Некоторие (почему-то) все равно продолжают "пинать" Россию. А че пинать-то - все равно ведь домои тянет. И чтобы там не говорили: "не хочу, не поеду, не тянет..." Все это показуха! Когда остаешься один на один с подушкои - тут перед сном мыслишка-то и засверлит: "Эх-х-х, а дома-то...."
Опять отрывок из Ерофеева - он тут очень точно выразил наши с вами ощущения:
"Знаменитость второго сорта.
Можно привести тысячи доводов против России. Доказать всю ее никчемность, неспособность к труду, обреченность. Тем не менее, Россия
привораживает к себе. Я сам чувствую на себе ее притяжение. Я люблю русскую пытливость, небольшой круг людей, которые живут весело. Смешливо. Безбоязненно. Умеют рисковать. Но это такой маленький кружок. Я бы не мог жить в провинции. Скучно. Нерасщепленность мозгов. У меня смещены понятия. Под словом Россия я воспринимаю этот самый кружок людей, которых я
встречаю в Москве и еще чуть-чуть в Петербурге, и совсем по крохам в нескольких городах. Но чем они мне нравятся? Я мало с кем из них нахожу общий язык. Я не вижу глубокой мыслящей страны. Философов нет. Писателей очень мало. Горстка сильных музыкантов. Горстка художников. Вот и вся моя родина. Остальное — азиатщина. Почему, однако, я не бегу из этой насквозь лживой страны? Потому что моя хата — с краю. Я не хожу каждый день на работу. Не спускаюсь в шахту, не голодаю. Я
живу несколько месяцев в году за границей. Италия, Германия, Франция, США. У меня социальный статус знаменитости второго сорта. Если бы всего этого не
было, я бы взвыл. Меня бы разорвало. Фактически я не живу жизнью российской черни. На полноценную русскую жизнь меня не хватает. Я не иностранец в своей стране, но я и не ее задроченный гражданин. Я из тех happy few, кто может себе позволить любить эту страну странной любовью. Она — моя. Я мысленно совершаю большое количество гадостей, в реальности — меньше, но совершаю. Мне хочется каждому иностранцу дать по морде. Я люблю очнуться непонятно где, голый, сраный, вот с такой головой. Я люблю русских баб. Я могу выпить три бутылки водки и не упасть под стол. Я наплевательски отношусь к своему здоровью, как и все прочие мои соотечественники. Мне привычен русский простор. Но я ненавижу эту страну. Как государство. Как скопище идиотов. Как гнилое место. И — все равно — я не уезжаю. Но я знаю: в старости лучше жить в Калифорнии. Там до лет можно легко дышать свежим воздухом. Плавать на каноэ. Но мне там будет тошно. Мне интереснее с русскими, чем с иностранцами. С русскими веселее. Мне тесно с иностранцами. Мне не хватает в них воображения. Русское воображение — продолжение вранья. У русских сильное
воображение.
Но мне надоело жить в государстве, которое не умеет быть государством. Мне противны фашисты. Радикальные, бритые и умеренные, бородатые. Мне
надоело нытье, беспомощность.
Я живу в России как посторонний, потому что я живу лучше многих и могу себе позволить говорить все, что думаю. Я не боялся власти, я жил свободно в
СССР, я так свободно жил, как никто. Надо мной нет начальства, подо мной подчиненных. Свобода дает мне возможность думать так, как я думаю. Мне
повезло. Но это только временное везение. Я живу совсем с краю. Кто-то живет тоже с краю, но ближе к центру, кто-то живет между краем и центром русской жизни, кто-то живет ближе к
центру, и чем ближе к центру, тем мучительнее и страшнее, тем грязнее и беспомощней, тем отчаяннее, и центр — это ад."
