Восточное Полушарие
Общевосточное общение => ЛитТерра => Тема начата: yeguofu от 03 Декабря 2009 04:50:16
-
Позаимствовано у modest_ossipoff из ЖЖ:
Если бы...
Илья Ильф, Евгений Петров и Стивен Кинг писáли вместе, получился бы роман "12 электрических стульев".
…Фёдор Достоевский и Чак Паланик писáли вместе, получился бы морально-приключенческий роман "Идиотский клуб".
…Александр Пушкин и Уильям Шекспир писáли вместе, получился бы роман в стихах "Евгений и Джульетта".
…Сергей Есенин и Максим Горький писáли вместе, получилась бы пьеса в стихах "Чёрный человек — это звучит гордо!".
…Лев Толстой и братья Стругацкие писáли вместе, получился бы роман "Воскресение начинается в субботу".
…Эрнест Хемингуэй и Франсуаза Саган писáли вместе, получились бы два романа — "Прощай, грусть!" и "Здравствуй, оружие!".
…Эрих Мария Ремарк и Джером Клапка Джером писáли вместе, получился бы роман-путешествие "Три товарища в лодке, не считая собаки".
…Януш Пшимановский и Редьярд Киплинг писáли вместе, получилась бы милитаристическая сказка "Четыре танкиста и кошка, которая гуляет сама по себе".
…Жюль Верн и Иван Тургенев писáли вместе, получилась бы семейная сага "Отцы и дети капитана Гранта".
…Джоан Роулинг и Михаил Салтыков-Щедрин писáли вместе, получился бы роман-сказка "Гарри Поттер и премудрый пескарь".
…Бертольд Брехт и Фредерик Бегбедер писáли вместе, получилась бы пьеса о рекламном агентстве "99-грошовая опера".
…Владимир Маяковский и Януш Вишневски писáли вместе, получилась бы сентиментальная поэма "Одиночество в штанах".
…Антон Чехов и Артур Конан Дойл писáли вместе, получился бы детективный рассказ "Дама с собачкой Баскервилей".
…Николай Гоголь и Брэм Стокер писáли вместе, всё равно получилась бы поэма "Мёртвые души". Просто совсем не о том.
…Николай Чернышевский и Геннадий Малахов писáли вместе, получилась бы книга "Что делать, если…" о великой силе уринотерапии.
-
Позаимствовано у modest_ossipoff из ЖЖ:
Если бы...
Илья Ильф, Евгений Петров и Стивен Кинг писáли вместе, получился бы роман "12 электрических стульев".
ага, а если бы Шолохов и Сервантес писáли вместе, получился бы роман "Тихий Дон Кихот"
-
Если бы Ленин и Гитлер писали вместе, то получилась бы работа " О праве "наци" на самоопределение".
-
Вот такую аннотацию встретил на Озоне для книги A Selected Collection of Doctrine of the Mean http://www.ozon.ru/context/detail/id/4149315/ (http://www.ozon.ru/context/detail/id/4149315/)
(http://i47.tinypic.com/i36mue.jpg)
Отобранное Собрание Большого Учения аналектов, доктрин Мина и Менция. Эти четыре книги собраны, чтобы раскрыть миру сущность китайской традиционной культуры. Эти четыре книги показали свое великолепие более чем 2400 лет назад между Весной и Осенью и Враждующими периодами государств. Теперь они изданы в классической - современной китайской и английской версии в помощь людям, которые стремятся узнать основные идеи относительно конфуцианства.
Для тех, кто сразу не разобрался, что скрывается под "доктриной Мина" http://en.wikipedia.org/wiki/Zhongyong (http://en.wikipedia.org/wiki/Zhongyong)
-
В чем-то Толстой ошибался, а тут - просто провидец:
...предстоит опасность того, что они поработят и развратят вас так же, как они поработили и развратили людей нашего мира в Европе и Америке, заслонив от них то учение истины, которое дает людям благо, и сделав из них безвольных, бессильных и довольных своим рабством рабов, служащих орудием доставления животных наслаждений грубой шайке разбойников.
Опасность, предстоящая вам, состоит в том, что, заразившись, с одной стороны, обаянием вооруженной силы, основанной на убийстве, проповедуемой и проявляемой шайкой разбойников, а с другой — прелестью игрушечных удобств и блеска того, что они называют культурой, вы отстанете от мудрых учений своих руководителей, великого Конфуция, учащего истинной добродетели и средствам достижения ее внутренними усилиями, и незаметно для самих себя лишитесь своих добродетелей — трудолюбия, миролюбия, уважения, и подпадете под ту же ужасную власть, влезающую в сокровеннейшие изгибы души человека, под которой гибнет и чахнет теперешнее европейское человечество.
Л.Толстой. Китайскому народу от христианина (1906)
-
В чем-то Толстой ошибался, а тут - просто провидец:
...предстоит опасность того, что они поработят и развратят вас так же, как они поработили и развратили людей нашего мира в Европе и Америке, заслонив от них то учение истины, которое дает людям благо, и сделав из них безвольных, бессильных и довольных своим рабством рабов, служащих орудием доставления животных наслаждений грубой шайке разбойников.
Опасность, предстоящая вам, состоит в том, что, заразившись, с одной стороны, обаянием вооруженной силы, основанной на убийстве, проповедуемой и проявляемой шайкой разбойников, а с другой — прелестью игрушечных удобств и блеска того, что они называют культурой, вы отстанете от мудрых учений своих руководителей, великого Конфуция, учащего истинной добродетели и средствам достижения ее внутренними усилиями, и незаметно для самих себя лишитесь своих добродетелей — трудолюбия, миролюбия, уважения, и подпадете под ту же ужасную власть, влезающую в сокровеннейшие изгибы души человека, под которой гибнет и чахнет теперешнее европейское человечество.
Л.Толстой. Китайскому народу от христианина (1906)
Да уж, Толстой был прав - что сейчас и происходит >:(
-
Людмила Улицкая: «Есть книги, которые нельзя открывать в трамвае»http://www.online812.ru/2010/05/10/011/
Людмила Улицкая — крайне интеллигентный человек. Тем не менее в Петербурге, на книжном форуме, она не раз припечатывала современных писателей словом на букву «г» и называла нынешнюю литературу общепитом. Популярная писательница рассказала, что такое «хорошо» и что такое «плохо».
Несколько лет тому назад по телевизору шел сериал «Идиот», все про него говорили. Фильм я смотреть не стала, но решила освежить в своей памяти Достоевского. Достала роман, прочитала его. И нашла совершенно новый эпизод, который прежде не заметила: князь Мышкин после приступа на даче сидит больной, и приходят гости с газетой, в которой они только что опубликовали пасквиль. При этом присутствующий генерал Епанчин говорит: «Ну, это же, как будто 50 лакеев решили что-то написать, собрались и написали». И я поняла, что этот эпизод попал мне просто в сердце. Сегодняшняя литература - это «50 лакеев, которые собрались что-нибудь написать и написали». Мы съедаем в литературном «общепите» книги, которых не должно было бы быть!
-
Свои размышления о литературном переводе и работе переводчика предлагает американский переводчик с 30-летним стажем Лоренс Венути http://exchanges.uiowa.edu/m-moires-of-translation/
Перевод – это форма скрытой агрессии. Делая перевод, переводчик предпочитает забыть про автора оригинала, чтобы губить оригинал на иностранном языке, лавируя между иностранным и языком перевода, но в конечном счете отказываясь от первого в пользу второго. Является ли перевод общественно принятой формой литературного вандализма? Или для него всего лишь требуется особенно извращенный склад ума, который втайне лелеет отказ склониться перед авторитетом иностранного писателя или текста и предпочитает дать ему пинка под столом?
Не сомневаюсь, что остальные переводчики откажутся узнать себя в этом повествовании, назовут его скорее провокацией, нежели описанием, и сочтут как нелестным, так и далеким от истины. И все же при переводе так много делается инстинктивно, выбор так часто происходит без полного осознания его переводчиком, так много решений приходит в результате счастливой случайности, что вероятность подсознательного побуждения весьма высока – и с большой готовностью отрицается. То же самое можно сказать и том, что вообще заставляет человека стать переводчиком? Я имею в виду не практические детали, такие как находка интересного произведения на иностранном языке или получение заказа от издателя, а условия, которые, по сути, больше психологического и культурного свойства. Я все больше и больше задумываюсь, что заставило меня зажечься и продолжать гореть непреодолимым желанием переводить?
-
ФРАНСИСКО ДЕ КЕВЕДО (1580–1645)
ПРОТИВ БЕЗУДЕРЖНОЙ ПОЭТИЧЕСКОЙ ЛЕСТИ
Чтоб воспеть улыбку милой,
Жемчуг песнопевцу нужен:
Как же он прославит зубки,
Не упомянув жемчужин?
А вот зубы коренные,
Не в пример передним, нищи,
Хоть на них лежит забота
Пережевыванья пищи.
В мадригалах и сонетах
Непременнейшие гости
Перламутровые ушки,
Носики слоновой кости.
Чем же провинились локти,
Что о них молчат поэты?
Челюсти, виски и скулы
Тоже вовсе не воспеты.
В виршах множество сравнений
Для слезинок вы найдете,
Но не сыщете полслова
О слюне и о мокроте.
Если дева плачет – бисер
И роса идут тут в дело;
Ну, а что мне надо вспомнить,
Если милая вспотела?
Кудри – золото; но если,
Веря стихотворной справке,
Локон я подам меняле,
Выгонят меня из лавки.
Были женщины из мяса
И костей; теперь поэты
Видят розы в них и маки,
Лилии и первоцветы.
Эх, зеленщики-поэты!
Женщинам вы не польстили,
Прелести их воспевая
В этом травянистом стиле.
Нет, с кораллом целоваться
Было б делом невеселым,
Так же, как лобзать гвоздики
Сладостно лишь разве пчелам.
Очи зарятся на деньги,
А уста подарков просят,
И, однако, виршеплеты
Без конца их превозносят.
А ведь есть тихони-бедра,
Есть бессребреницы-ляжки,
Коим не присущи зависть
И спесивые замашки.
Вот кому за бескорыстье
Посвящать должны поэты
Оды, стансы, и канцоны,
И романсы, и сонеты.
А рубинам ненасытным
И сапфирам завидущим
Лишь презренье вместо гимнов
Пусть достанется в грядущем.
Алчные уста, о коих
Приторный несете вздор вы,
Называть бы надлежало
Устьями бездонной прорвы.
Глазки, в коих блещет жадность, –
Это язва моровая,
Зубки, рвущие добычу, –
Хищная воронья стая
Разорительны прически,
Так что волосы – Бог с ними –
Даже черные как сажа
Могут зваться золотыми.
Знай, слагая гимны зубкам,
Не вкусишь ты жизни мирной:
Тощей стервой поперхнешься
Или будешь съеден жирной.
(Перевод М.Донского)
Как раньше писали! И как переводили! Ай да Кеведо! Ай да Донской!
-
Да, перевод экстра-класса. Интересно: Донской - наверное, псевдоним или нет? И когда он перевёл Де Кеведо, в каком году?
-
Потрясающая вещь!!!
:lol:
Надо будет пересмотреть свой арсенал комплиментов...
8-)
-
Да, перевод экстра-класса. Интересно: Донской - наверное, псевдоним или нет? И когда он перевёл Де Кеведо, в каком году?
Донской Михаил Алексадрович (1913-1996). Сведений о нем немного. Когда он перевел Кеведо, надо искать. Переводил испанских и латиноамериканских поэтов, Мольера и Шекспира, перевел «Трое в лодке» вместе с Линецкой. Но суждения о его работах неоднозначны.
Вот как пишет про него Василий Бетаки: «Михаил Донской. Он легко добывал издательские заказы, переводил старательно и мастеровито. Только вовсе он не поэт, а ремесленник, хотя и высочайшего класса.
К переводам его приохотила первая жена, красавица и умница, Софья Львовна, преподававшая в Библиотечном Институте. Работала она там вместе с матерью Гали Усовой, которую и прозвала «Гали-мать-я». Были они подругами.
Одна из удач Донского – перевод «Охоты Бургграфа» Гюго. Это поэма строк в двести, вся построенная на эхо-рифмах – вещь совершенно головоломной трудности. http://www.vekperevoda.com/1900/mdonskoj.htm
Донской, пожалуй, не халтурил, но подходил к стихам арифметически и пытался, по словам Гнедич, – «пересальерить самого Сальери». После смерти второй жены, испанистки Инны Чежеговой (ученицы Э.Линецкой), он прожил ещё с десяток, наверное, лет, но в печати не появлялся вообще». http://bolvan.ph.utexas.edu/~vadim/betaki/memuary/V17.html
А вот оценка питерского «анфан террибль», поэта и переводчика, литературного критика Виктора Топорова: «Михаил Лозинский (которого я не застал и которого, как можно судить по косвенным приметам, как раз ненавидели, правда, втайне), конечно, умел втискивать смысл иноземного стиха в шаблон заданного размера, но стих чувствовал себя в его переводе, как нога в "испанском сапоге". Михаил Донской, напротив, добивался внешнего блеска, полностью выхолащивая даже явный, не говоря уже о суггестивном, смысл переводимого».
-
Однако ж, судя по переводу стихотворения Кеведо, Донской больше поэт, чем "ремесленник" :)
Почитаю другие его переводы.
-
Владимир Набоков об искусстве перевода:
Две степени зла можно различить в причудливом мире словесного метемпсихоза. Первое и меньшее состоит в очевидных ошибках из-за невежества или впавшего в заблуждение знания. Это всего лишь человеческие слабости, и они простительны. Следующий шаг в сторону ада переводчик делает, намеренно пропуская слова или отрывки, которые он не пытается понять или которые могут показаться ему невразумительными или непристойными для туманно представляемого им читателя; он без всяких сомнений принимает бессмыслицу, которую предлагает ему словарь; или представляет эрудицию как жеманство: он и согласен знать меньше, чем автор, и склонен думать, что автор ошибается. Третья и наихудшая степень низости достигается, когда правкой и «доведением до ума» шедевр доводят до такого состояния, так отвратительно приукрашивают, чтобы он подходил под представления и предрассудки соответствующей публики. Это преступление, и за него следует заковывать в колодки, как поступали с плагиаторами во времена, когда носили башмаки с пряжками.
Полностью статью Набокова The Art of Translation можно почитать здесь http://www.tnr.com/book/review/the-art-translation-0
-
Почти окололитературное. Околокинематографичское.
Михаил Ромм о своей работе и жизни сказал так:
"Я - человек очень редкой профессии, я - кинорежиссер. Профессия эта необыкновенно занимательна. Она очень трудная, но необыкновенно разнообразна и, следовательно, водит человека по очень забавным, странным и необычным тропкам. И на этих тропках встречаются забавные и необычные явления. Как бы ни казались эти явления иногда незаметными, маленькими, но в них, как в капле воды, отражается наша жизнь, отражается время".
... рассказ Ромма о том, как показывали в 1949 году его фильм "Ленин в Октябре". Были юбилейные ленинские дни, и в Большом театре по этому случаю готовился праздничный концерт для правительства и избранных почетных гостей. Когда Сталину дали на одобрение программу концерта, он предложил во втором отделении заменить чтение стихов Маяковского и фрагменты из балета "Пламя Парижа" на какое-нибудь кино про Ленина. А раз про Ленина, то, значит, "Ленин в Октябре", и поэтому срочно вызывают режиссера Ромма в сопровождении министра Большакова и председателя Комитета по делам искусств Храпченко к генералу КГБ Власику, отвечавшему за безопасность Сталина. Тот дает установку, что, мол, фильм нужно сократить до 40 минут и в типографии перепечатать программу будущего концерта.
"А как назовем? - спрашивает Большаков. - Фрагменты или, значит, отрывки?" "Фрагменты… - издевательски отвечает Власик. - Кто это поймет эти твои `фрагменты`? Кто там будет сидеть-то? Секретари райкомов будут сидеть. Что они, понимают, что такое фрагменты?"
Короче, разобрались с "фрагментами", и уже все собираются расходиться, как Ромм вспоминает, что у него нет билета на концерт. Большаков говорит, что все билеты уже распределены, лишних нет. Тогда Власик достает из кармана билет с печатью "Служебный" и передает Ромму.
В нужный день Ромм приходит в Большой театр, опаздывает, дает билет капельдинеру, спрашивает: "Где тут ложа номер такой-то?" "Это вам к товарищу полковнику", - отвечает тот и направляет к соответствующему лицу в погонах МГБ. Полковник тщательно Ромма осматривает, особенно приглядываясь к заднему карману брюк. Затем говорит: "Молодец. Хорошо. Твоя ложа № 13. Сядешь на свободное место. Рядом будет сидеть академик в шапочке. Твой объект". Только тут до Ромма дошло, что с билетом от генерала Власика его приняли за секретного агента, который должен вести наблюдение над древним старичком-академиком в ермолке и с трясущимися руками. В том смысле, что ежели академик задумает стрелять в товарища Сталина, то он, Ромм, должен опередить убийцу и задушить его собственными руками. А похвалил его полковник за то, что пистолета у агента не видно, ордена и Сталинские премии настоящие, костюм пошит хорошо, и сам агент нисколько не похож на агента.
http://www.ozon.ru/context/detail/id/2491158/
-
Как советские писатели боролись с пьянством, и что из этого вышло http://www.online812.ru/2010/12/29/003/
Праздники у нас не мыслятся без алкоголя, и тут сразу вспоминается мысль профессора Ю. Лотмана об обширности «того пространства, которое отводится в культуре… семиотике вина и любви. Поэзия превращает, например, употребление вина… из физио-химического и физиологического факта в факт культуры». В этой связи Лотман ввел понятие «ритуального порока».
речь идет, с одной стороны, о ритуальном пороке, как знаке принадлежности к творческой среде. А с другой (как сказано в статье «Алкоголь» в энциклопедии «Постмодернизм») - «алкоголь сохраняет иллюзию адекватного участия индивида в полилогах карнавального и тусовочного типа». Полилог - это разговор многих участников. Его простейшая форма – диалог. А радикальная форма писательского диалога – драка.
-
Можно с данным мнением не соглашаться и спорить. Радует одно: литература еще просматривается. Даже с высоты птичьего полета. :)
Литературные итоги десятилетия. С высоты птичьего полета http://www.online812.ru/2010/12/29/011/
В нулевые годы изящная словесность во многом перестала быть собой, скатившись на уровень неслыханной простоты; запершись в башенке из поддельной слоновой кости; выплеснувшись в массовый «сам-себя-издат» на графоманской основе и в еще более массовое паралитературное блогерство.
...двумя глубокими воронками зияют 2003 год, когда мы в так называемый Год России позорно провалились на Франкфуртской книжной ярмарке, и 2008 - 2009, когда фактически остановилось книгоиздание и авторам перестали платить мало-мальски разумные деньги). И происходит дело на фоне перманентного вытеснения художественной литературы (и книги как таковой) на периферию общественного интереса...
-
Идейно-стилистической доминантой десятилетия стал девиз «Проще… еще проще… просто как только возможно… еще проще!» Это, разумеется, всемирная тенденция (грубо говоря, от Борхеса, через Умберто Эко и Артуро Перес-Реверто, к Дэну Брауну и Стигу Ларссону),
:o Приравнять Эко к Перцу-Реверте... :o Заявить, что Эко проще Борхеса... Хм, он их хоть читал???
-
:o Приравнять Эко к Перцу-Реверте... :o Заявить, что Эко проще Борхеса... Хм, он их хоть читал???
"....Говорят, что если рассечь лицо вдоль, помочиться на него и потоптаться по нему соломенными сандалиями, с лица слезет кожа. Об этом поведали священнику Гёдзаку, когда он был в Эдо. Подобными сведениями нужно дорожить."
(кое-кто давным давно сказал...)
-
Последний номер журнала "Иностранная литература" за 2010 год полностью посвящен переводу. http://magazines.russ.ru/inostran/2010/12/
Специальный номер журнала “Иностранная литература”, посвященный переводу, - почти тавтология. Ведь журнал по определению живет в стихии литературного перевода, и в этом смысле каждый его номер - переводческий. Может быть, именно поэтому и возникла необходимость вынырнуть и оглядеться, проверить на прочность некоторые привычные максимы.
Например, переводчика принято хвалить за то, что ему удалось стать незаметным, исчезнуть, превратиться в “прозрачное стекло”. Но ощущение “прозрачности” возникает, как правило, именно тогда, когда переводчик особенно вольно обошелся с оригиналом, убрал всякий признак его чуждости. Хорошо ли это?
Или взять общеизвестный факт: “поэзия непереводима”. Кто горячей всего будет отстаивать это утверждение? Разумеется, сами переводчики (во время, свободное от перевода стихов).
В нашей сегодняшней жизни принято оплакивать гибель профессии - художественным переводом нельзя заработать на жизнь, издательства требуют скорости, потока, халтуры. Это правда. Но весь художественный раздел этого номера составлен из дебютов - молодые талантливые переводчики приходят в профессию, несмотря ни на что.
Нередко они приходят из переводческих семинаров - специально для этого номера преподаватели таких семинаров собрались за круглым столом поговорить о своей работе. Одна из первых реплик звучала так: “Переводу может научить не преподаватель, а только перевод”. Преподаватели согласно покивали и после этого еще два часа беседовали о том, как именно они учат своему ремеслу.
Все мы остро чувствуем непереводимость нашей родной литературы - услышав о том, что на иностранный язык переводят Гоголя или Зощенко, мы только грустно улыбаемся: “это перевести нельзя”. И уж конечно, им не понять нашего Пушкина. Но понимаем ли нашего Пушкина мы сами? Не удивительно ли, что английский переводчик может рассказать нам так много нового о “Капитанской дочке”, которую мы все проходили в школе?
Для западноевропейского переводчика само собой разумеется, что его перевод - один из многих, что каждое значительное произведение переводится снова и снова. Мы привыкли считать, что перевод должен быть один (предпочтительно такой, чтобы автор слегка проигрывал в оригинале). Как ни странно, эта потребность заменить оригинал единственным каноническим переводом - следствие важности чужого в нашей культуре. Для нас иностранная литература всегда была важнейшей питательной средой, мы и сегодня стремимся сделать ее частью родной словесности, растащить на цитаты, впитать, “присвоить”. Нам не нужны новые переводы Андерсена, потому что они перевирают слова, знакомые с детства (и если эти слова додуманы переводчиком - тем хуже для Андерсена). В культурах, где переводные произведения составляют лишь небольшую (и не главную) часть литературы, такая потребность меньше. Поэтому на Западе постоянно выходят новые переводы Достоевского и Толстого (по пятому, десятому, двадцатому разу). Чей интерес к чужой культуре следует считать более поверхностным? И что бывает, когда культура в принципе сопротивляется переводам, как было в Китае?
-
Всеволод Багно. Зачарованный Дон Кихот. «Октябрь» 2011, №1 http://magazines.russ.ru/october/2011/1/ba9.html
Олег Кудрин. Фон Кихот. «Октябрь» 2011, №1
http://magazines.russ.ru/october/2011/1/ku10.html
Писатель и журналист Олег Кудрин исследовал связь романтического образа Дон Кихота с идеологией национализма. Его статья полемична, местами провокативна. Однако цель ее – не Дон Кихота развенчать, а предупредить об опасной подоплеке его возвышенных исканий. В предельном выражении – утопических, тоталитарных. Олег Кудрин предупреждает о ловушке, подготовленной европейской культурной мифологией для любого сколько-нибудь идеалистичного, мечтательного сознания.
На выводы Олега Кудрина отвечает доктор филологических наук, профессор, директор Пушкинского Дома Всеволод Багно.
Среди романов-предостережений, напоминающих об опасности, таящейся в донкихотстве, пожалуй, самым значительным в мировой литературе является «Чевенгур» Платонова. По-видимому, мы с полным основанием можем истолковать роман как притчу о Дон Кихотах – фанатиках человеколюбия, захвативших власть. Притчу, полную трагических раздумий о судьбах как страны, так и самих Дон Кихотов-большевиков, «с глазами без внимательности в них», стремящихся любой ценой облагодетельствовать страждущее человечество, обуреваемых любовью к человеку-массе, а не конкретному человеку.
-
ФРАНСИСКО ДЕ КЕВЕДО (1580–1645)
ПРОТИВ БЕЗУДЕРЖНОЙ ПОЭТИЧЕСКОЙ ЛЕСТИ
(Перевод М.Донского)
Как раньше писали! И как переводили! Ай да Кеведо! Ай да Донской!
Блестяще!!Ослепительно! 燿 8-) :D
-
Back in the USSR. Сейчас, наверное, трудно себе представить, что так оно и было.
Вячеслав Пьецух. Базон Хиггса. Рассказы http://magazines.russ.ru/druzhba/2011/3/p3.html
Жили мы себе жили, перебиваясь с петельки на пуговку, и вот в самом начале 60-х годов прошлого столетия вдруг настала пора народных восторгов по поводу рая на земле (не на всей, конечно, а в пределах от Салехарда до Кушки и от Бреста до Колымы), который нам торжественно пообещал узкий синклит вождей, некогда выбившихся из разнорабочих и пастушков.
Что за рай, на каких основаниях нам предстояло в него ввалиться, как мышь в крупу, никто тогда толком не понимал, но вся штука была в том, что вожди сулили народу всеобщее и безразмерное счастье не на морковкино заговенье, а чуть ли не к будущим выходным. Получалось, что вроде бы не сегодня завтра машины заменят людей у рабочих мест, и освобожденный человек, отмеченный уже некоторыми признаками совершенства, получит взамен право на даровые увеселения, провизию и штаны.
Ну, выдающаяся чепуха, даром что в нее поверил и стар и млад, поскольку мы народ легкомысленный и, можно сказать, несколько не в себе. Во-первых, с машинами дело обстояло довольно туго, во-вторых, наш металлист, воспитанный на коммунальной кухне, имел обыкновение безобразничать в будни и праздники, да еще регулярно напивался по обе стороны проходной. Но главное, и у мусульман представление о рае было куда внятнее, чем у нас, социал-агностиков, (все-таки гурии — это вполне конкретно), и у христиан фигурировало ложе Авраамово, и буддисты уповали на мудрое небытие, а наши вожди придумали черт-те что: распределение якобы по потребностям вместо распределения якобы по труду. Наверное, они нас считали за дураков, что было отчасти и справедливо, или они сами на старости лет окончательно запутались и не ведали, что творят.
Особенно впечатлил рассказик "Кошмар".
Следователь, белобрысый, моложавый человек в роговых очках, усадил его на табурет, представился и завел:
— Вы обвиняетесь в контрреволюционной деятельности, направленной против советской власти, которая вылилась в создание подпольной террористической организации студентов, по преимуществу из недобитых меньшевиков. Давай, разоружайся перед партией, сукин сын, пока я тебе уши не оборвал.
Следователь вынул из пластмассового стакана обыкновенную деревянную ручку со стальным пером, обмакнул ее в чернильницу и уже собрался записывать показания, когда Василий Ландышев спокойно ему сказал:
— Да бросьте вы чепуху молоть.
Следователь даже опешил, и видно было, как он из-за своих роговых очков вытаращил глаза.
— То есть как это, чепуху молоть?! — с угрозой в голосе сказал он. — Ты понимаешь, где ты находишься, сукин сын?!
— Отлично понимаю, — отвечал Вася. — Я нахожусь в застенке у врагов советского народа и многострадальной моей страны. Полагаю, и для вас не секрет, что в СССР тихой сапой совершился государственный переворот, к власти пришел фашизм чистой воды, большевики-ленинцы физически уничтожены, всеми делами заправляет ставленник Адольфа Гитлера, а ваше заведение — это не что иное, как филиал гестапо, только об этом не говорят.
Следователь медленно поднялся из-за стола, подошел к Василию, все еще держа в пальцах ручку, с которой капали на пол фиолетовые чернила, и встал перед ним, растопырив ноги в надраенных хромовых сапогах.
Василий продолжал:
— Как советский человек, комсомолец и убежденный большевик считаю себя в плену.
Едва он выговорил эту фразу, как следователь с размаху всадил ему в правую щеку свое перо.
-
Наверное, примерно так все мы приступались к Китаю и к китайскому языку. :)
Поль Клодель Познание Востока: Стихотворения в прозе / П. Клодель: Сост. и пер. с фр. Анны Курт, Анны Райской; Предисл. Доминик Мийе-Жерар. - С параллельным французским текстом. - Прил.: Максимилiанъ Волошинъ. Клодель в Кита(“ять”). - М.: Эннеагон Пресс, 2010. - 400 с.
Случай Поля Клоделя, познающего реалии Китая, - это феномен европейца, ничего не понимающего в “другой” культуре и силящегося освоить ее посредством органов чувств. “Язык ему неведом, местные обычаи кажутся странными. В этом хаосе ему доступны лишь впечатления, и поэт пытается придать им интеллектуальную стройность. Перемена обстановки многое открывает: потерянный в загадочном мире, среди переизбытка впечатлений и символов, Клодель пытается расшифровать их с помощью ключа, который находит в известном изречении схоластов: ‘Nihil in intellectu quod non fuerit in sensu’ [‘Нет ничего в сознании, чего бы раньше не было в ощущении’]. ‘Познание Востока’ рождается из счастливого столкновения обильных впечатлений (‘я вижу’, ‘я слушаю’) и необычайной интеллектуальной аскезы (‘я понимаю’); умственный взор постоянно перерабатывает и перетасовывает чувственный материал” (Д. Мийе-Жерар).
“Письмена таинственны тем, что они могут говорить, хотя их речь лишена длительности: иероглиф не имеет возраста, у него нет начала, а значит, нет и места во времени. Нет даже вещающих уст. Он существует, и предстоящий лицом к лицу с ним созерцает внятное имя.
Этот знак в глубине потемневших позолот балдахина, в сплетении мистических колец дракона, возвещает собственное безмолвие. Просторный красный зал своим цветом подражает тьме, а колонны покрыты пунцовым лаком. Кажется, что свидетельствуют лишь два столпа белого гранита, стоящих посреди храма перед священным словом, и сама благоговейная, отвлеченная нагота этого храма” (Клодель).
-
Газета.ру развела читателей второй год подряд: http://www.gazeta.ru/travel/2011/03/29_e_3569401.shtml
-
Появился новый перевод "Гамлета". http://magazines.russ.ru/inostran/2011/3/cv2.html
Тяжело, когда уже есть переводы Лозинского и Пастернака. Но вот - пожалуйста.
Перевод неплохой и достаточно точный. Но все же что-то не так. А вот что?
Так быть - или не быть? Вот в чем вопрос:
Достойней ли в душе служить мишенью
Пращам и стрелам яростной судьбы
Или противостать морям тревог
И пасть, противостав? Скончаться, спать
Спокойным сном и увенчать кончиной
Тоску и тысячу природных язв,
Которым плоть наследник - вот о чем
Мы только грезим! Умереть, уснуть,
Быть может, видеть сны - но здесь загвоздка,
Какие смертному посмертно сны
Приснятся вне телесной оболочки?
Мы в тупике, подобный оборот
Чреват крушением всей долгой жизни.
Кто снес бы времени позор и розги,
Гнет подлости, презренье гордеца,
Отвергнутую страсть, лень правосудья,
Чиновный раж, всю череду обид,
Отмеренных достойным от ничтожеств,
Коль выход - в обнаженном острие
Кинжала? Кто бы кротко нес поклажу
Усталой жизни, корчась и кряхтя,
Когда бы страх посмертногобезвестья,
Неведомой страны, из чьих пределов
Возврата нет, не убивал бы волю,
Не звал терпеть знакомую беду,
А не спешить навстречу неизвестным?
Так нас рассудок превращает в трусов,
Так слабость умозренья истребляет
В нас всей решимости врожденный пыл,
И дерзость всех поступков, как в потоке
Теченье, разбивается на струи,
Теряя имя действия. - О, нимфа,
Офелия, сочти в своих молитвах
Все прегрешения мои!
-
Статья из журнала Русский Репортер, 13 апреля 2011, №14 (192)
http://www.rusrep.ru/article/2011/04/13/pelevin
Политический постмодерн
Новейшая российская история глазами клопов, оборотней, вампиров и других героев Пелевина
14 апреля в прокат выходит экранизация самого известного романа Виктора Пелевина — «Generation “П”». Именно он принес писателю славу главного интерпретатора российской действительности, а термин «пелевенщина» применительно к наиболее абсурдным проявлениям нашего общественно-политического устройства пошел в народ. «Русский репортер» составил периодизацию новейшей российской истории по Пелевину, чтобы посмотреть, на каких метафизических основаниях стоят главные общественно-политические тренды последних десятилетий.
Константин Мильчин
-
Нет, не все люди читали Басё. И не все останавливались, пораженные прекрасной простотой его стихов, удивительным выражением мысли в слове и образе. И не уносила их в чуть было не забытое прошлое цепь очень личных переживаний и ассоциаций.
Иначе мир вокруг наверняка был бы лучше.
Олег Ермаков. С Басё за пазухой. Цепочка ассоциаций «Урал» 2011, №4 http://magazines.russ.ru/ural/2011/4/er5.html
4. Ветер
Кустарник хаги,
Бездомную собаку
На ночь приюти.
В спортивном лагере внезапно появился Вовка. Сараи, говорит, сгорели, но собаки живы. Мы вместе держали собак.
Я отпросился у тренера, он поинтересовался, хорошая ли собака, я тут же соврал, не моргнув: “Овчарка”, и мы с Вовкой зашагали в сторону города, денег на автобус не было.
Мать запретила входить нам с паленой псиной в квартиру, она всегда была против Асмана. Я разозлился, хлопнул дверью, пошел в овраг за сараями, соорудил из картонок защиту от ветра, улегся. И всю ночь то спал, то клацал зубами от холода, прижимался к Асману.
Утром полез в сад, нарвал вишен; там стоял частный дом. Никто меня не увидел, рано было, все спали. Асман съел от радости пару спелых крупных вишен, когда я к нему спрыгнул. Солнце всходило за кирпичной трубой бани, за молчаливыми пятиэтажками. А... хорошо так жить, вдруг подумал я.
-
Среди современных, не всегда выразительных текстов нет-нет да и встретишь чуть ли не формулировки бытия.
Дошло до того, что папу вызвали прямо из больницы в местное отделение комитета госбезопасности. Когда папа, высохший, измочаленный, пришел по повестке, гэбэшник протянул ему пачку бумаг.
Они сидят в кабинете один на один. Папа мог в любую минуту упасть в обморок. Он не вояка — он тихий человек. Что за рукопись? Протокол? Приговор? Гэбэшник улыбнулся: “Я вас читал. Я ваш поклонник”. У папы отлегло от души. Гэбэшник подтолкнул к нему бумаги. Текст в столбик.
— Что у нас в стране важнее всего на свете?
Папа, конечно же, растерялся.
— Социализм? Коммунизм? Партия? Может быть, построение светлого будущего?
— У нас в стране самое главное — поэзия, — ни с того ни с сего говорит гэбэшник, и папе кажется, что он начинает сходить с ума. — Будет поэзия — будет и светлое будущее. Я тоже пишу. — Гэбэшник заливается краской. — Я бы хотел узнать ваше мнение о моей поэме. Называется она “Лора”. У меня умерла жена. Рак. С тех пор я начал писать. Моя поэма — о любви.
— А донос?
— Глупости, — гэбэшник Владимир Владимирович смеется.
Потом они битый час говорили о Брехте. Два раза этот Владимирович навещал папу в больнице, и они продолжали говорить о литературе. Так неприятности и закончились, и это было великое чудо, которое папа пояснил так: у каждого из нас есть ангел-хранитель. Если мы его не прогневали дурными поступками, он держит над нами зонтик!
После этого случая между мной и Кулаковой будто кошка пробежала, но, видимо, ей не терпелось опять взять меня в оборот. Как-то, глядя из-за туалетной заветной двери, она поманила меня пальцем, как манят какое-нибудь животное, нисколько не сомневаясь, что животное это тут же станет повиноваться. Как загипнотизированная я приблизилась.
— Я поняла теперь, что такое любовь, — серьезно начала она, и я насторожилась. — Любовь — это страдание, и даже, наверное, самое кровавое и мучительное, — отрешенно и страстно продолжала она, — а еще лучше, когда любовь безответная. Ведь любовь, как и счастье, должна быть недосягаемой. Она должна быть миражом и фата-морганой, которая привидится одинокому путнику как награда за его путешествие по бесконечной пустыне.
— Но тогда зачем нужно это путешествие? Зачем ожидание? Зачем проходить этот путь?
— Путь — это смысл. Смысл нашей жизни, в которой ни у кого нет какой-то особенной цели. Но когда возникает любовь — тогда возникает и цель и смысл жизни, потому что только для любимого ты хочешь стать лучше и совершенней. А когда ты начинаешь совершенствоваться — ты становишься достойным этой жизни. Ведь жизнь надо заслужить и оправдать.
-
Ольга Лебёдушкина. Покаяние и прощение. Литература как работа памяти и забвения. Заметки по разным поводам. «Дружба Народов» 2011, №5 http://magazines.russ.ru/druzhba/2011/5/le13.html
В этих частных наблюдениях очевидно общее: сегодня на наших глазах происходят серьезные изменения коллективной памяти — из нее всеми правдами и неправдами удаляется травмирующее или незнакомое. Остается свободное место для нового прошлого — подкрашенного и подкорректированного при помощи “фотошопа”, с “хорошим фэн-шуем”. В такую фабрику приятных воспоминаний о ХХ веке сегодня превратились центральные телеканалы с их ностальгическими проектами вроде “Достояния республики”. В этом отношении нынешний средний россиянин все чаще оказывается в ситуации персонажа известного фантастического боевика, которому просто заменили ненужную память на нужную. И “вспомнить всё” с каждым годом ему грозит меньше и меньше.
Эти разрозненные заметки — попытка хотя бы примерно обозначить место и роль современной словесности в нынешней ситуации, когда речь идет о способах хранения и передачи памяти в отсутствие живых свидетелей или при их молчаливом все еще присутствии.
-
«Перспектива полностью виртуальной книжной ярмарки едва ли вообще возможна»
Тобиас Фосс (Tobias Voss), вице-президент и руководитель международного отдела Франкфуртской книжной ярмарки дал эксклюзивное интервью порталу Pro-Books.ru на Санкт-Петербургском международном книжном салоне. http://pro-books.ru/sitearticles/7178
— Подводя итоги прошлогодней Франкфуртской ярмарки, обозреватели сошлись на том, что в 2010 году крупнейший мировой книжный форум окончательно принял цифровую революцию. Так ли это было по Вашим ощущениям, «изнутри»?
— Я думаю, что за электронными носителями действительно большое будущее. Раньше автор сочинял историю, потом ее публиковали в виде печатной книги – то есть издатель взаимодействовал с автором. Потом мог, например, выйти фильм, а мог не выйти, но развитие шло в любом случае через книжное издательство – и это была одна, линейная схема производства. А сейчас все развивается совершенно по-другому: существуют связанные друг с другом параллельные миры. Из одной истории, сюжета может возникнуть книга в различных форматах, фильм, компьютерная игра, какие-то другие мультимедийные формы, и все это переплетается. Интересно при этом, кстати, насколько меняется сама история, рассказанная автором, когда проходит через такие трансформации. Нам как раз хотелось бы свести на одной площадке представителей всех этих миров: издателей, тех, кто создает компьютерные игры, снимает фильмы, делает версии на любых электронных носителях. Взаимодействие всех участников рынка идет на пользу бизнесу. Мы это обдумали и разработали в прошлом году совершенно новый формат, который называется SPARKS.
-
Владимир Елистратов. Эра пошлости, или Диктатура искусителя. «Октябрь» 2011, №5 http://magazines.russ.ru/october/2011/5/el11.html
М.Л. Гаспаров: “О дурном вкусе обычно говорят: пошлость, вульгарность, тривиальность. Я не против. Только давайте помнить, что все эти понятия не абсолютные, а относительные. То, что для начитанного человека – пошлость, для неначитанного может быть откровением.
“Пошлость – это истина не на своем структурном месте. Не только низкое в высоком, но и наоборот: например, бог в Пушкине (из записей Л. Гинзбург). Мы называем вещь пошлой за то, что она напоминает нам о чем-то в нас, что мы сейчас хотели бы не вспоминать. Мы вымещаем на мире наши внутренние конфликты. А чтобы уберечь вещь от этого ярлыка, домысливаем к ней боль и надрыв: разве мало у нас средств для симуляции не-пошлости?”
-
Сто пятнадцать лет спустя.
Михаил ЧВАНОВ. Загадка штурмана Альбанова. «Сибирские огни» 2011, №6
http://magazines.russ.ru/sib/2011/6/ch9.html
В 1912 году три русские экспедиции ушли в Арктику — геолога В.А. Русанова на шхуне “Геркулес” — на Шпицберген, ст. лейтенанта Г.Я. Седова на шхуне “Св. Великомученик Фока” — к Северному полюсу, и лейтенанта Г.Л. Брусилова на шхуне “Св. Анна” — с планом пройти в Тихий океан уже пробитым Норденшельдом Северным морским путем, по дороге занимаясь зверобойным промыслом. Экспедиция Русанова пропала бесследно. “Св. Великомученик Фока”, возвращающийся на теплую землю без своего командира, погибшего во время неудачного похода к полюсу, на мысе Флора Земли Франца-Иосифа неожиданно встретился с двумя членами экипажа “Св. Анны”: плененная льдами, она оказалась в широтах, близких к Северному полюсу, и из 13 человек, решившихся на поход по плавучим льдам, на Землю Франца-Иосифа летом 1914 года вышли только двое: бывший уфимский гимназист штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Конрад.
Летом минувшего года экспедиция клуба “Живая природа” при содействии Русского Географического общества, Пограничной службы и авиации ФСБ, которую консультировал Михаил Чванов и с которой постоянно поддерживал связь, сделала на одном из островов полярного архипелага ряд находок, приоткрывших часть тайны экспедиции на “Св. Анне”.
Они не заработали на этой сенсационной экспедиции состояний, как вообще ничего не заработали, больше того, основательно опустошили свои весьма скромные семейные кошельки. Потом я с горечью узнаю, что имеющая огромное государственное и нравственное значение экспедиция, официально организованная при содействии Русского Географического общества, которое возглавляет премьер-министр России, по сути, государством не финансировалась.
-
Приключения Марка Твена в старости. О книге, разрушающей традиционное представление о последних годах великого писателя и жизнелюба http://magazines.russ.ru/inostran/2011/7/ef9.html
Марк Твен в литературе - как Битлз в музыке, он создал столько “хитов” (романов, рассказов, эссе, мемуаров, скетчей, шуток), что каждому есть во что влюбиться. Его талант был сказочно щедрым. И он сам о себе точно сказал: “При всей легкости и фривольности, мои писания имеют одну серьезную цель: высмеять в жизни притворство, лицемерие и глупые предрассудки”. Сейчас студенты часто меня спрашивают: кого из современных писателей можно с ним сравнить? Никого. Ему нет равных.
Марк Твен сказал о себе: “Я - спресованное в один костюм воплощение всего людского разнообразия. Я - представитель рода человеческого... о чем временами горько сожалею”.
Оригинал книги
Mark Twain: Man in White: The Grand Adventure of His Final Years by Michael Shelden
http://www.amazon.com/Mark-Twain-White-Grand-Adventure/dp/0679448004
-
Ждала с нетерпением. Вчера получила.
Джеймс Клавелл
Шамал. В 2 томах.
В особенности заинтересует тех, кто уже читал про Благородный дом и семью Струан.
Валерий Янковский
От Сидеми до Новины. Дальневосточная сага
Валерий Янковский (1911-2010). Представитель третьего поколения легендарного дальневосточного семейства
Охотничьи рассказы, опубликованные в разные годы в журнале "Охота и охотничье хозяйство", новеллы из цикла "Детство" и более поздние "Дела давно минувших дней" - вместе с повестью "Этапы" и мемуарами "От гроба Господня до гроба ГУЛАГа" - это захватывающая дальневосточная сага о жизни и приключениях в приморском имении Сидеми, близ Владивостока, а также в Новине и Лукоморье - недалеко от корейского города Сейсина, куда Янковские вынуждены были эмигрировать в октябре 1922 года.
-
Акунин о генерале Ноги http://borisakunin.livejournal.com/
Семейная сцена: генерал Ноги читает газету, рядом его супруга Сидзуко. Судя по парадному мундиру и лежащей на столе шапке с плюмажем граф собирается на какое-то официальное мероприятие или, может быть, только что вернулся из императорского дворца. Подумаешь, большое дело. Он часто бывает в резиденции микадо, поскольку занимает должность наставника при его высочестве принце Хирохито.
Но для японцев этот на первый взгляд бытовой, малоинтересный снимок таил в себе историю, полную высокого трагизма. Мальчиков и девочек великой империи по этой фотографии учили на уроках патриотизма, что такое настоящая японскость и самурайский дух.
-
"Осторожно: ложь" или "Чего изволите".
"Ты не читала книгу Николая Лилина "Сибирское воспитание"? — допытывался у меня прошлой весной один знакомый немецкий журналист.— Не может быть! Это ж мировой бестселлер, переведен на 40 языков, в Европе автора уже прозвали "новым символом русской литературы"". Но найти разрекламированное коллегой произведение ни в одном московском книжном тогда не удалось. На русском книга не выходила. Но в любом книжном магазине в Европе увесистый 450-страничный том стоит на самом видном месте.
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/1781720
-
Не очень известное свидетельство очевидца восстания на броненосце "Потемкин".
Евгений Замятин. Три дня (1913) http://az.lib.ru/z/zamjatin_e_i/text_0052.shtml
Целая куча деревянных ящиков. Тут были утром люди "от комитета". Толпа
снесла их.
На самом верху этой горы ящиков - стоит какой-то босой, в одной
жилетке - прямо на тело. В каждой руке по бутылке; пьет их и бросает.
Покачнулся, ящики с грохотом и звоном валятся вниз.
Через минуту поднимается из обломков и осколков тот, кто был наверху.
Из обеих рук, порезанных склянками - льется кровь, но он нагибается,
вытаскивает новую бутылку, отбивает горлышко, запрокидывает, пьёт. Из обеих
рук льется кровь...
Бочки с вином. Днища отбиты. Черпают картузами, горстями, жестянками,
ведрами. Уносят, пьют, опрокидывают на землю. По мостовой мола текут ручьи
вина - как будто прошел хороший ливень; через ручей переброшены доски...
Всё не могут ни выпить, ни с собой взять: так пропадай ты пропадом,
только бы "им" не осталось. В море!
Возле мола плавают зеркала, велосипеды в деревянных клетках, ящики,
бочки, коробки. Выливают в море бочки спирта, керосина: "Эх, гуляй, нее
равно - один раз". Поют где-то песню - она кажется разбойничьей,
ушкуйничьей, старой.
-
В статье литературоведа Аллы Марченко опровергаются модные нынче досужие вымыслы о смерти Есенина.
Немало фактов о мало известных широкой публике лиц, так или иначе связанных с поэтом - Зинаиде Райх http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%B8%D0%B4%D0%B0_%D0%A0%D0%B0%D0%B9%D1%85 , Алексее Ганине http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%BD,_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B5%D0%B9_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B5%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87, а также о Троцком и Кирове.
А. МАРЧЕНКО. «В декабре в той стране...». «Вопросы литературы» 2011, №5 http://magazines.russ.ru/voplit/2011/5/ma9.html
Есенина торжественно возвели в новый чин - персонифицированную национальную идею, в результате чего он и оказался в пантеоне неприкасаемых. Не только на английских его костюмах, даже на полумаскарадной крылатке и “пушкинском” цилиндре не должно было быть ни пылинки. Такой Есенин не имел права наложить на себя руки. Дабы оконкретить это предположение, я показала английской гостье текст, который как раз той весной изъяли из моих переводов лирики великого армянского поэта Амо Сагияна “Зови, журавль”. Стихотворение исчезло из наборного экземпляра только потому, что в нем были такие строки:
Блажен ты был, Есенин Сергей!
Сколько лет ты не был в деревне своей?
Сколько лет не ступала твоя нога
На порог родимого очага?
Времена изменились.
Уж очень они изменились в лице.
И вот ты стоишь на своем крыльце -
Стареньком, низком -
Чужестранец в костюме английском.
Не узнают тебя земляки.
Встречают - не подают руки,
И ни одной, взращенной тобой
Строки голубой
Слыхать не слыхали,
Читать не читали...
Кто ты для них? Чужой.
Чужой на земле, родившей тебя,
Чужой на земле, распявшей тебя,
Есенин Сергей,
Любовью своей.
-
Целую россыпь интересных параллелей, малоизвестных фактов из жизни и творчества ирландских и английских поэтов и русских поэтов Серебряного века, а также стихотворных переводов Уильяма Батлера Йейтса можно найти в книге известного поэта-переводчика и литературоведа Григория Кружкова "Йейтс и Россия" http://www.ozon.ru/context/detail/id/3997254/
Текст книги доступен на страничке Кружкова http://grigorykruzhkov.narod.ru/essays/yeats/index.html#s1
Закат эстетической эпохи и последующая смена общественной парадигмы неизбежно оказываются в центре внимания при любой попытке сравнительного анализа творческой эволюции Йейтса и его русских современников. Тут проходит граница между ранним Йейтсом, певцом «кельтских сумерек», и зрелым Йейтсом, автором «Башни» и «Последних стихов». Тут проходит черта между «дореволюционным» и «послереволюционным» периодами русской поэзии. Именно в этот период эсхатологические мотивы в стихах усилились до предела. Обострились все чувствилища лирики; дар пророчества снизошел на головы певцов; поэзия явила свою полную беспомощность и величайшую силу.
В послевоенную эпоху, когда, по выражению Мандельштама, акции личности в истории резко упали, акмеисты сохранили романтический дух одиночества, избранничества. Они по-прежнему обращались не к современнику, не к публике, а к некому далекому, идеальному читателю-собеседнику. Ещё в 1909 году молодой Мандельштам писал В. Иванову: «У вас в книге есть место, откуда открываются две великих перспективы, как из постулата о параллельных две геометрии — Эвклида и Лобачевского. Это — образ удивительной проникновенности — где несогласный на хоровод покидает круг, закрыв лицо руками». Несмотря на все искушения мистической, а впоследствии советской, «соборности» и тяжелую борьбу с этими искушениями, Мандельштам в конце концов остался «несогласным на хоровод». Остался вне «равенств и братств» — потому что знал свою принадлежность к иному, невидимому братству, к «сообщничеству сущих в заговоре против пустоты и небытия».
-
О том, как ленинградский поэт Владимир Уфлянд еще в 1958 году предсказал, что президентом США станет Барак Обама
http://exlibris.ng.ru/subject/2011-10-20/1_uflyand.html
Меняется страна Америка.
Придут в ней скоро Негры к власти.
Свободу, что стоит у берега,
под Негритянку перекрасят.
Начнут посмеиваться Бедные
над всякими Миллионерами.
А некоторые
будут
Белые
пытаться притвориться Неграми.
И уважаться будут Негры.
А Самый Черный будет славиться.
И каждый Белый
будет первым
при встрече с Негром
Негру кланяться.
-
Всем крокодилолюбам и крокодилофилам Полушария! :) Замечательный материал о крокодилах в литературной и культурной традиции http://ec-dejavu.ru/c-2/Crocodile.html
«Коркодил зверь велий, купно же и рыба от главы до хвоста, ногы ему четыри и хвост велий и остр и хребет же его едина кость, яко черн камень и зоострен яко терние, яко пилы зубы, егда же зинетъ, весь оуста есть <...> а когда откроет пасть, весь становится ею».
Крокодилу аще труп обрести случится,
по естеству на онем богато слезится,
Не за умиление, но труп обливает,
яко от слез во трупе кость ся сокрушает,
А он мозгом пасетъся, из костей текущим,
Ему во сладчайшыя место пищы сущым.
Сему змию подобии человеци ови,
иже по сродницех си плакати готови,
Не от болезни сердца, но плач притворяют,
а в деле самом смерти скорыя желают,
Да наследие богатств возмогут прияти,
аки мозгом, несытство свое насыщати
-
Востоковеды - народ непростой, потому что, как сказал один из первых советских востоковедов, "Восток - дело тонкое". Вот что удумал "нехороший человек" Б.Акунин http://borisakunin.livejournal.com/
Мой метод борьбы с интернет-пиратством вот какой. Я начинаю выпускать свои книги в специальном электронном варианте. Каждая книга будет снабжена множеством иллюстраций, благодаря которым читатель сможет увидеть, как выглядит мир, который я описываю. Стоить эта продукция будет недорого; купить ее будет проще, чем маяться с пиратским скачиванием специальных epub-форматов; а еще я сильно рассчитываю на чувство внутренней справедливости, присущее всякому нормальному человеку и в особенности моим читателям.
-
Фильм Мирзоева "Борис Годунов" можно посмотреть он-лайн http://onlainfilm.ucoz.ua/load/boris_godunov_smotret_onlajn/7-1-0-6610
-
Из околонаучного. Физики и власть. http://magazines.russ.ru/zvezda/2011/11/pe13.html
Эти события сами по себе иллюстрируют характерные особенности взаимоотношений тоталитарной власти с культурой и в частности с наукой. Для носителей власти и их челяди характерно резко отрицательное отношение к передовым явлениям культуры, которые им непонятны просто в силу их человеческой ограниченности. Эти явления кажутся им подозрительными и даже опасными. Такова была реакция советской власти на современную музыку (Шостакович, Прокофьев), поэзию (Мандельштам, Пастернак, Бродский), живопись (импрессионисты, абстракционисты и др.), на вышеупомянутую генетику и кибернетику. Новая физика тоже была непонятна философским прислужникам власти. Она их раздражала, не вписывалась в их образ мышления, угрожала самому их положению в обществе. Но, увы, на ее основе была создана атомная бомба, так необходимая властям! И это сделало физику неприкасаемой.
-
Из околоживописного. Для тех, кто еще не видел - поразительные работы английского "мини-Моне" Кирона Уильямсона http://www.kieronwilliamson.com/MyWork/tabid/346/AlbumID/1073-91/language/en-US/Default.aspx
-
"Поэма "Москва – Петушки" невозможна в Китае". - считает Вячеслав Рыбаков (на фотографии справа).
(http://i43.tinypic.com/2d195ea.jpg)
На Форум молодых писателей в пансионате «Липки» Вячеслав Рыбаков, известный и под своим настоящим именем, и как «половина» Хольма ван Зайчика, приехал не только как писатель-фантаст… «Журнал «Нева» направил, – скромно сказал он. – Я приглашен как востоковед, доктор наук, специалист по истории Китая и публицист».
На вопрос: «Правда ли, что со временем нас поглотят китайцы?» – Рыбаков улыбнулся и ответил: «Все мы примерно знаем, что нас ждет, но мне хочется оставаться оптимистом. Я в своей книге «Се творю» намекнул, каким может быть выход из создавшейся ситуации. И в какой стороне света можно обнаружить рецепт».
http://exlibris.ng.ru/fakty/2011-11-17/3_ribakov.html
-
В London Review of Books появилось эссе под названием "Путинский Распутин (Putin’s Rasputin)". В нем рассказывается о вышедшем два года назад романе Натана Дубовицкого "ОКОЛОНОЛЯ", о Суркове и о том, что "жизнь в России стала лучше, но leaves a shitty aftertaste.’ http://www.lrb.co.uk/v33/n20/peter-pomerantsev/putins-rasputin
The next act of Russian history is about to begin: Putin and Medvedev will pop off-stage into the Moscow green room, switch costumes, and re-emerge to play each other’s roles. Putin as president, again, Medvedev as PM. It’s the apotheosis of what has become known as ‘managed democracy’, and the ultimate triumph of the show’s writer-director, Putin’s chief ideologue and grey cardinal, Vladislav Surkov, the ‘Kremlin demiurge’. Known also as the ‘puppetmaster who privatised the Russian political system’, Surkov is the real genius of the Putin era.
Текст романа можно найти здесь http://lib.rus.ec/b/162753/read
Статья о нем в Википедии http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BB%D1%8F
-
Б.Акунин об "укорзиненном взгляде", "президенте Эйзенахуэре», "милых девичьих пусятках" и других прелестных опечатках http://borisakunin.livejournal.com/
-
Из нашей такой недавней истории. Памяти Юрия Карякина.
Юрий Карякин. Перемена убеждений, «Знамя» 2007, №11 http://magazines.russ.ru/znamia/2007/11/ka2.html
Ошибаться и усовершенствовать суждения свои сродно мыслящему созданию. Бескорыстное признание оных требует душевной силы.
А.С. Пушкин (из письма А.А. Бестужеву)
Вы говорите, что нравственно лишь поступать по убеждению…
Я вам прямо не поверю и скажу напротив,что безнравственно поступать по своим убеждениям.
…Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно возбуждать в себе вопрос: верны ли мои убеждения?
Ф.М. Достоевский
Мне долго мнилось благом то, что было для меня губительно, и я все же прорывался в сторону, противоположную той, которая мне истинно нужна.
А.И. Солженицын
Но тогда в Праге они оказались для меня бесценными. Особенно в сентябре — октябре 1964 года, когда очутился я в самом логове высшей советской партийной номенклатуры, отдыхавшей “среди своих” в шикарном санатории — заповеднике Закопане, с охотой, банями, нескончаемыми банкетами и прочими удовольствиями.
На вокзале встречали, как Ю. Гагарина. Какие-то старые польские большевики. Роскошный отель. Четыре комнаты. Торжественный обед с их Б.Н. Пономаревым, зав. международным отделом, имени не помню сейчас, фамилия — Мруз. Подошел развязный человечек. Дали конверт: “на трамвайные билеты” (10 тысяч злотых). Вечером бродили с Мрузом по Варшаве. Раньше он работал секретарем парткома на каком-то большом заводе. Вызвали в ЦК. “Ничего не говорят. Только водят по кабакам. Крепко пьют. Я боялся ударить в грязь лицом. Не отставал. Но старался не пьянеть. Наконец говорят: ““Экзамен выдержал. Будешь зав. отделом.” Ну, конечно, прощупывали и политически...”. И вот мы бродим с Мрузом по кабакам. Платит, разумеется, он (мне запретил). Берет самое-самое дорогое... Под конец: “Что же делать?” — “С чем?” — “Да вот на тебя в день положено тратить... десять тысяч злотых, а мы истратили только три”. —“Так отдать тому, кто победнее”. — “Нельзя”.
Закопане. Два маленьких полузамка. Опять роскошные номера. В каждом — полный бар. Холодильники набиты всякой снедью.“Контингент” — человек 20—25. Председатель Комиссии партийного контроля Павел Васильевич Кованов. Начальник кадров Международного отдела ЦК Цуканов. Секретарь Краснодарского обкома Иванов. Секретарь Владивостокского обкома. Главный редактор газеты Neues Deutschland, министр КГБ Болгарии, главный редактор какой-то прокоммунистической арабской газеты (ему тот маленький человечек каждый вечер приводил девок — “национальная специфика”).
-
«Нельзя быть счастливым поэтом». Беседа с Александром Ревичем. «Дружба Народов» 2011, №11 http://magazines.russ.ru/druzhba/2011/11/ne3.html
Он достойно выдержал многолетние испытания на стойкость духа. …Он не сломался и, словно в блаженной лихорадке, стал, наконец, заниматься самым мучительным переводом — своей собственной души. И она воскресала, освобождаясь ото всего, что ей не давало быть собой. Он дважды одержал победу: в 1945-м вместе со всеми и через годы — совсем один”. После войны Ревич окончил Литинститут, писал стихи, но даже в “оттепельные” годы мог печататься только как переводчик (плен и штрафбат в биографии).
Н.И.: Тонино Гуэрра, практически ваш ровесник, недавно в каком-то интервью признавался, что отдаляется от тех чудес, которые созданы человеком, даже от великого искусства — он восхищается им, но уже не погружается в него. Гораздо созвучнее, нужнее, важнее для него совсем другие вещи — скажем, дождь. Поразительная фраза, поразительное ощущение: “Это великое событие — дождь. Такое же великое, как снег”.
А.Р.: Конечно! Это понимают поэты. Природа и мы едины. Природа действует на нас с такой силой, что мы через это познаем и Господа. Потому древние язычники воспринимали каждое природное явление как отдельного Бога. Вообще монотеизм — удивительная вещь. Я поэтому и написал поэму “Звездное небо”. Как это пастух, мальчик мог догадаться о таком — о том, что Бог един.
-
Ольга Эдельман. Незнакомый Пестель. «НЛО» 2011, №111 http://magazines.russ.ru/nlo/2011/111/ei15.html
Весной 1812 года любящие и заботливые родители писали молоденькому сыну, только что поступившему на военную службу и отбывшему в полк.
Мать:
Несмотря на то, что не прошло суток с тех пор, как вы нас покинули, дорогой мой Павел, нужно все же воспользоваться этой оказией, чтобы еще раз вас благословить и сказать вам, чего стоит материнскому сердцу расстаться с любимым сыном! Да пребудет с вами Господь! Я тревожусь всякую минуту, чтобы не забыли что-нибудь из ваших вещей. Уже есть забытая ваша чайная ложка, 5 рублей, и пр. Во имя Неба, соблюдайте порядок и экономию. В остальном следуйте всем советам вашего достойного и превосходного Батюшки.
Отец:
Благослови вас Бог и помоги вам всеми возможными способами избежать игры. Это одна из самых опасных страстей. Я весьма рад видеть из вашего письма, мой добрый друг, что вы сами чувствуете опасность вкуса к игре и что вы избегаете всяких обществ, где могут находить в ней вкус. Содержание ваших лошадей не дорого, если сравнивать с тем, что истратили другие, но в остальном 140 руб. за 6 недель содержания двух лошадей, это довольно дорого даже по здешним ценам. Я уверен, что вы не только будете избегать всех бесполезных расходов, но что вы даже будете экономить, насколько обстоятельства вам позволят. Вы знаете, дорогой Павел, как мы бедны, и что мне случается иногда не иметь в доме ни гроша. Несмотря на это, я сделаю все возможное, чтобы вы не испытывали затруднений.
Молодого человека звали Павел Пестель, а переживавшая из-за чайной ложечки и пяти рублей матушка являлась супругой генерал-губернатора всей Сибири.
-
Еще одно потверждение того, что нельзя быть счастливым поэтом.
Женя Каминский. Много лет назад благословил его на литературную стезю как редактор его первого поэтического сборника. http://magazines.russ.ru/ural/2011/11/ka7.html
Порох вышел. Остался слезу выжимающий дым,
за живое берущий вас призрак блаженства былого —
как на дачу, когда мог беспечно уехать в Надым,
словно этот Надым впрямь не больше, чем дикое слово.
Ох уж эти слова! Нет, не те, что молол языком,
безъязыкие те, что, в уме оставляя невольно
ощущение бездны, все плыли сквозь вас косяком
к тем счастливцам, что знать не желали, как вам это больно.
Это вы умирали, а вовсе не тот дуралей,
что держал наготове, волшебных не ведая ятей,
ваших строф благородную тяжесть в тетрадке своей,
чтоб оплачивать ею стеклярус девичьих объятий.
Это вам отвечать за слова, а ему — лишь одно:
их без счету транжирить… Ну как не любить дуралея,
змеем этаким льющего строф колдовское вино
в ухо птички надушенной где-нибудь в темной аллее?!
Станешь еще угаром,
горечью сей стране,
в ней погибавший даром,
и не желавший — вне.
Нужно всего-то немного:
слово беря в оборот,
быть на ладони у Бога
около райских ворот.
-
Из нашего совсем недавнего прошлого.
Сергей Костырко. Перевод с корейского. «Новый Мир» 2011, №11 http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2011/11/ko8.html
Вагоны раскачивало. Под насыпью плыла от неостановимого уже таяния потревоженная строителями вечная мерзлота. И насыпь та требовала такого же постоянного, непрекращающегося ремонта. Золотая была дорога. Бриллиантовая. Бизнес-супруга ее начальника стопроцентно занимала бы сегодня первую строчку в списке миллиардеров журнала “Форбс”. Но тогда мы жили при социализме, и деньги тратились по-другому, в частности, на матобеспечение строителей БАМа: в сумраке местных магазинчиков сокровищами Алладиновой пещеры сияли супердефицитные для жителя СССР товары, импортные и отечественные. В одном из таких магазинчиков (в поселке Таксимо) я купил “Антологию дальневосточной литературы”, вышедшую, соответственно, в издательстве “Восточная литература”, - по тем временам издательстве замечательном, потому как авторам его не вменялось в обязанность начинать предисловие и комментарии цитатой из речи Л. И. Брежнева на последнем съезде КПСС.
-
Девочки и мальчики. Как мы читаем книжки
http://novostiliteratury.ru/2011/12/kolonka-viktorii-rajxer-on-ona-i-proektivnyj-test/
Холмс и Ватсон (и хорошо, если не Холмс и Мориарти), Малыш и Карлсон, Катерина и Кабаниха, Таккер и Питерс, джин и лампа, огонь и тесная печурка, призрак коммунизма и пролетариат – для женской половины читающего мира вся литература состоит из любовных пар. И воспринимается как справочное пособие по психологии мальчиков. Хотя на самом деле является исключительно справочным пособием по психологии авторов. А еще – проективным тестом, который помогает определить свои собственные проблемы, но дает до обидного мало информации о чужих.
-
Литературные итоги года от Виктора Топорова http://www.fontanka.ru/2011/12/28/002/
И примечательная цитата из нового романа Виктора Пелевина "S.N.U.F.F." http://www.ozon.ru/context/detail/id/7428653/
Пелевин, господа:
«Режим — это все те, кому хорошо живется при режиме.
Сюда входят не только берущие взятки столоначальники и ломающие черепа ганджуберсерки, но и игриво обличающие их дискурсмонгеры, проворные журналисты из Желтой Зоны, титаны поп- и попадья-арта, взывающие к вечным ценностям мастера оркской культуры, салонные нетерпилы и прочие гламурные вертухаи, ежедневно выносящие приговор режиму на тщательно охраняемых властями фуршетах.
Следует помнить, что непримиримая борьба с диктаторией — одна из важнейших функций продвинутой современной диктатории, нацеленной на долгосрочное выживание. Подельники уркагана могут пустить на самотек образование и медицину, но никак не эту чувствительнейшую область, иначе может произойти непредусмотренная ротация власти. Отсюда этот страшный дефицит честности внизу — ибо любая оркская «новая искренность» есть не что иное, как хорошо забытая старая ложь».
В дополнение - рекомендации по книгам 2011 года http://www.online812.ru/2011/12/28/022/
А к рекомендациям Топорова стоит прислушаться, он критик нелицеприятный, но говорит дело.
-
Библиография Чхартишвили. Впечатляет. :o
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B8%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D1%8F_%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%A8%D0%B0%D0%BB%D0%B2%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87%D0%B0_%D0%A7%D1%85%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D1%88%D0%B2%D0%B8%D0%BB%D0%B8
-
Приглашаю на урок русской литературы с Игорем Сухих. Эх, нам бы так читали литературу в школе!
Литература: путь к Золотому веку. Классное чтение: от горухщи до Гоголя. http://magazines.russ.ru/neva/2012/3/s10.html
Пережившая эпоху Возрождения, “безымянный”, но очень важный ХVII век, Европа вступила в век Просвещения, оборвавшийся Великой французской революцией 1789 года. Английский философ Джон Локк (1632–1704), французские философы, писатели, публицисты Вольтер (настоящее имя Мари Франсуа Аруэ, 1694–1778), Жан Жак Руссо (1712–1778), Дени Дидро (1713–1784), мыслители немецкие и американские предложили современникам новую, чрезвычайно привлекательную систему идей, основанную на рационализме, культе разума и связанном с ним научном познании. Недаром главным делом и высшим достижением французских просветителей стала тридцатитомная “Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел” (1751–1780), фундаментальный свод научных знаний эпохи.
Просветители утверждали несколько, как им казалось, простых, достигнутых мучительным развитием истории, идей и истин.
Человек по природе добр. (“Человек по природе бобр”, — воспроизводит, согласно анекдоту, этот тезис на экзамене плохо расслышавший подсказку студент.) Все зло связано с неправильными общественными установлениями, государственными порядками, которые искажают эту первоначально существовавшую гармонию.
Мир развивается по единым законам, которые постигаются с помощью научного познания, деятельностью Разума.
Познав существующее, его можно разумно перестроить, установив естественное право (справедливые законы), естественные религию и нравственность (законы человеческого общежития) и вернувшись тем самым к прежней гармонии человека и мира, свободе, равенству и братству (эта триада стала главным лозунгом французской революции 1789–1794 годов).
Этот прогресс цивилизации может обеспечить просвещенная монархия: цари, короли, императоры, проникнутые идеями просветителей и пользующиеся их советами.
-
Время, в которое мы живем, несмотря на все его минусы, дает редкую возможность пересмотреть и расширить свои представления о явлениях и личностях, которые, казалось бы, хорошо известны.
Очень интересна с этой точки зрения книга Бенгта Янгфельдта "Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг" http://lib.rus.ec/b/337252/read . "Что может хотеться такой глыбе? А глыбе многое хочется!" О многом, что хотелось этой "глыбе", с которой было так неуютно женщинам, рассказывается в этой книге.
Рецензия на книгу http://magazines.russ.ru/znamia/2010/3/ob29.html
Отношение партийной номенклатуры к футуризму стало для Маяковского еще одним подтверждением того, что революция свернула с верного пути. Нужда в глубоких преобразованиях не отпала, и зимой 1920 года Маяковский возвращается к идее Революции Духа в поэме, над которой работал три года и которая сначала называлась “IV…”, а потом “V Интернационал”. Он колебался по поводу того, как ее назвать, но, какой бы порядковый номер он ни выбрал, название примечательно: Третьему интернационалу Ленина Маяковский противопоставляет свой собственный — интернационал Духа. Подзаголовок “Открытое письмо Маяковского ЦК РКП, объясняющее некоторые его, Маяковского, поступки” свидетельствует о том, что поэма задумывалась как прямая параллель вышеупомянутому письму в ЦК по поводу “150 ооо ооо”. Отзвуки манифестов из “Газеты футуристов” очевидны:
Октябрь не выгорел! —
Коммунисты
толпами
лезут млеть в Онегине, в Сильве, в Игоре.
К гориллам идете!
К духовной дырке!
Большевистская революция еще не повлияла на культурную жизнь, массы закормлены “старой культурой” — необходим новый бунт:
Коммунары!
Готовьте новый бунт в грядущей
коммунистической сытости.
Речь идет об особом бунте — о духовной революции:
Взрывами мысли головы содрогая,
артиллерией сердец ухая,
встает из времен
революция другая —
третья революция
духа.
Знаменательно, что в напечатанной в 1922 году версии поэмы “горилл”, “духовную дырку” и “коммунистическую сытость” заменили цензурные многоточия.
Наиболее кощунственный фрагмент поэмы к цензорам, однако, не попал, поскольку не вошел в окончательную версию и существовал только как черновик. Это разговор Маяковского с Лениным, который окаменел и превратился в бесчувственную статую, в памятник на мраморном пьедестале за толстыми стенами Кремля. Его чугунные слова, словно гром, сотрясают пустой город. Он окружен секретаршами и охранниками. “Видят занят / стою монументом”, — думает он. Но Маяковского не пугают преграды: “Духовный весь испугаюсь кого я”. При виде Маяковского Ленин приглашает его присесть, но в глубине души думает: “Носит чушь такую пороть его” — прямая отсылка к ленинскому выговору Луначарскому, которого надо бы “сечь за футуризм”. В конце фрагмента Маяковский с его “кипящим песенным ревом” занимает место Ленина:
Не отмахнетесь
Сегодня я пред
Совнаркома.
Саркастический тон усиливается выбором образа: Ленин как памятник, защищенный кремлевскими стенами; в поэзии Маяковского памятник — неизменно отрицательно заряженная метафора застоя и косности. “IV Интернационал”, по крайней мере в первоначальном варианте, задумывался как прямой ответ на выпады Ленина против Маяковского и должен рассматриваться на фоне конфликта между поэтом и партийным руководством в 1921 году. На чугунные порицания партийного вождя лидер поэтического авангарда отвечает стихами, воспевающими духовную сущность революции и защищающими право поэта говорить с властью на равных.
Дальневосточникам, наверное, будет интересна глава "Дальневосточный футуризм" (не очень известное явление, не правда ли?)
Дальневосточный футуризм
Маяковский испытывал и возмущение и отчаяние. Отдавая свой талант революции, он наталкивался на активное сопротивление со стороны высшего партийного руководства. По идеологическим соображениям он хотел печататься в Госиздате, но приходилось искать другие возможности. Когда в мае 1920 года Якобсон уезжал в Прагу, Маяковский дал ему с собой рукопись поэмы t£ijo 000 ооо”, чтобы тот попытался опубликовать ее по-русски в Чехословакии. Кроме того, он предпринял некоторые шаги в организационном плане. В ответ на партийный декрет “О про- леткультах”, объявивший в декабре 1920 года футуризм “нелепым” и “извращенным”, Маяковский, Осип, Лили и еще несколько человек создали в январе 1921-го второй Комфут. Однако единственным последствием этой инициативы было то, что отныне футуристов стали называть комфутами.
Маяковский не мог спокойно наблюдать, как по отношению к нему в Москве растет враждебность. “Хождения по мукам в течение трех лет” — то есть с 1918 года — ему “страшно надоели”, и в марте он связался с читинской группой футуристов “Творчество”. Чита была столицей так называемой Дальневосточной республики, созданной в апреле 1920 года вернувшимся из США после пятнадцатилетней эмиграции Александром Краснощековым и вскоре признанной правительством в Москве. Занимавшая почти всю Восточную Сибирь Дальневосточная республика должна была служить нейтральной буферной зоной между Красной армией и антибольшевистскими японскими вооруженными силами, оккупировавшими Владивосток и другие части русского тихоокеанского побережья. У республики была собственная конституция и буржуазно-демократическая форма правления. Республикой руководил новоиспеченный большевик Краснощеков, но в состав правительства входили представители аграрной партии, эсеры и меньшевики. А ближайшим соратником Краснощекова был выдающийся анархо- синдикалист Владимир (Билл) Шатов, который тоже провел десять лет в Штатах как политический эмигрант и теперь занимал стратегический пост министра военных дел и транспорта. В Дальневосточной республике царила полная свобода слова и печати.
Ситуация, таким образом, напоминала Россию зимой 1917–1918 годов, и не только в политическом плане. Положение дел в тамошней литературе вызвало у Маяковского ностальгические воспоминания: в группе “Творчество” участвовали несколько его соратников по перу, кого судьба в ходе мировой и Гражданской войн занесла в Восточную Сибирь. Здесь был Давид Бурлюк, который, опасаясь ареста, оставил Москву на следующий день после того, как в апреле 1918 года ЧК устроила облаву на анархистов. Членами группы являлись также поэты Николай Асеев и Сергей Третьяков, с которыми Маяковский был хорошо знаком и которым Гражданская война помешала вернуться в Москву; Третьяков занимал пост "товарища” — то есть заместителя — наркома просвещения при правительстве Краснощекова.
Группой руководил марксистский критик и старый большевик Николай Чужак, редактор журнала "Творчество” и газеты “Дальневосточный телеграф”. Для него Маяковский был литературным кумиром, а Бурлюк публиковал в журнале свои первые воспоминания о Маяковском и футуризме. Кроме того, Чужак первый и единственный дал официальный отпор Сосновскому за его слова о “маяковщине”. Агитация за Маяковского как великого поэта революции велась на лекциях и поэтических вечерах, а в декабре 1921 года Третьяков поставил трагедию “Владимир Маяковский”, сыграв в ней главную роль. Эту проникнутую ницшеанством пьесу ставили до того всего один раз, в Петербурге в 1913 году. На близость между Маяковским и Ницше обратил внимание, в частности, двадцатилетний критик Владимир Сил- лов, позже примкнувший к московским футуристам, но известность он обретет по другой, более мрачной, причине — о чем подробнее в главе "Во весь голос”.
Группа “Творчество”, глашатаи футуризма на Дальнем Востоке, 1920 г. Сидят слева направо: Николай Асеев, Сергей Третьяков, Владимир Силлов и его жена Ольга. В верхнем ряду: Виктор Пальмов, Николай Чужак, В. Аветов, Петр Незнамов.
“История с “Мистерией-буфф” Маяковского и особенно история с его новой поэмой, — писал Чужак, — страницей позора впишется со временем в историю революционных нравов России”. Так как поэма “150 ооо ооо” наконец увидела свет в Москве, в Чите она не издавалась. Но Маяковский и его московские друзья-футуристы продолжали поддерживать отношения с группой “Творчество”, жалуясь в письмах, что “люди с застоявшейся восприимчивостью и психологией стали между революционными массами и новым искусством и пытаются сверху <… > привить этим массам свое застарелое представление о художестве, бюрократически оберегая их от нового искусства”. В словаре Чужака и Маяковского противники футуризма назывались не иначе как “аракчеевыми”.
К концу лета 1921 года Маяковский находился в таком отчаянии, что решил уехать в Читу и присоединиться к своим
единомышленникам. Предполагалось, что он поедет вместе с Краснощековым, который лето провел в Москве, но положение последнего было шатким, в Читу он так и не отбыл, а вскоре был уволен с должности председателя правительства Дальневосточной республики (см. главу “Свободен от любви и плакатов”). Другой причиной, помешавшей Маяковскому покинуть Москву, был по иронии судьбы суд с Госиздатом из-за “Мистерии-буфф”. Вместо этого через год, когда Дальневосточная республика вошла в состав Советской России, в Москву вернулись “сибиряки”. Единственным невозвращенцем стал Бурлюк, эмигрировавший сначала в Японию, а затем в Нью-Йорк; поскольку зимой 1918 года он принимал участие в финансовых махинациях, связанных с захватом анархистами московских домов, он опасался, что в Москве его будут ждать неприятности.
-
Такой цельный, четкий и насыщенный материал о Шукшине встречаю впервые. Хочется цитировать и цитировать. Браво!
http://www.msun.ru/res/lit/Yakunina/story2/index.php
стремительный и мощный расцвет таланта оставит плоды, восхищающие потомков, но скорость духовной эволюции окажется смертельной для человека. Может, великие писатели потому и сгорают быстро, что, идут «головокружительной, опасной кручей в неведомое»? И цена их откровениям – жизнь.
Случай настолько из ряда вон, что даже настоящее имя героя – Костя Валиков – почти забыто односельчанами, словно человек монашеский постриг принял. Не от мира сего. А ведь весь его бунт сводится к простому желанию человеком себя почувствовать, о душе подумать.
Слова настолько затёртые, что первоначальный их смысл почти забыт, как имя самого Алёши. Бывший фронтовик, он «серьёзно вдумывается в жизнь: что в ней за тайна, надо её жалеть, например, или можно помирать спокойно – ничего тут такого особенно не осталось?». А чтобы осталось что-то, она, жизнь должна идти без суеты, «чтобы в душу вселилась некая цельность, крупность, ясность. Чтобы осознанная любовь вошла в душу – к степи за селом, заре, летнему дню, детям». Пока нет покоя на душе, гармонии с миром – разве это увидишь? Так-то, милые люди…
Так подросток шагает из окна многоэтажки в бездну, по-детски не веря в собственную смерть, но ярко представляя, как «они», его ругатели-гонители, будут плакать над ним и говорить запоздалые добрые слова.
И ведь плачут…
Душа Егора Прокудина тоскует по цельности. Но человек как часть Вселенной изначально не является целостным, поскольку оторван от целого. Хотя подсознательно в течение всей своей жизни он к этой целостности стремится. И стремление это объединяет всех людей на земле: каждому человеку не даёт покоя удалённость от первоисточника – Бога, Высшего Разума, Абсолюта – названия разные, а суть одна. Интуитивно он это чувствует, ищет душевный покой и гармонию. Но устремляется, как правило, к радостям простым и понятным, пытаясь забыться с помощью денег, еды, вещей, развлечений, секса. И только со временем чувствует, что упустил в жизни главное, ради чего явился на свет. Вернуться бы назад, где нас любили…
Созидать самого себя в сберегающем режиме в принципе невозможно, но духовное самостроительство писателя-актёра-режиссёра было, без преувеличения, неистовым. «Рвусь из сил, из всех сухожилий…» – словно про него Высоцким написано. Даже спал, не разжимая кулаков… Он вообще ничего не делал наполовину, чувствуя, что времени ему отпущено немного.
Когда-то его поразили слова философа-эмигранта Ивана Ильина: «Есть культура сердца, совести и чувства. Есть культура служения, самоотречения и жертвенности. Есть культура храбрости и подвижничества. Этой-то культурой строилась и держалась Россия». Прочитанные в студенческие годы в самиздатовском журнале «Вече» строки опального мудреца стали главными вехами на его пути.
«Кто бы ты ни был – комбайнёр, академик, художник – живи и выкладывайся весь без остатка, старайся много знать, не ходи против совести, старайся быть добрым и великодушным» (В.М. Шукшин)
И Шукшин устами попа произносит своё, заветное:
– Теперь я скажу, что бог – есть. Имя ему – Жизнь. В этого бога я верую. Мы ведь какого бога себе нарисовали? – доброго, обтекаемого, безрогого, размазню-телю. Ишь мы какие!.. Такого нет. Есть суровый, могучий – Жизнь. Этот предлагает – добро и зло, вместе, – это, собственно, и есть Бог.
Интересно, что в шукшинской орфографии Бог, трижды написанный с малой буквы, в четвёртый раз удостоен прописной.
Может быть, самая трудная задача человека в жизни – пройдя через боль и грязь, сомнения и утраты, вернуться к чувству чистоты и цельности. Вообще, по Шукшину, жизненный путь человека – это возвращение к чему-то главному, вспоминание этого главного. Вера в себя, свои силы приходит, когда кончается внутренний разлад. И вот этот миг – счастье.
«Уверуй, что всё было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наши страдания – не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».
Волю не дают и не берут. До неё – дорастают. Каждый в своё время. В одиночку. Ведь рабы не знают, что с волей делать – хоть дарованной, хоть завоёванной.
Почему Василию Шукшину, крестьянскому сыну, так важна была истинная интеллигентность?
Потому что другого способа сберечь и вырастить душу он не видел. И другого способа спасти Россию – тоже. Наверное, был прав. И хотя настоящих интеллигентов не может быть много по определению, пока они есть – остаётся спасительный озоновый слой духовности над безумствующей планетой людей. Над миром, который сам не сознаёт, насколько нуждается в человеке ВОСПИТАННОМ.
Мучительный талант духовного самостроительства никогда ещё не был оценён при жизни. И только годы спустя, когда душа вдруг потребует перечитать всё, Шукшиным написанное, понимаешь Васёку, у которого перехватывало горло от любви и горя…
-
Интервью Бориса Акунина на Лондонской книжной выставке http://www.profilerussia.com/index.php/videos/viewvideo/22/intervyu/intervyu-borisa-akunina-london-book-fair-2012
-
Забрел тут в жж издательства "Захаров". Того самого, что уже много лет издает Б.Акунина. А там - неожиданно - стихи Новодворской:
Я сойду на последней странице,
Где березы обступят кругом,
Где взлетит полуночная птица,
Капли с ветки сбивая крылом.
Я войду в край боярской измены,
В ту страну, где секира и мох...
Вы до мозга костей современны,
Реставраторы темных эпох.
Где ваш дом? У чужого предела
Запрокинется в ров голова.
И лежит безымянное тело,
И в зенит прорастает трава.
Красна девица в черном платочке.
Чем помочь? Не отпишешь пером.
Это, как говориться, цветочки,
То-то ягодки будут потом!
И не вихрь долетит до столицы,
А глухой человеческий вздох...
Я сойду на последней странице,
Где беспамятство глуше, чем мох.
О история — Дело и Слово, —
Славословие тебе не к лицу.
Я живу. Это право живого —
Имя дать и творцу и глупцу!
© Валерия Новодворская «Прощание славянки
И неплохое суждение. Тоже женщины.
Люди как карандаши – каждый рисует себе жизнь сам. Кто-то ломается, кто-то тупит, а кто-то затачивается и рисует жизнь дальше.
© Светлана Богословская «Капкан для птиц»
Есть женщины в русских селеньях! http://zakharov-publ.livejournal.com/
-
В издательстве РИД вышла на русском языке книга Тило Саррацина "Германия: самоликвидация".
http://www.readgroup.ru/catalog/publicist/political_animal/2267/
Предисловие Альфреда Коха. http://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=416423991724665&id=100000712037223#!/profile.php?id=100000712037223
Война крестоносца с сарацинами.
«…Осень я хотел тебя
... спросить о самом главном:
Что же будет с Родиной и
с нами..."
Юрий Шевчук
Перед Вами дорогой читатель лежит одна из самых необычных книг, написанных за последние десять – двадцать лет. Ее необычность не теме. В конце концов, на тему сложной демографической ситуации в экономически развитых странах написаны тома. И даже не в анализе особенностей миграционной политики в Европе и, в частности, в Германии. На эту тему тоже изданы горы книг. Своеобразие этой книги заключается в том, что она, по сути, является первым восстанием известного европейского интеллектуала и политика против политкорректности, которая пронизала как саркома все поры свободного общества и превратила его в худшую из тюрем – тюрьму разума.
В сущности, что такое – эта пресловутая политкорректность? Это не невинное стремление не обидеть неловким жестом или резким словом того, кто заведомо слабее. Нет! Хоть бы она и с этого когда-то начиналась. Сейчас политкорректность превратилась в диктат слабого над сильным. Сейчас она приобрела такие уродливые формы, что быть сильным, умным, энергичным стало невыгодно.
Политкорректность требует от человека перестать верить своим органам чувств, своему жизненному опыту, историческим фактам, мудрости предков и выбросить весь этот эмпирический багаж на помойку. Она противопоставляет этому опыту
поколений (за который заплачена огромная цена) голую, ничем не подтвержденную доктрину об абстрактном равенстве всех во
всем и по любому поводу. Хоть бы даже эта доктрина и вела к совершенно очевидной победе лени и тупости над трудом и
талантом. Хоть бы даже она и вела к остановке интеллектуального (а затем и вообще – любого) прогресса. Хоть бы и очевидными были ее последствия в виде утраты национальной и любой другой (даже сексуальной) идентичности.
Как раковая опухоль не останавливается пока не сожрет весь организм, в котором она существует и, тем самым, уничтожит условия своего собственного существования, так и политкорректность будут визгливо и настырно укладывать человеческое поведение в прокрустово ложе своего абстрактного бреда, до тех пор, пока не уничтожит само человеческое общество, которое ее породило.
Тило Сарацин написал свою книгу как приглашение к дискуссии, а не как готовые ответы на поставленные вопросы. И ценность этой дискуссии выходит далеко за рамки Германии. И в России сейчас те же проблемы: абсолютное сокращение население, низкая рождаемость, приток иммигрантов. Тем всегда и ценны такого рода постановки задач: они заставляют людей думать. Думать о самом, может быть главном в нашей жизни: кто мы, для чего мы и что будет с нами завтра?.
-
Премию «Национальный бестселлер» получил роман о коррупции в лужковской Москве. Мнение Виктора Топорова
http://vz.ru/culture/2012/6/4/582087.html
ВЗГЛЯД: То есть революционные события не породили революционной литературы?
В. Т.: Революция была имитационной, это была буря в стакане воды. У нас имитационная диктатура, которая породила имитационную оппозицию. Откуда же тут взяться революционной литературе?
-
Уникальный и в то же время очень простой и доступный цикл лекций «Реализм и мистицизм в русской литературе Серебряного века».
Их читает на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета профессор Борис Валентинович Аверин.
http://russianlectures.ru/ru/course/2/
-
Китайцы недавно выложили в сети часть шахназаровского "Белого Тигра" http://video.sina.com.cn/v/b/79462033-2193451977.html
От книги впечатление иное. В фильме здорово работает музыка Вагнера.
Кстати, никто не знает - переводили "Белый Тигр" на китайский?
-
Рассказик о нашей современности. Не для слабонервных. Хотя все так и есть.
Юрий Буйда. Мерзавр http://magazines.russ.ru/october/2012/6/b5.html
Профессор говорил о личном столкновении с историей, которого русскому человеку не избежать, как бы он ни упирался. Мы не хотим знать историю, но она-то нас знает, сказал профессор. Зло в России перестало быть искушением, оно стало привычкой, сказал профессор. Голос совести говорит: убей, укради, возжелай жену ближнего своего, сотвори себе кумира, лги, сказал профессор. Мы живем жизнью, не требующей традиций, беспамятной жизнью, в пустоте, из которой можно вызвать и Бога, но чаще из нее откликается дьявол.
Он не понимал, что происходит. Огромный безмозглый парень, у которого изо рта всегда пахло дохлой кошкой, в шинели с полуоторванным хлястиком, в ботинках, зашнурованных проволокой, никогда ни о чем не задумывавшийся, теперь не знал, что ему делать со всем этим. Он весь дрожал счастливой дрожью, но не понимал, что делать с этой женщиной, что делать с собой, что делать со всем этим, с тем, что вдруг явилось, вспыхнуло и заставило его впервые в жизни плакать, и вот он лежал в полутемном сарае, пахнущем керосином, отсыревшим деревом и свиным навозом, посреди ночи, лежал рядом с прекрасной женщиной, излучавшей свет, и по щекам его текли слезы, и он не понимал, что ему делать со всем тем, что вдруг явилось, наполнило его болью, что делать с тем непостижимым, что больше его, но не унижает ни огромностью своей, ни тайной, ни загадочным смыслом, ни даже болью, жгучей болью в груди...
Он человек, вдруг подал голос Годзилла, и все с изумлением уставились на него. Да человек он, говорю. Человек. Только он подобие, а не образ, поэтому у него нет души. Как мертвый, только живой, но человек...
-
Мнение о новом романе Акунина http://www.online812.ru/2012/06/22/009/
Роман «Аристономия» издан под фамилией Акунин-Чхартишвили странным тиражом 79 000 экземпляров. Сам Григорий Чхартишвили в интервью на телеканале «Совершенно секретно» сказал, что устал от литературной игры в автора романов о Фандорине и захотел написать что-то серьезное, неигровое, безусловное.
Еще недавно в интернете писали о том, что Эраст Фандорин – «охранительнейший охранитель», преданный идее империи, и удивлялись: «как он уживается в башке Акунина вместе с Навальным?» И вот получен ответ: если роман «Аристономия» написан всерьез, то Фандорин и Навальный в голове у Акунина вместе не уживаются, а охранитель Фандорин – это альтер эго Г. Чхартишвили. Фандорин забрал власть над Чхартишвили.
-
Из околомузыкального. Или околокошерного? :)
http://magazines.russ.ru/interpoezia/2012/2/g11.html
...Я глазам своим не поверил, увидав в витрине кондитерской, расположенной на бойком месте в Иерусалиме, клишированного Вагнера в его знаменитом берете. Бесчисленные вагнеры смотрели на меня с фирменных упаковок, начиная от бумажных кулечков и кончая складными картонками. И над каждым вагнеровским профилем было написано: “Кошер ле-мехадрин”, то есть полный и бесповоротный кошер. Не скрою: мысль, что проклятый супостат от бессильной ярости в гробу переворачивается, доставила мне удовольствие.
-
Шамшад Абдуллаев. Звучит как распевы восточного рока http://magazines.russ.ru/interpoezia/2012/2/a6.html
ПОТЕРЯ ИЗОБРАЖЕНИЯ, ИЧКАРИ НА ФОТО 1927 ГОДА
На любительских снимках они больше всего достоверны –
как встарь, окружены в почетном углу
под оспенной набойкой на стене
местонахождением своей давности, ничем не окруженной
после прыжка кого-то из малых сородичей над брачным огнем.
Фамильное уложение, расплавленное в колебании субботних бликов,
и сугубо личная анонимность – ныне
куцый навык, чреватый плоскостью либо
простотой (лучшее – лучший изъян)
проклятия. Возможно,
за ними водилась неспешность – отнюдь
не мстительная дань пассеистской пластики,
отчеркнутой все тем же солнцем,
с которым трудно сейчас увязать
учуянное ими усредненное благочестие внутри фотографий.
Смотрят в сторону, словно позируют неподвижно
незашторенным окнам напротив,
в свою очередь призванным к неподвижности или отдернутым резко
от неизвестного жара черно-охристого объектива сбоку.
Таким он останется,
перечень прочной незаметности предшествующих тебе теней:
прямой пробор от кислого молока,
чесночный уголек для бровей в сандаловой лунке,
фисташковые лучи на шифоновых платьях
(между тем как мужчины в соседней комнате вспоминают
пароход «Густав Струве» 1905 года,
младотурков, пиршество джиннов,
поручительство за друзей из шестой главы Книги Притчей,
безлирных педерастов в карминных покоях Кокандского ханства,
щебечущих о новой силлабике, о дурном,
иссушающем пересчете на пальцах без агглютинативного воя)
и глаза, что уставились на жука-химеру в клепаном наголовье,
ползущего в расфокусе животом наружу
с обратной стороны оконного стекла.
-
Уже, наверное, подустарело, но актуальности не утратило :)
http://www.diary.ru/~hidrargirum/p174564924.htm?oam#more1
Русская православная церковь одобрила переиздание сказки Пушкина "О попе и работнике его Балде" в редакции Василия Жуковского, в которой поп заменен купцом. Леонид Каганов предлагает этими изменениями не ограничиваться.
В болдинских просторах, на опушке, средь берез, рябины и ольхи, написал поэт товарищ Пушкин неполиткорректные стихи. Удалившись от столицы шумной, занимался Пушкин ерундой: пасквиль сочинял неостроумный — про попа с работником Балдой. В этом тексте не прошел он мимо нездоровых экстремистских тем. И разжег такую нетерпимость, что нагадил в душу сразу всем. Хамски, неумело и нескладно, за собой не чувствуя вины, выставил поэт тупым и жадным духовенство всей своей страны. В недрах кучерявой черепушки сочинился откровенный бред. Как же это так, товарищ Пушкин? А еще, казалось бы, поэт.
Поп в поэме выглядел дебилом. Церковь — некультурна и тупа. Сколько непочтительности было в жизнеописаниях попа! А поэт еще добавил грязи в откровенном кризисе идей: описал финансовые связи с бандформированием чертей! И в финале от удара по лбу этот поп совсем безумным стал. Ты бы, Пушкин, блоги лучше вел бы. Или книжки умные читал.
Вот в какие "творческие выси" был поэт болезненно влеком! И в итоге мы имеем высер, говоря приличным языком. Осрамился перед всей отчизной, показав бездарность вместе с тем. Не гонялся б ты за дешевизной конъюнктурных и чернушных тем! Ишь, насочинял, роняя слюни, пачкая простой бумажный лист. Прямо как какой-нибудь Акунин — злобный и бездарный оранжист.
Ты зачем под видом эвфемизмов впариваешь, гражданин поэт, несомненный признак экстремизма в каждый зарифмованный куплет? Возбуждая этим в общей массе (той, что называется толпа) ненависть к определенной рясе и иному признаку попа? Эта провокация поэта выглядит, как я судить могу, типа одиночного пикета — только у читателя в мозгу. А ведь где бы ни произносили эти экстремистские слова, есть у нас статья УК России номер двести восемьдесят два.
Можно получить на всю катушку, если кто об этом сообщит. От таких, как ты, товарищ Пушкин, изолятор следственный трещит. Вреден, некрасив и непотребен, и реально кончится бедой этот твой, простите, панк-молебен — о попе с работником Балдой. Просто надо думать головою. Чтоб не оказаться вдруг, шутя, там, где буря мглою небо кроет, вечно вихри снежные крутя. Потому что церковь — не игрушка. Сам потом завоешь от тоски: няня, — скажешь, — няня, где же кружка, миска, ложка, паспорт и носки?
Так что в рамках действующих правил в наш терпимый толерантный век Пушкина как следует поправил компетентный в этом человек: чтоб в сюжете не было агиток, чтоб из текста исключить вражду, чтоб как Бхагавад, простите, Гиту Томский суд не расценил Балду. В целом сохранилась вся интрига и нетронут авторский сюжет. Но теперь исправленная книга сможет без проблем увидеть свет.
-
Россия и Средняя Азия: штрихи к истории.
Андрей Волос. Кто оплачет ворона? http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2012/7/v12.html
Новизна всего окружающего, своеобразие быта и нравов, языка и типов людей пленили и загипнотизировали нас. Но ненадолго. Спокойную песню Востока уже перебивало тарахтение социализма. В мечетях, превращенных в клубы и чайханы, уже висела борода Маркса. Колхозы добрались и сюда и расползлись вдоль границ Афганистана. Нас сразу захлестнула знакомая колхозная муть.
И все равно Средняя Азия никогда не простит советской власти то, что в широком спектре ее деяний несомненно можно назвать «плохим». И всегда, что теперь ни делай, будет ассоциировать это «плохое» с Россией, с русскими.
Всегда теперь местные политики, историки, учителя, честно вспоминая прошлое или лукавя, чтобы выкрасить его в удобные им цвета, будут указывать на Россию не как на страну, начавшую и фактически проведшую преобразования на огромной территории Средней Азии, а как на прямую виновницу многочисленных несчастий и человеческих жертв, хозяйственных перекосов, административных нелепиц
-
Литературный номер Русского Репортёра- специальныйвыпуск для летнего чтения.
19 новых историй от современных российских писателей.
http://www.rusrep.ru/printissues/
Невроз времени
Путеводитель по темам современной русской литературы
Последние двадцать лет русская литература пытается найти свое место в новой реальности, нащупать правильные, соответствующие духу времени темы. Задача не так проста: от современного писателя ждут, что он, с одной стороны, продолжит великую литературную традицию с ее «проклятыми вопросами», а с другой — будет достаточно «актуален» и не только опишет, но и интерпретирует, осмыслит действительность. При этом предполагается, что новой литературе не помешало бы преодолеть свою провинциальность, а также уделить как можно больше внимания массовым жанрам, но без ущерба для качества. Таков, грубо говоря, общественный запрос. Однако писатель не всегда соответствует запросу, и это правильно. «РР» попробовал разобраться, какие темы предлагает сегодня читателю современная русская проза.
Константин Мильчин
-
Создатель русского Мураками Дмитрий Коваленин — о том, что вдохновило писателя на острове Сахалин http://izvestia.ru/news/531720
Дотошный читатель уже заметил, что первые два тома организованы по структуре «Хорошо темперированного клавира» И.-С. Баха: две части по 24 произведения, при этом «мужские» (мажорные) темы поочередно перемежаются с «женскими» (минорными). Как известно, Бакалавр Алтарных Птах на этом завершил темперацию всего нотного стана. Поэтому при известии о появлении третьей книги у меня, как и у многих, возник логичный вопрос: «А куда там еще идти»? Если оставаться в двух измерениях, дальше идти некуда!
Третья книга «1Q84» — это выход в третье измерение. Взгляд со стороны на то, куда всё в нашем сознании двигалось до сих пор. Если продолжить музыкальную метафору, это сравнимо с изобретением электрогитары, терменвокса и диджей-пульта в ХХ веке. Так что вопрос не в «какая лучше», вопрос в «что дальше». И Мураками на него, на мой взгляд, ответил блестяще.
-
Одно из ярких творений Ивана Ильина, известного в основном как глубокого философа и публициста - ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ. Книга тихих созерцаний.
В конце 30-х и первой половине 40-х годов И.А. Ильин создал на немецком языке три книги, связанные единым замыслом. Этот знаменитый «немецкий триптих» назывался «Я вглядываюсь в жизнь. Книга раздумий». Несколько лет автор работал над вариантом для русского читателя, причем не переводил, а именно создавал новый вариант, который должен был называться «Огни жизни. Книга утешений», «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний» и «О грядущей русской культуре». Задуманную работу И. Ильин полностью не осуществил. Он написал по-русски только «Поющее сердце», которое в 1958 году было опубликовано вдовой писателя.
http://rovs.atropos.spb.ru/index.php?view=person&mode=text&id=31
Удивительно просто написанная, эта книга читается как сборник эссе. Так просто и вместе с тем так проникновенно может писать лишь твердый в вере жизнелюб и тонко чувствующий мыслитель. Поразительный по цельности человек, Ильин написал даже молитву - «молитву служения и одоления»:
«Вот я, перед Тобою, Господи, слуга Твой, ищущий только воли Твоей. Научи меня верно служить Тебе всяким дыханием и деянием моим. Пошли мне силы Твоей, мудрости Твоей, вдохновения Твоего. Не отдай меня на поругание врагам Твоим; изведи меня от угроз их. И соблюди мою свободу в жизни и творчестве, ибо свобода моя — в свершении воли Твоей»
Не посчитайте эту книгу философско-религиозным сочинением. Это книга о Любви, которой так не хватает каждому в этом мире. Любви, которой исполнено письмо его матери, приводимое целиком в главе «Рождественское письмо»! Эта книга - завещание восставшего из забвения мудреца русской земли нам, потомкам.
Вот ссылка на книгу http://ruskolokol.narod.ru/biblio/iljin/pojushee_serdze.html . Прилагаю также вордовский файл.
-
Продолжение труда Игоря Сухих "Классное чтение: от горухщи до Гоголя
Александр Сергеевич Грибоедов 1795 (1790)–1829" http://magazines.russ.ru/neva/2012/8/s9.html
“Поэзия!! Люблю ее без памяти, страстно, но любовь одна достаточна ли, чтобы себя прославить? И наконец, что слава? По словам Пушкина...
Лишь яркая заплата
На ветхом рубище певца.
Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинство ценится в прямом содержании к числу орденов и крепостных рабов?
"Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны...” (“Путешествие в Арзрум”, 1831).
Даже в начале нового, XXI века журналисты рассуждали в выборах президента России, сравнивая кандидатов с грибоедовскими персонажами: “слишком умный” Чацкий не понравится народу, говорливый и развязный Репетилов тоже не вызовет симпатий, а вот “умеренный и аккуратный” Молчалин привлечет многих, потому что в его молчаливости и загадочности каждый человек предполагает собственные мысли и желания.
-
Советы писателям от Курта Воннегута.
Перевод эссе How to Write With Style http://www.lifehack.su/lifehacks/kak-pisat-stilno/
Желающие могут сравнить с оригиналом http://www.peterstekel.com/PDF-HTML/Kurt%20Vonnegut%20advice%20to%20writers.htm
Выбрал совет для себя:
красноречие должно служить вашим мыслям. Можете принять для себя следующее правило: Если предложение, пусть даже самое замечательное, не подает вашу тему в новом и полезном свете, вымарайте его.
Курт Воннегут
-
Габриэль Гарсия Маркес. Какие мысли вызвала у вас эта фотография? Кем стал для вас великий колумбиец? Согласны ли вы с его словами "El secreto de una buena vejez no es otra cosa que un pacto honrado con la soledad" (Секрет доброй старости есть не что иное как честная договоренность с одиночеством) ?
http://www.facebook.com/profile.php?id=100000712037223#!/photo.php?fbid=343281645756714&set=a.127116440706570.33762.124339950984219&type=1
(http://i45.tinypic.com/qp0x2s.jpg)
-
Понимаю, поздно. Но вдруг кто из желающих успеет на последнюю встречу.
Из блога Сергея Лукьяненко.
На этой неделе будет несколько встреч с читателями.
Завтра, 29 августа - на стенде России на международной книжной выставке, в 15.00
30 августа, в четверг, там же в 14.00.
31 августа, в пятницу, в Российском центре науки и культуры, в 18.30
Город - Пекин, страна - Китай.
Приходите!
-
«Доктора узнают нас в морге
По не в меру большим сердцам»
Татьяна Костандогло. "ПЯТЫЙ ВОЗДУХ. ВЕРСИЯ УБИЙСТВА МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ"
Все факты и действующие лица подлинные. События происходят летом 1985 года в Елабуге и Казани, городах Татарской АССР. В то время по поручению семьи Цветаевых мне выпало заниматься поиском места захоронения Марины Ивановны Цветаевой.
Часть 1 - http://www.stihi.ru/2010/05/30/4862
Часть 2 - http://www.stihi.ru/2010/05/31/3229
Часть 3 - http://www.stihi.ru/2010/06/04/8135
Часть 4 - http://www.stihi.ru/2010/06/09/570
Часть 5 - http://www.stihi.ru/2010/06/13/481
Часть 6 - http://www.stihi.ru/2010/06/13/7132
-
Русский (советский) человек впервые в Китае. Полагаю, что описанное достаточно характерно.
Китайские впечатления писателя Владимира Крупина (с разрешения автора)
В.Крупин. Шанхайский «Мандарин»
Что я знал о Китае в детстве и юности
Мне и самому интересно, как это я объехал весь белый свет и ни разу не был в Китае? А ведь Китай занимает большое место в моей жизни. Начать с того, что моей пронзительной отроческой мечтой было иметь китайскую авторучку. А красочный настенный календарь у соседей, на котором была изображена китаянка такой красоты, что я, приходя к ним, как-то даже стеснялся посмотреть в её сторону. И уж, конечно, незабываемый китайский фильм «Седая девушка». Девушка, тоже необыкновенной крастоты, сражается с оккупантами, попадает плен, подвергается пыткам, седеет от них, но не сдаётся. А великая песня «Москва-Пекин»? Это прямо был гимн нашей дружбе. Расправляющий грудь и плечи марш. Помню всегда:
Москва – Пекин, Москва – Пекин,
Идут, идут вперёд народы
За прочный мир, за светлый мир
Под знаменем свободы.
И ударяли припев:
Сталин и Мао слушают нас,
Слушают нас,
Слушают нас и т.д.
Конечно, в школе любили Маяковского, в части китайской темы знали его стихи, обращённые к «акулам империализма»:
Заморские акулы,
умерьте вашу прыть,
Мы с китайчёнком кули
пойдём акулу крыть.
Кули это китайские грузчики. Ещё пели песню со словами: «Шанхай, корабли встречай», но всех слов не помню. А вообще слово «шанхай» вошло в общесоветское употребление, как обозначение самовольной застройки. Около шахт, заводов, на окраинах городов возникали «шанхаи». Жилые примитивные домики, землянки, вагончики, длинные бараки – вот детство многих до и послевоенных лет. Отсюда и пословица: «Нет ничего долговечнее временных бараков». О, моё поколение помнит эти «шанхаи». Пол-страны жило в таких «шанхаях». Конечно, такие застройки были вынужденными.
Потом был интерес к китайской литературе. Особенно Лао Шэ, «Записки кошачьего города», Ли Бо, Ду Фу, Ван Вэй, были и весьма нескромные «Цветы сливы в золотой вазе», но там описания развратной жизни мужа искупались страданиями его жены и тем, что она вырастила сына, который уходит в монастырь замаливать грехи отца.
Прожил я, вместе со всеми и времена отторжения СССР от Китая. Нас даже, я после армии учился в московском вузе, возили на Ленинские (ныне опять Воробьёвы) горы, к китайскому посольству выражать протест. В связи с чем протест, не помню, но выражали. Как выражали? Постояли и разошлись. Очень тяжело вслед за этим пережил я трагедию на острове Даманском. Помню и чекиста из внешней разведки, который говорил, что Китай совершенно закрыт для засылки туда агентов, что информация о Китае минимальна. «Завербовать агента из китайцев можно, но безполезно. Он в любом случае останется китайцем и будет поставлять нам выгодные для них сведения». –«А почему нельзя заслать разведчиков?» - «Мы же резко от них отличаемся. А в Китае все китайцы и даже император китаец, как Андерсен написал в сказке о настоящем и искусственном соловье».
Но после, так сказать, замирения, был встреча со студентами китайцами из института имени Патриса Лумумбы. Небольшое представление о китайцах я получил. Встреча была в их общежитии, после общих слов о дружбе читали стихи. Вдруг они говорят: «Нам надо провести партсобрание. Вы подождите двадцать минут. И провели. Один выступил, двое его поддержали, ещё один заполнял протокол, который все они подписали. А потом вновь обратились к нам. Кажется, его звали Шань, китайца, которого я наивно спросил: «Вы все такие одинаковые, как вас различать?» - «Да ты что, - ответил он. – Мы все очень разные, это вы все на одно лицо».
Ещё образ Китая как-то слился с песней о северной русской столице. В детстве, вскоре после войны, я лежал в больнице и там умирал ветеран войны. Его кровать была у окна, Он приподнимался на локтях, глядел на улицу, и пел: «Любимый город в синей дымке тает, знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд». А я был маленький и понимал слова песни так: «Любимый город в синий дым Китая». И представлял Китай зелёным, маленьким, в синей дымке. Даже потом и рассказ написал «Синий дым Китая». Друг мой, вятский земляк поэт Анатолий Гребнев вспомнил этот рассказ и, перед моим отлётом в Шанхай, прочёл по телефону шуточный экспромт: «Зачем же ты Россию покидаешь, душою всё же оставайся здесь. Ведь ты умчишься в синий дым Китая, и в этом дыме растворишься весь. В Китае будет общее собранье, и с должности слетит Дэн Сяо-пин. По воле всенародного признанья на это место встанет В.Крупин. И, если с Вятки тёплыё ветер дунет, то затрещит китайская стена, и рядом с изваянием Цзе-дуна поставят изваянье Крупина».
А, может, я от того так долго не летел в Китай, что берёг его на старость, когда пора свершать последние земные круги.
Знаменитая Шанхайская книжная выставка. Ежегодная, осенняя. Вот и я, грешный, удостоился чести побывать на ней. Но теперешнее электронное, сетевое пространство избавляет меня от необходимости рассказывать о самой выставке, кому надо, узнают, я о Шанхае. Я же, готовясь к поездке, читал о об этом городе, вообще о юго-восточной местности Китая. Нашел сведения у Марко Поло в его «Книге чудес света»: «Народ здесь идолопоклонники, занимается земледелием, дровосеки и охотники. В лесах тут, знайте, диких зверей много: и львов, и медведей, волков, ланей, антилоп, оленей, всяких зверей тут довольно. Тамошний народ ловит их много, и дело то прибыльное. Есть у них и пшеница, и рис, и всякого другого хлеба вдоволь и он дёшев, земля тут плодородная».
Ещё вычитал про симпатичного зверька панду, мордочка которого на многих рекламах и товарах. Оказывается, тогда, по крайней мере, пандой называли бамбукового медведя, хищника очень серьёзного. Интересно о бамбуке. Он помогал пасти скот, с его помощью охраняли пастбища домашнего скота его помощью. Как? Рубили стволы ещё зелёного бамбука и бросали в костёр. Бамбук разогревался, корчился и начинал страшно трещать и взрываться, от этого в ужасе разбегались и львы, и тигры, и панды. А своих коров, овец, коз и лошадей приучали к пальбе постепенно, с детского возраста.
Прочёл и о похоронах в древности. Покойника сжигали, а с ним и сделанных из бумаги лошадей, домов, верили, что на том свете всё это будет настоящим.
И, конечно, вспоминалось общеизвестное про Великую китайскую стену, про изобретение пороха, бумаги, про самую древнюю письменность (здесь писали на дощечках из бамбука в отличие от глиняных дощечек царства Урарту), вспоминалось виденное на экране подземное неисчислимое терракотовое воинство, что говорить, Китай есть Китай. Даже и такая теория вспоминалась, вряд ли научная, что белой расе на земле скоро придётся уходить с мировой арены, на смену идёт жёлтая раса.
К случаю я вспомнил рассказ турецкого гида из Анталии о той же Великой китайской стене. Оказывается её построили… турки. Зачем? Чтобы спасти Ближний и Средний восток и Европу от вторжения китайцев. Смешно. Будто китайцы не найдут других дорог. Их главное завоевание пространства демографическое. Если в Китае есть контроль над рождаемостью, то в других странах никто не запрещает китайцам иметь большие семьи. А китайские женщины – идеальные жёны и матери. Китайцев вне Китая всё больше и больше. Посмотрите рынки Иркутска, Красноярска, Благовещенска, да уже и Москвы.
Последнее событие российской жизни – вступление во Всемирную торговую организацию. Трезвые голоса доказательно предостерегали от такого шага и приводили в пример Китай, который долго не вступал в ВТО, а вступил тогда, когда производство товаров в нём развилось до такой степени, что теперь этими товарами завален весь мир. А Россию затащили туда как сырьевую базу для господ капиталистов.
Но это уже наша боль. А пока мы в Китае, в самом огромном городе его, в Шанхае.
Жемчужина Востока
Сколько ни читай про любую страну, пока в ней не побываешь, её не узнать. Ну, а что узнаешь за неделю? Тоже проблема.
Теперь же я понял, что узнать страну, за неделю, конечно, трудно, но полюбить очень даже возможно. Так что докладываю: я полюбил Шанхай.
Как? Мне, сельскому мальчишке, полюбить не просто мегаполис, а супергипермонополис, в котором китайцев миллионами считают, как? При снижении самолёта я ужаснулся, когда в иллюминатор смотрел. Какие торчат башни, прямо в сотни этажей. Ну, хотя бы одна-две на показ, а то тысячи и тысячи. В каких они облаках живут? И за облаками даже. Да, летящие серые лоскутья облаков касались не только вершин, но и середины башен. Свет раннего утра переливался по стеклянным и металлическим поверхностям, отражался по многу раз в других сверкающих плоскостях, восхищая и ужасая взгляд. Но это не каменные джунгли европейских и амерканских небоскрёбов, это рвущийся в небо лес искусственного бамбука, может быть, так можно сравнить. Перелетели реку. Честно сказать, мутновата, много на ней судов, сверху как соринки в ручье.
Шанхай так огромен, что даже лететь над ним и то очень долго. Объявили по радио, что температура в нём плюс тридцать четыре. Ну, ничего, теперь уже и Москву такой температурой не удивишь. Выдержим. Сели. Но здесь была не московская жара, а шанхайская жарища. Даже духотища. А солнца не видно. И почти не видел я солнца во все дни пребывания. Так что же тогда, как не солнце разогревает воздух? Оно здесь не разогревает, а распаривает. Море близко, широкая река. Водяные горячие пары накрывают город как белое пуховое одеяло. Просто баня. Влажность такая, что рубашка сразу мокрая. Скорей в машину, в машине кондиционеры. А от них сразу холодно.
Привезли в центр, Нанкинская улица, прекрасный высоченный отель, называется «Мандарин». Двери открывают улыбчивые юноши, а в вестибюле встречает приветливая девушка в красивом китайском строгом костюме из плотной красной ткани. Пиджачок под горло и длинная юбка, от колен разрезанная. Китайских мандаринов, то есть больших начальников, в отеле не заметил. Но то, что тут были большие люди со всего мира - это точно. В лифтах, которые совершенно непонятно каким образом за считанные секунды мягко и бесшумно возносили на любой этаж, было всего полно: и разного цвета кожи, и разных одеяний, звучало много арабской речи, английской, французской, да, в общем, любой. Вот немецкой не слышал. И мой варварский немецкий тут выручить не мог, в ответ на него были только извинительные улыбки и разведение рук. Это, когда, забывши номер номера товарища, с которым прилетел, пытался узнать его у портье. И мои вопли: «Во ист нуммер мистер Олег Бавыкин?», - мне не помогли.
А помогли приставленные к нам переводчики, аспиранты, бывавшие в Москве, постарше Сергей, помоложе Николай. Так они представились. Мы, знакомясь, посидели в вестибюле, беседуя. Ещё в Москве я припоминал что-то, что могло вызвать улыбку у, так сказать, принимающей стороны. Например, рассказал историю начала двадцатого века, времён русско-японской и Первой мировой войн.
- Пишет китайский император русскому: «У тебя в войне много мужиков побило и много баб безмужних осталось. А у меня баб нехватает. Я тебе предлагаю обмен: за каждую бабу выдам двух своих мужиков. И вот, русский император объявляет «бабий набор». Бабы ревмя ревут…
- Как ревут? – спросили переводчики.
- Ревмя. Ну, громко, безутешно.
Но интересно, что они понимали всё буквально, и в самом деле поверили про «бабий набор». Пришлось сказать, что это шутка. Но, так как она не рассмешила, то, как бы реабилитируя себя, рассказал им слова песни, которую непонятно с каких пор помнил:
- Солнце встаёт за рекой Хуанхе,
Китайцы на работу идут.
Горсточку риса в жёлтой руке
Китайцы на работу несут.
И второй куплет, он же последний:
Солнце садится за рекой Хуанхе,
Китайцы с работы идут.
Горсточку риса в желтой руке
Китайцы с работы несут.
Сергей и Коля вежливо улыбались. Такой песни они не слыхали.
- Это перевод?
- Думаю, русское сочинение. Грузины, например, тоже отказываются от авторства в песне про свою гору.
- Какую?
- Названия не знаю. Но река точно названа. Такие слова: «На Кавказе есть гора самая большая, а под ней течёт Кура, мутная такая. Если на гору залезть, и с неё бросаться, очень много шансов есть с жизнию расстаться».
Они опять поулыбались. Я замолчал, решив больше не вставлять в разговор тексты для оживления. Да и что за песня, в которой явная неточность. Ведь если солнце утром встаёт за рекой Хуанхе, то не может же оно при закате снова быть там же.
Разговор с профессором. Обед
Потом мы встретились с профессором Ти У. Его кабинет – это русское книжное царство. Знакомые имена оживили разговор. Ти У провёл и по аудиториям. Потом мы с ним и его аспирантами погуляли по улицам, заходили в кафе. Везде было чисто и вежливо. Профессор спросил меня, интересен ли мне вкус китайского пива. О чём говорить, конечно, интересен. Пиво было хорошее. К нему принесли какие-то непонятные мне и невиданные мною доселе кушанья. Но профессор и аспиранты ели их с удовольствием, и я стал есть. Я ж тоже человек.
И на ком мне было проверить свои мысли о Китае, как не на профессоре, любящем Россию.
- Я так понял, что вместе с окончанием пребывания здесь русских, окончилось здесь и православие. Говорил перед поездкой со специалистами, что и конфуцианство здесь не совсем религия, а более нравственное, философское направление, так? Я ошибаюсь?
- Примерно так.
- Кажется, и буддизм не всеобъемлющ. Но такое мощное государство чем-то должно быть скреплено. Советский Союз насильственно держался марксизмом. Когда марксизм провалился в чёрную дыру историю, Россию спасло Православие, и теперь только им и держится А здесь? Даосизм?
- Да, он значителен.
- Мне кажется, что и это не религия. Это единение с природой…
- Всё-таки религия, - мягко поправил профессор. – Дао – это путь, отсюда весь Лао цзы. Религия уподобляет учение текучей воде, это мягкость и неодолимость. Цель – достичь единства с первоосновой. Правитель-мудрец отвергает роскошь, войну, ведёт народ к простоте, чистоте.
- Где же теперь простота, где же такие мудрецы? У нас таких нет.
- Главное, что держит китайское общество – это культ семьи, культ рода, продолжение его. Это основа, на чём мы держимся.
Я заметил, что профессор деликатно избегает уклоняться в разговоры религиозные и, тем более, политические.
Далее был приём, на котором угощали рыбой-феникс. Хвост у неё был разлохмаченный. Прямо павлиний, и она оказалась сладкая. Предо мною лежали и палочки. Но, признаюсь, я и в Японии не смог ими есть. Это для меня вроде того, чтоб писать враз двумя авторучками. Пища срывается. Блюда были на вращающемся круге в центре стола. Круг подвозит тебе всё . Вот он подвёз стайку разноцветных чашек.
- Что это?
- Грибы, полезно.
Но и грибы соскочили с моих палочек.
- У кого ловкие пальцы, - заметил один из присутствующих на обеде, у того хорошо работает мозг.
- То есть, - спросил я, - китайцы от того такие умные, что едят палочками? И от того такие стройные? А от риса сила, с которой они выигрывают все Олимпиады?
Олег угощал бородинским хлебом и водкой «Запорожская сечь». Стали говорить о картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Все её тут знали и высоко ценили. Подали горячие креветки. Оказывается, тут холодные закуски не в счёт, начинается обед с горячего. Креветки означают: «Добро пожаловать». У меня, православного, шёл как раз Успенский пост, так что креветки были в самый раз. Потом ещё были креветки в самых разных соусах. Подали любимое блюдо Мао дзе-дуна, это было мясо, но я не стал грешить и не узнал его вкуса. Была и уха с фрикадельками, много всего было.
После обеда мне подарили палочки, которые, скажу, забегая вперёд, я привёз внукам, чтобы они, питаясь с их помощью, быстрее умнели. И. представьте себе, внуки осилили застольное китайское мастерство. Может, оно пригодится им в их будущем.Внук тут же решил учить китайский язык.»Это же очень трудно, - предупредил я, - особенно письменность. Школьник учит самое малое две тысячи иероглифов». - «Ребёнок из Китая, - почему-то сказала внучка, - равен прошлому ребёнку из России». Тут она, думаю, права. Прошлый ребёнок в России не учил собачьей грамоты нынешнего ЕГЭ, который разглаживает мозговые извилины.
Мне очень нравилась китайская речь, в которой я не уловил звука «р». Говорили с хозяевами о литературе. Был редактор самого крупного литературного журнала «Урожай». В нём все новинки текущего литературного процесса. Молодняк в литературе, как и у нас склонен к выдрючиванию, к поискам оригинальной формы, но , в основном, литература развивается в русле канонов классики. В этом есть и влияние русской классики. Литература в России не зависит от государственных систем и всегда сильнее их. Если бы руководители, это я, провозглашая здравицу перед десертом, сказал, поняли бы это, они бы стали культурными. Ещё сказал и заметил, что это приятно хозяевам, что больше всего переводов иностранной литературы во все последние времена именно в Китае.
Шанхайские магазины. Куда я попал?
Вечером, дождавшись спада температуры, ходил по Шанхаю. Боялся далеко отойти от «Мандарина». Хоть и вечер, а все равно было душно. Но всё же не так, как днём. Ходил и восхищался. Интересно видеть эти стрелы стеклянных сооружений, эти эстакады по три-четыре, даже пять уровней. Миллионы машин, а пробок нет. Все транспортные проблемы вынесены в воздух. А стоянки убраны под землю. И все необходимые, магазины, необходимые в двух смыслах, их обойти невозможно, и необходимые в том смысле, что всё необходимое в них есть, огромные магазины, они тоже под землёй. Но какой в них воздух, прямо морской, какая музыка, какие безшумные тележки, которые хочется нагружать, какие, опять же, красавицы за кассами и за прилавками и перед прилавками! На моё счастье, эти красавицы явились в мою жизнь с запозданием, а товары в самый раз.
Для начала купил конфеты «Русалочка», любимую сказку всех деточек всех стран. На китайской коробке она была трогательно и одновременно настойчиво взята в плен иероглифами. Ещё возмечтал купить туфли любимой жене. Провожая, она как-то робко сказала: «Китайцы для себя хорошую обувь делают, а на экспорт чего похуже». Она напрямую не просила купить туфли, но надо быть дубиной, чтобы не понять её мечту. Но скажите мне, дорогие мужчины, есть ли в мире хоть один муж, который бы купил жене при её отсутствии при покупке подходящие туфли для неё? Нет такого мужа. Место вакантно. И сейчас я мог бы занять его, стать первым счастливцем. И вот – докладываю: я купил туфли. Увидел фирменный магазинчик обуви, зашел, был окружён любовью и вниманием и… купил! Кожаные, мягкие, носок аккуратненький, сверху пёстренькие, чудо! Больше ничего не покупал. Вернулся в свой «Мандарин», открыл коробку, чтобы ещё полюбоваться туфельками и, к своему ужасу, понял, что они малы. Да, малы. Даже точно малы.
А в Шанхае магазины работают долго, и я тут же решил пойти и обменять туфли. И коробка, и чек всё есть. Выскочил в тёплую, душную атмосферу улицы, побежал к магазину. Но где он? Было же всего два поворота от гостиницы. Вот так и так. Спешил, озирался. Вот тут же, тут! Туда, сюда, обратно, но не мог найти магазин. Стал показывать прохожим коробку: где же этот магазин, коробка фирменная. Выбирал прохожих постарше. Нет, никто не знал. Уже хотел вернуться, ибо испугался не найти cвоего «Мандарина». Вдруг подошла ко мне очень милая, средних лет, женщина, сразу всё поняла , сделала приглашающий жест, я пошёл за ней. Оказывается, это всё рядом. Она подвела меня к дверям, да, вроде те самые, ввела внутрь и пригласила сесть за стойку. Я автоматически сел, ещё даже подумал: для примерки что-ли, туфли-то женские, мне ж их не примерять. Оглянулся, а где обувь? Предо мною вдруг возникли разные сосуды: рюмка с чем-то коричневым, бокал с чем-то прозрачным и кружка пива. А справа и слева подошли и, улыбаясь и кивая, присели две девушки, да такие красавицы, такие лаковые, особенно одна, прямо с плаката виденного в детстве. Куда я попал? Они жизнерадостно мне улыбались, а мне каково? Женщина, заманившая сюда, объясняла мне на элементарном международном языке разврата, что всё у меня будет хорошо, что тут очень недорого, и это прямо тут же, вот дверь, вот девушки, а которую вы выбрали? Вы наш самый дорогой гость.
Я от них бежал. Но не постыдно. С достоинством. Встал, отринул питьё, показал на свои седины, прощально махнул рукой, прижал коробку с туфлями к груди, и пошёл. А они, они захлопали в ладоши, и это мне непонятно.
В красоте китаяночки я вдруг прозрел красоту той актрисы, которая играла седую девушку в давнем черно-белом кино. Ну, этой, конечно, седеть не с чего. Старик с крючка сорвался, поймают какого-нибудь молодого евромэна.
На улице меня стерёг коротенький молодой китаец. Стал сопровождать и настойчиво показывал веер фотографий опять же китайских красавиц и обольщал ими. Шёл рядом, не отставал. Бежал со мной через перекрёсток. Прямо прилип. Наконец, я даже топнул на него ногой и пригрозил пальцем.
В номере пошёл под душ.
Жара и с утра не ослабела. Небо хмурилось. Сверху видел, как тысячи и тысячи велосипедов, мопедов, мотоциклов дружно неслись туда и сюда как полчища торопливых муравьёв, замирали перед светофором, а из боковой улицы перпендикулярно выливались новые потоки тысяч и тысяч велосипедов, мотоциклов, мопедов. Седоки были больше молодые, но уверенно держались в сёдлах даже и древние бодрые старушки.
Коробка с туфлями ночевала на тумбочке у кровати. Взял её в руки и опять взялся за обувную проблему. Пошел в магазин, который сразу нашёл за двумя поворотами. Сходу купил себе тесные летние туфли, большего размера не было, решил, что разносятся. Такие лёгкие, нежного красно-коричневого цвета. А женские туфли, которые покупал жене, не стал менять, есть же у меня и дочь и невестка, купил жене новые. Долго выбирал, вспоминал её ножки, отпечатки их ступней на песчаных полосах прибоя Черного, Азовского и Средиземного морей. Выбирал. Щупал, ничего не понимая в коже, кожу боковых стенок. Купил.
До первого мероприятия ещё было время. Сел в сквере на скамью и потихоньку, как бы не подглядывая, с интересом смотрел, как много людей в годах коллективно делают… тут я запнулся. Что делают? Зарядку утреннюю? Нет, не зарядку. Тут была не физкультура, а некое магическое движение рук ног, туловища. Иногда они, хлопая в ладоши на каждый шаг, пятились, иногда, хлопая, шли боком, то вправо, то влево. Разводили и сводили руки, поочерёдно поднимали и опускали ноги, то сгибая, то разгибая их в воздухе. Группа здоровья? Даосизм? Вдруг ко мне подбежала большая собака, а на неё так грозно и так громко крикнула хозяйка, что я испугался. Испугался не собаки, а хозяйки.
Вернулся в «Мандарин». Бережно уложил туфельки в сумку, закутав коробку свитерами, совершенно здесь не нужными, но вот, пригодившимися. Не жена ли заставляла их взять, заботилась. История с покупкой туфель на этом не закончилась, но об этом в конце рассказа.
-
В.Крупин. Шанхайский «Мандарин» (окончание)
Русский храм
Мероприятий каждый день было много. Было и Богослужение в Российском консульстве. Сейчас церкви православной в Шанхае нет. Хотя здание её есть, и она очень знаменитая. Её построили русские, когда на них обрушилась весть о взрыве в Москве Храма Христа Спасителя. Это только представить их горе – взорван памятник незабвенной русской победе над нашествием Наполеона. И только ли Наполеона? Как писал Фёдор Глинка (цитирую по памяти): «И это были вам не сказки, и это было не во сне, как двадцати народов каски валялись на Бородине». Русские эмигранты в 34-м, 35-м годах собирают средства и строят храм удивительной красоты. Он, слава Богу, цел. Конечно, я очень хотел в нём побывать. Но даже зайти в него не получилось, только около постоял. Этот русский храм уже частное, не знаю китайское или какое другое, владение. Кресты сорваны, у куполов присобачены светильники для подсветки красоты архитектуры и привлечения посетителей, внутри выставочный зал и кафе. Двери храма, всё-таки назову, что именно храма, открылись, изнутри вышел охранник или уборщик, выкинул в контейнер у крыльца чёрный пакет и вернулся. Я сунулся внутрь. Он оттолкнул меня. Я отшатнулся и жестами стал говорить, что я только посмотреть. «Руссиш, рашен, ортодокс, нур зеен». То есть надеялся опять же на немецкий. Не военный же объект, почему нельзя? Нет, он выпер меня на паперть, и только я успел заметить, что фрески, иконы над алтарём живы.
Вот такое грустное было посещение русской православной святыни. Которая, надеюсь и даже уверен, ещё примет в своих стенах молящихся Христу православных. Ведь именно в ней служил причисленный к лику святых архиепископ Шанхайский и Сан-Францизский Иоанн, служил как раз с 1934 по 1949 годы. В 49-м в Китае к власти пришли коммунисты и русским пришлось уехать. Святитель спасал свою паству на острове Тубабао. Их в лагере было больше пяти тысяч. Остров находился на пути постоянных сезонных тайфунов, и ни разу, за все два с лишним года пребывания здесь лагеря, тайфуны не коснулись острова, огибали его стороной. Это заметили филиппинцы. Всегда вспоминали, что «русский святой человек каждую ночь обходил лагерь и благословлял его». Когда лагерь эвакуировали, тут же на остров обрушился страшный тайфун.
Попасть на Богослужение в консульстве, оказывается, тоже проблемно. Молились в помещении, где выдают визы. Но без паспорта не пропускали, а я документы оставил в номере. Не украдут же их из пятизвёздочного отеля. Да и шёл я церковь, а на секретное предприятие. Мы звонили сюда накануне, вроде договорились, а не пускают. Стоят навытяжку бравые охранники. При нас была смена караула. Прямо как у мавзолея. Чётко, со стуком приклада карабинов о гранит крыльца. Время шло. Жарились нам солнце. Аспиранты наши и Олег звонили внутрь. Батюшка не отвечал, ясно почему – началась служба. Дозвонились до дежурного. Он вышел, уговорил пропустить. Консул в эти дни был в Москве. Да, нас-то пропустили, а как же простым людям сюда попасть? Служил отец Алексий и его жена матушка Любовь. Были мы, то есть Олег, я, аспиранты и ещё пожилая пара из Австралии. Дьяконом был китаец, читавший то по-английски, то по-китайски. Отец Алексий здесь уже восемь лет. Но и поговорить не удалось, торопились на очередную встречу.
В Союзе писателей
Союз писателей Шанхая занимает прекраснейший особняк, прежнее владение какого-то капиталиста. Во дворе окружаемая струями воды, скульптура обнаженной, может быть, Венеры, может, ещё какой язычницы. Струи увлажняя статую, опадают и вскоре вновь взмывают. Но такая жара, что мрамор меж этими взмываниями успевает высохнуть.
Говорили о «культурной яме» меж поколениями, о наступлении «цифры» на «букву», и о том, что сдаваться не собираемся. Ещё повоюем. Великая Россия, великий Китай. Будем дружны, и мир спасётся. Да, дружба Китая и России спасёт планету.
В слове, мне данном, я говорил о том, что урби эт орби, то есть граду и миру навязан стереотип русской литературы 19-го века. Почему вдруг Пушкина сменил Лермонтов, а не Тютчев? Почему вдруг великий кощунник Толстой, безотрадный Достоевский и западник Тургенев подняты выше таланта Гончарова? И о том, что великие потрясения России вызвали в ней великую литературу, но уж лучше бы не было ни «Тихого Дона» Шолохова, ни «Щепки» Зазубрина, ни «Окаянных дней» Бунина, ни «Солнца мёртвых» Шмелёва, то есть не было бы событий, вызвавших к жизни эти произведения. И говорил о том, что пишущие либеральные демократы смешны в своих притязаниях на какое-то новое слово в русской литературе. Миленькие, это же русская литература, а не русскоязычная. Белов, Распутин, Астафьев, Солоухин, вот кого читают в Китае. А из классики в почёте Пушкин и очень здесь понимаемый Есенин.
Был и разговор о женских образах в русской литературе. Я заметил, что женской части аудитории понравилось рассуждение о том, что Татьяна Ларина своим любящим сердцем чувствовала, что может спасти любимого, и он это почувствовал, но уже было поздно. Но и потом, своею верностью брачному венцу она даёт урок на будущие времена любящим жёнам.
Ещё я спросил собравшихся, как обычно спрашиваю студентов и школьников на встречах: кто утопил собачку Муму? Герасим? Нет, товарищи, Муму утопил писатель Тургенев. И это воля писателя, более того, своеволие. А Татьяна с а м а вышла замуж. И неожиданно даже для Александра Сергеевича. Вот и разница меж гением и талантом.
А день между тем всё хмурился, всё нагнеталось удушающее предчувствие грозы.
Перед ужином я не утерпел и ещё решил выйти в город. Я очень полюбил просто идти по улицам и смотреть. Свою, Нанкинскую я в ту и другую сторону отеля исследовал и уже осмеливался сворачивать в боковые. Туфли сильно жали, и всё никак не разнашивались, все равно ходил. Заходишь в магазинчики и в ответ на улыбки тоже улыбаешься. Остановишься на перекрёстке и смотришь. Никто не смеет идти на красный, если даже и слева и справа нет машин. Я всего-навсего соступил с тротуара на мостовую одной ногой, и этим тут же вызвал грозное предупреждение постового. Хотя, когда со всеми пошёл на зелёный, постовой именно мне радостно улыбнулся.
Семья семьёй, род родом, а ещё Китай держится дисциплиной, законом и наказаниями. Если тебя расстреляют за взятку, так, какой бы она ни была, ты её не возьмёшь. Если тебя оштрафуют за брошенный окурок на ползарплаты, ты его и не бросишь. И вообще лучше бросить курить. Курят здесь гораздо меньше нашего, а курящих женщин вообще не видел. Может, они прятались, завидев меня?
Гром и молнии
Ходил, ходил и начал уже прихрамывать. Надо возвращаться.
И вот тут ливануло. Вначале без грома и молнии, внезапно, будто где-то вверху вырвало кран. Я кинулся под скромный козырёчек газетного киоска, и под ним меня быстро выполоскало. Очень я жалел свои новые туфли. Они на глазах порозовели, размокли и я уже думал – пропали.
Но нет. Когда ливень дал себе и мне краткую передышку, я помчался в «Мандарин», в номере снял туфли, и они прямо на глазах стали сохнуть и вскоре были краше прежнего, да ещё и точно по ноге. Как не полюбить китайских обувщик.
За окном меж тем мрачно суровилось. Начались вдалеке и стали приближаться удары грома. Было даже тревожно, но успокаивал себя мыслью, что не могли же китайцы не предусмотреть нашествия гроз, молния в отель не ударит, всё обойдётся. Меня вдруг поразило то, что я стою очень высоко над землёй, а на соседние строения смотрю снизу вверх. Тёмные башни ближайших и отдалённых зданий въезжали в чернеющее небо. Время между вспышкой и грохотом всё сокращалось. Струи воды, даже потоки, как плётки хлестали здания, опустевшие мостовые. Вначале башни были темнее неба, постепенно они превращались в силуэты, и вскоре небо стало чернее башен. Молнии стали привычными, сверкали между башнями и высвечивали их. Гром походил на победную канонаду. Или, скорее, на артподготовку. В таких обстоятельствах понимаешь всесилие Господа. Мы же все, и китайцы, и русские, безпомощны пред Господом. Вот возьмёт да и шарахнет. Заслужили.
Зрелище грозы было и страшноватым и притягательным. Сквозь сплошной водопад на мостовой белели стрелы – указатели движения, тускло проглядывали рекламные щиты, которых здесь, кстати, совсем немного, всё остальное было залито мраком и летящей водой.
Утром Сергей и Николай сказали, что весь Шанхай затоплен, поплыл. Но к обеду обсох. Я ожидал, что гроза и ливень освежат природу, снизят температуру, как бывает у нас, но здесь и жар и духота только усилились. Разогретый асфальт испарял влагу, она поднималась и создавала, так сказать, рисовую погоду. Тепло и влага нужны именно рису. Вот почему китайцам неинтересна наша Сибирь, рис в ней не растёт. Рынки, да, но не земля. Хотя всё время слышишь то ли предсказания, то ли накаркивания, что китайцы дойдут до Урала.
В Парке радостей
Ещё мы с Олегом посетили парк Юй Юань, «Сад радости». Я в этом саду умудрился заблудиться. Он огромный, везде вода, мосты и мостики, павильоны, выставки, скульптуры драконов по стенам. Зазевался. И отстал от Олега. Ещё потому, что хотелось позвонить в Москву и сказать: «Звоню тебе из сада радости». Дорого во всех смыслах услышать родной голос. Доложил, оглянулся, нет Олега. Звоню и ему. Это значит, что мой голос летел к нему опять через Москву. Он успел крикнуть: «У входа!» А где вход? И таблички не понимаю, и спросить не умею. Толпы людей льются и туда и сюда. Остановил человека постарше. Он вдруг схватил мою руку: «Русия, Русия, люблю!» Даже слёзы на глазах появились. Оказывается, учился в России. Может быть, в вузе Патриса Лумумбы? Нет, технарь. Да и русский язык почти утратил, но где вход и выход знал, и его указал. Ещё ему было важно объяснить мне, что всегда был не согласен, когда во время культурной революции русских называли лесными варварами. «Нет, нет! Дружба!». – «Ну, а вообще, как в Китае жизнь»? - Слёзы у него высохли, и он улыбнулся: «Всё есть и всем плохо». – «У нас также. И культурная революция у нас продолжается».
В парке было на что посмотреть. Вот знаменитые китайские золотые рыбки. Но здесь это не рыбки, рыбищи, прямо какие-то раскормленные, раскрашенные в красное, белое и золотое сомы. Тут их все кормят. Чего им тут не жить, только рот разевай. Деточки старались их даже погладить по спине. Некоторым удавалось. Приплыла и всех смешила черепашка. Ловкая, всеми четырьмя лапами она распихивала прожорливых конкурентов и питалась сама. Примерно такую же сцену с сомами и черепахой я видел на Иордане в Палестине.
Русскую речь, уже от русских, я ещё услышал в подземном мегамаркете. Две женщины. Из Казахстана. Из Казахстана их гнали, в России не приняли. Куда денешься? «У нас высшее образование. Здесь специалистов ценят. Конечно, тоскуем по России. Но хотя бы помогаем родственникам». История этих женщин ещё один пример плодов российской перестройки, ещё один чёрный цветок на могилы Гайдара и Ельцина.
Прощальный вечер
И вот наступил прощальный вечер. О, как грустно. Как уже много знакомых площадей и улиц, как со многими знаком. Но надо улетать. Китай без меня проживёт, а Россия никак. То есть и Россия проживёт, но я-то как без неё?
Итак, дельта Янцзы, приток её Хуанпу, прекрасная набережная Вайтань, ресторан «Рузвельт». В Шанхае тебе всё скажут, что набережная знаменита тем, что на ней когда-то были таблички: «Собакам и китайцам вход воспрещён». И вы думаете, цивилизованные европейцы Шенгенской зоны, что китайцы эту табличку забудут? Не надейтесь.
Руководители книжной ярмарки, видимо, специально поставили приём на вечер, ибо в наступающих сумерках сказочно осветилась набережная, а прогулочные корабли, в обилии плывущие по реке, разукрасились во все цвета. Гирлянды подмигивающих китайских фонариков, трескотня фейерверков, шипящее взлетание ракет и взрывание их над водой, в которой добавочно отражался букет салюта, музыка, запахи приправ китайской кухни, что говорить!
Среди медленно плывущих, сделанных под старину кораблей, пропархивали быстроходные современные катера и яхты. Но они-то мелькнули и нет их, а эти царственно шествуют, разноцветно сияют, и
надолго входят в память зрения.
Но что ещё надо сказать: огни огнями, музыка музыкой, а река продолжала работать. Всё время вверх и вниз по течению двигались огромные грузовые суда, баржи, рефрижераторы. Они никому не мешали, шли своим фарватером, только сигнальные огни мигали по бокам, сзади и спереди. Тяжко вздохнул я, вспоминая осиротевшие родные реки Волгу, и Каму, и Вятку.
Вела приём уж окончательно неестественно красивая телеведущая. Вызывала к микрофону писателей и поэтов отовсюду. Из Гонконга, Испании, Сербии, Малайзии… По экрану ползли строчки текстов, читаемых автором, на китайском, конечно. Так как я не понимал ни того, ни другого, мне доставался перевод Николая. Из серьёзного выступления я запомнил очень умную фразу: «Массовая культура делает человека равнодушным к другим и устремляет смысл жизни к комфорту».
Олега занимала художница китаянка (муж норвежец), её картины были показаны на экране, меня тянула в беседу о загробной жизни соседка слева, Николай сидел справа. Я вежливо слушал о перевоплощениях, о том, что Будда может быть женщиной, и всё-таки, в свою очередь, сказал о православном понимании жизни временной, земной и вечной, загробной. «Это как если сравнить время горящей спички с временем солнца».
- Это понятно ей? – спросил я Николая после того, как он перевёл мои слова. – Чего вдруг она засмеялась? Чего тут смешного? Земное и вечное.
- Она говорит, что первый мужчина это как спичка, а последний как солнце.
- Хороший у неё юмор.
Она ещё что-то сказала. Николай перевёл:
- Женщина, говорит она, это университет для мужчины.
Чем я мог ответить? Сделал знак официанту, он налил нам французского красного вина и мы выпили под возглас: «Камбе!», то есть: «До дна! По всей!». Вино было даже лучше, чем такое же в самой Франции.
Еще погуляли по набережной. Тут, в отличие от ближайшего к «Мандарину» пространства, никто к мужчинам не приставал, всё было чинно, нарядно, отдохновенно. Памятник первому мэру Шанхая походил на памятники пламенным большевикам, например, Кирову. Тележки с напитками, едой, цветами, открытками, мороженым были разукрашены и казались частью городского пейзажа. Почему-то подумалось: вот улечу, а тут всё так и будет.
- Коля, - сказал я, - прости, тебе трудно было переводить мои торопливые дозволенные речи, и ничем я не мог вас порадовать. При встрече китайские анекдоты рассказал, вам не смешно. А вообще, как можно китайца рассмешить? А то все тебе улыбаются, а ты не знаешь, весело им или такая работа. Женщина в вестибюле такая приветливая, а я вас встречал, сел в сторонке, она оглянулась – никого, лицо усталое и делала упражнения для спины. Вдруг машина у подъезда, она на страже, вся в струнку. Лицо весёлое. Работа. А что она думает о приезжих? Не всем же рада.
- Да, - вздохнул Николай, - работа.
- Я тебе на прощание ещё расскажу анекдот. Из шестидесятых, уже прошлого века. Сейчас у вас одна из самых сильных армий в мире, а тогда вы только стали крепнуть. Вот идёт военный совет, обсуждается наступление на врага. Министр обороны сообщает: «Вначале пойдёт наша Первая китайская миллионная армия. Потом пойдёт наша Вторая миллионная китайская армия. А потом двинется наша боевая техника.» - «Как? Вся сразу?» - «Нет, вначале один танк, потом другой». Не смешно?
- Тогда меня ещё не было, - ответил Николай.
- Хорошо. Расскажи ты, от чего можно было бы рассмеяться.
- А-а, - Николай подумал. – Человек идёт вдоль состава и ударяется лбом в вагоны. Говорит: ищу мягкий вагон, у меня билет в мягкий. Смешно?
- Очень. Но ведь это уже юмор из каменного века. А есть что-то именно китайское?
- Я буду вспоминать. А вы будете о нас писать?
- Милый Коля, что я напишу? Очень бы хотел, но ты знаешь, что замысел сильнее воплощения.
- А какой у вас замысел?
- Да всё тот же – культура сильнее политики.
Перед сном вознёсся на лифте на последний этаж, поглядел вниз и голова закружилась. Поглядел вверх, звёзд не видно. А так хотел увидеть любимую Полярную звезду.
Долго не засыпалось. Лежал, гнал пультом телевизора бесчисленные каналы. Всё обычно: дикторы, дискуссии, спорт, реклама, кухня, песни, танцы, кино и театр, но похабщины и пошлости российского телевидения не было.
Назавтра на прощанье в ресторане отеля уже привычно сокрушал клешни крабов и домики моллюсков специальными щипцами, потом, на десерт, ходил к фонтану льющегося шоколада, просил заварить и зелёного и чёрного чая, прошел ещё вдоль стоек, понимая, что за дни пребывания и десятой части кушаний не попробовал.
А потом была грустная прогулка по знакомым уже местам, особенно в старый, сохранившийся квартальчик, где двух и трёхэтажные галереи смыкались и образовывали закрытый оазис прежней шанхайской жизни и архитектуры. Велосипеды, коляски, бельё на верёвках, девочка, изумлённо глядящая на бородатого дедушку, старики за какой-то игрой. Стены были в надписях, но это было не граффити какое, не мазня, не перформансы. Например, мне Николай перевёл: «Когда герой сидит в тюрьме, то небеса и земля скорбят».
Домой
В аэропорт меня увозил шикарный «бьюик». Я бы и не понял, но Олег это заметил: «Уважают нас». – «Как не уважать, такой рынок сбыта».
Провожал Сергей. Очередища на регистрацию была изрядная. Родной до боли «Аэрофлот». Но взлетели во-время. В самолёте, проходя в хвостовую часть, задел за ногу огромного араба, и потом он очень свирепо смотрел на меня. Но я, наученный китайским улыбкам, быстро его укротил. И не успели мы пролететь над Монголией, как подружились. Обедал, смотрел на экран, видел, как стрелка самолёта передвигалась вблизи знакомых городов. Мысленно ходил по их улицам, передавал душевные приветы городам и живущим в них знакомым: Иркутску, Красноярску, Омску, Тобольску, Тюмени, Барнаулу, Оренбургу, Екатеринбургу, Симбирску, Самаре, Вятке, Нижнему Новгороду.
Итак, я в Москве. Вхожу в дом с лицом победителя: «Нихау!»
Жена не верит, что я сам купил ей туфли. «И ни с кем не советовался?» Открывает коробку. Сразу видно – туфли нравятся. Села, примерила левую туфельку. Точно по ноге.
- Ура! – воскликнул я. –Золушка! Нет, уже королева! Должны же твои измученные московским асфальтом ноги обрести давно заслуженную радость удобства пешего перемещения.
Так я витиевато выражался, а тем временем королева взяла в руки другую туфельку и в ужасе, ещё и сама не веря, поняла непоправимое:
- Она же тоже левая! Левая! Ужас! Как так? Ты что, не видел, не посмотрел?– Глаза её наполнились слезами.
- Но я, когда выбрал, при мне положили их в коробку. Потом в фирменный пакет. Как я мог понять?
- А в гостинице? Не посмотрел?
- Да я сразу их завернул в свитер, как драгоценность, и в сумку.
Да, вот такая случилась трагедия, привёз одинаковые туфли. Я очень переживал. Раз в жизни мог отличиться и опозорился. Потом мы анализировали, и поняли, что не могла продавщица специально положить в коробку две левые туфли. Бедняжке придётся платить за свою ошибку. Я-то уже за их ошибку заплатил слезами жены.
Ладно, думал я, стараясь остальными покупками, особенно чаем и подарками внукам угодить несчастной Золушке, думал: вот напишу про Шанхай, вот напечатаю, они прочтут, им понравится, и ещё меня пригласят. И пойду я в этот магазин, и принесу левую туфельку и обменяю на правую. И снова вернусь в Москву, обрадую жену, а сам буду тосковать по Шанхаю.
-
Вести с недавней книжной выставки-ярмарки Non-fiction http://www.foma.ru/na-krayu-otechestva-i-rechi.html
"На выставке, конечно, вручались премии и призы. В том числе – 13-я по счету премия «Человек книги», учрежденная газетой «Книжное обозрение».
В этом году в номинации «Руководитель издательства» ее получил дальневосточник Александр Колесов, который уже двадцать лет возглавляет лучшее – на краю нашего отчества и языка – издательство под говорящим названием «Рубеж». Точно так же, кстати, называется и историко-литературный тихоокеанский альманах, приемник несправедливо забытого харбинского «Рубежа». Колесов – его главный редактор.
Вот об этом человеке и просветителе, деятельностью которого я не могу не восхищаться, мне хочется сказать несколько слов. Он приехал в зимнюю Москву совершенно один, с контейнером книг, коих выпустил в этом году – шестнадцать названий. Это – продолжающие выходить из печати собрания сочинений Владимира Арсеньева и Николая Байкова, серия современной прозы и поэзии Приморья «Архипелаг ДВ», заветная книга первого поэта второй волны эмиграции Ивана Елагина «Тяжелые звезды», «Смутные времена. Владивосток 1918-1919» – знаменитого французского прозаика Жозефа Кесселя и – новое издание удивительных владивостокских писем американки Элеоноры Лорд Прей вместе с «Владивостокским альбомом» из ее же фотоархива.
О научно комментированном чеховском «Острове Сахалине», многочисленных сахалинских фотоальбомах и биографии уроженца Владивостока, великого голливудского актера Юла Бриннера я и не говорю.
И, конечно, Колесов привез новый, 12-й номер тихоокеанского альманаха «Рубеж» – с публикацией всех лагерных писем Николая Заболоцкого и «Пражской тетрадью» Давида Бурлюка, документальными свидетельствами о разгроме Вампиловского книжного товарищества, дальневосточной, московской и питерской поэзией и эссеистикой… Бог знает, с чем.
Замечу, что помимо всего прочего Александр Колесов проводит во Владивостоке Международные литературные фестивали «Берега», а недавно начал выпускать и литературный «Сахалинский альманах»…
Двадцать лет этот человек фактически открывает для нас, жителей «центра» – некую Новую землю нашей культуры.
Это я вот к чему. Мы много говорим о разнообразных проектах, опираясь на те или иные громкие их названия. О направлениях и инициативах. О достижениях той или иной отрасли.
И нередко забываем, что за всем этим стоят конкретные люди, которые изо дня в день, жертвуя собственными силами, здоровьем, зачастую и личными средствами, – делают дело, протянутое в будущее. И делают это – я говорю о лучших из них – потому что подспудно чувствуют, что именно это есть их жизненное предназначение, а не только некий особый гуманитарный «бизнес». Они воплощают заложенные Богом в них дарования, не особенно рефлектируя по этому поводу. Они просто наращивают обороты и, не давая себе роздыху – трудятся.
Они знают что такое «патриотизм» не по словарю иностранных слов.
Они и есть – патриоты.
В случае Александра Колесова я лично наблюдаю такой труд уже более десяти лет. Потому и свидетельствую.
Конечно, ему помогают. По всему миру у него есть соратники и сомышленники. Но он один отвечает за все, вплоть до того, что зачастую сам разрабатывает оформление своих книгоизданий.
…Мне радостно, что нынешняя ярмарка нон-фикшн отметила его подвижническую работу. И непосредственная реакция его мне очень понравилась: «Слава Богу, – говорит, – что я не один такой».
-
Сегодня - День писателя. От души поздравляю всех пишущих, всех, кому знаком трепет творчества, терзания поиска и радость находки нужных слов, всех, кому есть что сказать, чем поделиться, всем, у кого мы можем поучиться и приблизиться - путь ненамного - к истине жизни!
Успехов всем и безуныния, веры и твердости. Если Господь привел вас на многотрудный путь литературы, если отметил печатью Своей, Он вам всегда и поможет, не сомневайтесь. Дерзайте, друзья!
-
http://morriganvitad.livejournal.com/60231.html
В Санкт-Петербурге на выходе из станции метро Политехническая почти каждый день стоит 80-летняя бабушка и продает книги со своими стихами и переводами. Это известный и замечательный переводчик с английского ГАЛИНА СЕРГЕЕВНА УСОВА, автор многих переводов из Вальтера Скотта, Байрона, Агаты Кристи, Толкиена, австралийской народной поэзии, английской фантастики.
UPD/http://www.spb.aif.ru/culture/article/55317
«Обыкновенный петербургский писатель»
Люди, прочитавшие в интернете о нищенском существовании писательницы, приезжают на «Политехническую» и пытаются дать женщине денег безвозмездно. Усова денег не берет и сердится на пожертвователей. Писательница не принимает даже подарков. Студентка Политеха решила преподнести женщине коробку конфет к 8-му марта, но та отказалась со словами: «У меня все есть, оставьте себе».
-
Уильям Фолкнер. Речь при получении нобелевской премии
http://lib.ru/INPROZ/FOLKNER/s_nobelewka.txt
Я думаю, что этой премией награжден не я, как частное лицо, но мой труд - труд всей моей жизни, творимый в муках и поте человеческого духа, труд осуществляемый не ради славы и, уж конечно, не ради денег, но во имя того, чтобы из элементов человеческого духа создать нечто такое, что раньше не существовало. Вот почему мне эта премия выдается только по доверенности. Денежной ее части нетрудно будет найти применение, достойное ее истинного назначения и сущности. Но я хотел бы найти то же применение и чести, которой я удостоен, использовав для этого сегодняшнюю кафедру, с которой я могу быть услышан молодыми людьми, уже обрекшими себя на то же страдание и труд, что и я, среди которых уже есть тот, кто когда-нибудь поднимется на трибуну, с которой сегодня говорю я.
Наша нынешняя трагедия заключается в чувстве всеобщего и универсального страха, с таких давних пор поддерживаемого в нас, что мы даже научились выносить его. Проблем духа более не существует. Остался лишь один вопрос: когда тело мое разорвут на части? Поэтому молодые писатели наших дней - мужчины и женщины - отвернулись от проблем человеческого сердца, находящегося в конфликте с самим собой, - а только этот конфликт может породить хорошую литературу, ибо ничего иное не стоит описания, не стоит мук и пота.
Они должны снова это понять. Они должны убедить себя в том, что страх - самое гнусное, что только может существовать, и, убедив себя в этом, отринуть его навсегда и убрать из своей мастерской все, кроме старых идеалов человеческого сердца - любви и чести, жалости и гордости, сострадания и жертвенности, - отсутствие которых выхолащивает и убивает литературу. До тех пор пока они этого не сделают, они будут работать под знаком проклятия. Они пишут не о любви, но о пороке, о поражениях, в которых проигравший ничего не теряет, о победах, не приносящих ни надежды, ни - что самое страшное - жалости и сострадания. Их раны не уязвляют плоти вечности, они не оставляют шрамов. Они пишут не о сердце, но о железах внутренней секреции.
До тех пор пока они вновь не поймут этой истины, они будут писать как равнодушные наблюдатели конца человеческого. Я отказываюсь принять конец человека. Легко сказать, что человек бессмертен просто потому, что он выстоит; что когда с последней ненужной твердыни, одиноко возвышающегося в лучах последнего багрового и умирающего вечера, прозвучит последний затихающий звук проклятия, что даже и тогда останется еще одно колебание - колебание его слабого неизбывного голоса. Я отказываюсь это принять. Я верю в то, что человек не только выстоит - он победит. Он бессмертен не потому, что только он один среди живых существ обладает неизбывным голосом, но потому, что обладает душой, духом, способным к состраданию, жертвенности и терпению. Долг поэта, писателя и состоит в том, чтобы писать об этом. Его привилегия состоит в том, чтобы, возвышая человеческие сердца, возрождая в них мужество и честь, и надежду, и гордость, и сострадание, и жалость, и жертвенность - которые составляли славу человека в прошлом, - помочь ему выстоять. Поэт должен не просто создавать летопись человеческой жизни; его произведение может стать фундаментом, столпом, поддерживающим человека, помогающим ему выстоять и победить.
(выделено п/ж мной. - yeguofu)
-
О книге Григория Кружкова "Луна и дискобол. О поэзии и поэтическом переводе".
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2013/3/b16.html
"Подобно тому, как филология вообще, согласно словам С. С. Аверинцева — служба понимания — работа переводчиков вполне может претендовать на имя службы универсальности (состояния, для человека, кажется, столь же соблазнительного, сколь и труднодостижимого). Опыт каждого языка — неизбежно локален, и переводчики нащупывают переходы от одной локальности к другой. Если угодно, они доделывают ту работу, которую не доделал (подозреваю, намеренно) сам Создатель мира, оставив каждого из нас наедине со своими языками. Они заращивают пустоты между разрозненными опытами. Можно было бы поддаться соблазну и сказать, что они делают невозможное (такое, на самом деле, многократно говорилось, притом самими переводчиками, среди которых, в частности, — и Иосиф Бродский) — если бы сам автор книги не принадлежал так убедительно к тем, кто героически и плодотворно сражается с самой идеей непереводимости."
-
Публиковавшийся в журнале “Звезда” в 2005—2007 гг. учебник “Литература. XIX век” Министерством образования и науки РФ допущен к преподаванию в 10 классе.
О Бунине http://magazines.russ.ru/zvezda/2009/1/su19.html
Книга "Русская литература для всех. Классное чтение!" в трех томах вышла в Лениздате http://www.ozon.ru/context/detail/id/19508676/
-
Еще о книге профессора А.Г.Сторожука и др. http://www.karo.spb.ru/1658.html
«Тема смерти вездесуща, от нее просто невозможно уйти или откреститься, и относиться к ней надо крайне бережно и осторожно. При изучении этого пласта верований речь должна идти о намоленности вопроса. Какими бы странными или диковинными ни казались бы нам те или иные верования и ритуалы, если в них верят миллионы человек, они приобретают совершенно реальную силу, реальную намоленность. И вот с этим надо обращаться чрезвычайно аккуратно, – говорит Александр Сторожук. – Еще Карл Маркс, которого трудно заподозрить в идеализме, писал, что идея, овладевшая массами, становится огромной материальной силой. Мы часто недооцениваем силу веры, силу намоленности. Мы очень мало знаем о возможностях человека, о его физических, душевных силах. Поэтому с теми предметами, в которые верят миллионы людей, надо обращаться крайне аккуратно. Я в этом совершенно убежден и по-другому тут быть не может».
http://ru.gbtimes.com/kultura/smert-v-kitayskom-stile
-
Окололитературные страсти кипят. В том числе и в ФБ. Прошу прощения за их, возможно, чрезмерный накал, но, как говорится, из песни слова не выкинешь.
РЕЦЕНЗИЯ
Сильно мной уважаемая, Инна Т.
Как мы с Вами договорились (за сто рублей) я должен был написать положительную рецензию на Вашу очередную детскую книжку. С нескрываемым удовольствием я принялся за дело. Открыл первую страницу, прочитал первый стих и оторопел. Если бы на моей лысой голове были волосы то они, наверное, поднялись бы от возмущения. Вы пишите стихи для детей и вдруг употребляете такое слово, что диву даёшься. Как дети могут читать подобное? Я в растерянности. Я не знаю, может быть в детской литературе сейчас так модно – употреблять слова бытового характера? Может быть, я настолько отстал от жизни, что вообще уже ничего не понимаю? Чтобы не быть голословным – привожу ваш стих «Хвосты» целиком, как он есть в книжке, и пусть читатели нас рассудят. (Ваш индюк, конечно же, просто сама прелесть!)
Если подходить умело,
Хвост у каждого для дела.
Например, вот у коров –
Отгонять им комаров.
Раскрывает хвост индюк,
Трахая своих подруг.
Рыба, шевеля хвостом,
Проплывает под мостом.
Ну, а хвостики у Ленки –
Дергать их на переменке.
Ну, вот сильно мной уважаемая, Инна Т. Как это оно у Вас получается! Вы пишите, Вас издают, а я тоже однажды написал детский стих. Называется он «Зайчик» и никто не захотел его издать. Для примера привожу его здесь, чтоб читатель сам сравнил и оценил достоинства моего произведения (где нет ни одного непотребного слова) с вашим, так сказать, опусом.
Как-то во время концерта (свинья!)
Я к пианистке забрался под юбку.
Так, неожиданно, зайчиком юркнул.
Моцарт звучал – одобряя меня.
За сим, остаюсь, как бы поклонник вашего стихописательского таланта, сильно, от всей души, уважающий Вас – Игорь Божко.
P. S.
Сумму, даденную мне Вами (двадцать рублей сорок копеек) в качестве аванса, считаю возврату не подлежащую, поскольку она была употреблена тут же, после прочтения Вашего стихотворного текста, на злоупотребление горького напитка под названием «пшеничная».
ОТВЕТ ИННЫ Т.
Во первых у меня в стихотворении написано что мой индюк сватает своих подруг, а не трахает их, как вы изволили выразится. А во вторых купите себе хорошие очки и тогда уже беритесь за чтение. И в третьих ваш «Зайчик» это просто дерьмо собачьте! Засуньте его себе в жопу, вместе с теми двадцатью рублями и сорока копейками, которые вы, наглым образом, у меня просто выдурили!
ОТВЕТ РЕЦЕНЗЕНТА.
Глубоко, очень глубоко уважаемая, Инна Т. Я сильно извиняюсь, но мы-то с Вами знаем, что ваш индюк подходил к индюшкам, с раскрытым хвостом, не просто свататься, а чтобы оттрахать их по полной программе. Какое там нахрен сватовство, когда хвост у него уже пошел веером и зоб расколыхался от страсти! Тоже мне нашли благородную птицу, которая сначала сватается, а потом тут же трахается со своим гаремом подруг, как Вы изволили выразится. А мой «Зайчик», который так задел Вас за живое, ещё себя покажет!
ОТВЕТ ИННЫ Т.
Ваш чертов стишок, действительно наваждение! Я постоянно думаю про этого вашего идиотского «Зайчика». Как вы, взрослый человек, ухитрились во время концерта забраться пианистке под юбку? И что вы там делали? Вы щекотали пианистку непотребным способом или чего доброго хотели сделать с ней ЭТО. Но каким образом? Это же чертовски неудобно. Или вы просто сидели под этой юбкой, как мышь и ничего не делали? Тогда я вас не понимаю.
Что касается моего индюка то он, конечно же, подвалил к индюшкам, чтобы перетрахать их всех поголовно без стыда и совести.
ОТВЕТ РЕЦЕНЗЕНТА.
То тоже!
-
•Писатель должен много писать, но не должен спешить.
• Если боитесь одиночества, то не женитесь.
•Где искусство, где талант, там нет ни старости, ни одиночества, ни болезней, и сама смерть вполовину.
• Искусство писать — это искусство сокращать.
• Можно лгать в любви, в политике, в медицине можно обмануть людей, но в искусстве обмануть нельзя.
•Россия — громадная равнина, по которой носится лихой человек.
•Интеллигенция никуда не годна, потому что много пьет чаю, много говорит, в комнате накурено, пустые бутылки...
•Тот, кому чужда жизнь, кто неспособен к ней, тому ничего больше не остается, как стать чиновником
Антон Чехов
-
Конкурс хокку о литературе и чтении! С 20 мая по 10 июня, совместно с издательством "ЭКСМО".
Все Мэджик Букрумы планеты, совместно с издательством "ЭКСМО", начинают конкурс хокку о литературе и чтении!
Конкурс посвящается шикарному сборнику "Японская классическая поэзия" серии "Библиотека всемирной литературы".
Чтобы
- получить призы от издательства и от нас,
- попасть в финальный сборник лучших конкурсных работ,
- запечатлеться на магнитах и наклейках
- и вообще прославиться, вам нужно
написать хотя бы одно хокку о литературе и чтении и прислать его на адрес vmeste @ dodo-space . ru. Напоминаем: хокку - короткое поэтическое высказывание из трех строк, где в первой и последней строках - 5 слогов, а в средней - 7.
Попечитель конкурса - великий переводчик с японского Дмитрий Коваленин, автор переводов сэнсэя Харуки Мураками.
Оценки Попечителя будут ключевыми при выборе победителей. Также в жюри Максим Немцов, переводчик, редактор, и учредители Мэджик Букрум:
- литературный критик, профессиональный читатель и фанат поэзии Александр Гаврилов,
- переводчик и редактор Шаши Мартынова,
- литературный агент и ценитель смелых экспериментов в литературе Наталья Санина
- книгоман Мария Сарычева
- фанат поэзии и издатель Михаил Штерн
Праздник чтений ваших хокку, финал конкурса и литературно-чайная церемония состоятся 14 июня, в пятницу, в Додо/ЗИЛ.
Специально для вас несколько примеров для ориентировки:
весь пирог съеден,
взметнулась колода карт.
Алиса, вставай!
***
читал до зари
вечерней иль утренней,
забыл, не важно.
***
пароль и отзыв.
уходим к Синим горам.
казад ай-мену.
***
Темза, трое, тишь.
впереди рагу, рассвет
и ужас дождя.
***
грокаешь ли ты,
каково это - грокать
во всей полноте?
Ждем ваши работы на конкурс! http://dodo-space.livejournal.com/726442.html
-
Дмитрий Конаныхин. Заметка 101. ДУРАЧОК (стародавнее, послевоенное, из главы "Нинкин борщ", год 1952-й от Рождества Христова).
"- Семенов!
- Здесь!
- Сидоренко?
- Тута.
- Тарасюк?
- Его нет, Таисия Тимофеевна, у него отец тово...
- Ясно. Терещенко?
- Тута.
- Надо говорить "тут", Коля. Ты же уже целый месяц учишься, первоклассник.
- Хорошо, Таисия Терентьевна.
- Тищенко? (пауза) Тищенко? Ваня Тищенко, я же видела тебя в коридоре!
Тихий детский смех серой мышью забегал по партам 1 "Б" класса Топоровской средней школы. Девочки прыскали в кулачки, покачивая огромными бантами, а мальчишки толкали друг друга в бок и вертели стриженными "под ноль" или "под бокс" головами.
- Ребята! Что случилось? Где Ваня?
- Он здесь, Таисия Терентьевна! - пискнул кто-то сзади.
- Так, Герасименко, спасибо. Шутка шуткой, но урок уроком. Где Ваня?
- Тут!!! - раздался хор довольных голосов.
Наконец, Нюся Ващук, самая послушная и спокойная девочка, не выдержала.
- Таисия Терентьевна! - пискнула она. - Вы его не видите. Он здесь. Он под партой!
- Под партой?! - изумилась Тася.
***
...Тася подошла к парте, на которой аккуратно лежали учебник и тетрадка. Непроливайка была аккуратно накрыта картонным кружком. Из под парты раздавалось тихое бурчание. Тася наклонилась.
- Ваня?
Ваня, круглощёкий мальчик со смешным белым чубчиком на коротко стриженой круглой голове, не обратил ни малейшего внимания на учительницу. Он по-крестьянски основательно устроился под партой. На полу был расстелен маленький кожушок, вытертый до дыр бабушкин старинный шерстяной платок висел на крючке, изображая то ли дверь, то ли занавеску. Ранец был прислонен к боковине парты, и Ваня как раз был занят тем, что вынимал оттуда большого, флегматичного рыжего кота. На полу уже стояло блюдечко с налитым молоком.
Дети вокруг хихикали, ложились на парты, стараясь рассмотреть рыжий хвост.
- Ребята, тише, пожалуйста. - Тася поднялась, лихорадочно соображая, что же ей делать.
Ещё чуть-чуть и класс можно будет не собрать - все смешинки будут вываливаться из детишек до последнего урока. Но устраивать наказание Ванечке она тоже не хотела. Она и так потратила почти месяц, чтобы этот замкнутый мальчик перестал шарахаться и плакать.
***
...Ваню привела в Топоровскую среднюю школу его двоюродная тётка, "сумасшедшая Бублиха", которая дружна была с Тасиной свекровью. В школе было пять переполненных первых классов. Четыре учительницы со стажем "костьми легли", положили весь свой авторитет, чтобы подобрать себе детей получше. А Ваня, этот тихий, никого не слышащий мальчик, который выглядел много младше своего возраста и постоянно возился со своими куклами и рыжим котом - кому он был нужен? «Дурачок» - это было самое мягкое определение Вани, которое шептали в школьных коридорах.
Бублиха плакала, рассказывая, как долго расспрашивали её, как долго с Ваней разговаривали учительницы. Да, они знали его историю, но... Но Ванино странное поведение, вне всякого сомнения, прямо указывало на болезнь. На серьёзную болезнь. Которую надо лечить в специальной школе. Ну не имеют они права брать такого мальчика. Вот тогда-то Ульяна преодолела себя, загнала под лавку ревность к невестке и пошла на другую половину дома, где Тася готовила скромный ужин. Тася пришла на половину свекрови чуть позже, аккуратно притворила дверь в веранду, придвинула табуретку к теплой печке и тихонько села.
- Уля, - Бублиха вытирала слезы платком, - Уля! Они ж всё слышали, курвы! Я ж им всё-всё рассказала, Уля! Ой, как же я плакала, как в ноги им кланялась!
Бублиха увидела Тасю, поздоровалась, но не могла перестроиться сразу - её душила обида, слёзы так и брызгали из ее глаз.
Это была крупная, костлявая женщина, довольно вредная, но не подлая. Крупные черты её лица были бы даже приятны, если бы не какое-то неприятное выражение тупой покорности. Родом Ангелина Чапецкая была из Мироновки, до войны перебралась в Топоров, где быстро вышла замуж за Тольку Захаренко, электрика колхоза. Толька был почти на голову ниже своей жены, щуплый и кривоногий. Он был из многочисленного и довольно завалящего топоровского рода, который был настолько известен своей какой-то особенной пустяковостью, что любая топоровская девушка сочла бы за оскорбление выйти замуж за кого-нибудь из Захаренков, Поэтому все Захаренки женились на девушках из окрестных маленьких деревень и хуторов. Толька был особенно горделив и мелочно взодрен. Он и женился-то на Ангелине только прельстившись габаритами своей будущей жены. Впрочем, её он быстро «согнул в дугу» и с удовольствием поколачивал. Хозяйка она была никудышняя, вся какая-то разобранная, «мечтательная». Да и Толька не отличался хозяйственностью. В хате у Захаренков никогда не было чисто, но дети рождались год-в-год. Да и какой-никакой, но достаток был. От сознания своей важности Толька ещё и загулял с медсестрой из больницы. Колотил он свою жену нещадно, не обращая ни малейшего внимания на ее многочисленные беременности. И Ангелина, воспитанная в особом почтении к вечно сердитому отцу, и не думала даже защититься, хотя могла сбить своего тщедушного мучителя одним ударом. Она падала на колени, чтобы закрыть живот, подставляла Тольке спину, и только вскрикивала свое привычное: «Ой, Толенька! Ой! Толенька, дай же скидку на детей!». Известие о том, что Толька погиб где-то под Харьковом, пришло в её пустую хату уже после войны. Хата же Ангелины была пустая потому, что в оккупацию все дети умерли от менингита. Всех она отнесла на кладбище, всех. И двух мальчиков. И двух девочек. Над могилой младшенькой своей, трёхлетней Сашеньки, Ангелина натурально сошла с ума. Она сидела над могилками детей в ожерелье из засохших бубликов, крошила их и рассыпала крошки птичкам, не обращая внимания на снег и мороз. И тогда Ульяна, услышав сплетню о «дурной Бублихе», прокляла рассказчицу до седьмого колена, побежала на погост, нашла там улыбавшуюся Ангелину, привела домой и месяц ее выхаживала. А когда Ангелина пришла в себя и завыла раненым зверем, проклиная Господа-Бога и всё его небесное воинство, тогда маленькая Ульяна подняла ее с полу, устроила на кровать, положила седую голову Бублихи себе на колени и долго-долго пела какие-то сказочки, да слёзы вытирала. С того дня Бублиха и прикипела всем сердцем к Ульяне и поверила в неё, как в ангела...
- Уля, а я ж им и говорила, молила: «Как же, мол, так, как можно? Ведь мальчик-то он хороший, послушный, добрый-то какой, так ведь сирота же! - Бублиха задыхалась от задавленных слез и возмущения. - Я ж им так и сказала, что Ванечка, он не может, не может сразу-то, вот так вот, сразу, привыкнуть. Я ж его неделю в лесу искала, целую неделю по лесу ходила! Он же ж, как их хату банда запалила, так в маленькое окошко, что в клуне было, его сестра моя-то и протолкнула, он и убежал, а Сергей уже мёртвый был. А она, бедняжечка, так и сгорела. И Варя, и Паша, дочки, племянницы мои, значит, тоже, тоже - все чисто сгорели.
Тася дёрнулась, но свекровь ей только глазами показала: «Сиди, мол, тихо, потом расскажу». Тася затаилась.
- Я ж его как нашла, так он всего боялся, Улечка. И меня боялся. Я ж за ним ужас как много бежала. А он маленький, как зайчик, между кустов, между кустов. А потом рванулся, закричал, закричал, мое серденько, - Бублиха опять вытерла щёки мокрым уже платком, - А я его ж так прижала к себе, как Сашеньку мою, он же почти такой же был, как моя младшенькая. Только кричал вот так вот: «Ы-ы! Ы-ы!»
Тася понимала, что свекровь дает возможность Бублихе выговориться, а сама начала догадываться, зачем Ульяна ее позвала. Бублиха громко высморкалась и продолжала говорить тихо, почти шёпотом, смотря в темное окно. И ненависть черной смолой закипела в её голосе.
- А я ж и говорю им, что три года учила Ванечку разговаривать. Только он не торопится никуда, думает, боится не так сказать. А сказки дома очень даже хорошо читает. Особенно про котов всякие рассказы. Я даже просила нашу фершалшу, чтобы она мне привозила книжки разные про котов и кошек, чтобы Ванечке читать. А они говорят: «Мы желаем вам самого лучшего», да что «надо, чтобы мальчик был под присмотром».
Бублиха засверкала глазами, что, вообще-то было для неё совсем несвойственно.
- Знаю я этот присмотр! - грянула она. - Не бывать такому, чтобы Ванечка оказался в таком месте!
Она всей потерянной и забитой душой пылко и истово полюбила Ванечку. Он был для неё «светом в окошке»; его улыбками, слезами, пяточками, вихрами, синяками, шишками, радостями и обидами жила она все эти годы. Единственное, что держало её на этом свете, была любовь к осиротевшему племяннику. И давно она поклялась себе самой, что сделает всё возможное и невозможное, чтобы Ванечка ни в чем не терпел нужды, не знал горя. И, столкнувшись в школе с такой, по её мнению, вопиющей несправедливостью, она по старой привычке пришла искать спасения и помощи у Ульяны.
- Думаю, можно помочь. Можно ведь, Тася? - Ульяна повернулась к Тасе.
***
Тася понимала - только важность дела заставила свекровь обратиться к ней за помощью.
Сколько уже лет прошло, сколько было обид накоплено и забыто, но Тася так и не могла до конца понять, почему свекровь с такой силой ее невзлюбила. Это было какое-то наваждение. Местные топоровские жители, давно знавшие Ульяну, рассказывало Тасе о доброте, щедрости и каторжном трудолюбии свекрови. Были, конечно, и такие, кто больше любопытствовали, хотели выковырять хоть какую-то сплетню, но и те, «на кривой козе заезжая», начинали всегда уважительно. Но все так и продолжалось - отмерянные слова, паузы отчуждения и постоянный, изучающий и внимательный лед серо-голубых глаз. Тася пыталась привыкнуть, понять, как-то приспособиться, однако дистанция, казалось, только увеличивалась, вражда покрывалось коростой обид и придирок. Вася пытался примирить мать и жену, но даже совместные бессонные ночи во время болезней маленькой Таточки, вся сила материнских инстинктов не могла преодолеть столкновение двух характеров.
Тася, как могла, отстранилась от всех совместных семейных празднеств, дней рождений и именин, тем более, что работа в Журовской школе совершенно не оставляла ни малейшего времени для общества свекрови. Тася уходила из дому на рассвете, приходила вечером, хлопотала на своей половине дома. Да, забыл сказать, что после давнишнего странного и страшного случая с внезапной болезнью Таточки Вася успел пристроить ещё две комнаты к бывшей кладовке, в которой сперва жила молодая семья. Так Тася стала хозяйкой половины дома, но её жизнь всё равно оставалась на виду у свекрови.
После перевода в Топоровскую школу Тася стала проводить больше времени дома. Радовалась ли она такому облегчению? Как сказать... С одной стороны всё было хорошо - Таточка, Вася, новая работа, большая школа, появились статьи в «районке» о передовой учительнице. А другой стороны... Иногда она судила себя за то, что променяла Журовку на Топоров, но было уже поздно что-то менять назад - слишком много людей на неё надеялись.
Но ей все равно казалось, что она потеряла какую-то независимость. Независимость, наверное, всё-таки, не очень верное слово. Она пыталась понять, что же она потеряла, и не могла. Но чувствовала эту потерю. Смешно сказать, но она скучала по одиночеству дороги, по весу вещмешка с тетрадями, по лужам и косому дождю.
Ей непривычно было самой себе признаться, что она стала испытывать такое ощущение потери.
Она потеряла горизонт.
Потеряла те удивительные минуты, когда серая занавеска облаков вдруг начинала тлеть снизу, когда лучи ещё скрытого за горизонтом солнца бросали жемчуг и золото вверх, когда эхо ее шагов, хихикая, убегало вперед и терялось среди нараставшего шума просыпавшегося дня. Потеряла тёмные зимние рассветы, запоздало нагонявшие ее уже на подходе к Журовке, или сырые, страшные осенние ночи, забрызгивавшие холодной липкой грязью с ног до головы. В такой темноте она обычно думала о корабле, который шёл в это же время где-то за тысячу километров от неё - и там, на корабле любимые синие глаза смотрели на чёрные рваные волны.
А прозрачные, терпкие, хрустальные осенние туманы? Или пьяный весенний гул, зеленым маревом покрывавший бесстыдно раскрывшуюся землю? Когда всё тело звенело от соков, его наполнявших? Когда жить хотелось, и хотелось прижиматься, чувствовать крепкие руки, сильные и шершавые, как корни большого дерева, пить поцелуи, нежные, как полет ангела, и горячие, как укусы, и хотелось срываться в головокружительную скачку и кричать, кричать и петь...
Тася потеряла чувство растворённости в окружавшем ее мире. Только в те часы своих бесконечных походов она оставалась наедине сама с собой и наедине - со всем миром. Когда ей удавалось выспаться, и вещмешок был полупуст, то она тогда шла вприпрыжку, как девчонка. Рассветы её юности обесцветились в памяти, они были расстреляны под Киевом, сожжены и пеплом засыпаны, ее девичьи закаты были растоптаны войной и забрызганы гноем, казалось, старательно забытых ужасов.
Она училась открываться новым рассветам. Что-то напевала, рукой сбивала предрассветную росу, смеялась, видя, как охрипшие после ночи коты пробирались по сырой траве, подчеркнуто брезгливо отряхивая каждую лапу, она слышала каждый вздох просыпавшегося мира - голосочки телят и глухое мычание коров, блеяние коз, возню заполошных кур, гоготание гусей, которых хозяйки торжественно выпускали из дворов, брань воробьёв, барабанную дробь аистов, смешно выплясывавших в своих огромных гнездах. Предутренний воздух всегда был настолько чист, что звуки разносились далеко-далеко и поднимались вверх, к самим гаснущим звездам. Месяц ещё светил в небе яркой долькой, но уже не играл в свои колдовские игры. Все радовалось близкому рассвету. И Тася радовалась.
Она любила и предвечернее время, когда день успел устать, но сумрак ещё не начал сгущаться. Когда жара нагревает песок дороги и поле так, что воздух начинает дрожать над горизонтом жидким серебром. Или когда воздух дня полон и густ впечатлениями, а серый мелкий дождь, сеявший весь день, как из сита, на какое-то время перестает оплакивать ушедшее лето и распахивает перспективу убегающей вдаль дороги, бесконечные поля с ещё желтой стерней, а полынь и череда добавляют особенной горчинки.
В дороге Тасе думалось особенно вольно.
Её маленькие ножки привычно вышагивали свои 22300 шагов в одну сторону (прописью - двадцать две тысячи триста, около 12 км), она привычно улетала взглядом до самого горизонта, и события дня вставали перед ней - глаза детей, их смешная возня на задних партах, старательные макушки и скрип перьев, когда они учились писать с особенным нажимом, выделяя прихотливые завитушки.
Тася искренне радовалась, что осталась учительствовать в младших классах. Она училась учить детей, одновременно, как всякая мама, учась воспитывать дочку, доченьку, дочу - маленькую рыженькую Зосечку. Она особенно вольно чувствовала себя в начальных классах, и её профессиональная фантазия расцветала.
Она придумывала сказки и концерты для своих первоклашек, вытирала им сопли, учила держать ручку, учила сидеть, бегать, читать, учила думать и самостоятельно искать ответы на вопросы, больше всего она учила их любопытничать. А как ещё могла она отогреть этих деток, которые свои самые счастливые первые годы жизни провели в хлевах, с грудным молоком всасывали страх и забитость матерей, научились прятаться, как серые мышки, при звуках непонятной чужой речи?
Тася на всю жизнь запомнила свой первый первый класс...
Господи, как ей хотелось плакать, когда эти детки, как галчата, тянули худые шейки! А ведь только к шести из двадцати семи вернулись отцы... Семерых сирот привела родня. Запомнила эти самые первые минуты и часы, когда она улыбалась, рассказывала, чему будет учить, а самой хотелось убежать куда-нибудь в поле, упасть на землю и выплакаться - столько отражённого горя плеснуло на неё из тех открытых удивлением и счастьем детских глаз... Столько судеб мелькнуло перед ней в этих простых «погиб, пропал, погиб, погиб, убили, нету, умер, умерли». Слишком это было неправильно - слышать все эти слова от маленьких детей. А они заглядывали ей в глаза, искали в ней, в двадцатичетырехлетней девочке искали радость и чудо, которых так им не хватало.
Она тогда на минутку вышла в коридор, который стал быстро и липко темнеть в глазах. Тася прислонилась к стене, закрыла глаза и стала тихонько молиться. И сказала она, что услышит каждого, что примет в душу каждого цыплёнка, отогреет, научит, обязательно научит всему, что только знала, во что верила, научит радоваться...
Когда Вася опять вырвался на своё синее-синее Чёрное море, такое же синее, как его глаза, она с радостью перебралась от свекрови в Торжевку, обставив этот, конечно же, временный переезд самым деликатным образом и объяснив, что к Журовке идти из Торжевки поближе будет. В Торжевке, одинокими днями и ночами 48-го и 49-го годов, когда Вася только изредка присылал ей весточки то из Одессы, то из Новороссийска, то из Керчи, этими долгими ночами, баюкая Таточку, она думала, думала, думала.
Ее обещание не давало ей покоя, подгоняло, скручивало время в тугой жгут, жгло её углем, но не болью, а каким-то особым азартом. И она тихонько вставала, стараясь не разбудить маму, которая, конечно же, просыпалась, Тася зажигала маленькую керосинку, которую купила на первую свою послевоенную зарплату, и лихорадочно записывала свои придумки. А было и так, что Антонина, тяжело ступая раздутыми злой водянкой ногами, подходила, закутывала Тасю шерстяным платком, присаживалась сама, сдерживая одышку, и слушала горячие Тасины слова, да рассказывала, что сама знала, о Журовских фамилиях, о том, кто чьего роду-племени, или рассказывала о своем гимназическом учении, о старых, давно забытых учителях.
Тася слушала, по детской привычке забравшись на стул с ногами и поджав колени к подбородку, изредка вскакивала и делала какие-то пометки мелким, но очень старательным почерком. Потом, уже по дороге в Журовку, если не было дождя, она доставала эти свои ночные записи и дальше её глаза уже видели не петлявшую по полям тропинку, а что-то спрятанное в складках времени. Она видела уроки и детей, себя, склонявшуюся над их тетрадями, она из сада заглядывала в окна класса и одновременно видела сверху, от потолка, как они все сидят - её ребята. Она засиживалась после уроков в школе, стараясь записать, пока не забыла, какие-то свои мысли, которые она, словно за хвост, пыталась поймать во время уроков. А было и так, что во время «уроков-почемучек» ребята сами задавали такие вопросы и так фантазировали и спорили друг с другом, что Тася тихонько пряталась за их спинами и лихорадочно записывала в свой пухлый офицерский блокнот всё, что услышала...
И, встретив внимательный взгляд свекрови, Тася сразу же приняла решение. Она невольно засмотрелась на голубизну свекровиных глаз, которые потеряли привычную замкнутость и на минутку оттаяли. Бублиха ещё что-то бормотала, вернее, ей казалось, что она ещё рассказывает, но на самом деле, она лишь жевала губами, что-то беззвучно приговаривая. Её натруженные руки тряслись, но дыхание уже успокаивалось, как у выплакавшегося всласть ребенка.
- Конечно. Конечно, поможем.
В наступившей тишине, перемежаемой только усталыми вздохами настенных часов, Тасины слова прозвучали неожиданно хрипло. Тася откашлялась, посмотрела на вскинувшуюся Бублиху и повторила со всей убежденностью.
- Я очень постараюсь.
***
...Тася села на корточки рядом с партой. Класс замер.
- Ваня. Ва-а-аня.
Ваня поднял глаза и приветливо улыбнулся.
- Вот. Смотри, Тася. Смотри, он сейчас пить будет.
- Ваня, у нас урок.
- А я - капитан. У тебя ведь тоже муж капитаном был. Ведь был же, да? Да? - Ваня посмотрел на Тасю. - Мне Ангелина сказала.
- Нет, мой муж не был капитаном. Он был лейтенантом. На эскадренном миноносце. Так, Ваня. Сейчас я дам классу задание и вернусь. Дождись меня, капитан.
Тася поднялась, встретила взгляды класса.
«Срочное погружение!» - раздалась тихая команда из-под парты.
Раздался громкий вздох, но Тася успела не дать им захохотать.
- Ребята! Сегодня наша задача - научиться рассчитывать курс подводной лодки! - выпалила она скороговоркой.
Тася импровизировала на ходу, видя изумленные глаза детей. Шумный выдох.
- Таисия Терентьевна!
- Да, Серёжа?
- Какой курс? Какой лодки?!
- Теряем время. - Ее глаза загорелись, она придумала. - Серёжа Клименко и Петя Шулькевич. Выходите к доске. Ваня Тищенко сегодня капитан подводной лодки. Вы - офицеры штаба нашего военно-морского флота. На горизонте немецкий крейсер. Вам надо посчитать, куда Ваня должен привести свою подводную лодку для атаки.
Она повернулась, продолжая объяснять про «пункт А и пункт Б». Из-за Ваниного портфеля на нее смотрели внимательные серые глаза рыжего кота. Ваня лежал под партой на животе, головой в проход между партами, и перерисовывал в тетрадку схему, которую рисовали на доске два мальчика, тихонько толкаясь локтями..."
P.S.
Этот мальчик-дурачок, несчастный сирота, аутист, которого моя бабушка, заслуженный учитель УССР Анна Григорьевна Токарская учила под партой, стал командиром одного из первых атомоходов.
Бравый мариман, Герой, приезжая в Макаров, всегда приносил бабушке охапку роз на радость добрым людям и скрежет сердец соседям.
-
Дмитрий Конаныхин. Заметка 101. ДУРАЧОК (стародавнее, послевоенное, из главы "Нинкин борщ", год 1952-й от Рождества Христова).
Очень сильно. Насквозь пробирает.
-
Со страницы Юрия Буйды в ФБ https://www.facebook.com/yuri.buida/posts/551083981620992
Яблоко Макса
Городской сумасшедший Тихий Коля умер в десяти шагах от меня. Жалко улыбнувшись, он медленно, не спуская с меня взгляда, упал — сначала на колени, потом на живот — в алую пыль Семерки, подсвеченную закатным солнцем, — из его разжавшейся ржавой руки выпало золотое яблоко, которое покатилось к ногам мальчика, объятого ужасом и замершего в нерешительности: я лихорадочно соображал, бежать ли мне прочь — либо поднять яблоко, сверкавшее так, словно оно было облито жидким стеклом...
Нас связывала только память о прекрасной Магилене. Кому пришло в голову назвать так эту девочку в голубом платье, с голубыми бантами в ярко-пшеничных волосах, всегда гулявшей с тщательно вымытой, ослепительно белой собачкой, клички которой я уже не помню? Магилена. Прекрасная Магилена. Была средневековая повесть о прекрасной принцессе Магилене, но эта девчушка, конечно же, не имела никакого отношения к героине повести. Она была младше меня года на три, то есть на сто лет, мы жили по соседству, она была внучкой или правнучкой Макса — единственного немца, которого не депортировали в 1948 году, потому что он владел секретом выращивания удивительно красивых роз. Таково было всеобщее убеждение жителей городка. Иначе как, в самом деле, объяснить, почему из бывшей Восточной Пруссии выслали всех немцев, кроме Макса? Из-за роз. Да еще, может быть, из-за яблок, за которыми он ухаживал в саду психбольницы. Яблоня к яблоне, яблоко к яблоку. Таких больше ни у кого в городке не было. Выродились. Надо было знать, как за ними ухаживать. Знал только Макс. Яблоки, которые он выращивал в больничном саду, так и назывались — яблоки Макса.
Мы забирались в сад психбольницы вовсе не за яблоками. Здесь было немало укромных уголков, где можно было спокойно покурить без риска нарваться на взрослых. А если нас застукивал Макс, мы знали: этот не выдаст. Мы валялись в высокой траве, дымили дешевым табаком и ждали, когда к Максу прибежит Магилена. Ее голубое платье, ее голубые банты, ярко-пшеничные волосы, ее ослепительно белая кудлатая собачка — все это вспыхивало за деревьями, мчалось, нарастало, заполоняя сад, словно сюда ворвалась взрывающаяся на ходу комета... Мы обменивались иронически-скептическими репликами, боясь признаться себе, что она — прекрасна. Вкусны ли были яблоки — не помню, а вот ощущения света, блеска, яркости, сияния, связанные с юной Магиленой, — живы и сильны до сих пор.
Сумасшедший Тихий Коля ходил за нею хвостом, по обыкновению жалко улыбаясь и всегда — наготове — с золотым яблоком в руке, густо поросшей рыжим волосом. С яблоком для Магилены. Если вдруг захочет. Над ним, конечно, издевались — он не обращал на это внимания. Когда она (мы жили по соседству) дразнила меня, плюхаясь тяжелой мякотью ягодиц на мои колени и требуя, чтобы я держал ее крепче, крепче, еще крепче, не то она упадет, черт возьми, — Тихий Коля подглядывал за нами в щелку, прячась за забором, сжимая золотой плод в ржавой руке с такой силой, что между пальцами проступали клочья яблочной кожуры.
Она умерла, не достигнув двенадцати. Утонула. Ее хоронили в голубом платье, с голубыми бантами в ярко-пшеничных волосах. Умиленные старухи еще долго рассказывали историю об ослепительно белой собачке, которая тайком от хозяев бегала на кладбище — повыть на могиле прекрасной Магилены. Мне снилась кукла, похороненная вместо девочки, — ночами она вдруг вскидывалась в гробу и норовила укусить меня.
Смерть являлась мне во всем своем блеске и ужасе.
Я много думал о смерти. Сперва мне казалось, что она прячется за дверью, с поразительным искусством нарисованной в углу моей комнаты. Почему вдруг неведомому художнику взбрело в голову написать в углу комнаты чуть приоткрытую дверь, к которой я приникал чуть не каждую ночь, пытаясь расслышать какие-то голоса, шепоты, шорохи, звуки, — о Господи, эта дверь! Мне так и не удалось открыть ее в своих снах, хотя теперь я, кажется, догадываюсь, кого мне предстоит там встретить.
Когда родители покидали дом, где я вырос, вдруг обнаружилось, что крыльцо имеет не четыре, как я всегда думал, а три ступеньки. Три. Но и до сих пор, пытаясь в сновидениях вернуться в родительский дом, я спотыкаюсь — о четвертую ступеньку.
Кажется, Аристотель ввел в эстетику понятие ta genomena — так и было, то есть было именно так, а не иначе, — понятие, до сих пор смущающее тех, кто в поисках гармонии факта и вымысла балансирует между игрой ума и памятью сердца. Иногда я с обескураживающей ясностью понимаю: был Макс, была Магилена, был Тихий Коля, сраженный любовью у моих ног, — а вот яблока, возможно, и не было. Я не уверен. Или все же было? Ведь без него не было бы этой истории...
Мне много раз доводилось видеть похороны и даже участвовать в похоронных процессиях. Мимо нашего дома на Семерке плыла, покачиваясь на выбоинах в краснокирпичной мостовой, выкрашенная черным лаком полуторка с откинутыми бортами, в кузове которой на блестящих еловых лапах и охапках пахучей туи стоял обтянутый ситцем гроб, — за машиной брели родные и близкие, в спины которым дышали полупьяные музыканты во главе с Шопеном, Вагнером и Чекушкой, выдувавшим из своей мятой трубы божественно печальные звуки...
Но вот так, лицом к лицу, я впервые столкнулся со смертью, когда вскоре после похорон прекрасной Магилены ко мне с жалкой улыбочкой ни с того ни с сего приблизился сумасшедший Тихий Коля с золотым яблоком на ладони и вдруг упал и умер, уронив яблоко в алую пыль Семерки — оно покатилось к охваченному ужасом юноше...
И что?
Конечно же, я спотыкаюсь о четвертую ступеньку.
Та genomena.
Умерла Магилена. Умер Тихий Коля. Умер Макс.
А яблоко — катится...
-
Из литературного наследия Ивана Ювачева, человека интереснейшей судьбы, отца Даниила Хармса http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AE%D0%B2%D0%B0%D1%87%D1%91%D0%B2,_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD_%D0%9F%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87
КУРБАН-ДЖАН-ДАТХА, кара-киргизская царица Алая
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XX/1900-1920/Juvacev/kurban_jan_datcha.htm
-
Книги финалистов VIII сезона премии «Большая книга», в том числе "Красный свет" Максима Кантора, на Bookmate http://bookmate.com/library/bigbook2013
-
Про питерскую "внутреннюю эмиграцию" http://magazines.russ.ru/neva/2013/7/13s.html
"В одном из былинных зачинов хипповской «Сказки о царе Опиане, Иване Наркомане и Змее Героиныче» излагается легендарная биография типичного хиппи: «Я Иван-Наркоман, олдовый хипан, родом с Петрограду, с Эльфовского саду, на вписке зачатый, на трассе рожденный, в Сайгоне выращен, в Гастрите выкормлен, от ментов ушел, а уж тебя-то, змеюка бесхайрая, прихватчик левый, глюковина непрошеная, ежели принцессы не отдашь, кильну в момент к басмановой бабушке!» Истинный петербуржец хорошо знает адреса тусовок, обозначенных в этой «телеге».
-
Оставь надежду всяк входящий во вселенную лауреата Нацбеста http://rusrep.ru/article/2013/07/17/figlmigl
-
К 120-летию Маяковского
http://svpressa.ru/blogs/article/71243/
«Натуры талантливые уже по природе своей религиозны: талант есть особый вид религиозного чувства, он есть откровение духа, в природе скрытого, его правды и красоты»
-
Удивительно светлая, добрая и очищающая история. Я хочу посмотреть этот фильм целиком.
Многодетный отец Олег Павлов с детства зачитывался сказкой-притчей Сент-Экзюпери «Маленький принц». И вот когда у него самого начали подрастать дети, Олег решил экранизировать знаменитое произведение.
Целый год он вместе с детьми снимал материал на свою домашнюю цифровую камеру. На днях съемки закончились. Осталось самое главное — монтаж и озвучка. Уже к концу года, когда Олегу Николаевичу исполнится 60 лет, состоится презентация фильма. Скорее всего, она пройдет в кинотеатре города Еманжелинска, где живет доморощенный режиссер.
В прошлом году на семейном совете решили купить камеру и начать съемки. За актерами далеко бегать не пришлось. Все роли сыграли дети Олега Николаевича и он сам. Основной замысел фильма не держится в секрете от будущих зрителей. Порядок в фильме такой же, как и в повести. Сценарный план и диалоги также практически не менялись, лишь некоторые фразы ушли в закадровый текст, а часть слов исполнили новоявленные актеры.
Read more: http://smartnews.ru/regions/chelyabinsk/9119.html#ixzz2aTlYtXMi
Там есть короткий ролик.
Простая работа, без чего-то такого-"эдакого". Но насколько же она превосходит многие профессиональные современные фильмы.
Детство - этот огромный край, откуда приходит каждый! Откуда я родом? Я родом из моего детства, словно из какой-то страны...
-
Из записных книжек Леонида Леонова:
"Все наиболее ценное на свете вытачивается из боли.
Знание помогает заглянуть в бездну, но не содержит указаний, как не сорваться в нее. Самый же прогресс следует уподобить горению бикфордова шнура, — счастье наше в том и состоит, что не видно, как мало осталось до заряда.
Как цветы и дети, книги и мысли есть тот же сгущенный солнечный свет — только после более тщательной перегонки. И самый чистый, самый конечный продукт на этом пути — безмысленная радость о Боге.
Видимо, не зря в молитвах испрашивается лишь спасение души, редко о нуждах тела. Утоление телесной жажды распаляет еще большую , — тогда недостижимое становится смертельным ядом. Все вокруг нас — шлак сжигавших нас желаний. Всей индустрии века не хватит напитать одну утробу.
Только на первых порах нужда была наставницей цивилизации, потом стала прихоть ума.
Россияне с песенкой вынесут любое, от чего Европа сдохла бы, взорвалась бы, взбесилась бы в одночасье."
http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/5810.php
-
СЛОВА
Красиво падала листва,
Красиво плыли пароходы.
Стояли ясные погоды,
И праздничные торжества
Справлял сентябрь первоначальный,
Задумчивый, но не печальный.
И понял я, что в мире нет
Затертых слов или явлений.
Их существо до самых недр
Взрывает потрясенный гений.
И ветер необыкновенней,
Когда он ветер, а не ветр.
Люблю обычные слова,
Как неизведанные страны.
Они понятны лишь сперва,
Потом значенья их туманны.
Их протирают, как стекло,
И в этом наше ремесло.
Давид Самойлов. 1961
-
Евгений ВОДОЛАЗКИН: «История человека важнее истории человечества»
"...мы смотрим на человека во времени и видим человека вне времени! Этот эффект одна студентка, как мне рассказали, остроумно охарактеризовала словом: «хронотоплес». «Лавр» — попытка упразднить время и пространство, точнее — показать, что всё достигается работой духа, если понимать свое время как часть вечности.
Средневековый человек жил в вечности. Его жизнь была длиннее за счет того, что она была разомкнута, не было времени, не было и часов. Время определяли по солнцу. И с пространством было иначе. Дойти до Иерусалима — было подвигом, настоящим, без кавычек. Но при этом люди понимали, что двигаться в пространстве необязательно. И то, чего они хотят достичь за морем, вполне можно обрести и здесь. Вообще в Средневековье с течением времени не связывают особых надежд: люди лучше не становятся; технический прогресс не возвышает дух и сознание. И личная история человека важнее истории человечества: народы не совершенствуются, совершенствуются люди".
http://www.novayagazeta.ru/arts/60213.html?fb_action_ids=613849425323855%2C613845161990948&fb_action_types=og.recommends&fb_source=other_multiline&action_object_map=%7B%22613849425323855%22%3A525454274196381%2C%22613845161990948%22%3A724416960905661%7D&action_type_map=%7B%22613849425323855%22%3A%22og.recommends%22%2C%22613845161990948%22%3A%22og.recommends%22%7D&action_ref_map=%5B%5D
-
Молодым современникам для сравнения. Как мы жили совсем недавно.http://magazines.russ.ru/zvezda/2013/12/10k.html
-
Наверное, мало кто уже знает, что был такой советский поэт, комсомолец-пролеткультовец Джек Алтаузен. Между тем ранние годы он провел в Китае - в Харбине и Шанхае. http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BB%D1%82%D0%B0%D1%83%D0%B7%D0%B5%D0%BD,_%D0%94%D0%B6%D0%B5%D0%BA
Ну, а как примечательный пример его поэзии приведем следующее:
"Я предлагаю Минина расплавить,
Пожарского. Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал,
Случайно им мы не свернули шею
Я знаю, это было бы под стать.
Подумаешь, они спасли Расею!
А может, лучше было не спасать?"
-
Актуально:
А может, лучше было не сдавать?
-
"Их корчит от испуга, когда я показываю истинную русскую душу, не препарированную всеми этими азбуками коммунизма." Андрей Платонов
О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ, или ОБРАЗЦОВЫЙ ДОНОС
Этот документ советской эпохи - донос на писателя Андрея Платонова - появился ровно 69 лет назад. Доноситель - без сомнения - писатель: и память у него цепкая - "магнитофонная", и рука вполне набита. И что с Андреем Платоновичем он в доверительных отношениях - очевидно. В последних записных книжках Платонова телефонов коллег не больше десятка, все абоненты широко известны: Шкловский, Шолохов, Лидин, Бек, Гроссман, Фадеев, Фраерман... Со скрипом отдавая документы для печати, КГБ-ФСБ верны своему принципу: имена доносчиков неизменно купируют. Принцип, конечно, сучий: подозревайте, кого хотите, а лучше - всех и каждого.
Д О Н Е С Е Н И Е
3-й ОТДЕЛ 2-го УПРАВЛЕНИЯ НКГБ СССР
5 апреля 1945 г.
Неделю назад Андрей ПЛАТОНОВ позвонил ко мне по телефону и высказал желание повидаться. Был уже поздний вечер. <...>
Вначале речь его была бессвязной; тяжелое впечатление производил надрыв, с которым ПЛАТОНОВ рассказывал о себе, о своей семейной жизни, о своих неудачах в литературе. Во всем этом было что-то патологическое. Мысль его все время возвращалась к смерти сына, потери которого он не может забыть. О своей болезни - ПЛАТОНОВ недавно заболел туберкулезом в тяжелой форме - он говорит как о «благосклонности судьбы, которая хочет сократить сроки его жизни». Жизнь он воспринимает как страдание, как бесплодную борьбу с человеческой грубостью и гонение на свободную мысль. Эти жалобы чередуются у него с повышенной самооценкой, с презрительной оценкой всех его литературных собратий. <...>
«За что вы все меня преследуете? - восклицал ПЛАТОНОВ, - вы, вы все? Товарищи, я знаю, преследуют из зависти. Редакторы - из трусости. Их корчит от испуга, когда я показываю истинную русскую душу, не препарированную всеми этими азбуками коммунизма. А ЦК за что меня преследует? А Политбюро? Вот, нашли себе врага в лице писателя Платонова! Тоже - какой страшный враг, пишет о страдании человека, о глубине его души. Будто так уж это страшно, что Платонова нужно травить в газетах, запрещать и снимать его рассказы, обрекать его на молчание и на недоедание? Несправедливо это и подло. Тоже это ваше Политбюро! Роботы ему нужны, а не живые люди, роботы, которые и говорят, и движутся при помощи электричества. И думают при помощи электричества. Политбюро нажмет кнопочку, и все сто восемьдесят миллионов роботов враз заговорят, как секретари райкомов. Нажмут кнопочку - и все пятьсот, или сколько там их есть, писателей, враз запишут, как горбатовы». Он вдруг закричал: «Не буду холопом! Не хочу быть холопом!»
<...> Он стал говорить о том, что чувствует себя гражданином мира, чуждым расовых предрассудков, ...верным последователем советской власти. Но советская власть ошибается, держа курс на затемнение человеческого разума. «Рассудочная и догматическая доктрина марксизма, как она у нас насаждается, равносильна внедрению невежества и убийству пытливой мысли. Все это ведет к военной мощи государства, подобно тому, как однообразная и нерассуждающая дисциплина армии ведет к ее боеспособности. Но что хорошо для армии, то нехорошо для государства. Если государство будет состоять только из одних солдат, мыслящих по уставу, то, несмотря на свою военную мощь, оно будет реакционным государством и пойдет не вперед, а назад. Уставная литература, которую у нас насаждают, помогает шагистике, но убивает душевную жизнь. Если николаевская Россия была жандармом Европы, то СССР становится красным жандармом Европы. Как свидетельствует история, все военные империи, несмотря на их могущество, рассыпались в прах. Наша революция начинала, как светлая идея человечества, а кончает, как военное государство. И то, что раньше было душой движения, теперь выродилось в лицемерие или в подстановку понятий: свободой у нас называют принуждение, а демократизмом диктатуру назначенцев». Эту, не лишенную известной стройности «концепцию» ПЛАТОНОВ не захотел развить дальше <...> ПЛАТОНОВ стал говорить о том, что он «разбросал всех своих друзей» потому, что убедился, что люди живут сейчас не по внутреннему закону свободы, а по внешнему предначертанию и все они сукины дети. Здесь последовало перечисление ряда писателей и огульное осуждение их морального поведения. Исключение составил только Василий ГРОССМАН, которого ПЛАТОНОВ ставит высоко и как скромного человека, и как честного писателя. «Даже критика его хвалит, а вот Политбюро не жалует, не замечает, даже кости ему не бросило ни разу со своего барского стола». <...> Я спросил его, как он относится к А.Яковлеву. Платонов махнул рукой сказал: «А разве есть такой писатель? По-моему, это не писатель, а только член Союза».
Верно:
Старший оперативный уполномоченный отделения 3-го отдела 2-го управления НКГБ <подпись>
(Ф. К 1 ос. Оп. 11. Д. 52. Л. 84-85. Копия. Машинопись)
© Центральный архив ФСБ России.
-
Поскольку автор доноса упоминает Гроссмана, остаётся кто-то из этого списка:
Шкловский, Шолохов, Лидин, Бек, Фадеев, Фраерман...
-
Известный китайский писатель Су Тун, оказывается, ярый болельщик футбола, поклонник Марадоны и Кака, сборных Бразилии и Аргентины. И сейчас он на чемпионате мира в Бразилии http://epaper.subaonet.com/gswb/html/2014-06/16/content_213056.htm
-
Я - Варя из "Вишневого сада", а вы? На кастинг не решилась, но тест (https://chekhov.withgoogle.com/) прошла.
26 июня, компания Google объявила о запуске проекта «Чехов жив» – театрализованные онлайн-чтения произведений Антона Павловича Чехова, в которых примут участие сотни людей по всему миру.
Под руководством МХТ имени Чехова и Елены Греминой, эксперта по творчеству Чехова, выбрано около 50 произведений, чтения назначены на 25 сентября 2015 года, но уже сейчас любой желающий может пройти тест и принять участие в кастинге на сайте chekhov.withgoogle.com. Как сообщает РИА Новости, предполагается, что в чтениях примут участие более 500 человек.
Прошлогодний проект "Каренина. Живое издание" здесь (https://kareninalive.withgoogle.com/)
В прошлогоднем проекте «Каренина. Живое издание» впервые в мире более 700 человек в прямом эфире на Google+ и YouTube в течение более 30 часов читали роман Льва Толстого «Анна Каренина».