски ориентированная и до¬статочно глубоко проработанная система взглядов западных, прежде все¬го американских кореистов, отличающаяся от южнокорейской точки зре¬ния степенью участия США в решении «корейского вопроса».3
Наконец, это оценочные подходы российских ученых, чьи выводы и предложения в последнее время, по мнению автора, отличаются наиболь¬шей неангажированностью и реалистичностью.4В качестве отдельного подхода можно выделить и подход этнических 1 корейцев, проживающих за пределами Корейского полуострова, который, тем не менее, в основном не выходит за рамки той или иной историко-поли-тической традиции, воспринятой выходцами из Кореи под воздействием ; культурной среды, в которой проходило формирование их мировоззрения?
Знакомство с опубликованными работами сторонников вышеперечис-1 ленных подходов показывает, что в анализе околокорейских проблем при- { оритетное внимание уделяется политическим, военным, экономическим, а 1 затем уже культурным аспектам. При этом общим местом является аксио- 3 матическое утверждение, положенное в основание большинства полито-лого-культурологических анализов, сводящееся к идее тотальной ответ- I ственности бывшего СССР и США за раздел и последующее суверенное I существование двух Корей. Лишь недавно в трудах российских ученых по- I явились признаки внеидеологического, своего рода «чистого» подхода к анализу предпосылок, условий и обстоятельств расчленения страны6 Де¬лаются попытки осторожно оспорить устоявшиеся воззрения и обосно- :; ванно предложить значительную часть ответственности за трагедию ко- I рейского народа на представителей самой Кореи. Однако и в данном слу¬чае в первую очередь анализу подвергались в первую очередь политичес- 1 кие вопросы.7 Значительный же пласт корейской проблематики онтологи- 1 ческого характера остается на сегодняшний день вне поля зрения совре- 1 менной кореистики.8 В частности, за скобками непредвзятого научного 1 исследования продолжает находиться комплекс вопросов, касающийся внутренних предпосылок грядущего расчленения страны. Значительный \ интерес в этой связи, по мнению автора, представляют поиски ответов на следующие вопросы: не присутствовали ли в культуре, сознании, быте 1 корейцев некие элементарные или оформившиеся проявления сепаратных I тенденций именно в меридиональном направлении еще до фактического 1 разделения страны с участием иностранных держав? не нашли ли такого Я рода проявления своего выражения в конкретных социально-политических и культурных процессах, протекавших в Северной и Южной частях Корей-1 ского полуострова до августа 1945 года?
Целью данной работы видится попытка анализа известных нам фак¬тов корейской истории и современной корейской действительности, интер¬претация ранее выработанных подходов с точки зрения исследования эт-Я нокультурологических тенденций в динамике развития корейского этносаЯ выявление причин появления и формирования отличительных черт в на-Я циональном характере, менталитете и культуре корейцев Севера и Юга, выяснение степени и глубины таких различий, их возможного влияния на вероятные процессы объединения.
В основу исследования положены идеи этногенеза, досконально проработанные российским ученым-географом и этнологом Л.Н. Гумиле¬вым, его учение о поэтапном формировании стереотипа поведения этносв под влиянием вмещающего его ландшафта, внешних внегеографических причин, появлении условий для дивергенции этноса, его возможного рас¬пада на субэтносы, зарождении и закреплении подсознательной симпатии антипатии к соседним этносам и внутри этноса.
Политические вопросы затрагиваются лишь в связи с теми периода¬ми корейской истории, которые могут служить индикатором появления у корейского этноса тех или иных особенностей формирующегося и изменя¬ющегося стереотипа поведения. При этом действовавшие и продолжаю¬щие действовать в отношении Корейского полуострова геополитические факторы рассматриваются с точки зрения «сил разъединения», к которым автор относит естественное взаимопроникновение Китая, а ранее - и насе¬лявших территории севернее Корее монгольских и иных племен и Кореи (именуется в работе «силой Континента») и не менее естественную тягу Кореи к океану, окружающего полуостров с трех сторон (именуется в рабо¬те «силой Океана»), а также компенсирующей «силы единения», обуслов¬ленной относительно однородными геоприродными условиями полуостро¬ва.
Кррме рассмотрения геополитических обстоятельств формирования корейского этноса и стереотипа поведения корейцев отдельно анализиру¬ется корейский национальный характер. Целесообразность раздельное ис¬следования стереотипа поведения и национального характера обусловле¬но, по мнению автора тем, что стереотип поведения есть гораздо более динамичный феномен, подвержен изменениям и тяготеет к тождеству с об¬щеупотребительным в настоящее время понятием «менталитет». Нацио¬нальный характер же суть фактически симбиоз безусловных рефлексов и может быть описан как понятие, отвечающее на вопрос «как ?» «в какой степени ?» «как сильно ?» и обозначающее диапазон эмоций, глубину при¬сущей данной нации реакции на происходящее. Менталитет же характери¬зует склад ума и характеризует причины, из-за которых возникает та или иная реакция, отвечая на вопрос «почему ?».
Внутренние предпосылки дивергенции корейской нациив исторический период
Начальный период формирования корейского этноса
По некоторым археологическим данным, о появлении корейского эт¬носа можно говорить, начиная с неолита9 Считается, что корейская нация сформировалась как цельное культурно-биологическое образование ори¬ентировочно в период, непосредственно предшествующий времени Трое-Марствия - т.е., до существования государств Когуре, Пэкче и Силла. Несмотря на государственную раздробленность и оформленность племен я
в различные организационные союзы, население Когуре, Пэкче и Силла уже объединяла общностькультурно-бытовых традиций, и представители Трех государств, отождествляя себя в рамках именно одного из трех царств, подчиняясь только одному - своему - вану, и одновременно проти¬вопоставляя себя друг другу с позиций государственной принадлежности, видимо, не могли не чувствовать некие общие черты со своими соседями -тоже корейцами. Следует учитывать, что со времен неолита «населяющие остров племена имели прямые контакты и конфликты с манчжурами, жите¬лями северного Китая, Сибири, Монголии, а также Юго-Восточной Азии, островами Тихого океана»,10 т.е., Полинезии и Малайзии, При этом имела место некоторая «биологическая эволюция и культурные изменения из-за генетического смешения с соседями в период позднего неолита».11 Логич¬но предположить, что в контакты с населявшими территорию выше р. Ялуц-зян племенами довелось поддерживать главным образом тем протокорей-цам, которые непосредственно граничили с ними на севере Корейского по¬луострова. Весьма вероятные устойчивые связи же с гостями из Индоне¬зии, Полинезии и Малайзии были, видимо, установлены в первую оче¬редь протокорейцами, населяющими южную часть полуострова. При этом очевидно, что взаимопроникновение северных протокорейцев и континен¬тальных племен в силу географической близости и примыканию полуост¬рова к материку было очень сильным. «Памятники культуры неолита сви¬детельствуют об общности культур племен, населяющих северную часть страны, с прилегающими районами Китая». '* Это взаимовлияние было, как показала последующая история, сильнее, чем контактный обмен между южнокорейскими племенными союзами и пришельцами с океана, визиты которых, вероятнее всего, носили эпизодический характер. Сам же факт подобных связей сомнений на сегодняшний день не вызывает.13 Дошедшие до нас материальные свидетельства таких контактов показывают, что уже на заре формирования корейского этноса он подвергался полярно проти¬воположному воздействию Континента и Океана. Это воздействие «на раз¬рыв» в значительной степени компенсировалось уникальностью географи¬ческого положения Корейского полуострова, который, имея относительно небольшую по протяженности границу с материком и будучи окруженным с трех сторон водой, оказался фактически своеобразным заповедником с , относительно статичным набором эколого-ландшафтных характеристик, что, j безусловно, способствовало формированию гомогенных этнических харак¬теристик у населения полуострова. Феномен направляющего воздей¬ствия окружающего ландшафта на населяющий его этнос, влияние природ¬ной среды на зарождение конкретного этнического стереотипа поведения, его закрепление и последующую трансформацию исчерпывающе описан в трудах выдающегося российского этнолога Л.Н. Гумилева.14
Основываясь на идеях о комплексном воздействии на формирую¬щийся этнос социально-экологических условий его существования, можно допустить, что с геополитической и чисто географической точки зрения корейский этнос изначально в общем и целом формировался под воздей¬ствием трех сил: двух динамичных («на разрыв») - силы Континента и силы Океана и одной статичной - компенсирующей силы однородного и ограни¬ченного естественными препятствиями внутреннего ландшафта полуост¬рова. Заметим, что упомянутую однородность ландшафта следует пони¬мать как относительную категорию, в противовес многообразию континен¬тальных ландшафтных образований протяженных в широтном либо мери-дианальном направлениям стран. Эта однородность, тем не менее, не по¬мешала в дальнейшем корейцам разделиться в рамках единого этноса на провинции, границы которых были определены не только политической золей правителей, но естественным путем. Причем жители одной провин¬ции находили отличия от себя у жителей других провинций, о чем будет сказано ниже.
Для нас важно показать, что центробежные тенденции в динамике формирования корейского этноса присутствовали с первых дней его ста¬новления и на протяжении всего исторического времени и обусловлива¬лись в начальной фазе корейского этногенеза в первую очередь природно-географическими и культурно-бытовыми причинами. Другое дело, что аб¬солютная, так сказать, скалярная, величина этих центробежных сил была явно недостаточной для формирования двух самостоятельных корейских субэтносов без целенаправленного политического воздействия внешних сил.
Элементы дивергенции корейцев в эпоху Троецарствия
В эпоху Троецарствия длительное существование на ограниченной территории полуострова враждовавших между собой Когуре, Пэкче и Сил-ла не могло не оставить следов в сознании корейцев. Само географичес¬кое положение их - Когуре на Севере, Пэкче и Силла на Юге полуострова способствовало усугублению центробежных тенденций и формированию настороженности их жителей друг к другу, самоидентификации себя только в рамках принадлежности к своему государству, т.е., тому качеству, кото¬рое, по Л.Н. Гумилеву именуется отрицательной комплиментарностью.
В непосредственное соприкосновение с воинственными племенами,'5 совершавшими набеги с территории современного Китая, приходилось вступать главным образом населению Когуре, т.е., как раз корейцам, про¬живающим в северной части полуострова.16 При этом ни Пэкче, ни Силла ни разу не пришли на помощь своим единокровцам, которые, как считает¬ся, на тот период времени должны были иметь гораздо больше общего, нежели различного. «Когда войска Суйской империи вступили в Когуре, Пэкче с нетерпением ждало конца», - указывает один из ведущих российских ко-рееведов М.Н.Пак.17 Более того, расположенное на Юге Силла было фактически защищено от контактов с иноземцами своеобразным кордоном из расположенного севернее Когуре18и возможные чужестранцы ожидались в Силла только с моря. Достаточно длительное существование отдельных корейских государств не могло не привести к осознанию жителями Силла того факта, что севернее находятся почти единоплеменники с прогнозиру¬емым поведением, а с трех других сторон света - море и отсутствие по¬вседневных связей с иноземными соседями. Это, в свою очередь, привнесло некоторые признаки «исключительности» Силла, которые не могли не пе¬редаваться по наследству следующим поколениям. Возможно, в том числе и такое изолированное положение этого государства позволило ему нако¬пить силы и в VII веке объединить все три государства под своей властью.19 Однако до этого времени, «факторы внутренней, межэтнической борьбы всегда превалировали и над интересами общекорейскими».20
(Примечательно, что в настоящее время в Северной Корее «усилен¬но изучают культуру Когуре и Бохай, чтобы доказать определяющую роль именно северной части страны в истории Кореи. На Севере считают Бохай наследницей культуры Когуре».21 На Юге же, напротив, особо пристальное внимание уделяется культуре Силла. Культ Силла продолжает существо¬вать в сознании южнокорейцев. Ряд известных в стране объектов и соору¬жений носит названия, уходящие корнями в эпоху Силла, в частности, круп¬нейший в Сеуле отель «Силла»).
Индикаторы субэтнической диагностики корейцев в период Коре и
раннего Чосон
Таким образом, осознание себя единой нацией было затруднено у корейцев до возникновения на арене истории государства Коре, а затем Чосон, период существования которых ознаменовался глубочайшей вас¬сальной зависимостью от Китая,22 причем не только с политической точки зрения, ной с духовно-религиозной. Приобщение к конфуцианству в адап¬тированной для Кореи форме на долгие годы определило путь культурного развития уже единой страны, однако заморозило становление исконно ко¬рейского национального самосознания. Конфуцианство в изложении Чжу Си подразумевало примат «пяти заповедей, которые определяют систему общества на основе крови, возраста, пола, положения в обществе».23 Эти соотношения с этого времени жестко регламентировали связи между му¬жем и женой, старшими и младшими, братьями и прочими родственника¬ми, отцами и детьми, учителями и учениками, друзьями.24 Именно в пери¬од династии Ли в сознание корейцев, помимо пяти моральных заповедей, основательно внедрились «три принципа конфуцианства - поклонение ко¬ролю, подчинение сына отцу, подчинение жены воле мужа».25 Возникнове-
ние и становление жесткого патриархата - основы основ традиционной ко¬рейской общественной модели также произошло в этот период времени
Общность корейцев как единого этноса в их сознании отсутствовало, сохранившись «символически лишь в мифе о легендарном Тангуне»26 -основателе «Страны утренней свежести». Период феодальной раздроб¬ленности и последующее преклонение перед китайским сюзереном с пе¬рениманием у последнего атрибутов повседневной культуры и быта от¬нюдь не способствовали становлению самобытности корейского этноса. Его формирование на заимствованных культурных традициях в ущерб бе¬зусловно существовавшим росткам национальной самобытности способ¬ствовало, с одной стороны, сплочению корейцев в государственном смыс¬ле, а с другой стороны - размыванию зачаточных национальных духовных устоев. Иными словами, единение корейцев произошло на путях огосудар¬ствления и на основе привнесенной извне идеологии, а не на фундаменте исконно национальной идеи. Привнесенная же идеология всегда, как пра¬вило, делит людей практически поровну на ее адептов и - пусть даже и скрытых - противников. Это деление сохраняется достаточно длительное в^емя. Целенаправленные усилия государства стечением времени не ос¬тавляют противникам свободы для волеизъявления, однако в сознании людей остаются следы разобщенности. Как отмечают даже сами южноко¬рейские историки, корейцы «люди без поэзии, нация без философии, на¬род без религии; это - большая ошибка».27
Как видно из изложенного выше, и в последующий период корейской истории - эпоху Коре - нашлись обстоятельства, воспрепятствовавшие единению корейцев на уровне общественного сознания. Однако и в этот период времени абсолютная величина «сил разобщения» не достигала критического уровня, и компенсировалась либо внешними силами, либо усилиями центральной власти.
Примечательным видится в свете описанного географическое поло¬жение столиц государств Корейского полуострова, в разное время суще¬ствовавших в истории. Все они, и в первую очередь Сеул, находились на широтах, близких к 38 параллели, т.е., близких к географическому центру Корейского полуострова. В этом просматривается проявление скрытых сил противоборства геополитических «сил разобщения», действовавших в ме-ридианальном направлении, и компенсирующей «силы единения», обус¬ловленной однородными природно-географическими условиями полуост¬рова. Другими словами, учреждение центров власти в разные периоды ко¬рейской истории было, возможно, стихийно, направлено на их расположе¬ние действительно в центре страны, в противовес также стихийно прояв¬лявшим себя континентально-океанским векторам силы.
В средние века влиятельная сила Океана для населявших Корейс¬кий полуостров людей окончательно воплотилась в образ Японии, которая на протяжении всего своего существования не оставляла попыток вовлечь
Корею в той или иной форме в орбиту своего влияния. Как раз в это же время притягательная сила Континента окончательно предстала перед корейцами в образе Китая. Своеобразное «перетягивание корейского ка¬ната» Китаем в северном направлении - т.е., в сторону Континента - и Япо¬нией - в сторону Океана наложилось на ранее имевшие место скрытые сти¬хийные тенденции на полуострове и еще более четко отпечатало в созна¬нии корейцев тот факт, что они находятся в поле действия «сил разобще¬ния».
Примечательно, что при этом японцы не вступали в открытое проти¬воборство с китайцами, а предпочитали вести боевые действия против ко¬рейцев.
Апофеозом «перетягивания каната» стала Имджинская война, длив¬шаяся 5 лет и закрепившая победу Континента над Океаном.28 Однако не¬смотря на сюзеренитет Китая, полное подчинения духовно-религиозной сферы китайской традиции, влияние Японии (силы Океана) продолжало оставаться существенным, что нашло свое отражение в развитии морских перевозок, торговли, в культурных заимствованиях, литературе и искусст¬ве.29
Новые веяния в религиозной, научно-технической сфере доходили до Кореи как из Китая, так и из Японии.** Повсеместное распространение в Корее буддизма, даосизма и конфуцианства, привнесенных из Китая и Япо¬нии как проявление борьбы сил Континента и Океана, завоевывая все боль¬шее количество неофитов, наталкивалось, тем не менее, на компенсиру¬ющую составляющую «силы единения» - шаманские религиозные тради¬ции. Заимствованные идеологии: буддизм, даосизм, конфуцианство рас¬пространялись «в основном среди правящих слоев корейского общества; среди простого населения продолжали культивироваться шаманские, то¬темистические представления о жизни и смерти».S] «Шаманизм следует понимать как базу, на которой взросли все религии Кореи, причем даже буд¬дизм и конфуцианство осмысливаются простыми людьми в терминах ша¬манизма». м
Духовно-идеологическая поляризация корейцев в период «политики изоляции» и позднего Чосон
Политика изоляции так или иначе, но явилась все же проявлением действия «силы единения» - стихийной тенденцией к сохранению единого государства, перманентно подвергавшемуся действую полярных геополи¬тических сил, и объективно была направлена на укрепление корейского этноса. Не в последнюю очередь благодаря этой политике удалось доста¬точно длительное время удерживать корейцев в рамках единой этнокуль-
турной общности, вырастить несколько поколений корейцев, идентифици¬ровавших себя в рамках единого корейского этноса в роли жителя Корейс¬кого полуострова под общим самоназванием «чосонин».33
Вторая половина XIX века ознаменовалась для Кореи новым вит¬ком возбуждения «силы отторжения» от Континента. Как и в средние века, эпицентром геополитического волнения явилась Япония, всплеск ак¬тивности которой в отношении Кореи был несравненно глубже и по своему масштабу превзошел перешедшую к тому времени в инерциальную фазу вассальную зависимость Кореи от Китая. Попытки корейцев отыскать точ¬ку опоры в условиях дуализма внешнего воздействия вылились в провозг¬лашение ваном Кочжоном в 1897 году прояпонской корейской империи-«Тэхан Чегук» в южной части полуострова.34 Создание нового государствен¬ного образования вне связи с предшествующей континентальной тради¬цией именно на Юге представляется симптоматичным: именно Юг страны был исторически в большей степени подвержен воздействию силы Океана, и создание прояпонской Великоханской империи на Юге бывшего госу¬дарства Чосон было безусловным реверансом в сторону Океана. Этот по¬литический жест был бы абсолютно невозможным при отсутствии у жите¬лей южной части полуострова элементов положительной комплиментар-ности к антиконтинентальным проявлениям исторического процесса. Как известно из истории, далеко не все корейцы поддержали акцию Кочжона: приблизительно половина населения продолжала отождествлять себя с континентальной традицией, настаивала на необходимости большей вза¬имосвязи Кореи в облике «государства Чосон» с материковым Китаем.as «С тех пор пошли характерные термины, отражавшие сложившуюся к кон¬цу XIX века политическую ситуацию в Корее с ее «прокитайским Севером» и «прояпонским Югом».* Борьбу «сил разобщения» и компенсирующей «силы единения» в тот же период времени - вторая половина XIX века -осложнила новая составляющая - проникновение в Корею западных идей, прежде всего под видом идей религиозно-миссионерских, распростране¬ние которых внесло свою лепту в грядущий раскол Кореи/' Знакомство с Западом для Кореи началось с христианства, точнее, с католицизма. «Нео¬бычно то, что католицизм принесли в Корею не миссионеры, а янбаны в XVII веке, переняв «западное учение» в Китае в поисках свежих идей, ус¬тав от ортодоксального конфуцианства. В 1785 году король Чхонджо официально объявил католицизм ересью».33 В XIX же веке отголоски зап¬рещенною «западною учения» легли в основу умения о «реальных знани¬ях» - сирхак и подготовили почву для последующего, более глубокого зна¬комства корейцев с христианской традицией. Миссионеры-католики при¬бывали в Корею главным образом из Китая, частично-из Японии. Шедшие за ними негоцианты закрепляли начинавшуюся в сознании корейцев сму¬ту, зерна которой были посеяны христианскими священниками. Присущая католическим подвижникам активность столкнулась в Корее с благодатной паствой: годы изоляции притупили, однако отнюдь не извели под корень присущее корейцам любопытство в отношении неизвестного, а неоконфу¬цианские традиции, вошедшие к тому времени казалось бы в плоть и кровь этнических корейцев уже, по мнению так называемых «прогрессистов», тормозили общественное развитие страны. Это мнение в концентрирован¬ной форме было выражено в публикациях активистов известного «Independence Club» Co Дже Пхиля и Юн Чхи Хо. Последний, в частности, писал следующее: «Конфуцианство может быть моральным, но оно не мо¬жет быть духовным; конфуцианство начинается человеком и им же и закан¬чивается. Христианство начинается с человека, но оканчивается Богом. Все, что конфуцианство дало Корее - подавление народных масс, бедность, жестокое офицерство,
деградированные женщины».39 Однако такое крайнее неприятие конфуцианских традиций овладело умами сравнительно незначительной части интеллигенции. Основная же масса населения, подчиняясь инер-ции, продолжала жить в русле привычных культурно-бытовых категорий. Пытаясь создать противовес все большему распространению западных идей, общественное сознание Кореи породило тонхак - «восточное уче¬ние». Одновременно тонхак приобрело черты религиозной оппозиции су¬ществовавшим в то время в Корее порядкам.40 В этой попытке отыскать некие национальные, самобытные точки опоры для дальнейшего разви¬тия страны причудливым образом переплелись «отдельные догмы буддиз¬ма, конфуцианства, даосизма с христианским постулатом о равенстве всех перед богом».41 Фактически тонхак явилось попыткой корейцев «на¬ционализировать свои религиозные убеждения и тем самым создать оп¬лот идей против католицизма».42
«Уступка» христианству в виде признания «равенства людей перед | Богом», безусловно, подвергало эрозии складывавшиеся веками конфуци¬анские устои с их заповедями и принципами структурированности обще- I ства.
Однако компенсирующая «сила единения» вновь проявила себя в тонхак: кардинальной идеей этого учения провозглашал ось тождество Бога и человека.43 Кроме того, толкователи тонхак, видимо осознавая как неиз¬бежность столкновения корейцев с западной цивилизацией, так и необхо¬димость перенимания некоторых западных ценностей, распространяли идею «тондо соги» - «восточная мораль плюс западная техника»44 что на¬шло свое воплощение в дальнейшем в движении «кэхва ундон», в рамках которого уже в открытом виде проповедовались не только абстрактные ре¬лигиозно-духовные нормы и императивы, но и конкретные буржуазно-ли¬беральные элементы западного понятия свободы и государственного уст¬ройства.45
Несмотря на «национальное по форме», тонхак объективно яви¬лось прозападной религиозно-идеологической доктриной, вектор которой
был направлен против континентальной традиции. Примечательным в этой связи видится факт того, что большинство идеологов реформаторства в Корее конца XIX века, в частности, Со Чже Пхиль, ан Чхан Хо, Ли Сан Чже, были протестантами.46 Основным регионом их деятельности был Сеул -столица Кореи того времени, а в роли сочувствующих элементов выступа¬ли представители интеллигенции, торговцы. При этом отказ от континен¬тальной традиции в отсутствие территориальной близости Запада и при неразвитости средств передвижения и коммуникации означал очередной уклон в сторону Океана, т.е., Японии. Налицо было противоречие между прогрессивным началом и континентальной традицией: «реформаторы типа Ким Ок Кюна не были патриотами, они ориентировались на Японию, как консерваторы в прошлом ориентировались на Китай. У них не было разви¬то чувство национальной самобытности» 47 Противоречие усугублялось тем, что носители патриотических, традиционных, континентальных, т.е., прокитайских идей были консерваторами48 С учетом ранее сд
