Автор Тема: Обнаженный ангел  (Прочитано 19242 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Обнаженный ангел
« : 02 Ноября 2008 18:24:18 »
ОБНАЖЁННЫЙ АНГЕЛ

     На подходе к городской площади показался человек с окровавленным лицом в рваном халате. Шёл он прихрамывая, а позади него шли два солдата императорской армии. Толпа на площади вмиг стихла, расступаясь перед идущими и открывая путь к центру площади. Лишь в дальних рядах были слышны шёпоты зевак, едва различимые от шагов идущих:
     – Ведут на казнь Абдулаюба.
     – Абдулаюба? Какого? Неужели сотника Юсуф-бека, верного его соратника?[spoiler]Юсуф-бек – один из предводителей уйгурского национально-освободительного движения против Цинской империи во II половине XVIII века.[/spoiler]
     – Да, да! Говори тихо!
     – Ну и поделом ему. Сам на свою голову беду накликал. Его с самого младенчества подобрал и вырастил император Цяньлун, а он, неблагодарный, стал на сторону мятежников. Пусть сдохнет, собачье отродье! Тьфу…[spoiler]Цяньлун (1711–1799 гг.) - император в 1736–1796 гг. маньчжурской династии Цин в Китае. Вёл завоевательные войны против Джунгарского ханства, уйгурских княжеств Восточного Туркестана, подавлял выступления против маньчжуро-китайской знати на территориях, насильственно включённых в Цинскую империю. С конца его царствования начался упадок маньчжурского владычества в Китае. В 1796 году отрёкся от престола.[/spoiler]
     Абдулаюб остановился и медленно повернул голову в сторону шептавшихся. При виде испуганно замолчавшей толпы, на его лице появилась ироническая ухмылка. По выражению лица невозможно было сказать, что это человек, которого ожидает казнь. Если он знал о казни, то, должно быть, давно свыкся с мыслью о смерти. По-другому объяснить его поведение просто невозможно.

*******

     Двумя днями раньше, Абдулаюба в императорской тюрьме посетил Ли Мин – управляющий дворцовыми делами императора и наставник Абдулаюба. Умудрённый долгим жизненным опытом старик Ли Мин без всякой ненависти наблюдал за лежащим на деревянной койке предводителем мятежников.
     – Какие новости во дворце? – не открывая глаза, равнодушно спросил Абдулаюб.
     – Сгущаются тучи над двором. Император пообещал тысячу лянов серебра за голову Юсуф-бека, но вряд ли это что-либо изменит. Почва уходит из-под ног императора. Его теперь не узнать: стал мрачным, мало кушает, всё время сидит в саду и никого не подпускает к себе. А, ведь, я помню его жизнерадостным семнадцатилетним юношей, когда на него слишком рано обрушилось бремя власти. Эта тяжелая, для неопороченного грязью дворцовых интриг мальчишки, ноша с годами изменила его. Но я, всё равно, люблю его как сына. Бедный Цяньлун![spoiler]Лян - китайская мера веса, равная 50 граммам.[/spoiler]
     – Расскажи ещё раз, как он меня нашёл? – Абдулаюб открыл влажные глаза.
     – Ты, ведь, сам не раз слышал об этом.
     – Расскажи ещё! Пожалуйста!
     Старик опустил грустные веки, погружаясь в воспоминания двадцатипятилетней давности.
     – То лето 1760 года выдалось необычайно жарким. Синьцзян пылал от жары. Император, озлобленный недавним покушением на него, решил истребить весь род Байрам-ходжи. Самолично возглавив карательную группу, планомерно расчищал каждый цунь земли. Не пощадил император никого из рода Байрам-ходжи: ни мужчин, ни женщин, ни стариков. Пылала земля, но теперь не от жары, а от языков пламени – жестоко мстил император. Однажды среди огненного хаоса послышался плач младенца. Император слез с коня и медленной поступью направился туда, откуда доносился плач. Я последовал за ним. Мы ступали по обуглившимся кускам, недавно ещё являвшими собой часть жилых построек. Обойдя всё ещё дымящийся участок двора, мы увидели бездыханное тело женщины с застывшим в предсмертном ужасе лицом. Это была Алтун-хонум – молодая жена Байрам-ходжи. Рядом, на одеялоподобной красной шерстяной материи лежал полуприкрытый дорогим шёлковым халатом плачущий младенец. Я присел, отбросил халат с тлеющим подолом и увидел обнажённого ребёнка с ангельским лицом. Я взял на руки голое тельце, обернул в свой халат, и ребёнок тот час перестал плакать. Он, действительно, был красив – ребёнок с ангельским лицом. Опасаясь за жизнь ребёнка, я посмотрел на императора. Его взгляд успокоил меня. «Бедняжка, – сказал император, не отрывая глаза от младенца. – Остался сиротой. Заберём его с собой». «Император не станет расправляться с ребёнком?» – всё ещё с опаской спросил я. «Я никогда не нарушал своё слово. Род моего врага будет истреблён. Сына Байрам-ходжи ждёт участь своего отца. Но он будет казнён не сейчас, а когда достигнет совершеннолетия» – сказал император. Таким образом, мы забрали ребёнка с собой. Этим ребёнком был ты, – закончил свой рассказ старик.[spoiler]Цинский Китай в 1759 г. завоевал Восточный Туркестан, а годом позже создал из опустошённой Джунгарии и порабощённой Кашгарии имперское наместничество Синьцзян.[/spoiler][spoiler]Цунь - китайская мера длины, равная 3,33 см.[/spoiler]
     Абдулаюб перевернулся на другой бок и силу своего кулака обрушил на каменную стену.
     – Зачем он не убил меня сразу?! – Абдулаюб задыхался от смешанных чувств. Его воспитал и вырастил император. С младенческих лет он был приближён и привязан к нему. Он любил императора как отца. У императора не было сыновей, и всю свою отцовскую любовь направил на Абдулаюба. С другой стороны, император – его враг, он вырастил его, чтобы отнять у него жизнь. Любовь и ненависть к императору одновременно уживались в нём. Он страдал, так как нелегко было примирить между собой эти два чувства. – Почему не убил сразу?! Зачем он обрёк меня на страдания? Зачем?!!
     У старика не было ответа. Даже если бы и знал, всё равно, это не было бы ответом. Он лишь пожимал плечи:
     – Следует считать, что сын Неба должен быть благородным. Он не отнимает жизнь у детей. Император отсрочил твою смерть. Не убив тебя в младенчестве, тем самым он проявил благородство…[spoiler]Сын Неба – император.[/spoiler]
     Старик не знал, верит ли сам собственным словам. Абдулаюбу от этого не было легче. Он свернулся в клубок, прижав колени к животу, руками сжимая затылок.
     – Эту историю я впервые услышал от двух евнухов, когда мне было пятнадцать лет. Я не поверил и пришёл к тебе, чтобы ты опроверг эти домыслы. Но ты не стал обманывать и посеял смятение в моей ещё неокрепшей юношеской душе – лучше бы ты солгал! Я пребывал в шоке. До совершеннолетия оставалось три года. Можешь ли ты представить, каково жить в ожидании смерти? Жить, считая дни до смерти? Это – не жизнь, сущий ад! Каждое утро просыпаешься, видишь ясное солнце, слышишь шум ветра, вдыхаешь утренний аромат трав, и знаешь, что скоро всего этого не станет для тебя. Но самое мучительное – знать, что казнит тебя тот, кого ты любишь как отца, тот, кто вырастил тебя таким, какой ты есть. Я не могу объяснить всю полноту чувств обречённого на смерть. Я не нахожу слов… Тошно мне…
     Старик молчал, уставившись на холодный пол, пряча влажные глаза. Абдулаюб резко распрямился, перевернувшись на спину.
     – Три года я жил, зная наперёд свой конец. Отмеренный срок медленно, но верно приближался, и чем больше приближался срок, тем сильнее билось в груди сердце, тем сильнее влюблялся я в жизнь. Я стал замечать вещи, которые раньше не замечал, стал ценить любую мелочь: свист ночных цикад, цокот копыт несущихся по площади лошадей, журчание ручья, я полюбил алеющий закат. Скажи, неужели я смог бы смириться с тем, что скоро лишусь всего этого?.. Нет! Я решил бежать. В ночь на праздник Дуань-у, когда оставалось две недели до совершеннолетия, я переоделся в одежду дворцового сторожа и покинул Запретный город. Два года я провёл в странствиях, пока судьба не свела меня с Юсуф-беком. Он назначил меня своим сотником, доверил свои войска. Несколько раз я вёл войска против правительственной армии, пока в одном из сражений не попал в плен. Но что я хочу сказать, с того момента как связался с Юсуф-беком, я перестал жить, ибо стал на его сторону и пошёл против императора, моего императора. Я не знаю чем объяснить это. Вряд ли я хотел отомстить императору и Запретному городу. Сколь сильна моя ненависть к ним, столь же велика и любовь. Вне Запретного города я не существую. Я могу жить только в Запретном городе или же умереть там…[spoiler]Дуань-у – китайский традиционный праздник по лунному календарю, отмечаемый в первой половине июля в честь древнекитайского поэта Цюй Юаня.[/spoiler][spoiler]Запретный город – центральная часть старого Пекина, резиденция императора и императорского двора.[/spoiler]
     Старик не осуждал Абдулаюба. Он напоследок взглянул на него, лежащего на деревянной койке, и вдруг снова перед глазами возник туманный образ обнажённого младенца на одеялоподобной красной шерстяной материи. Младенца с ангельским лицом.
     – Тебя казнят на площади. Послезавтра. Хочешь передать что-нибудь императору? – направляясь к двери, спросил старик.
     – Пусть моё тело не дадут на растерзание уличным собакам. Пусть похоронят меня как подобает приближённым императора.
     – Я передам твою просьбу императору, но ничего не могу обещать…

*******

     – …Ведут Абдулаюба! Ведут Абдулаюба! – слышалось в дальних рядах собравшихся на площади зевак.
     Абдулаюб прихрамывая, шёл к центру площади в сопровождении двух солдат императорской армии. Выражение его лица было спокойным, словно совершал обычную утреннюю прогулку. В слегка огрубевших чертах лица всё ещё проскальзывал ангельский облик обнажённого младенца…

nineseas © 2007

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #1 : 02 Ноября 2008 18:32:20 »
ГРЕШНИК

     Барахтаюсь в безбрежном океане. Глаза в затылок. Холод со спины. Первая же волна с неудержимой силой накрыла меня. Последнее, что я увидел перед тем как пойти ко дну – золотистый солнечный диск на фоне ярко-синего безоблачного полотна. Я ощутил, как чья-то сильная рука схватила меня за правую ногу. «Вставай!» – донёсся скрипучий голос подо мной. Я проснулся, обливаясь холодным потом. Всё тело дрожало. Да, не так страшен сон, как пробуждение. Рядом с моей койкой стоял лысый евнух с короткой косичкой на затылке, держа в правой руке толстый кнут с тяжёлым свинцовым наконечником. Его бесчувственный взгляд сверлил меня.
     – Вставай! – выдавил он железным голосом. – Просыпайся, грешник! Император хочет видеть тебя!
     Через пять минут я сидел на коленях в центре огромного красочно обставленного зала. Передо мной на расстоянии десяти шагов на роскошном троне величественно восседал император, весь в жёлтом одеянии. Казалось, на меня глядит статуя: тело неподвижно, каменный взгляд, безучастное лицо. Лишь редкое моргание глаз выдавало в нём человеческую суть.
     – Говорят, ты грешник, – я не мог понять, откуда исходит голос, маленькие тонкие губы императора издали казались застывшими. – Это действительно так?
     – Так люди говорят, – ответил я в пустоту.
     – А сам ты другого мнения?
     – Все мы грешны под Небом, – сказал я и в следующую же секунду пожалел о сказанном. На спине я почувствовал резкую жгучую боль. Это был стоявший позади меня евнух, который лизнул по моей спине своим толстым кнутом:
     – Молчи, грешник! Как ты смеешь бросать тень на своего владыку? Император есть сын Неба, он безгрешен.
     – Оставь его! Уйди прочь! Я хочу поговорить с ним наедине, – приказал император тихим, но властным голосом.
     Евнух, изгибаясь, мелкими шагами попятился назад. Затем послышался скрежет закрывающихся дверей. Воцарилась гробовая тишина. Император первым нарушил тишину:
     – Ты слишком дерзок. Не боишься, что я прикажу казнить тебя?
     – Осуждённый на смерть уже не боится других угроз, – съязвил я. – Ему уже никакая вещь не страшна. Напротив, он бывает честен и открыт перед смертью.
     – Ладно. Тогда ответь на мои вопросы. А я решу, честен ты или нет.
     Я промолчал.
     – Скажи мне, в чём смысл жизни?
     – Зерно, упавшее на землю, прорастает, превращаясь в колос, и даёт пищу другим, – изрёк я, даже не пытаясь взглянуть в глаза императору.
     Мои слова остались непонятными ему, судя по тому, что он сразу задал следующий вопрос:
     – Что такое счастье?
     – Жить ради кого-то, – был мой ответ.
     После этого император долго молчал. Затем тихо спросил:
     – Счастлив ли ты? И как ты считаешь, счастлив ли я?
     Я вконец обнаглел, ухмыльнулся и ответил вопросом на вопрос:
     – Разве может сын Неба быть несчастлив?
     На лице императора я не увидел никаких эмоций, ни тени гнева, ни тени недовольства. Лицо его сохраняло непоколебимое спокойствие. В глубине души у меня начало зарождаться уважение к нему, и я продолжил свою речь:
     – Ты – император. У тебя есть всё. Ты делаешь всё, что захочешь, но только в пределах этих четырёх стен. С самого детства тебя опекали, следили за каждым твоим действием. Ты свободен, но в то же время у тебя нет свободы. Разве это счастье? А я – поэт. У меня нет дома, питаюсь где придётся и чем придётся, не могу позволить себе приличную одежду. Но я сам себе хозяин. Говорю, что думаю. У меня есть огромный океан – моя поэзия. И я – крошечная капля в этом океане. Без меня он не высохнет, но я без него не существую. Стоит капле оторваться от океана, она впитается в песок. Океан полон страсти и превращает меня в волну, которая сметает всё с пути. Я счастлив в этом океане.
     Император сидел неподвижно, но глаза его блестели от слёз.
     – Иди, грешник! Вливайся в свой океан!
     Я удивлённо посмотрел на императора. Неужели он не казнит меня? Посмотрев ему в глаза, я понял, не казнит. Глаза его говорили: «Как я завидую тебе!»

nineseas © 2007

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #2 : 02 Ноября 2008 18:39:49 »
ЗАПОЗДАВШЕЕ ПИСЬМО

     Нещадно палило солнце. Казалось, жгучие лучи проникали сквозь одежду и кожу, доходя до самых печёнок. И без того нагретое беспрерывным движением тело изнывало от жары. Но с неимоверным трудом заставляя себя не обращать на это внимание, Ли-айи  упорно перебирала табачные листья. На других участках поля, разделённого узкой полосой дороги на два симметричных прямоугольника, работали ещё человек пятнадцать-двадцать. Ли-айи головой ушла в работу и не заметила, как к кромке её участка подошла соседка Сун Лань.
     – Добрый день, тётушка Ли!
     Женщина, подняв голову, обратила взгляд в сторону Сун Лань и через силу улыбнулась.
     – День добрый, соседушка!
     – Смотрю на вас и удивляюсь. С первыми лучами солнца вы выходите на поле, трудитесь до позднего вечера. Можно только позавидовать вашему трудолюбию и упорству.
     – А что же нам, дочка, остаётся. Жить-то надо. Кто же кормить нас будет, если не мы сами?
     – Да вы хоть отдохнули бы денёк-другой.
     – Ах, соседушка! Если бы сын мой был живым, разве он позволил бы мне горбатиться на поле. Да что тут говорить. Вон, даже крыша дома осталась недостроенной. Нет хозяйской руки. Сын взялся, было, чинить крышу, да война проклятая сказала своё слово, – Ли-айи уголком платка вытерла выступившую в глазах слезу и принялась дальше перебирать листья табака. – Проклятая война!
     В душе Сун Лань появилась жалость к одинокой женщине и тоже невольно прослезилась.
     – Тётя Ли, мои два шалуна после уроков только и знают, что гоняют голубей. Хотите, завтра пришлю их вам на помощь. Пусть, хоть делом займутся.
     Ли-айи молча продолжала перебирать листья…
     Вдали показалась фигура приближающегося человека. Это был уездный почтальон. Он подошёл к двум женщинам и спросил:
     – Нет ли в ближайшей округе кого-либо по имени Ли Цзиньмэй?
     Ли-айи не отрываясь от дела, ответила:
     – Кому же я, сынок, понадобилась?
     – А, это вы будете Ли Цзиньмэй. Вам письмо пришло. Правда, странноватое немного.
     – Мне не от кого ждать письма, сынок. Наверно, ты ошибся.
     – Да нет же. Тут отчётливо написано: кому – Ли Цзиньмэй, от кого – от Дэн Вэя.
     – Дэн Вэ-эй! – Женщина вскрикнула и упала на колени. И воцарилась душераздирающая тишина. И никто не смел нарушить её. И продолжалось это ещё целую вечность…
     Ли-айи медленно встала, так же медленно оттряхнула сухую землю с колен, подошла к почтальону и протянула руку. Видя её бледное подавленное лицо, почтальон на секунду растерялся.
     – Могу я получить письмо? – спросила Ли-айи, глядя ему в глаза. Взгляд её был таким безучастным, что казалось, будто она сквозь почтальона смотрела куда-то вдаль.
     – Да, конечно, – опомнился почтальон и передал ей пожелтевший мятый бумажный конверт.
     Бережно взяв двумя руками письмо, Ли-айи прижала его к груди. Лицо её словно окаменело, лишь блестящие на солнце капли слёз медленно стекали по влажным щекам.
Почтальон и Сун Лань долго смотрели вслед за удаляющейся Ли-айи, пока черты её фигуры не растворились среди деревенских домов.
     – Бедная тётя Ли! И так ей нелегко приходится, а тут ещё это письмо от давно умершего сына…
     – Да что ты говоришь? От умершего сына? – удивился почтальон.
     - Её единственный сын погиб на войне лет пять назад.
     – Так, вот оно как. А я-то удивлялся, почему письмо датировано 1938 годом… Письмо пятилетней давности… Видно, затерялось где-то и только теперь дошло. Да! Бывает же такое…
     Ли-айи не заметила, как дошла до дома. Она машинально отворила дверь, закрыла за собой и опустилась на колени. Затем достала пожелтевшее письмо, взглянула на ровный почерк сына и захотела громко заплакать, но не смогла, словно комок застрял в горле. Лишь горькие слёзы прерывистыми каплями стекали с её лица на аккуратно выведенные иероглифы.
     «Здравствуй, мама! Как поживаешь? Как здоровье? Какие новости в деревне? Боже, как я соскучился по нашей деревне! По просторным полям, отдающим нежным ароматом цветов! Помнишь, как я любил лёжа на сочной траве наблюдать за медленно плывущими сизыми облаками, которые непрерывным потоком всплывали из-за бурых восточных гор и так же медленно сливались на западе с далёким горизонтом? Как же мне хочется сию же секунду оказаться там, хоть на минуту, хоть на миг…
     Мама, как ты справляешься с хозяйством одна? Моё сердце разрывается на куски, когда представлю, что тебе в два раза труднее, чем мне здесь. Меня бросает в дрожь, когда вспомню, что крышу дома я не успел достроить. Наверно, она вовсю протекает. Ничего, родная, потерпи немного. Вот, скоро вернусь домой и дострою. Женюсь, и будет кому тебе помогать. А тебе останется только сидеть дома и нянчить внука.
     Мама, ты вырастила меня одна. Не щадя себя ты заботилась, чтобы твой сын ни в чём не испытывал нужды, не голодал, не чувствовал себя ущемлённым хоть в чём-то. Только теперь, вдали от тебя я понимаю, как тяжко было тебе одной воспитывать сына. И чтобы я ни делал, всегда буду оставаться перед тобой в неоплатном долгу. Я до последней капли крови буду бороться, чтобы никакой враг не смел посягнуть на твою безопасность, чтобы ты жила под мирным небом. И чтобы ни случилось, мама, знай, я тебя очень люблю!
     Твой любящий сын.
     11.09.1938г.»

nineseas © 2006

Оффлайн Андрей Бронников

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 2222
  • Карма: 117
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #3 : 02 Ноября 2008 19:56:48 »
Сочно и с фантазией.   :) Добро пожаловать, рад буду что нибудь ещё увидеть.
Высшее Знание есть высшее самосознание, не ограниченное временем, пространством или материей. Мера самосознания есть Душа.

Оффлайн expat

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 2174
  • Карма: 99
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #4 : 02 Ноября 2008 23:23:13 »
понравилось :)
     Твой любящий сын.
     11.09.1938г.
...он не знал, что до терактов в нью-йорке, когда были уничтожены башни-близнецы, осталось ровно 63 года... :D

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #5 : 03 Ноября 2008 12:48:21 »
СЕРЫЙ ДОЖДЬ

     Он неторопливо вставил диск в музыкальный центр и нажал на пуск. Из огромных серебристых колонок донеслись первые аккорды 9-ой симфонии Бетховена. Он сбавил громкость так, чтобы только можно было отличить звуки от тишины. Подойдя к серванту, верхняя полка которого служила в качестве небольшого барчика, достал бутылку коньяка и наполнил рюмку. Поднося рюмку к губам, он замер. Ему нельзя пить спиртное. Он медленно перелил содержимое рюмки обратно в бутылку, а бутылку поставил на место. Затем также неспеша достал из кармана брюк мятую пачку «Marlboro», лёг на мягкий роскошный диван и закурил. Глаза его уставились на висящую по центру потолка хрустальную люстру. На часах было без пяти три. Он был готов к трудному разговору. Целую неделю раздумывал над этим разговором, искал нужные слова, по сотню раз менял содержание того, что сегодня он должен был сообщить ей. Ему нужно было собраться и поставить все точки над «i». И сейчас он был предельно собран. Он докурил сигарету и хотел было встать и подойти к окну, как вдруг услышал тихий скрежет в замочной скважине. «Наконец-то! Чем раньше, тем лучше» – подумал он, продолжая лежать на диване. Он чувствовал, как наружная дверь отворилась, и кто-то вошел в квартиру. Спокойствие начало покидать его, и он закурил ещё одну сигарету. Звуки медленных, но уверенных шагов угнетали его. Поднося к губам сигарету, поймал себя на мысли, что тело его пробирает  дрожь.  Он сделал несколько глубоких вдохов и закрыл глаза.
     – Милый, что с тобой? Где ты пропадал всю неделю? Не сказал ни слова и пропал – на тебя это не похоже.
     Он продолжал лежать, уставившись на люстру.
     – Дорогой, я к тебе обращаюсь. Ты, что, не встанешь и не поцелуешь меня?
     Он медленно, с показной ленцой поднялся с дивана и леденящим голосом произнес:
     – Нам нужно серьёзно поговорить. Я… Нет, ты… Мы… Вообще-то… Так больше не может продолжаться. Я устал от наших отношений… Одним словом… Наши чувства уже не те, что были раньше. Я долго думал и решил, что нам…
     – Я не понимаю, о чём ты говоришь! Ты можешь внятно объяснить мне, что произошло за это время?
     Он встал и подошёл к окну, чтобы она не видела его глаза.
     – Милый, ты, кажется, болен. Я тебя прекрасно знаю, в здравом уме ты бы не мог так говорить. Не обманывай меня, говори все как есть.
     Из её встревоженных глаз потекла одинокая слеза. Он стоял спиной к ней, но ему не обязательно было видеть, чтобы почувствовать это. За шесть месяцев знакомства с ней, он узнал, изучил её лучше, чем себя. Он знал каждую мелочь, каждый жест, каждое действие, которое она могла совершить в следующее мгновение. Но самым мучительным было то, что он знал, какую боль причиняет ей.
     – У тебя появилась другая? – в отчаянии спросила она.
     И в эту секунду слова, которые он так долго искал, которые заставили бы её возненавидеть его, сами собой пришли ему в голову.
     – Да, я полюбил другую, не буду скрывать. Думаю, будет лучше, если ты меня забудешь. Я понял, что наши отношения были ошибкой. Это была не любовь, а простое увлечение. Извини и не беспокой меня!
     Он играл на её гордости. Какой бы огромной и глубокой ни была любовь её, он знал, что она не потерпит обиды и не станет унижаться. С полминуты стояла безмолвная тишина, и это угнетало его. Он готов был провалиться сквозь землю, только чтобы побыстрей закончились эти мучения.
     Стоя лицом к окну, он услышал как ключи упали на пол, затем послышались звуки удаляющихся шагов, и, наконец, хлопок двери. Всё закончилось. Так быстро и неожиданно.
     Из окна он видел, как она, опустив голову, медленно шла в сторону остановки, не обращая внимания на усилившийся дождь. Ему казалось, что не под дождём идёт она, а под его слезами.
     Он подошёл к телефону и набрал номер.
     – Чжан-дайфу, добрый день! Я готов, можно приступать к операции.
     – Когда?
     – Да хоть завтра.
     – Постой! Ты, ведь, сам врач и понимаешь, что такие сложные операции так быстро не делаются. Тебе нужно пройти подготовительный период. И всё-таки подумай ещё раз. Не поздно передумать. Сам знаешь, каковы шансы на успешный исход. Практически, ... Извини!.. А так, можно протянуть год-полтора.
     – Чжан-дайфу, я уже принял решение. Вы не представляете, какую невыносимую боль испытываю каждое утро. Лучше покончить с этим поскорее. В конце концов, сердце-то моё.
     – М-да… Ну, хорошо. Завтра перебирайся в мою клинику. Мы пару недель подготовим тебя к операции, затем приступим.
     – Договорились. До завтра, Чжан-дайфу!
     Положив трубку, он подошёл к окну. Её на остановке уже не было. Небо плакало серым дождём.
     «Любимая, я никогда никого не любил так, как люблю тебя! И буду любить до конца моей короткой жизни! Будь счастлива и прости меня!..» – слова его прозвучали обречённо и утонули в ритмах 9-ой симфонии Бетховена...

nineseas ©

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #6 : 03 Ноября 2008 18:29:24 »
ЧТО В ИМЕНИ ТВОЁМ?

     – Амариллис! Красивое имя! Что оно значит? – спросил я у белокурой девушки, с которой мы попали в одну секцию.
     – Это название красивого цветка с тёмно-красными лепестками. У нас в Македонии их полным-полно, – объясняла она, любуясь неземной красотой Куньминху.
     – Очень интересно! – Я достал из кармана джинс блокнот и записал это слово. – А как твоя фамилия?
     – Зебра, – ответила она.
     Вначале я подумал, что она шутит, но потом вспомнил, она ведь македонка.
     – А фамилия твоя имеет какое-нибудь значение?
     – Никакого значения не имеет. Просто фамилия. Правда, я слышала, что в русском языке – это название животного.
     Я промолчал.
     – Ты знаешь, – сказала она, оперевшись спиной на металлическую ограду. – Месяц назад, когда меня пригласили в Пекинский университет, я представляла Пекин старым, загрязнённым городом. Но теперь я поняла, что ошибалась. Такой замечательный город!
Амариллис просто сияла. Оторвав взгляд от тихих волн Куньминху, она посмотрела на меня и улыбнулась:
     – Предлагаю завтра после секционных занятий сходить в парк Цзиншань, на обратном пути можно заглянуть в Гугун. Сколько дней прошло, а я, кроме Ихэюаня и Юаньминюаня, почти ничего и не видела.
     Я кивнул в знак согласия. День приближался к концу, и мы направились обратно в университетский городок.
     Удивительно жизнерадостная девушка – македонка Амариллис Зебра. Она радовалась всему, что окружало её: любовалась Куньминху, восхищалась закатом, улыбалась горам. Её настроение, её энергия невольно передавались окружающим. Удивительная девушка! Амариллис! Я обязательно поеду в эту маленькую страну и увижу этот чудный цветок с тёмно-красными лепестками – амариллис!

nineseas ©

Оффлайн Aqua Mar

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 4906
  • Карма: 298
  • Пол: Мужской
    • aqua-mar.livejournal.com
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #7 : 09 Ноября 2008 15:57:54 »
nineseas, очень понравилось, спасибо!
+ 1
IN VIA VERITAS. ©
aqua-mar.livejournal.com

Оффлайн Chivas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 3291
  • Карма: 36
  • Пол: Мужской
    • Путь китаиста
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #8 : 09 Ноября 2008 16:14:43 »
Рассказы отличные, но! Когда появится позитив?
Ну и, конечно, в рассказе про Амариллис не раскрыта самая главная тема.
« Последнее редактирование: 09 Ноября 2008 16:21:24 от Chivas »

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #9 : 09 Ноября 2008 16:40:34 »
Благодарствую и за +, и за замечание.

Уважаемый Chivas, вы правы про Амариллис. К тому же это не рассказ, скорее из путевых записок.


Оффлайн xiaosongshu

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 1117
  • Карма: 27
  • Пол: Женский
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #10 : 09 Ноября 2008 20:37:10 »
Понравилось)) Особенно последние два.

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #11 : 15 Ноября 2008 17:36:18 »
Океан

             Улочки маленького уездного городка близ Шанхая часто пересекались, создавали многочисленные проезды, переулки и неожиданно превращались в тупики. Все эти улочки образовывали странные углы, кривые линии. Одна улочка там даже пересекает самое себя два раза. А что касается их названий, то они носят имена выдающихся мужей этого городка и что еще удивительнее, названия улочек меняются с каждым приходом нового главы города. Так что если вам придется оказаться в этом городке, имейте ввиду, что даже местный старожил затруднится ответить вам по названию улицы расположение объекта, но зато с легкостью перечислит, сколько нужно сделать поворотов налево, направо, сколько раз идти прямо и где точно остановиться и у кого спросить то, что вам нужно.
              Вот на одной из таких улочек расположился трехэтажный тридцатикомнатный кирпичный дом, хотя на чердаке, вот уже как месяц, появилась тридцать первая комната. Это новая идея хозяина дома, решившего таким образом увеличить число комнат до сорока и тем самым повысить свои доходы.
              Комната Яньянь и ее девятилетнего сына Вэйго находилась на втором этаже. Они переехали в этот городок в стремлении поближе перебраться к побережью океана. Один город за другим сменяла эта маленькая, но дружная семья, чтобы заработать необходимую сумму денег для сокращения расстояния между собою и океаном.
              В октябре неприветливый чужак, которого доктора именуют «Менингит Туберкулезный», незримо разгуливал по городку, захаживая то в один, то в другой дом. Больше всего этот господин любил заводить дружбу с детьми и подолгу не покидал нового жилища, чем вызывал огромное недовольство у родителей. Господина «Менингита Туберкулезного» никак нельзя было назвать галантным старым джентльменом. Худенький малокровный Вэйго едва ли мог считаться достойным противником для дюжего старого тупицы с впалыми щеками и одышкой. Однако он свалил его с ног, и Вэйго лежал на широкой железной кровати, глядя сквозь окно на глухую кирпичную стену соседнего дома. А прямоугольные прожилки между кирпичами напоминали ему замкнутый лабиринт, выйти из которого можно лишь умерев.
             Однажды утром озабоченный доктор, что-то весело рассказывавший Вэйго, одним движением косматых седых бровей вызвал Яньянь в коридор.
             – У вас один шанс … ну, скажем, против десяти, – сказал он, стряхивая ртуть в гадуснике. – И то, если он сам захочет выздороветь. У него нарастают астения и адинамия. Вы должны настроить его на хороший лад, вся наша фармакопея теряет смысл, когда люди начинают действовать в интересах гробовщика. О чем он думает?
             – Может быть, он вспоминает своего погибшего отца? – неуверенно ответила Яньянь.
             – Это вам лучше знать. Вечером я пропишу ему лекарства. Я сделаю все, что буду в силах сделать как представитель науки. Но когда мой пациент начинает считать тележки в своей похоронной процессии, я скидываю пятьдесят процентов с целебной силы лекарств. Если вы сумеете добиться, чтобы он хоть раз спросил, какого цвета вы ему купите рубашку, я вам ручаюсь, что у него будет один шанс из пяти вместо одного из десяти.
              После того как доктор ушел, Яньянь взбежала на третий этаж и стоя в углу коридора, плакала в японскую бумажную салфетку до тех пор, пока та не размокла окончательно. Потом она с храбрым видом вошла в свою комнату, что-то насвистывая и улыбаясь.
              Вэйго лежал, повернувшись лицом к окну, едва заметный под одеялом. Яньянь перестала насвистывать, думая, что он уснул. Она поставила на газовую горелку кастрюльку и принялась готовить обед, который после ее ухода на работу в прачечную становился ужином для Вэйго. Помимо ночной смены Яньянь брала работу на дом, которая заключалась в ручной сборке деревянных прищепок.
              Сидя на полу и придавая законченный вид трехсотой прищепке, Яньянь услышала тихий шепот, повторившийся несколько раз. Она торопливо подошла к кровати. Глаза Вэйго были широко раскрыты, он смотрел в окно и что-то бормотал. Яньянь внимательно прислушалась.
             – Океан, – произнес он, и немного погодя: – Парусник, – а потом: – Дельфины и чайки, – почти одновременно.
            Яньянь посмотрела в окно. Что он там увидел? Был виден только пустой, унылый двор и глухая стена кирпичного дома в двадцати шагах. Лишь пожелтевшие листья, гонимые холодным осенним ветром, изредка налипали на стену и тут же, срываясь, улетали в неизвестном направлении.
           – Что там такое, милый? – спросила Яньянь.
           – В том-то и дело, что ничего. Я боюсь, что никогда не увижу океан и умру на этой кровати.
           – Не говори глупостей, Вэйго. У нас уже достаточно денег, чтобы переехать в другой город. Скоро мы уедем.
           – Мы уже полтора года не можем уехать отсюда. А впереди еще зима. Так что все только к худшему.
           – А хочешь, я куплю курочку и мы отпразднуем что-нибудь, не важно что, лишь бы было праздничное настроение?
           – Ничего покупать не надо. Я устал ждать. Я устал думать. Мне хочется освободиться от всего и парить птицей над океаном.
В комнате стало тихо. Яньянь нежно погладила Вэйго по плечу и, не сдержав слез, отошла к горелке. Спустя несколько минут она подошла к Вэйго и поцеловала его в щеку.
           – Постарайся уснуть, – сказала Яньянь. – Мне надо позвать Лао Вана, он обещал мне помочь в сборке прищепок. Я, самое большее, на минутку. Смотри же не шевелись, пока я не приду.
           Старик Лао Ван был художником, который жил на первом этаже в угловой комнате. Ему было уже за семьдесят и борода, вся в завитках, скрывала хрупкую грудь больного старца. В искусстве Лао Ван был большим неудачником. Он всю жизнь мечтал написать шедевр, но даже и не начал его. Уже несколько лет он не писал ничего, кроме вывесок, реклам и тому подобной мазни ради куска хлеба. Он зарабатывал кое-что, позируя молодым художникам, которым профессионалы-натурщики оказывались не по карману. Он пил запоем, но все еще говорил о своем будущем шедевре. А в остальном, это был добрейший старикашка, который не способен был даже повысить голоса и считавший себя благородным рыцарем, долгом которого была защита Яньянь и маленького Вэйго от любых неприятностей.
              Яньянь застала Лао Вана, сильно пахнущим рисовой водкой, в его полутемной комнатушке. В одном углу уже много лет стояло на мольберте нетронутое полотно, готовое принять первые штрихи шедевра. Яньянь рассказала старику про фантазии Вэйго и про свои опасения насчет того, как бы он не улетел от нее, превратившись в птицу. Старик Лао Ван, чьи красные глаза очень заметно слезились, вдруг раскричался, насмехаясь над такими, по его выражению, идиотскими фантазиями.
             – Что? – кричал он. – Какие птицы, о чем вы говорите? Первый раз слышу. Как вы позволяете ему забивать себе голову такой чепухой?
             – Он очень слаб и болен, – ответила Яньянь, – и от этого ему в голову приходят разные мысли.
             – Не хочу слышать ни о каких мыслях и фантазиях. Он должен жить, он должен творить, любить и созидать! Поверьте мне, скоро я заработаю на моих картинах много денег, и мы будем путешествовать по всему миру. Когда-нибудь я напишу шедевр, и мы все уедем отсюда. Да, да!
             Вэйго дремал, когда они поднялись в комнату. Подойдя к окну и указав на стену, на которую так часто заглядывается Вэйго, Яньянь рассказала старику, что доктор советует побыстрее увезти мальчика к океану и по возможности обеспечить санаторное лечение. И как тяжело ей сейчас осуществить это ввиду нехватки денег и слабого состояния Вэйго. Дособирав вместе все остальные прищепки, Яньянь сославшись на завтрашний выходной день, уговорила старика остаться на ужин. После недолгого ужина, Лао Ван попрощался с Вэйго и попросил Яньянь опустить штору и тем самым хоть как-то заслонить нижнюю щель окна, в стекла которого начинали постукивать капли дождя, от проникновения холодного воздуха в комнату.
              Утром, встав чуть позже обычного, Яньянь принялась подогревать молоко. Вэйго, уже давно проснувшийся и дожидавшийся пробуждения матери, попросил ее поднять штору впустить свежего воздуха в комнату.
             Яньянь подошла к окну и подняв штору обомлела. На стене соседнего дома во всю ширину и на две четверти в высоту был нарисован синий океан, немного взволнованный дневным бризом, приносящим потоки ветра для парящих чаек. Белые пенистые волны отделяли синеву океана от маленьких барханчиков золотистого песка, а под большим оранжевым солнцем плыл серый парусник, сопровождаемый серебристоспиными дельфинами, выпрыгивающими из воды.
            – Вэйго, взгляни на это чудо! – пятясь назад, произнесла Яньянь.
            Но Вэйго уже давно смотрел на океан, затопивший безвыходный лабиринт, и уже ничего не слышал вокруг себя кроме прибоя и криков чаек.
            Яньянь молча выбежала из комнаты и побежала на первый этаж в угловую комнату. У комнаты старика толпились соседи и что-то бурно обсуждали. Дверь была открыта и Яньянь заглянула в комнату, но Лао Вана в ней не было. Она увидела разбросанные на полу кисти, краски, лежащую складную лестницу, мокрый плащ на вешалке и стоящие у кровати в маленькой лужице истоптанные туфли художника.
           – А где же Лао Ван? – спросила Яньянь у соседей.
           – Утром его обнаружила соседка лежащим на полу в своей комнате. И около часа назад его увезли в больницу.
           Через два дня Яньянь, вернувшись из ночной смены, подошла к Вэйго, который сидел за столом и увлеченно рисовал на белом листе бумаги цветными карандашами большой парусник, и, обняв его одной рукой, приложила свою голову к его плечу.
          – Мне надо кое-что сказать тебе, мой маленький юнга, – начала она. – Лао Ван умер сегодня в больнице от воспаления легких. Он очень беспокоился, что не сможет отправиться с нами в путешествие и что не смог закончить свой шедевр. Но посмотри в окно, милый, это и есть шедевр Лао Вана!

© nineseas

Оффлайн Mr.Po

  • Новичок
  • *
  • Сообщений: 48
  • Карма: 10
  • Пол: Мужской
    • Узнай про Китай
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #12 : 15 Ноября 2008 18:05:44 »
Океан

             Улочки маленького уездного городка близ Шанхая часто пересекались, создавали многочисленные проезды, переулки и неожиданно превращались в тупики. Все эти улочки образовывали странные углы, кривые линии....

© nineseas

Браво!
vidi vici veni

Оффлайн Mira

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 1128
  • Карма: 63
  • Пол: Женский
  • Skype: marinacq82
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #13 : 15 Ноября 2008 18:19:36 »
+1.

Оффлайн Vadim70

  • Забаненный
  • Заслуженный
  • *
  • Сообщений: 1635
  • Карма: 77
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #14 : 15 Ноября 2008 18:45:24 »
"Океан". Прочитано на одном дыхании. Большое спасибо. Это работа мастера и это лучшее, на мой взгляд, из того, что пока опубликовано на сегодняшний день на Литтере. Сюжет, настроение и язык. Все здорово, пусть это даже "почти О Генри".
« Последнее редактирование: 15 Ноября 2008 22:53:18 от Vadim70 »

Оффлайн yeguofu

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 2347
  • Карма: 238
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #15 : 15 Ноября 2008 22:59:15 »
Согласен с Vadim70. "Океан" - лучшее из опубликованного на "Литтерре".

nineseas, отличная ниша - писать о Китае и китайцах. Начало у вас многообещающее. Добрый совет: поменьше причастий и побольше глаголов. Немного подредактировать - и будет прекрасный рассказ. Удачи вам!
子曰三人行必有我師焉

Оффлайн Aqua Mar

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 4906
  • Карма: 298
  • Пол: Мужской
    • aqua-mar.livejournal.com
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #16 : 16 Ноября 2008 02:39:06 »
nineseas, согласен с коллегами: "Океан" - это действительно ВЕЩЬ !
IN VIA VERITAS. ©
aqua-mar.livejournal.com

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #17 : 16 Ноября 2008 16:49:50 »
Спасибо всем! И за добрый совет благодарю!
Приятная неожиданность... :-[
(Друзья обычно более придирчивы к моим опусам. И я привык)

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #18 : 04 Декабря 2008 02:10:10 »
Осенний этюд

     Молодой человек на вид не старше 23-25 лет, худощавый, среднего роста, с глубоко посаженными вглубь чёрными глазами, симметрично разделёнными по обе стороны тёмными волосами, сидел на небольшом стуле в углу за деревянными перилами. Был он одет в вязанный серый свитер поверх голубой рубашки и потёртые джинсы, а чёрные туфли были вычищены до блеска. Взволнованно блуждающий взгляд отчётливо говорил, что на этом месте, к тому же в качестве обвиняемого, он оказался впервые.
     На часах – половина третьего, а судьи всё ещё не было. Более четырех часов судья в своем кабинете колдует над окончательным приговором. Томительное ожидание затянулось. Обстановка в зале суда накалилась до предела. Беспрерывное ворчание толпы (в коих рядах наблюдался перевес пишущей братии) всё нарастало. Небольшой зал районного суда всё больше напоминал пчелиный улей в утренние часы. Улей, трещащий под жужжанием пчёл, предвкушающих очередную охоту за утренним нектаром.
     – Прошу всех встать! Суд идет!
     Наконец-то тяжелые двери распахнулись, и в зале появился судья предпенсионного возраста, низкорослый, достаточно полный, в роговых очках. Присутствовавшие, словно загипнотизированные какой-то невидимой силой, замерли, не сводя глаз с судьи.
     – Суд внимательно ознакомившись…
     Лёгкий порыв ветра широко распахнул форточку, занося поток свежего воздуха, словно стараясь разрядить напряжённую атмосферу, царившую внутри зала. Но никто в зале не обратил внимание на это. Все, будто обворожённые, затаив дыхание, ловили каждое слово из уст слегка вспотевшего старого судьи.
     –...Принимая во внимание смягчающие обстоятельства…
     С каждым новым порывом ветра редеющие ряды выцветших листьев на деревьях теряли вид, отдавая земле всё больше и больше дани, тем самым приближая свою смерть ради последующей жизни. Но справедливая природа подобную жертву восполняла во сто крат, наряжая землю в золотистое одеяние.
     –...Руководствуясь действующими статьями уголовно- процессуального кодекса Китайской Народной Республики…
     Взгляд обвиняемого становился всё безучастней, равнодушней к происходящему. Он видел только медленное шевеление губ судьи, но слух перестал воспринимать слова. Вспышка молнии в туманном сознании… и зал вместе с людьми поглощен темным хаосом, изрыгающим только бесформенные физиономии, словно слепки из глины, да обрывки некогда прозвучавших фраз...
     На мгновение его мысли понеслись куда-то вдаль. Перед глазами нарисовались густые ряды деревьев. Взгляд его, продираясь сквозь эту густую растительность, остановился на двухметровой каменной плите песочно-красного цвета. По центру гладкой поверхности плиты чётко прорисовывались до боли знакомые, тёплые черты женского лица. Навеки застывший на холодном камне улыбающийся взгляд ласковых глаз излучал едва уловимый прозрачно-золотистый свет, от которого в душе сразу стало легче. Чуть ниже было аккуратно выведено тиснёными иероглифами:
     Чэнь Лия
     (1955.12.03 – 1990.08.29)

     «Мама, родная, никто не сможет заменить тебя!» – Слова обвиняемого, прозвучавшие тихо, но уверенно, заставили присутствовавших сместить внимание в угол, ограждённый деревянными перилами. Даже судья внезапно прервал свою речь и бросил взгляд поверх очков в сторону обвиняемого. И воцарилась в зале сковывающая душу тишина, и никто не осмелился нарушить её, и продолжалось это ещё целую вечность...

*****
   
     – Ну-ка, Лия, попробуй, догони нас! – Лю Синь, посадив трёхлетнего Сянбиня на плечи, зазывающее взглянул на Лия и быстрыми шагами начал отдаляться от неё, – Ха-ха-ха! Не догонишь!
     – Ни дагонис, ни-да-го-нис! – живо вторил отцу Сянбинь, растворяясь в улыбке. То оглядываясь на бегущую позади маму, желая подбодрить её в том, что ещё немного усилий и она догонит их; то попинывая отца в грудь, давая знать, что мама их вот-вот догонит если они будут медлить; маленький Сянбинь был безмерно счастлив. Он знал, что отец не даст себя догнать; он также знал, что мать не даст себе отстать. А между ними – он, связующее звено неразрывной цепи. И ничего другого ему не надо: ни бездонного неба, слившегося с бескрайним горизонтом; ни стройных тополей, качающих главами, словно указывая ветру куда дуть; ни весеннего мелко накрапывающего дождя…

*****

     – Лия, покажи-ка Сянбиню братика, – Лю Синь, посадив пятилетнего Сянбиня на правое плечо, крикнул не так громко, но достаточно для того, чтобы Лия смогла услышать его сквозь закрытое окно. Она стояла у подоконника на втором этаже родильного дома. Лия кивнула и обернулась к медсестре в белом халате. Бережно приняла в руки ребёнка и поднесла близко к стеклу. Сянбинь слегка расстроился. Да как же так? Неужели это беспомощное красное тельце, которому ещё и завязали руки и ноги, будет ему братом? Да как он будет играть с ним в шарики, как будет бегать наперегонки?
     – Папа, мне не нужен братик. Заберём маму и пойдём домой, – тихо, с обидой протянул Сянбинь.
     – Ты что, сына, совсем скис? Как не нужен братик? Ты ведь сам хотел иметь братишку?
     – Уже не хочу. Хочу домой.
     – Ну-у, солдат, ты загибаешь. А куда же твоего братишку денем?
     – Здесь оставим. Он мне не нужен, раз не может ходить, и всё время плачет, даже разговаривать не может. Как я буду играть с ним?
     – Но, сына, он ведь ещё маленький. Тебя тоже мы с мамой носили на руках, когда ты был маленьким. Ты тоже был таким же как твой братик. Вот вырастет он, научится ходить, говорить и будет хорошим братом. Вы будете вместе играть, бегать, ты сможешь защищать его, не давать обидеть другим, а он будет любить тебя, подражать тебе и с гордостью говорить: «Это мой старший брат!»
     Сянбинь снова засиял. Он представил, как вырастет братишка, и вдвоём покажут этим задиристым соседским близнецам. Представил, как он будет выигрывать шарики у соседских детей, а братишка, едва догоняя его, собирать выигранные шарики.
     – Хорошо, папа. Давай тогда назовём его Шэнли…

*****
   
     – Иди ко мне, Шэнли. Хочешь конфету? На! Ну, топай сюда! Топ-топ…– Сянбинь присев на корточки и держа в правой руке конфету, манил к себе годовалого Шэнли. Шэнли, заметив отсутствие опоры в руках, запаниковал и чуть было не упал. Но услышав подбадривающий зов Сянбиня, весело крикнул и неуверенными мелкими шагами начал двигаться по направлению к брату. С каждым маленьким шажком в Шэнли вселялась уверенность, каждый следующий шаг становился твёрже прежнего и через мгновение он быстро засеменил, преодолев боязнь падения.
     В пяти шагах от брата он неожиданно наступил на округлый камень и, потеряв всё ещё слабую координацию, упал. Не то от боли, не то от отчаяния Шэнли громко заревел, распластавшись на земле. Сянбинь немедленно подскочил к нему, приподнял его, оттряхнул грязь с одежды и с такой теплотой, такой любовью, которая могла быть у шестилетнего мальчика, обнял Шэнли:
     – Не плачь. Я всегда буду рядом. Я больше не дам тебе упасть…

*****
   
     Лия лежала в больничной палате. Её кровать находилась рядом с распахнутым окном. На подоконнике стояла голубая ваза, наполовину наполненная водой. Букет свежих алых роз не только к месту дополнял эту неприметную вазу, но заливал помещение благоухающим ароматом. Весенний ветерок время от времени прерывистыми порывами залетал через открытое окно, словно был очарован разящим ароматом роз. Весна только-только набирала обороты. А Лия умирала от рака. Умирала нелепо – в полном расцвете сил, когда она только начинала жить и живя любить.
     Никто не в силах понять её печаль. Вчера её любимому Сянбиню исполнилось одиннадцать. А она не смогла испечь его любимые пироги. Сердце её изнывало от боли, но не от боли физической. Это была другая боль. Вчера никто, ни Лю Синь, ни Сянбинь, ни даже малютка Шэнли не подавали вида, старались улыбаться, и рядом с её кроватью произносили поздравления имениннику, разбавляя слова всевозможными шутками. Но разве материнское сердце обманешь? Сквозь улыбки своих детей, своего супруга она прослеживала скрывавшиеся черты грусти. От этого её боль усиливалась во сто крат…

*****

     С утра непрерывно идёт моросящий мелкий дождь. Лю Синь сидит на небольшом камне, взяв на колени Шэнли. Рядом стоит Сяньбин. На его лице – капли дождя, смешанные со слезами. Взгляды троих обращены на каменную плиту песочно-каменного цвета. С гладкой поверхности плиты на них смотрит лицо Лия, застывшее в нежной улыбке.
     Сегодня уже три месяца, как не стало её. Уже три месяца, как Сянбиня по утрам будит сверлящий кости глухой звук будильника, а не ласковый, проникнутый любовью голос матери. Уже три месяца, как дом, прежде заливавшийся всеми красками жизни, опустел. Стены дома, некогда излучавшие свет, надежду, теперь излучают леденящий холод, отчаяние и скорбь.
     С малых лет Сянбиню мать прививала любовь к Богу, веру в Бога. Но теперь Сянбинь утратил эту веру. Образ Бога в его душе принял чуждые, зловещие очертания. Он уже не чувствовал ни боли, ни горечи, ни скорби. Его переживания переросли в другое состояние – равнодушие…

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #19 : 04 Декабря 2008 02:19:06 »
Осенний этюд (продолжение)

     Два года спустя. Сянбинь учится в шестом классе. Днём, когда отец на работе, всё хозяйство по дому ложится на его плечи. Встречает из школы Шэнли, он в этом году пошёл в первый класс. Ходит за продуктами, убирает в доме, успевает сделать домашние задания, а под вечер к возвращению отца готовит ужин.
     За эти два года уже было не узнать его. Пропала детская непринуждённость; мягкие, по-детски нежные черты лица стали холодными, более грубыми. От прежнего жизнерадостного мальчика осталась бледная тень.
     Настенные часы пробили три раза. Нужно побыстрей приготовить уроки и поставить чай. Скоро вернётся отец с работы. Но сегодня он не мог сосредоточиться. Мысли уносили его куда-то вдаль. Ему вспомнилась зима девятилетней давности. Ту пору он помнит очень смутно. Однако тот зимний вечер был исключением. Он видел как хлопьями валит снег. Лия вместе с ним сидит на санях. Внизу под горкой отец в расстегнутой кожаной куртке, заливаясь смехом протягивает к ним руки, показывая, что он готов их поймать. Мать одной рукой прижала сына к себе, другой рукой крепко вцепилась в сани, а ногами осторожно начала отталкиваться. Раз, два, три, и …
     – Сянбинь, ты дома? – голос отца прервал его воспоминания и заставил вернуться в реальность. – Сянбинь, да где же ты? Проходи, Айхуа, сейчас я познакомлю тебя с сыном.
     В комнату вошёл отец. Сегодня он почему-то вернулся рано. Отец на секунду остановился в нерешительности. Затем он протёр слегка заметную лысину платком и обратился к сыну:
     – Сянбинь, я хочу познакомить тебя с очень хорошим человеком. Уверен, вы подружитесь.
     Сказав это, отец сделал шаг вправо. За ним появилась фигура молодой красивой женщины с длинными тёмными волосами, аккуратно заплетёнными в косу. Лицо её растворилось в улыбке.
     – Айхуа, это мой старший сын – Сянбинь. Сянбинь, это – тётя Айхуа. Она…
     «Это – тётя Айхуа! Это – тётя Айхуа!..»
     Сяньбинь больше ничего не слышал. Он интуитивно понял, что привычный порядок вещей начал рушиться. «Это – тётя Айхуа! Айхуа! А-й-х-у-а!!!» Он почувствовал, что в горле застрял огромный комок и не давал глотнуть воздух. Медленно встал со стула и не замечая стоящего перед ним отца зашагал в другую комнату. Его ноги подкашивались, он едва доплёлся до дивана и рухнул. «Мама, родная, никто не сможет заменить тебя!..»

*****
   
     – Сынок, иди ко мне. Я соскучилась по тебе, – мать улыбаясь протянула руки к Сянбиню.
     – Мама, это ты? Я тоже скучаю. Почему ты покинула нас? – Сянбинь тоже протянул руки. Лицо матери медленно приближалось. Её ласковые тёмные глаза преобразились: появился серый оттенок, ресницы стали длиннее, брови дугообразными. Её маленький нос стал прямым. Улыбающиеся губы тоже неестественно изменились. Волосы стали длинными и густыми. И продолговатое лицо округлилось.
     – Что с тобой происходит мама?
     Её лицо всё приближалось к Сянбиню, и чем ближе оно становилось, тем больше менялось. Вот до её лица уже можно дотронуться руками. Нет! Это – лицо Айхуа! Сянбинь в ужасе проснулся, обливаясь холодным потом. «Айхуа! Айхуа!..»

*****
   
     Шэнли сидел на диване и смотрел телевизор. Рядом лежали два учебника – «Литература. 4-й класс» и «История Отечества. 4-й класс». Сянбинь вошёл в комнату и сбрасывая с себя рюкзак, машинально спросил:
     – Сделал уроки?
     – Завтра – воскресение. Успею сделать. К тому же тётя Айхуа обещала помочь, – ответил Шэнли, не отрываясь от просмотра телевизора. Затем все же взглянул на брата:
     – Ты пойдёшь завтра с нами в парк?
     – С кем?
     – Ну, я, папа и тётя Айхуа.
     – Нет, не пойду. Сами сходите.
     Шэнли косо посмотрел на брата:
     – Почему ты не разговариваешь с тётей Айхуа? Она ведь хорошо относится к нам. Всегда улыбается, помогает готовить домашние задания. А её пироги – ах, пальчики оближешь! Она даже деньги мне даёт на мороженое. А ты ненавидишь её. Даже с отцом мало разговариваешь.
     – Хватит болтать. Лучше готовь уроки. Раз тебе она нравится, почему бы тебе не называть её мамой, а?
     Шэнли осёкся. Глаза его наполнились слезами. Сянбинь заметил это и пожалел о своих словах. Он подошёл к Шэнли, потрепал за волосы:
     – Ладно, не дуйся. Я пошутил. А давай не будем тянуть, и сейчас же пойдём в парк. Посмотрим на панд, мороженое покушаем, у меня есть мелочь. А знаешь, на кого панды похожи?
     – На кого?
     – На тебя! По крайней мере, нос тютелька в тютельку, – Сянбинь щипнул брата за нос. – Ну, давай, вставай! Потопали!
     – Потопали... – Шэнли нажал на пульт телевизора и вскочил с дивана.

*****
   
     С самого утра шёл дождь. К полудню даже начал усиливаться, превращаясь в ливень. Природа, похоже, смилостивилась над городом после серии знойных июльских дней. Не смотря на то, что небо покрылось бледно-серой пеленой из сгустка дождевых туч, отстоявшая в зное земля расточала освежающе-живительный аромат под струями холодного дождя.
     Сянбинь возвращался домой. Вся одежда давно промокла и липла к телу, но он этого не ощущал. Его внутренним состоянием владели совсем другие чувства. Час назад он узнал результаты вступительных экзаменов. На деревянной доске, покрашенной в голубой цвет, был прикреплён фигурными кнопками белый лист со списком абитуриентов, прошедших вступительные испытания и рекомендованных к зачислению. В этом списке под номером «7» красовалось его имя:
     «…7. Лю Сянбинь…»
     Сянбинь, идя под дождем, испытывал особую радость. Теперь он может с гордостью известить отца, что он поступил в университет. Ведь отец до сих пор не знает, куда его сын подавал документы. Месяц назад, Сянбинь никому из домашних ни сказав ни слова, без их ведома пришёл в приёмную комиссию ХХХХХ университета и сдал документы на факультет международного права.
     Теперь, возвращаясь домой, он представлял как будет удивлённо рад отец, узнав о поступлении сына, как будет рад Шэнли, все эти дни переживавший за брата. И в честь Сянбиня приготовят праздничный ужин. И будут все вместе сидеть за столом: он, Шэнли, отец и … мама. Нет! Место мамы займёт Айхуа! «Айхуа! А-й-х-у-а!»
     Когда мысли дошли до Айхуа, его радостные представления резко прервались. «Мама! Мама, как плохо, что ты не можешь узнать о моём поступлении! Как плохо, что ты не можешь разделить мою радость! Лучше бы я провалил экзамены, только бы ты была рядом. Мама, как я хочу продолжить образование! Но, поверь, я бы отказался от  этой радости ради того, чтобы ты была рядом! Мама! Родная, родная…»
     Погружённый в мысли Сянбинь не заметил как зашёл в подъезд и поднялся по лестнице. Только сейчас, открывая двери он чихнул, почувствовал холод и прилипавшую к телу мокрую одежду. Он медленно прошёл по коридору в зал. В зале сидел Шэнли, как обычно уткнувшись в телевизор. Увидев брата, он насмешливо бросил:
     – Ты похож на цыплёнка, попавшего в тарелку с супом. Если не переоденешься и постоишь ещё пять минут, непременно простудишься.
Сянбинь не обращая внимания на колкости брата, стоял неподвижно, лицо кривилось в улыбке.
     – Я поступил в университет.
     Шэнли недоверчиво посмотрел на него и в выразительном лице брата нашёл опровержение своим сомнениям.
     – Да ты что, куда поступил? – спросил Шэнли, ещё не успев полностью переварить услышанное.
     – В ХХХХХ университет, на факультет международного права.
     Шэнли вскочил с дивана, подбежал к брату и обнял.
     – Молодец! Я верил… Хотя ты ни мне, ни отцу ничего не говорил, я ощущал твои волнения, твои переживания. Ты знаешь, я каждую ночь молил Бога, чтобы у тебя всё хорошо сложилось.
     – Где отец?
     – Он у себя в комнате разговаривает с тётей Айхуа.
     – Разговаривает с Айхуа?
     «Айхуа! Айхуа! Айхуа!» – на влажном лбу Сянбиня пульсировали два иероглифа.
     – Да. Пойдем, обрадуем его.
     – Нет. Зайду-ка я лучше к Ма Дэ. Неделю не видел его. А ты, когда отец освободится от Айхуа, можешь сам ему сказать.
     – Ты не останешься дома?
     Сянбинь промолчал. Шэнли обиженно скорчил гримасу.
     – Ты готов поделиться радостью с одноклассником, но не с отцом, будто он чужой. Он, ведь, наш отец. Ты не справедлив к нему.
     Сянбинь подошёл к брату, присел рядом на диван.
     – Шэнли, ты мой – младший брат. Любимый брат. В первую очередь я пришёл к тебе и сообщил о своём поступлении. Ближе и роднее тебя у меня никого нет. Я знаю, что и ты так думаешь. А в мои отношения с отцом не стоит вмешиваться.
     Через десять минут Сянбинь переоделся, взял зонт и направился к выходу. У двери Шэнли окликнул его.
     – Брат, мне не всё равно, что происходит с тобой. Если тебе плохо, я в душе чувствую боль. Если тебе хорошо, я рад вдвойне. Поступай как считаешь нужным, но всё равно ты мой самый любимый брат.
     Он встал и подошёл к Сянбиню.
     – Поздравляю с поступлением, брат-студент. Я очень рад за тебя.
     – Я знаю.
     И два брата крепко обнялись. И в глазах обоих невольно накатились скупые горячие слёзы…

Оффлайн nineseas

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 580
  • Карма: 53
  • Пол: Мужской
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #20 : 04 Декабря 2008 02:26:39 »
Осенний этюд (продолжение)

     В фойе университета было многолюдно. Одни лихорадочно поднимались вверх по лестнице, другие спускались вниз, третьи праздно толпились в фойе, но всех их объединяло одно – сдача летних экзаменов. К Сянбиню, стоящему возле доски объявлений, подошёл его одногруппник Чжан Бо.
     – Ну как, Сянбинь? Сдал экзамены?
     – По «Истории» – 80, по остальным – выше 86.
     – Так, ты уже, считай, полноправный четверокурсник?
     – Почти. А у тебя как продвигается?
     – Да вот, последний остался. Сегодня сдам спецкурс и тоже свободен.
     – Отлично. Какие планы на лето?
     – Да ты погоди с планами. Сегодня вечером соберёмся вместе с группой, посидим у А Пина, у него свободная квартира в центре, родаки – в отъезде. Там, у него и отметим завершение экзаменов. Можешь пригласить знакомых девчонок.
     – Да нет, я один буду.
     – Как хочешь. А я, вот, приведу свою девушку. Познакомлю с группой. Ты, кстати, ведь тоже не знаком с ней. Её зовут Лили. Она у меня такая красавица, вот увидишь. Ладно, до вечера! Пойду сдавать спецкурс. Помучаю препода.
     – Пока.

*****
   
     Просторная квартира А Пина была обставлен довольно уютно. Стены, обклеенные обоями лимонного цвета, удачно сочетались с роскошным диваном из красного дерева. Поставленный в середине зала большой прямоугольный стол, покрытый розовой клеёнкой, изобиловал разными аппетитными яствами. В дальнем углу зала красовалась двухметровая искусственная пальма.
     В семь вечера одногруппники почти в полном составе собрались в квартире. Не было только Чжан Бо. Семь парней, в их числе и Сянбинь, рассевшись вокруг стола развлекали разными шутками шестерых одногруппниц, скромно расположившихся на диване. Высокорослый, коренастый А Пин, хозяин дома, с двумя девушками, вызвавшихся помочь ему, сидели на кухне, занятые последними приготовлениями к столу.
     Через полчаса кто-то позвонил в дверь. А Пин на ходу вытирая руки полотенцем, поспешил к выходу. Это были Чжан Бо и две девушки. Поздоровавшись, они вместе прошли в зал.
     – Всем приветик! Извиняюсь за опоздание. Задержался у сестры. Она просила починить проводку. Ребята, знакомьтесь, это – Лили, будущая переводчица русского языка, – сказал Чжан Бо, указывая на высокую брюнетку. – А это – подруга Лили, зовут «Мэрилин», будущая переводчица английского языка. Ну, скажите, разве она не похожа на Мэрилин Монро? Можете звать просто Мэри, – представил Чжан Бо девушку с обесцвеченными кудрями. Затем он представил двум девушкам всех присутствующих.
     – А это – Сянбинь, мой лучший друг и бессменный староста группы. Старик, поухаживай за Мэри, – закончил Чжан Бо.
     – Итак, все вроде в сборе, кого нет, я не виноват, – шутя, подытожил А Пин. – Пожалуй, начнём-с…
     Сразу с того момента, как вошли новые гости, Сянбинем овладело странное, доселе незнакомое ему чувство. Сердце его забилось учащенно. Ему казалось, что оно вот-вот вылетит из груди. Захватило дыхание, будто в комнате иссяк запас кислорода. А когда Чжан Бо представлял двум девушкам свою группу, и очередь дошла до него, он ощутил жар на лице. На секунду его глаза встретились с её глазами. Было что-то притягивающее в этих темных как безлунная ночь глазах. Он увидел в них отражение своего лица.
     С этой секунды всё его внимание было приковано к ней. Он не слышал ни речей своих товарищей, ни звон бокалов, ни тихий мелодичный ритм музыки, доносившийся из громадных колонок музыкального центра. Он сидел, уставившись на свой бокал, краем глаз ловя каждое движение сидевшей рядом Мэри. Его бокал чаще других оказывался пустым, и он снова и снова наполнял его:
     «Мир тлеет на глазах –
     Его мне не спасти.
     И по течению плыву,
     И некому сказать «прости»...

     – Что ты сказал? – обратилась Мэри к Сянбиню, услышав его тихое бормотание.
     – Не обращай внимания. Мысли в слух.
     – И часто ты размышляешь вслух?
     – Нет. Только когда пью. А пью я редко.
     – Вижу, пьёшь ты редко, но метко. Уже энный бокал опустошил, – улыбнулась Мэри.
     Лицо Сянбиня залилось краской. Он собрался духом, взглянул в глаза Мэри и предложил:
     – Не хочешь потанцевать?
     Мэри пожав плечи, на вопрос ответила вопросом:
     – Почему бы нет?
     Сянбинь взял её за руки, и вдвоём они прошли в свободный угол комнаты рядом с балконом. Сидевшие за столом одногруппники лишь улыбкой проводили их. Только Чжан Бо не преминул воспользоваться возможностью сморозить очередную шутку:
     – Пол-литра раздавил в раз серый волк, и в тёмный лес ягнёнка поволок. Ты смотри, не укради Мэри. Я перед её родителями головой отвечаю за неё, – сказал Чжан Бо и потянулся за минералкой.
     – Не болтай чепуху. Смотри, сам не потеряй Лили, умник, – парировал Сянбинь, не отводя глаз от Мэри.
     Обнимая за талию девушку, Сянбинь понял, что он довольно много выпил, так как не без усилий удерживал равновесие.
     – А ты действительно учишься в одной группе вместе с ними? – тихо спросила Мэри, положив руки ему на плечи.
     – Да, уже целых три года...
     – Мне показалось, что ты отличаешься от группы. Ты равнодушен к их разговорам, весь вечер безучастно сидишь. Кажется, твои мысли далеко отсюда.
     – Нет, только сегодня я такой, сам не могу понять, от чего это? А так, как старосту, меня не может не интересовать жизнь группы. Я стараюсь следить за духовным, моральным обликом группы. Всё, что происходит в здесь, волнует меня в первую очередь. Хотя, иногда я, возможно, сам того не желая, и откалываюсь от ребят из-за личных проблем.
     – Какие могут быть личные проблемы старосты? Его ведь, как ты сам говоришь, в первую очередь должны волновать проблемы группы, не так ли?..
     – Извини меня, я, кажется, изрядно напился. Давай посидим.
     Они вновь сели за стол. Сянбинь взял нож, разрезал яблоко на две части, и одну половинку протянул Мэри.
     – Все зовут тебя Мэри, а как твоё настоящее имя?
     Мэри улыбнулась:
     – А имя «Мэри» разве не красиво звучит?
     – Да что ты, конечно, красиво. Просто мне не нравятся американские имена.
     – А, понятно... Я изучаю английский язык, и для удобства пользуюсь этим именем. А какие имена тебе нравятся?
     – Естественные, свои природные имена.
     Мэри продолжала улыбаться:
     – Ясно... Ну, тогда давай знакомиться заново. Меня зовут Айхуа.
     «Айхуа! Айхуа! А-й-х-у-а!» – забилось в голове Сянбина. Глаза его затуманились, им овладел какой-то страх, и с истошно-отчаянным криком вонзил державший в руке нож в тело ничего не подозревавшей девушки. Последнее, что видел Сянбин, перед тем как потерять сознание, это был застывший в ужасе взгляд лежащей на ковре Айхуа...

*****
   
     –...Суд пришёл к единому мнению и выносит следующий приговор…
     Осенние дни подходят к концу. Скоро зима. За окном последний дождь осени. Крупные капли дождя, пытаясь проникнуть в помещение, разбиваются, ударившись в обманчиво прозрачное стекло.
     А за стеклом, на небольшом стуле в углу за перилами сидит молодой человек на вид не старше 23-25 лет, худощавый, среднего роста, с глубоко посаженными вглубь чёрными глазами. Одет он в вязанный серый свитер поверх голубой рубашки и потёртые джинсы, а чёрные туфли были вычищены до блеска. Взволнованно блуждающий взгляд отчётливо говорит, что на этом месте, к тому же в качестве обвиняемого, он оказался впервые...
     Осенние дни подходят к концу. Скоро зима...

© nineseas

Оффлайн xiaosongshu

  • Заслуженный
  • *****
  • Сообщений: 1117
  • Карма: 27
  • Пол: Женский
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #21 : 04 Декабря 2008 06:40:11 »
Здорово! Даже слов нет!

Оффлайн Mitsumi

  • Зарегистрированный
  • *
  • Сообщений: 2
  • Карма: 0
  • Пол: Женский
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #22 : 09 Марта 2009 06:23:00 »
красиво
♥♥♥♥♥♥♥♥♥♥

Оффлайн Dum-Dum

  • Забаненный
  • Бывалый
  • *
  • Сообщений: 118
  • Карма: -43
Re: Обнаженный ангел
« Ответ #23 : 29 Апреля 2011 08:24:08 »
"Океан". Прочитано на одном дыхании. Большое спасибо. Это работа мастера и это лучшее, на мой взгляд, из того, что пока опубликовано на сегодняшний день на Литтере. Сюжет, настроение и язык. Все здорово, пусть это даже "почти О Генри".

Это и есть О'Генри, так что насчет сюжета я бы возразил.
Другое дело, что сама попытка переклада на восточный лад - любопытна, и что мне больше всего понравилось, автору удалось избежать комичности (какая поневоле получается, скажем, у индийских фильмов, пересказывающих голливудские блокбастеры).
Но тексты надо еще править.

Вот на одной из таких улочек расположился трехэтажный тридцатикомнатный кирпичный дом, хотя на чердаке, вот уже как месяц, появилась тридцать первая комната. Это новая идея хозяина дома, решившего таким образом увеличить число комнат до сорока и тем самым повысить свои доходы.

Мне не нравится "терхэтажный тридцатикомнаный кирпичный", хоть режьте. Громоздко. "Трехэтажный, в тридцать комнат" - чтобы снять тяжесть двух длинных прилагательных вместе. Или еще как-то, но что-то надо сделать.
Два раза "вот" в одной фразе - тоже лишнее.
"Таким образом" - это Бронников и Лаотоу так пусть пишут, а автор пусть вычеркнет это из свого словаря. Равно как и "тем самым".
Слово "комната" тоже слишком обильно присутствует в абзаце, надо разрядить.

На одной из таких улочек расположился трехэтажный кирпичный дом, в тридцать комнат, хотя на чердаке, вот уже как месяц, появилась тридцать первая. Это новая идея хозяина дома, решившего увеличить число комнат до сорока и повысить свои доходы.

Примерно (подчеркиваю - примерно) вот так, избавляясь от всякой шелухи, ничего не дающей тексту.