Город-сновидение

[yeguofu]

Эта тема для своих и чужих впечатлений, воспоминаний и мыслей о Петербурге - городе-призраке, живущим своей таинственной жизнью и покоряющим суровой и необъяснимой, чуждой для русской души красотой.

Покорил Питер и голландского русиста, написавшего об этом по-русски.

Кейс Верхейл. Виды Петердама. «Звезда» 2009, №2 http://magazines.russ.ru/zvezda/2009/2/ve.html

История водного хозяйства Aмстердама — классический пример феномена укрощения враждебной стихии. По картинам в музеях мы знаем, как некогда выглядели амстердамские “грахты”: пустая поверхность воды, голая мостовая, фасады домов. И всё. В 1703 г. , как известно, Петр I основал Санкт-Петербург и начал строить его по образцу Aмстердама, где до этого побывал. В самом же Aмстердаме после петровской эпохи вдоль каналов стали появляться где ряд тенистых вязов, где благоухающие липы. Вода стала покрываться баржами, сначала только передвижными, с грузом, а вскоре и такими, которые служат постоянным жильем. Между тем море все более скрывалось из виду. После сооружения дамбы для комплекса главного вокзала в конце XIX века город, по существу, оказался отрезан от своего порта. A в середине прошлого века инженеры построили новую дамбу столь грандиозных размеров, что и Aмстердам, и его залив фактически оказались внутри материка.

В результате отрицания стихии и возник тот “уют”, который большинство голландцев считает высшим идеалом жизни по-голландски. Поэтому жителю Aмстердама вода канала представляется уже не противоположностью обитаемой улицы, а ее составной частью. Как в гостиной современной роскошной виллы, где мебель расположена вокруг теплого бассейна.

A Петербург никто, я думаю, уютным городом не назовет. Его феноменальная красота имеет характер строго объективный, подобно баховской музыке,
и не исключает чувства страха. Даже на самом как бы по-амстердамски прелестном отрезке Канала Грибоедова, там, где по обеим сторонам растут тополя, темная, ледяная, заманивающая к себе вода напоминает о близкой возможности смерти.

A если в Петербурге вам потребуется отыскать хоть намек на уют, я рекомендую — кроме, естественно, водки — речку Карповку. Ее интригующее название имеет, по мнению ученых, финское происхождение и означает “лесная речка”. Узкая и неказистая, она извивается по самому дальнему от городского центра краю Петроградской стороны. В период моей питерской стажировки она не раз придавала мне бодрости в минуты одиночества.

В Петербурге один из больших храмов наводит на мысли о судоходстве не только своим именем, но и расположением в городе. Собор св. Николая, покровителя моряков, был построен недалеко от флотского арсенала “Новая Голландия” по инициативе дочери Петра I. Церковный фасад и площадь перед ним выходят на набережную канала, который связывает три городские реки, вытекающие в залив. О нежном отношении питерцев к Николаю и его церкви свидетельствует ее обиходное название “Никола морской” или “Никола мокрый”. Несмотря на свою расположенность у канала, как корабль на пристани, она не внушает фантазий о затаенном желании отплыть. Наоборот, как я замечал, выходящий из церкви невольно останавливается с чувством плаванья уже в открытом море. Тем более в ветреные дни с так называемой переменчивой облачностью. Вид неба над папертью-палубой тогда идеально отражается в золотисто-бело-голубой внешности храма и колокольни.

[Укенг]

Этим летом (2008) пошел на Смоленское кладбище посмотреть на часовню Ксении Блаженной. Зашел с западной части кладбища, дальней от часовни. Спрашивал у людей дорогу  но  мне несколько раз показывали дорогу неверно, так что я как бы обогнул часовню и уже с востока подходил к ней по какой-то тропинке через кусты. И почти у самой часовни наткнулся на старинную могилу. Черная, без табличек, только белой краской на ней написаны имя, фамилия и 2 цифры. Имя и фамилия полностью совпадают с моими, цифра - мой нынешний возраст (в описанный момент мне было на год меньше).

Я человек совершенно несуеверный и считаю это совпадением. Но уж очень необычным. Настолько необычным, что, пожалуй начну совсем-совсем считать это совпадением осенью этого года, когда стану на год старше.

[???]

Я человек совершенно несуеверный и считаю это совпадением. Но уж очень необычным. Настолько необычным, что, пожалуй начну совсем-совсем считать это совпадением осенью этого года, когда стану на год старше.

немножко жутковато.. 

[yeguofu]

считаю это совпадением. Но уж очень необычным.

Наверное, это все же не совпадение. Просто так ничего не бывает. Вас ведь зачем-то потянуло к часовне. И, думаю, не случайно вы вышли на этот знак. Хотя толковать его так негативно, видимо, не стоит.

Всем нам посылается множество знаков - и предостерегающих, и наводящих на размышления. Только мы их обычно не замечаем или не придаем им значения.

Ксения считается покровительницей, в основном, женщин, и чаще всего к ней обращаются именно они. Но сейчас, говорят, даже студенты просят помочь сдать сессию  . Возможно, вам стоит обратить внимание на отношения с любимым человеком: может быть, нужна - в зависимости от ситуации - ваша помощь, совет, извинение, раскаяние и т.п.

Во всяком случае есть над чем поразмыслить. "Стучите, и откроют вам". Удачи.

[yeguofu]

Петербург в стихах Ирины Снеговой:


Всё приходит слишком поздно:
Мудрость - к дряхлым, слава - к мёртвым,
Белой ночи дым беззвёздный
В небе, низко распростёртом -
К нам с тобой, идущим розно.

Всё приходит слишком поздно:
Исполнение - к желанью,
Облегчение - к недугу.
Опозданья, опозданья
Громоздятся друг на друга...

Сизый свет течёт на лица,
Купола, ограды, шпили...
Снится может? Нет, не снится.
Вот он, город-небылица,
Мы одни из прочной были,-

Взгляды тусклы, лица постны.
Всё приходит слишком поздно:
К невиновным - оправданье,
Осуждение - к убийце,
Опозданья, опозданья,
Век за них не расплатиться.

А мечтали! Жадно, слёзно
Здесь вдвоём - сквозь все запреты...
Всё приходит слишком поздно,
Как пришло и это лето.

Грустно невских вод теченье,
Время дышит грузно, грозно.
Слишком позднее прощенье...
Всё приходит слишком поздно.

[yeguofu]

Из Петербурга Иосифа Бродского:

Стансы

Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темносиний
я впотьмах не найду,
между выцветших линий
на асфальт упаду.

И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
- До свиданья, дружок.

И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой,
- словно девочки - сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.

1962

[yeguofu]

Петербург Мандельштама:

...Дев полуночных отвага
И безумных звезд разбег,
Да привяжется бродяга,
Вымогая на ночлег.

Кто, скажите, мне сознанье
Виноградом замутит,
Если явь — Петра созданье,
Медный Всадник и гранит?

Слышу с крепости сигналы,
Замечаю, как тепло.
Выстрел пушечный в подвалы,
Вероятно, донесло.

И гораздо глубже бреда
Воспаленной головы —
Звезды, трезвая беседа,
Ветер западный с Невы.

<Январь-февраль> 1913, 1915(?)


Адмиралтейство


В столице северной томится пыльный тополь,
Запутался в листве прозрачный циферблат,
И в темной зелени фрегат или акрополь
Сияет издали — воде и небу брат.

Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота — не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.

Нам четырех стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек:
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?

Сердито лепятся капризные Медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря —
И вот разорваны трех измерений узы
И открываются всемирные моря.

Май 1913

Петербургские строфы



Н. Гумилеву

Над желтизной правительственных зданий
Кружилась долго мутная метель,
И правовед опять садится в сани,
Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припеке
Зажглось каюты толстое стекло.
Чудовищна, как броненосец в доке,—
Россия отдыхает тяжело.

А над Невой — посольства полумира,
Адмиралтейство, солнце, тишина!
И государства жесткая порфира,
Как власяница грубая, бедна.

Тяжка обуза северного сноба —
Онегина старинная тоска;
На площади Сената — вал сугроба,
Дымок костра и холодок штыка...

Черпали воду ялики, и чайки
Морские посещали склад пеньки,
Где, продавая сбитень или сайки,
Лишь оперные бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница;
Самолюбивый, скромный пешеход —
Чудак Евгений — бедности стыдится,
Бензин вдыхает и судьбу клянет!

Январь 1913, 1927

[Натали4ка]

Этим летом (2008) пошел на Смоленское кладбище посмотреть на часовню Ксении Блаженной. Зашел с западной части кладбища, дальней от часовни. Спрашивал у людей дорогу  но  мне несколько раз показывали дорогу неверно, так что я как бы обогнул часовню и уже с востока подходил к ней по какой-то тропинке через кусты. И почти у самой часовни наткнулся на старинную могилу. Черная, без табличек, только белой краской на ней написаны имя, фамилия и 2 цифры. Имя и фамилия полностью совпадают с моими, цифра - мой нынешний возраст (в описанный момент мне было на год меньше).

Я человек совершенно несуеверный и считаю это совпадением. Но уж очень необычным. Настолько необычным, что, пожалуй начну совсем-совсем считать это совпадением осенью этого года, когда стану на год старше.

Неоднократно слышала от многих, кто приходил когда-то к часовне Ксении Блаженной, что временами  замечали что-то необычное или же с кем-то это необычное происходило, может быть все это лишь суеверия, но, говорят, находясь там, нужно думать о том, что больше всего в жизни хочешь, и это непременно исполнится, я сама была там, место на самом деле мне показалось необычным, кто знает..может все и в правду не просто так..

[yeguofu]

Петербург Анны Ахматовой  http://www.akhmatova.org/articles/articles.php?id=25

Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый...
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.
А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь, -
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды.
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.

[yeguofu]

Александр Щелкин. Форма, освободившаяся от бремени содержания.
О саморазрушении и самосохранении Санкт-Петербурга
«Звезда» 2009, №6    http://magazines.russ.ru/zvezda/2009/6/sh15.html

Интересное видение Петербурга. Автор - философ по профессии, и читать материал полностью не всегда просто. Поэтому предлагаю выборку из статьи.

Если на Западе государственное и гражданское развитие как содержание доконало с помощью постмодернистской вольницы и экспериментаторства классическое наследие как форму, то в России, исключительно в Петербурге, где авангардистская и конструктивистская стилистики были “репрессированы” Сталиным, “петербургская линия”, “петербургская форма” сохранилась в чистом, то есть фактически музейном виде. На вопрос, как все это сохранилось на бюджетные крохи, ответ известен: плохо, но сохранилось. На вопрос, не диктаторам ли мы обязаны увековечиванию классики, умные люди только разводят руками: “Чудны дела Твои, Господи!”

Западные столицы в XIX—XX вв. энергичнее перестраивались: сначала на буржуазно-индустриальный, а затем на модернистский и постмодернистский лад. Петербургская же форма, как уже говорилось, законсервировалась в истории под строгим бдением самодержавия — неважно какого, имперского или коммунистического. И вот здесь-то выяснилось, что эта “петербургская форма”, детерминированная содержанием “европейской миссии” Северной Пальмиры, настолько шире этого содержания, что впору говорить о ее независимости и априорности.

Речь идет об уникальном архитектурном пространстве, организованном зданием Биржи Тома де Томона и полукольцом от этого здания расходящихся фасадов нескольких государственных учреждений. … о Стрелке Васильевского острова, но обозреваемой не со стороны невской глади (например, с Троицкого моста или Дворцовой набережной), а увиденной с противоположной стороны. Вы начинаете свое “сентиментальное путешествие” от середины Главного здания Университета к “Парфенону” томоновской Биржи. Для этого вам нужно обойти неуместный здесь Институт акушерства им. Отто вдоль решетки, окружающую эту инородность. Но даже этот дореволюционный “новодел” — не препятствие к встрече. Обходите его с любой стороны, но лучше слева и двигайтесь к намеченной цели. Вы идете одни. Непременно одни. На свидание с вечностью толпой не ходят.

Я не сказал, но это само собой разумеется: все это должно случиться в бледно-розовой прозрачности многообещающего летнего утра, как раз на исходе белой ночи. Все для преображения готово, и оно началось. Позади вас здание Двенадцати коллегий, а слева потянулась желтым пятном галерея бывшего Гостиного двора, в котором сквозь классический декор проступает простота и целомудренность романского стиля, сохранившегося во многих торговых рядах российских городов XVIII в. Дальше — больше. Начинается то самое.
Начинается то самое интерьерное пространство, организованное архитектурой Стрелки Васильевского острова, увиденное не снаружи, а изнутри. Вы почти напротив томоновской Биржи, которую вы созерцаете не с фасада, редко освещенного и не лишенного некоторой помпезности, а с тыла, где здание возникает как наваждение. Работа “золотого сечения” делает свое незримое дело. Дразнящая легкость одного из самых монументальных зданий Северной столицы опьяняет до головокружения. И все-таки вы действительно “у себя дома”, потому что этот петербургский акрополь облагораживающее соразмерен вашему физическому и духовному присутствию. Вы в плену античности, в плену петербургской формы. Загадка воздушной вознесенности нашего “Парфенона” раскрывается буквально на глазах. Нарастающая высота пьедестала передается летящим почерком широких ступеней, взбегающих прямо к цоколю колоннады. Эта эстетика горизонтального размаха серокаменных ступеней лестницы и вертикальной устойчивости и простоты белых колон дорического ордера — вот, собственно, и все, что нужно человеку, чуть не сказал “европейскому”, для “пленительного счастья”, то есть для того, чтобы быть “в плену у счастья”.

Но классическое обаяние томоновского шедевра состоит и в том, что, будучи архитектурной доминантой древнегреческого образца со всем его светлым строем поэтических и мифологических настроений, этот шедевр готов разделить славу с другими здешними зданиями, которые двумя полудугами расходятся от него. Эстетическое существо этих зданий выдержано скорее в духе римской классики и вызывает иной строй ассоциаций. В принципе, без натяжек и художественных излишеств можно сказать, что северный “Парфенон” де Томона олицетворяет и символизирует природно-космическую стихию человеческой жизни, а его соседи — некий государственно-гражданский порядок человеческого мира. Соответственно, две античности — греческая и римская — сошлись здесь, чтобы образовать подлинный genius loci — уже не петербургского рождения, а устроения, не петербургского начала, а именно зрелости и сущности этого города.

Это место герметично закрыто от остальной части города. Такой герметизм составляет “мистику” этого места. Просветы между строениями — прекрасный намек на эту оторванность от остального. Удивительное ощущение испытываете вы, обдуваемые чистой прохладой начинающегося утра и пораженные резонирующей пустотой воздуха. Да, это место несет на себе все признаки искусственности, кто-то найдет — даже излишней искусственности. Но человеку здесь дышится хорошо, то есть легко, и мыслится тоже легко, то есть величественно. Все по той же причине: пространство этого места открыто не столько вширь, сколько в высоту. Здесь все указывает не на горизонт, а на небо.

Просторы этих размеров — это просторы античного театра, агоры, форума. Это артефакт в своей лучшей подлинности и вдохновенном исполнении. Повторюсь: здесь царствует искусственность и форма в том смысле, в каком искусство выше повседневной жизни, а прекрасная форма выше не нашедшего себя содержания. Здесь нет природной сущности Петербурга — воды, даже в гранитном обрамлении. Человек тут в собственной, “второй природе”. Поэтому он… правильно! — “у себя дома”.

Если правда, что мы тут находимся в эпицентре “петербургской формы”, то ничего удивительного нет в том, что это пространство безлюдно. Вообще люди с развитым вкусом отмечают, что истинно петербургские места вспоминаются и представляются как безлюдные. Для художников, графически угадавших особенность петербургской топологии (та же А. Остроумова-Лебедева, М. Добужинский, А. Бенуа и др.), это как бы аксиома.

Давайте поздравим себя с результатом: архитектура! Quat erat demonstrandum. Это не игра в Гегеля. Это рука помощи, протянутая из классического прошлого, еще не зараженного узким утилитаризмом и безбрежным постмодернизмом. Архитектура — это не только музыка, застывшая в камне, это даже больше, чем предметное воплощение красоты. Это форма, в которой отливается и никуда не скрывается сама жизнь в ее лучших, прекрасных эпизодах своего трудного, неровного, но, слава богу, поступательного развития. И если это не так, то перед нами никакая не архитектура, а так: либо “серым по серому”, как “хрущобы”, либо свирепая деконструкция, как неосуществленный проект Доминика Перро по модернизации Мариинского театра, либо, что еще более удручающе, стилистическое надувательство в виде хай-тековского высокомерия и идейного убожества газпромовского “Охта-центра”.

Петербург нам достался и завещан в смысле эстетической, архитектурной формы как самый европейский город в Европе. Центры большинства европейских городов — это язык средневекового зодчества. Античным классицизмом обзавелись только крепкие монархии — Франция, Австро-Венгрия, Испания, Пруссия (Берлин). Республиканская Европа не знала подобного роскошества. Из этого списка только родина Ренессанса является исключением. Чувство формы, чувство “возвышенного”, чувство прекрасного у титанов и гуманистов итальянского Возрождения легендарно известно, но реализоваться в масштабах большого города (ансамблевый проект) собственно в Италии ему было нереально. Аутентичные формы античности пошли на экспорт, в значительной мере в Россию. В это время Запад увлекся уже не “вечностью”, а буржуазной “современностью”.

Сохраняя “петербургскую форму”, мы сохраняем не просто “как музей” культурно-исторический центр города. Мы продолжаем, творим классику сегодня. “Петербургская форма” работает как матрица — она воспроизводит готовность следующих поколений к классике, полноте, зрелости, плероме. Человеческая ДНК воспроизводит жизненный субстрат человека. Это то же самое, что сказать по-аристотелевски: (только) человек порождает (только) человека. Отказаться от найденного — значит прервать развитие.

Сохранить “Петербург как форму” можно по-разному. Есть только один способ ее не сохранить — это ее разрушить. Понятно, “не ведая, что творя”, естественно, с благими намерениями, конечно, под знаком “прогресса”.
Саморазрушение Петербурга как произведения искусства не приняло еще необратимого характера. Но коварство деградации состоит в том, что мы имеем дело не с откровенным вандализмом и культурным геноцидом, а с тем, что мы становимся жертвой идеологии, которая именуется по-всякому, чаще всего — “сменой парадигмы”, “веянием времени”, “новой реальностью”. Все это собирательно называется “эпохой постмодернизма”.

Так вот, саморазрушение “петербургской классики” идет не злонамеренно, а через пристойную моду на “современность”, модерн и постмодерн. Беда в том, что это настроение не только “креативной” публики из гражданского общества. Это стало “хорошим тоном” во властных структурах. Власть просто не может взять в толк, как и почему в “постмодернистскую эпоху” надо иметь противоядие против постмодернизма. Власть, как купечество у Островского, стыдится показаться “некультурным”. Власть стилистически сломлена “изнутри”. (Такого не позволяла себе даже советская власть.)

[yeguofu]

Сергей Глезеров. Модные увлечения блистательного Петербурга. Кумиры. Рекорды. Курьезы. Центрполиграф, 2009. http://www.ozon.ru/context/detail/id/4529891/

Эта книга откроет вам удивительный мир блистательного Санкт-Петербурга, рисуя живописную картину закулисной жизни города в начале XX века. Вы узнаете, какие кумиры покоряли умы и сердца петербуржцев; какие спортивные рекорды, театральные постановки и произведения искусства не оставляли равнодушными как людей образованных, так и простых обывателей; множество фактов и курьезных случаев, освещенных в журнальной прессе того периода; и много других любопытных сведений о жизни Северной столицы.

[yeguofu]

18 июня исполнилось 70 лет очень питерскому писателю Михаилу Кураеву.

Игорь Сухих. Правда соловья. Почему Михаил Кураев стал писателем? «Нева» 2009, №6 http://magazines.russ.ru/neva/2009/6/su7.html

Нет, пусть художественные писатели, собаку съевшие в литературе, набившие руку на безудержном мышлении в образах, готовят пышные, сдобные, горячие, искрометные лакомства для литературных критиков. Нашему же брату, метафизическому старателю, подобает быть только искренним, по возможности избегать сознательной неправды, сообщать и обрисовывать факты, способные красноречиво говорить сами за себя.

М. Н. Кураев. Куранты бьют, 1992

Зачем же Михаил Кураев стал писателем?

Вот наша версия.

Чтобы запечатлеть физиономию настоящего двадцатого и других, не менее трагичных, русских веков, а также исторических персонажей, которые с усилием и азартом крутили историческое колесо, сами порой оказываясь под ним.

Чтобы увидеть и защитить “неисторических” людей, попавших под это колесо. (“Жизнь незамечательных людей” называется одна из кураевских книг.)

Чтобы напомнить о существовании простых вещей: самоотверженности, благородстве, совести, сострадании.

Чтобы любовно и подробно вспомнить улицы, площади, дома, закоулки, реки и каналы фантастического города: “законченного художественного произведения”, четырежды менявшего название, но сохранившего характер; плохо приспособленного для нормальной жизни, но почему-то не отпускающего своих обитателей и создающего все новых своих поэтов.

На страницах петербургского текста наряду со светлой Адмиралтейской иглой, ломающимися мостами Невского, зловонными трактирами Сенной, фонарем и аптекой Петроградской стороны угнездилась и поющая у стен Петропавловской крепости ночная птица.

“Бей, соловей, в глухие каменные стены, бей в мудреные крепостные ворота, бей в тюремный засов, замкнувший тысячи душ, одни от света земного, другие от света истины и добра! Бог даст, и от твоего свиста кто-то проснется, всколыхнется под тиной житейских забот, пробудится от серого сна чья-то душа в надежде сделать хотя бы только свою жизнь осмысленной, сильной и смелой, и устыдится своей немоты, своей робости, своей бесконечной охоты за мелкой выгодой — и сладкой болью отзовется на песню бесстрашной в неведении своей судьбы птицы, посланной в каменный город то ли нам в пример, то ли в укоризну...

Бей, соловей! Твоя ночь, твоя правда!..”

В этом же номере читайте историческую хронику Михаила Кураева "Две катастрофы" http://magazines.russ.ru/neva/2009/6/ku3.html

Ну и, конечно, если кто еще не читал - его знаменитого "Капитана Дикштейна" http://www.ozon.ru/context/detail/id/1907721/ Текста книги в инете, к сожалению, не нашел.

[yeguofu]

Немного старого Петербурга. Старые фотографии и открытки.  http://www.silverhotel.ru/gallery/photogallery/category1.htm

[yeguofu]

Из интервью с писателем Андреем Аствацатуровым, автором романа «Люди в голом» http://www.online812.ru/2009/07/17/005/

...для меня литература - это не цель и не создание формы. Это скорее средство самовозрастания, она помогает мне развиваться. ...Я писал, не рассчитывая на публикацию – это была скорее работа над собой. Книга – это я сам. Хотя персонаж Андрей Аствацатуров не тождественен мне, человеку Андрею Аствацатурову. У меня с ним натянутые отношения. Он - петербургский интеллигент в очках. Тормоз. Чайник. Лузер. Недотепа. Я позволяю ему говорить глупости, делать подлости, подставлять людей, проявлять трусость, жить за счет других – то есть все то, чего я стараюсь в жизни не делать. В первой части книги он испуганный маленький человечек, зацикленный на себе, во второй – малоприятный персонаж, который встраивается в общую либеральную линию нашей культуры, что-то хапает, чего-то добивается… Наверное, в свое время я действительно был таким. Но с помощью книги я разоблачаю себя такого – и это помогает мне пройти путь к некой внутренней свободе, путь от «стандартного себя» к себе настоящему. Ведь если ты этот путь совершаешь, то люди, которые на тебя смотрят, тоже в свою очередь становятся хоть немного самими собой.

Нет никакой культурной столицы - это дряхлый миф. Ну да, культурная столица - только почему же она книг не читает? 70 % книжной продукции реализуется в «некультурной» Москве. А Питер - это какие-то вялые проекты и большие толстые журналы, которые мало кто читает … Питерские интеллигенты в настоящей момент растеряны и не имеют четкой гражданской позиции. Они слишком прогнулась, в них не осталось солидарности - каждый слишком задумался о собственной судьбе. Можно что угодно думать об Америке, но когда я там читал лекции в начале 90-х, я видел невероятную солидарность среди интеллектуалов – люди молниеносно забывали о своих ссорах и истериках и начинали быстро противодействовать любой попытке их подчинить. А у нас каждый думает решить свою мелкую проблемку, договориться с начальством - лишь бы его не выпороли. Смотреть на это трудно без сожаления. Что делает интеллигенция? Она переливает гранты из одного стакана в другой, а на все остальное ей наплевать. Об этом я пишу. Мне кажется, если ты выходишь к людям лекции читать – ты должен все-таки человеком быть, а не какой-то белкой, которая нашла шишку, залезла повыше и там ее сточила.

Я общаюсь сейчас со многими москвичами. Они иногда более поверхностны, у них есть свои недостатки, но отказать москвичам в энергии, пассионарности, в драйве и мощи я не могу. Возможно, дело в том, что Москва все время меняется - а в Питере, чтобы что-то изменить, нужно сначала что-то разрушить, но разрушать нечего, потому что все застыло строго на своих местах. Мне кажется, это просто судьба у Петербурга такая. И она отражается на людях.

Я люблю свой город таким, какой он есть. Я могу сколько угодно его ругать, но я тоже его часть. Питер – моя судьба.

[Натали4ка]

для своих и чужих впечатлений, воспоминаний и мыслей о Петербурге - городе-призраке, живущим своей таинственной жизнью и покоряющим суровой и необъяснимой,  красотой.

Вот уж действительно город-призрак...

[Натали4ка]

еще немного перевоплощения...
http://sergey-larenkov.livejournal.com/749.html[attach=1]

[Натали4ка]

к предыдущему сообщению...[attach=1]

[Neofast]

Очень классный фотошоп!)
Бывал я в Питере раз--просто незабываемо, с женой после медового месяца рванули...мало на него3 дня конечно((...и 30% не увидели

[yeguofu]

Неуловимыми, но очень узнаваемыми настроениями города пропитаны строки петербургского поэта Евгения Каминского (р.1957).

Среди болот чухонских у реки
жизнь под наркозом сладкого портвейна
мне в руки шла, как рыбы косяки
в апостольскую сеть — благоговейно.

Нет, Питер был мне больше чем родня,
когда я брел от “Рима” до “Сайгона”,
как искру божью, на2 сердце храня
хрустальный звон трамвайного вагона.

От радости лоснилась борода.
Глаголом разрываемый на части,
счастливый, нес я глупости тогда,
не ведая, что в этом-то и счастье.

О вечном громко споря сам с собой,
я брел на красный свет, пока матерый
не брал меня за жабры постовой —
в колене третьем ангел красноперый…

Близ, при дверях уж, сумерки зане…
душа еще немного потомится,
покуда не допишется во мне
печальных слов последняя страница.

Пока, с кривой усмешкой, вопреки
эмпирике, я, сгинув, не исчезну
среди болот чухонских у реки,
а из одной шагну в другую бездну.

http://magazines.russ.ru/neva/2009/9/ka2.html

[yeguofu]

Старый Петербург в описаниях современников.

Чувствительные путешествия и прогулки по Невскому проспекту. Сост. А. М. Конечный, Петрополис, 2009 http://www.ozon.ru/context/detail/id/4639755/

В настоящий сборник вошли тексты, представляющие собой своеобразный художественной путеводитель по Невскому проспекту в первой половине XIX века — произведения П. Л. Яковлева «Чувствительное путешествие по Невскому проспекту» (1828), Ф. В. Булгарина «Прогулка по тротуару Невского проспекта» (1824), В. И. Даля «Жизнь человека, или Прогулка по Невскому проспекту» (1843), Е. И. Расторгуева «Прогулки по Невскому проспекту» (1846). Все упомянутые выше авторы уделяют особое внимание торговле и уличными вывескам, местам развлечений и увеселений, уличной жизни проспекта и его обитателей, нравам и обычаям горожан, транспорту, гостиницам, кондитерским и кафе и пр. А Булгарин и Расторгуев, прежде чем перейти к современности, воссоздают историю возникновения и становления Невской перспективы.Для полноты панорамы образа столицы и его обитателей в Приложении помещены: очерк Г. Т. Северцева (Полилова) «С.-Петербург в начале XIX века» (1903) и отрывок из книги А. П. Башуцкого «Панорама Санктпетербурга» (1834).Публикуемые тексты ценнейший, а иногда и единственный источник, по повседневной жизни города и его главной улицы в первой половине XIX века.

[yeguofu]

Ирина Чернова-Дяткина. Пришлец. Питерский метароман в двух частях, «Нева» 2009, №11 http://magazines.russ.ru/neva/2009/11/ch3.html

Роман, пропитанный питерскими реалиями, старыми и новыми названиями улиц и площадей. Город глазами и сердцем художника. Григорий  Чурилов, за которым легко угадывается Михаил Шемякин, "Витьки", которые, конечно, "Митьки", Петроградская сторона и Васильевский, "Петербургская Япония", пиво, водка и дзэн.

Пришлец аз есмь на земли: не скрый от мене заповеди Твоя. Пс. 118, 19

Надо полагать, читатель повести этой, ежели таковой нашелся, уже понял, что автор пытается проследить взаимоотношения судеб трех персонажей, в силу неких обстоятельств явившихся на свет под лунным знаком Воды — той самой воды, что считается всепроникающей метафизической носительницей некоторых информаций... о нет, спешу успокоить! автор вовсе не помешан на гороскопах и никакими астрологическими изысканиями не озабочен — нет и еще раз нет! — но в определенном воздействии Космоса на человеческое существо, да и на всю Землю в целом, он все же не сомневается, как не сомневаются в том уже и немало серьезных наук... но отчего же — вправе спросить читатель — отчего автор выбрал именно этот знак, а не какой другой?.. Во всяком случае уж вовсе не потому, что он считает знак этот более значительным, что ли, чем все остальные. По мнению автора, который и сам был вынужден крепко задуматься над этим вопросом, единственной причиной здесь может быть следующее: все эти его герои являются плоть от плоти города своего — Города, которому повесть эта в итоге и посвящена... и Город этот, таинственный и, как принято говорить, “измышленный” (с чем, кстати, автор категорически не согласен!), тем не менее прекрасный и страшный Город этот, без всякого сомнения, отмечен тем же самым лунным знаком Воды: именно под ним возник он и с ним, водным знаком этим, уже более трех веков существует... вот и герои повести этой оказались осенены знаком своего Города, не более, кстати, таинственным, чем все остальные, тут автор готов поклясться чем угодно!..

…ей снилась картина, еще никем не написанная: холодная алая заря, занявшая полнеба, отражалась в сверкающих утренних окнах зданий, в спокойно текущей невской воде, в каналах и отрогах ее. Прекрасный Город еще спал. Небо светлело, алое переходило в золотое свечение, обволакивающее колоннады, портики, дворцы и жилые здания.

Золотой ангел, легко снявшись со шпиля Петропавловки, радостной Божьей птицей поплыл над крышами города. Он поднес к губам длинную блистающую трубу, и голос ее, ровный, радостный, ликующий, прорезал пространство: он звал людей проснуться, проснуться для иной, обновленной, прекрасной жизни… той, какой она может стать — еще здесь, на Земле

[yeguofu]

Один из "Петербургов" Елены Шварц (ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ЛИСЫ НА СЕВЕРО-ЗАПАД) http://www.vavilon.ru/texts/shvarts1-3.html :

Дорогая Ляо! Золотая!
Я живу теперь в Санкт-Петербурге
(Городок такой гиперборейский).
Здесь песок для опытов удобный -
Свойства почвы таковы, что близок
Я уже к разгадке Циннобера).
Город этот рядом с царством мертвых -
Потому здесь так земля духовна.
В опытах продвинулся я очень,
Но об этом никому, при встрече...
Притворяюсь сторожем при бане,
Одноглазым пожилым пьянчужкой.
Очень грустно мне и одиноко,
Некого позвать на день рожденья,
А в субботу (верно, ты забыла)
Стукнет мне 716 лет -
Хоть не круглый возраст, но серьезный.
Приезжай, Лисица дорогая,
Золотая вечная подруга,
Выпьем мы напиток драгоценный
Из слюны волшебной птицы-Феникс.
Адрес мой - Дзержинского, 17,
И спроси Семеныча Кривого.
Вспомни, как мы в небе пировали.
Посылаю я письмо с драконом
Синим из Шань-си, тебе известным,
Он уже стучит нетерпеливо
По стене хвостом. Так приезжай.
Помню все-все-все. Веселый Цинь.

[yeguofu]

Экскурсия по чекистскому Петербургу  http://www.online812.ru/2010/07/07/014/

Петербург. Лето. Наплыв туристов, их маршруты практически неизменны: Эрмитаж, Русский музей, Кунсткамера, прогулки по рекам и каналам. Неужели город с богатейшей историей не может предложить своим гостям нового «турпродукта»? Почему бы, например, нашим турагентствам не открыть экскурсионный маршрут с условным названием «Чекистский Петербург»? А экскурсоводом по нему мог бы стать Алексей Ерофеев, член правления Санкт-Петербургского союза краеведов.

     

Дом Троцкого
— Предлагаю начать с легендарного Большого дома на Литейном, 4, где с 1934 года трудятся сотрудники госбезопасности. Кстати, почему это здание было построено по проекту человека с самой несоветской фамилией?
— Вы имеете в виду Ноя Абрамовича Троцкого? Это был очень талантливый архитектор и глубоко порядочный человек. Из-за фамилии у него, конечно, возникали проблемы. Ему неоднократно предлагали ее поменять. Но Троцкий отвечал: «Это ведь Лейба Бронштейн взял себе псевдоним «Троцкий», а не я, вот пусть он и меняет!» Такое упрямство сошло ему с рук. Кстати, Троцкий успел построить в Ленинграде кроме Большого дома целый ряд других интересных объектов в стилистике конструктивизма. Например, мясокомбинат, нынешний «Самсон». По этому поводу ходила такая эпиграмма:

Его наследие богато!
Во славу классовых идей
Воздвиг два мясокомбината:
Там били скот, а тут — людей.

[yeguofu]

Неплохая подборка старых фотографий.
Как выглядели улицы города до постройки станций метро http://www.fontanka.ru/blog/55580.html


Старое здание Финбана.

[yeguofu]

Байки питерских студиозусов. Известные и не очень.

Наум Синдаловский. Эпоха Просвещения в фольклоре петербургского студенчества. «Нева» 2010, №7 http://magazines.russ.ru/neva/2010/7/si9.html

Высшее военно-морское училище имени Ф. Э. Дзержинского для подготовки офицеров-инженеров Военно-морского флота, в том числе специалистов по ядерным реакторам, ведет свое начало от Училища корабельной архитектуры, основанного в Петербурге в 1798 году. С 1832 года училище располагается в здании Адмиралтейства. По давно сложившейся фольклорной традиции училище в обиходной речи называют “Дзержинкой”.

Среди курсантских традиций, бытующих в стенах училища, есть одна, резко выделяющаяся на традиционном фоне шуточных предвыпускных ритуалов. Наиболее отличившиеся на выпускных экзаменах курсанты Дзержинки накануне присвоения им первого офицерского звания прыгают в парадной форме в бассейн фонтана перед Адмиралтейством. А еще более отчаянные совершают этот прыжок в Неву с гранитного парапета Адмиралтейской пристани.

В смутные 1990-е годы городской фольклор не покидали обывательские кошмары, связанные с неопределенностью времени, неустроенностью жизни и естественным страхом перед будущим. Согласно некоторым современным легендам, над Петербургом висит постоянная угроза радиоактивного заражения. Будто бы в самом центре города, прямо под шпилем Адмиралтейства, глубоко под землей расположен учебный класс Военно-морского училища, оборудованный самым настоящим действующим атомным реактором. Правда, неуверенно успокаивает легенда, между шпилем и этим реактором, на одной оси с ними, находится кабинет начальника училища, который, как заложник, с утра до вечера сидит на этой пороховой, то бишь атомной, бочке. “Но мало ли что...” — тревожно добавляют рассказчики.