Судьба человека
Ефросинья
«МК»- на Амуре» помогли обогреться одинокому русскому сердцу в китайской трущебе
Кованный сапог своей страны
То что когда то Харбин был русским анклавом, известно всем. Когда то этот город называли «Восточным Парижем», он приютил многотысячную «армию» русских не принявших советскую власть. Стал для многих убежищем, отчиной и судьбой. Потом скрижали истории повернулись так что многострадальному русскому люду пришлось искать новые пристанища.
Кто то проповедуя патриотизм, поехал поднимать целину, кто то помня кованный сапог родины не решился возвращаться в СССР, избрал скитания и чужбину, уехав в Австралию и Америку.
В 1923 году спасаясь от голода, бежала в Китай семья инженера –железнодорожника Андрея Никифорова, главным богатством которой были – трое детей, старшей из которых- Фросе, едва исполнилось тринадцать.
-Помню бабушкин дом под Ельней, возле которого росла раскидистая береза, под которой еще отдыхали солдаты армии Наполеона… Вспоминала Ефросинья Андреевна. Еще одним из самых ярких воспоминаний ее отлетевшего детства: страшные колики в животе, когда от голода ели овсяные остья.
Медик милостью Божией
В Харбине, она закончила женскую гимназию, и высшие фармацевтические курсы- получила специальность фармацевта.
Более пятидесяти Ефросинья Андреевна проработала в Харбинской городской аптеке, более старательного и исполнительного работника чем она , трудно было найти. В больницах не хватало медсестер и она, очень часто не считаясь со временем, выхаживала тяжелобольных, сколько ночей было поведено возле больничных постелей знает только Бог.
Своей семьи у нее не сложилось, единственная любовь разбилась об его измену. Всю нерастраченную любовь несостоявшегося материнства, она отдавала единственному племяннику, которого по семейному трогательно называла «Гога».
Пришло время- братья с семьями уехали в Союз, оба прошли лагеря как «японские шпионы», умер отец, Ефросинья жила с стареющей матерью в крошечном домике в старом районе Харбина.
Все ее подруги пообзавелись семьями и поразьехались кто куда- в основном в Австралию.
- Меня заграница никогда не прельщала, а на Родину возвращаться было боязно. Так и осталась здесь… Вздыхая говорила Ефросинья Андреевна.
Жизнь ее проходила тихо и обыденно: работа, церковь, русское кладбище- где в идеальном порядке содержались ею могилы отца а потом и матери…
Было еще одно любимое место: противоположный от Харбина берег Сунгари, где возле тихой заводи росла одинокая белоствольная березка.
- Я так любила под ней сидеть… Видимо, была какаето похожесть между стынущем на ветру деревцем и ее судьбой.
Работала она до последнего, сколько могла. Парадокс, но проживя жизнь в Харбине Ефросинья Андреевна так и не выучила китайского языка. Коллеги ей доверяли фасовку лекарств, зная высоцайший профессионализм русской сотрудницы.
Похороненный город
Когда я познакомился с «русским Харбином»- там проживало двенадцать русских стариков. Это апостольское число не растворилось в пятимиллионном мегаполисе, они общались, ходили друг к другу в гости. Справляли праздники, ссорились и даже сплетничали, одним словом- жили. Очень даже по русски!
Время своей неумолимостью уносило их в иной мир, «русская Антлантида» уходила в Лету.
Судьба ссудила именно Ефросинье Андреевне, похоронить весь свой русский Харбин, и доживать свои очень глубокие годы (95!), в полном одиночестве и немощи.
Ее старый дом снесли, в замен престарелой эмигрантке дали крошечную конуру, промерзающею зимой, и расскаляющиюся до туркменской пустыни летом.
Так и жила последняя подданная государства Российского, за себя никогда ни у кого не просила, в минуты отчаянья истово молилась Богу и неустанно повторяла: «Шире спины Господь крест не положит…» Только спина усыхала все больше и больше…
Жизнь под замком
Болезней у этой измученной, забытой дальней родней живущей в суверенном Казахстане и посольскими «борзыми»- сильными и безбедными- целый трактат по патанатомии.
Катаракта, приведшая почти к полной слепоте, опухоль головного мозга, и неоперабельный рак молочной железы.
Родная аптека давно купила ей гроб и крест, справила одежду на смерть, а она ЖИВЕТ, вопреки диагнозам и вердиктам.
Ей пытались нанимать сиделок, но разность языков и культур, а главное отсутствие любви в сердцах последних, долго не задерживали в ее комнатенке китайских нянек.
О страшной до трагичности судьбе русской женщины знали многие соотечественники, придут навестят, занесут буханку обожаемого ею черного хлеба, пачку гречки, кто то деньженок подкинет и повздыхав все бежали дальше. У каждого своя жизнь…
Соседи стали в последнее время замыкать ее на замок, что бы не высовывалась, да детей не пугала. «Воняет от нее гнилым мясом…» Сказала как-то мне одна из ее соседок.
«Не бросайте меня!…»
Предпоследний раз я был у нее в фестивальном сентябре, встреча была особенно гнетущая. Грязь, запустение, холод, взгляд загнанного в пропасть человека, питающегося несвежими кусками. Немощь настолько задавила ее что она не способна была вскипятить себе чай.
Старческая рука, с давно не стриженными ногтями, схватила мою ладонь, в незрячих глазах горел жар боли, а беззубый рот хрипел.
-Сашка! Не бросайте меня! Почему я не кому не нужна? Я же русская, и ни чего кроме добра людям не делала… За что это все?! Помогите Христа ради… Исступленно шептала девяностопятилетняя женщина.
Уходил от нее не видя перед собой дороги.
Найти женщину способную пожертвовать несколькими месяцами жизни и доглядеть эту русскую березку в китайском гаоляновом поле, оказалось делом очень не простым. В православной России таких очень не много, отказывались даже монахини, несмотря на просьбу Владыки Гавриила…
Помогла Галина Зубакина, человек с чистым сердцем.
Просто позвонила и сказала есть такой человек, готовый ехать во славу Божию…
Доброта стоит денег, увы такова жизнь…
Первый вице-мэр Благовещенска Валентина Калита, поняла проблему с полуслова не став делить людей на наших и не очень.
Коль страдает русский человек, то ему надо помочь.
«Я тебя столько ждала…»
Мы с Галиной Борисовой ехали в Харбин с волнением. Успеем ли, получится ли?
-Галь, за нами Россия- отступать то некуда. Патетически сказал я выходя на перрон Харбинского вокзала. Она улыбнулассь одними глазами.
Старая трущоба встретила нас пронизывающим ветром в дырявых коридорах, теменью и затхластью умирающего дома.
Дверь заветной квартирки была на замке, на наш стук раздался приглушенный стон. Успели.
В комнате было плюс пять, Ефросинья Андреевна лежала на проваленной лежанке и почти по собачьи сковчала.
Два дня уборки не разгибая спины, и посветлела комнатка, старинные иконы оттертые от пыли засверкали своими ликами.
Главное, умытая и прибранная заулыбалась наша бабушка. Не устовая повторять:»Девонька, я столько тебя ждала..»
Она как нахохлившийся воробышек прижималась к Галине, не веря своему счастью, что наступающий Новый Год и Рождество ей встречать не в могильной тишине и холоде одинокой конуры.
Когда Галина спросила что тебе подарить к Новому Году, Ефросинья Андреевна по детски бесхитростно ответила:
- Помой мне спинку, лет пять никто не мыл…
Вернувшись из Харбина я позвонил Галине.
- Все у нас хорошо, позавтракали самой русской в мире манной кашей. А какая бабушка умница, столько помнит и знает! Вечерами я ей Библию читаю и как она довольна. Торопливо говорила эта добрая душа.
Потом трубку мобильного приставила к слабослышащему уху Ефросиньи Андреевне.
-Сашка, передай земной поклон всем кто помог, я до сих пор нем верю в эту сказку…
С радостью передаю ваш поклон мадам, ведь под Новый год чудеса должны случаться.
Вы слишком долго ждали свое чудо- целых девяносто пять лет!
Но все таки лучше поздно…
И с Новым годом!
Александр Ярошенко
Благовещенск- Харбин-Благовещенск